Кремль 2222: Юг. Северо-Запад. Север

Так что шансов у стрелка было ноль. Понятно, что робота определили на мост не просто так, тактический ход, можно сказать, со стороны нео, – перегородить кремлевским путь к возможному отступлению в Замоскворечье. В общем, ход верный – Большой Каменный мост был давно разрушен, а через Москву-реку и Неглинку не перебраться ни кремлевским, ни нео, хотя мутанты все-таки вели наблюдение со стороны западной и южной стены Кремля – чисто на всякий случай. В общем, осада каменного мешка по всем правилам.

Но в то же время биоробот сидел на мосту не из идейных соображений, а как минимум за обильную еду. И после того случая с пьяным нео если почуявший безнаказанность «Чинук» видел, что кто-то идет по мосту как минимум без турьей ноги, сразу срезал диском метров за сорок до баррикады, а потом лакомился телом незадачливого путешественника. Того же, кто был в курсе, на том же расстоянии обступала пристяжь. Один забирал мясо и нес хозяину, остальные караулили ходока. Проверив плату за службу на качество, «Чинук» или милостиво отпускал носильщика-нео, или же, если тому требовалось перейти через мост, лязгая гусеницами, сдвигал с места свою многотонную тушу и честно пропускал разумного клиента, несмотря на протестующие вопли туповатой пристяжи с ограниченными функциями встроенного мозга.

У Данилы с незнакомцем мяса не было. А другой дани био не принимал – жратвы ему вместе с пристяжью на день надо было о-го-го сколько. Разве что несколько нео отстрелить, пока они в тумане бродят, беглеца ищут? Но тогда не было ни малейшего шанса уйти по открытому и свободному от развалин участку Васильевского спуска с телами убитых мутантов на плечах. Просто не успеть, догонят как пить дать, к гадалке не ходи.

– Это что за хреновина? – наконец спросил незнакомец.

Данила рискнул приподняться и выглянуть за стену. Ну да, так и есть, стрелок «Чинука» рассматривал целых полторы минуты. Еще не хватало, чтобы их нео догнали с такими-то перерывами в забеге. Он что, «Чинука» первый раз видит? Тоже мне, диковина. Или, может, он про пристяжь спрашивает? Не всякий био серии В всех своих вспомогательных роботов сохранить смог. Хотя те, кто не сумел хоть одного сберечь, давно с голоду подохли…

– Биоробот, – буркнул Данила. Времени рассусоливать не было, а что задумал незнакомец, было до сих пор непонятно. Сзади нео вот-вот появятся, спереди био, справа Кремль, слева, за развалинами Форта, – армия осаждающих. Куда ни кинь, везде труба, а он тут очевидным интересуется…

– Био – это значит с живыми мозгами? – уточнил стрелок.

– Вроде того, – согласился Данила, все больше тоскуя. Похоже, невесть откуда свалившийся спаситель все-таки прогулялся по Полю Смерти. Сегодня мозги спеклись наполовину, завтра вторая половина через нос и уши потечет вместе с расплавившимися лицевыми хрящами. Причем сомнений больше не было. Ну как иначе объяснить, что человек в здравом уме будет целиться из фузеи в боевого биоробота? Вот вскинул плавным движением свою длинностволку, колпачок с трубки откинул. Ну-ну, давай, вперед. Ту тварь из двадцатичетырехфунтовой пушки не пробить, а тут – фузея…

Отрывисто тявкнул выстрел, и Данила невольно поежился – так и нарисовалось в голове, как где-то в тумане вытянули морды в их сторону рыскающие нео. А значит, времени у них…

– Быстрее, чего встал?

Ничего не понимая, Данила чисто по инерции рванул за сорвавшимся с места незнакомцем. Перемахнул ненадежное укрытие, ощетинившееся кривыми зубьями рыжей от ржавчины арматуры – и на бегу, рискуя зарыться носом в траву, тряхнул головой и сморгнул, с силой смыкая веки.

Не помогло. Морок не исчез. Все так же нелепо, словно пьяный, дергался на мосту «Чинук», бестолково и бессистемно вращая гусеницами, – того и гляди в воду свалится.

Вот одна из гусениц наехала на паукообразного робота, вместе с остальными бестолково суетящегося около хозяина, – и до Данилы донесся слабый треск, словно там, на мосту, раздавили большой орех. Остальная пристяжь порскнула в стороны и замерла в отдалении.

Капли пота повисли на бровях и ресницах. Дыхалки пока хватало, но Данила понимал – это ненадолго при такой сумасшедшей скорости бега. Непонятно, что повредил биороботу своим выстрелом стрелок, но если «Чинук» перестанет танцевать, словно поддатый пахарь на Ивана Купалу, то несутся они прямо в лапы неминуемой смерти. Вон и пристяжь насторожилась и повернула в их сторону свои стальные челюсти. Конечно, от одного еще, наверно, можно отпинаться, но от трех – вряд ли получится.

Тем временем, не снижая скорости, незнакомец вытащил из-за пазухи что-то, смахивающее на незрелое яблоко, и, куснув его на бегу, бросил в сторону баррикады. После чего грохнулся на землю и даже проехался с полметра на брюхе по инерции:

– Ложись, дурень!

Данила, инстинктивно повинуясь приказу, рухнул следом, чуть не воткнувшись носом в каблук стрелка, подкованный медными гвоздиками. И только, одумавшись, хотел спросить, с какой это радости они разлеглись посреди площади, как на баррикаде ахнуло.

Данила порадовался, что рот открыл, – рвануло неслабо. И огнем занялось. Не иначе био какой-то взрывчатки где-то нарыл или сам смастерил – вряд ли от бомбы незнакомца так шарахнуть могло. То, что это бомба была, теперь уже догадаться было нетрудно. Из тех, что тоже только на плакатах остались, у которых не надо фитиль поджигать, перед тем как бросить. Да и меньше они были чуть не втрое тех самодельных, что использовали в Кремле… Только откуда это все у парня с фузеей, от которой «Чинук»…

Додумать мысль не получилось. Не думается как-то, когда своими глазами видишь, как бронированная живая машина медленно, очень медленно заваливается влево и, бестолково вращая гусеницей в воздухе, соскальзывает с края моста. А вслед за ней прыгает, перебирая ногами в воздухе, последняя оставшаяся в живых верная пристяжь…

– Быстрее!

Да и зачем думать, когда есть командир, который все знает и умеет лучше тебя? Как-то сразу улетучились сомнения, и незнакомец в мысленной табели о рангах вознесся на одну ступеньку с воеводой, которого надо слушать, когда он говорит, а в бою особенно!

Разведчик вскочил и побежал. Мимо пылающей баррикады, мимо разбросанных взрывом обломков биороботов, мимо огромной дыры в бетоне моста… И все дальше и дальше от Кремля, в котором родился и вырос, в котором осталась Радомира…

Удивительно – последняя мысль кольнула, словно шилом в сердце засадили. Против воли Данила обернулся. Дурная примета, но все-таки, кто знает, когда еще увидит он эти красные стены в следах копоти и глубоких выбоинах, оставленных вражьим оружием. Хоть и изгой он теперь, а все же свое, родное, как ни крути…

Взгляд задержался на боевой площадке Москворецкой башни – почудилось, будто мелькнула на ней фигурка с русой косой до пояса, – и соскользнул вправо.

Так и есть.

Из клочьев тумана вырвались шесть или семь нео, бегущих по-волчьи, на четырех лапах. У того, что несся впереди, в зубах был зажат окровавленный меч Данилы.

«Трупы нашли. Теперь точно не отстанут», – пронеслось в голове. За сородичей нео мстили страшно, до тех пор пока не умирал обидчик или не погибал последний из рода. Потому остальные мутанты с ними и не связывались, предпочитая охотиться подальше от угодий человекообразных.

– Сзади! – прохрипел Данила.

– Знаю.

Голос стрелка тоже был изрядно подсажен безумным бегом. Особенно если учитывать вес его фузеи, вещмешка, пыльника и остальной снаряги. Хотя все вместе не тяжелее кольчуги, подкольчужника, наручей и поножей, что были на Даниле. Оно, конечно, не тяжелая броня латника, что надевалась при возможности штурма мутантами стен Кремля, но тоже не пух лебяжий. Пух лебяжий… Хорошее слово, старинное. Интересно, остались ли еще где белые лебеди, которых для детишек в старых книгах рисовали? Или брехня все это про древность без войн, мутантов и боевых роботов, чтоб оставалась у людей вера и надежда на что-то лучшее?

Интересно, почему вот такие мысли не к месту лезут в голову перед дракой? Может, привычная реакция организма, мол, во время драки думать о драке вредно, тело хорошего бойца само работает быстрее и лучше без лишних раздумий, на рефлексах.

Вот и у Данилы рефлексы сработали…

«Вал» шмякнулся на поросшее травой покрытие моста, недовольно звякнув об остатки асфальта, а в руке словно сам собой оказался боевой нож. Когда отступать некуда, надо бежать туда, где врагу будет труднее нападать. Вот и рванул Данила обратно, к самому узкому месту моста, туда, где еще дымилась наваленная «Чинуком» и разваленная взрывом баррикада.

Сзади одиноко тявкнул выстрел – и бегущий впереди всей стаи нео споткнулся и пропахал дорогу остатками нижней челюсти – Данила четко видел, как ее правая половина взорвалась выбитыми зубами и костяной крошкой, а меч вывалился из разорванной пасти. Еще выстрел – и крайний справа мутант, взбив тучу пыли, пошел юзом, словно детская игрушка «волчок», получившая пинок от своего малолетнего хозяина.

Теперь Данила ясно видел – нео осталось пятеро. Седой Кер бежал позади всех, сильно отставая и припадая на заднюю лапу. Выстрелов сзади больше не слыхать. Очень плохо. Пятеро нео в рукопашном бою – верная смерть. Хорошо бы, чтоб стрелок подсобил, но, с другой стороны, он в вечные спасители незадачливых разведчиков не записывался. Пора отдавать долг.

Данила оскалил зубы, мысленно сам превращаясь в медведя. Сто метров до ближайшего мутанта… восемьдесят… пятьдесят…

Клич-рев сам родился в груди Данилы.

– Уррррарр!!!…

Первого нео он принял грудь в грудь, у самого края моста, так, чтоб остальным было не развернуться. Удар, хрип, брызги слюней в лицо друг другу, чужая шерсть в нос, глаза, рот – и хруст разрываемой плоти, в которую удар за ударом вонзается клинок ножа…

Своей боли не было. Была лишь тяжелая звериная вонь, замешанная на теплом запахе свежей крови. Если что, боль придет потом. Сейчас ратник и зверь были одним организмом, сросшимся в неимоверном напряжении и рвущим самого себя…

Удар ножом «на контур», куда попал – все равно… обратно не выдернуть, не иначе клинок застрял в кости… разверстая пасть перед лицом… левым локтем по ней со всей дури, хруст кости – своей ли, чужой – не понять… скрежет когтей по плечу, звук лопающихся колец кольчуги… теплое потекло по боку… наплевать, ннна, сука!.. нож удалось выдернуть – снова его туда же, и еще, и еще, на манер ручной швейной машинки тетки Клавы, лишь бы пробивало шкуру твари и не путалось гардой в шерсти. Лишь бы рука не соскользнула по рукояти, теплой от крови, остальное неважно…

Краем уха Данила слышал какой-то грохот и нечеловеческий вой, но все это было далеко, слишком далеко. Потому что ближе вот этой хрипящей твари сейчас не было никого, что в прямом, что в переносном смысле. Враг, с которым ты мешаешь кровь в рукопашной, мог бы стать твоим кровным братом. Если бы не был врагом. Потому немного грустно, когда умирает достойный враг…

Данила выдернул нож – и остановился, осознавая, что зверь, с которым он боролся, медленно падает навзничь. Разведчик лишь успел отшатнуться и стряхнуть с плеч тяжелые лапы. Когти нео последний раз скребанули по остаткам кольчуги, и тело мутанта мягко шлепнулось на обгоревшую траву.

Над ухом снова грохнуло, на этот раз громко, словно из пушки пальнули. И огнем полыхнуло так, что на мгновение Данила потерял способность видеть что-либо, кроме языка пламени, отпечатавшегося на сетчатке. Дурацкое состояние, особенно в бою.

Для того чтобы прийти в себя, Данила кувыркнулся в сторону и больно ударился боком и головой об остатки каменных перил. Звезды в глазах прогнали огненный сноп, и зрение частично вернулось.

Вполоборота к нему стоял незнакомец, с сожалением качая в руке здоровенный пистоль. Разведчик поднялся, слегка застонав при этом, – нео, похоже, порядком помял плечо, вон оторванный клок кольчуги сбоку свешивается. Потери посчитаем потом, главное – враги…

Но врагов больше не было. Убитый Данилой мутант валялся в луже собственной крови. Еще один дергался в агонии у ног стрелка. Третий валялся чуть подальше и на его голову смотреть не хотелось – каша, перемешанная с мозгами. Четвертого видно не было – не иначе снесло в пролом последним выстрелом. А вдали мелькало грязно-белое пятно – это со всех ног улепетывал мудрый Кер, причем улепетывал очень быстро – не иначе страх колдовским образом излечил престарелого нео от хромоты.

– И охота тебе все время кувыркаться? – сказал незнакомец, после чего вздохнул и бросил в пролом пистолет. Снизу из-под моста раздалось отчетливое «бульк!».

– Не жаль пистоля-то? – вместо ответа спросил Данила. – Знатное оружие.

– Знатное-то знатное, только патронов к нему больше нет, – ответил стрелок. – И тяжелые эти «Пустынные орлы», сил нет.

– А зачем носил тогда, если тяжелый? – удивился разведчик.

– В карты выиграл, – пояснил незнакомец. – И выбросить жалко, и таскать влом. Хорошо, хоть сейчас пригодился.

– Да уж, неплохо, – сказал Данила – и скрипнул зубами. Рванул его мутант неслабо, это было ясно по накатившей боли, которую перестал глушить адреналин, и по теплой, прилипшей к телу рубахе. Но заниматься ранами было некогда. Ясное дело – уходить надо, пока на грохот выстрелов и пламя пожара не сбежались остальные мутанты. Да и мудрый Кер, поди, не случайно столь резво ушел в туман, сейчас, поди, строит из себя героя перед соплеменниками, горя праведной жаждой мщения.

Похоже, стрелок думал о том же.

– Рванули, – бросил он. И, скользнув взглядом по плечу Данилы, осведомился: – Помочь?

– Я сам, – выдохнул ратник, рывком поднимаясь на ноги. Потому как если по-другому, медленно, сберегая рану от случайной боли, то можно и вообще не подняться – тело, не желая терпеть запредельную боль, может погасить сознание. А так, сжав зубы и собрав волю в кулак, завсегда лучше.

Данила качнулся, но устоял.

– С мечом тебе опять не повезло, – сказал незнакомец, правильно поняв взгляд Данилы, явно собирающегося бежать к трупу мутанта, умершего от первой пули. – Его тот старикан с собой утащил. Шустрый, зараза, – сил нет. Так что давай за мной…

Данила бежал, четко сфокусировав взгляд на широкой спине в серо-зеленом пыльнике, полы которого были испачканы свежей кровью. Как и ботинки, каблуки которых некоторое время оставляли на мосту темные отчетливые следы.

Порой перед носом разведчика начинали мелькать две спины, на которых словно параллельные рельсы устроились фузеи – длинная с трубкой-прицелом и та, которую бросил Данила…

Разведчику стало стыдно, даже две спины незнакомца вновь слились в одну от всплеска крови, прихлынувшей к щекам. Если б он тогда стрельнул и убил мутанта, глядишь, и драться бы с ним не пришлось врукопашную. А так своей свалкой прицел стрелку заслонил, и ему, чтоб не попасть в Данилу, пришлось в сторону смещаться. К тому времени другие нео набежали, вот и пришлось ему, теряя секунды, расстреливать их из пистоля. Ох, стыдоба-то какая…

Мост почти кончился, слева маячили развалины какого-то строения, обвитого побегами хищного дикого вьюна. Правда, человеку вьюн не опасен, его цветы охотятся только на насекомых. А если принести вьюну жирного жука или освежеванную стальную сколопендру, то он может дать каплю сока, от которой сутки не хочется ни есть, ни пить, а жизненной силы – море. Правда, может и не дать, потому лишний раз лучше не напрягаться.

– Растение безопасное? – на бегу указал на вьюн незнакомец.

– Да, – выдохнул Данила.

– Давай туда, – резко бросил стрелок, скидывая с плеча длинную фузею.

Разведчик подчинился беспрекословно. Все понятно, старший прикрывает отход раненого, и здесь кочевряжиться не стоит. Незнакомец хорошо разбирался в военной науке и потому, не снижая темпа бега, ввалился в зелено-сизую стену вьюна, как кабан в заросли крапивы.

На лицо осыпалась труха, состоящая из хитиновых панцирей насекомых, высосанных растением. Но это мелочи, главное – упасть и желательно больше не подниматься. Кровопотеря оказалась серьезнее, чем он думал, и организм настоятельно требовал отдыха и перевязки.

Раздвинув здоровой рукой естественную природную занавеску, Данила попал в довольно прилично сохранившуюся комнату первого этажа, судя по остаткам костра, мусору и кучкам засохшего дерьма, знакомую многим путникам. Некоторые из которых оскотинились настолько, что гадили там, где спали. Не иначе нео постарались, люди обычно не испражняются там, где едят. Хотя люди тоже бывают разные…

Но выбирать не приходилось, тем более что последний раз здесь ночевали довольно давно и вонь уже успела выветриться. Сейчас бы лечь где почище – и гори оно все синим пламенем…

Однако долг воина был превыше желаний тела. Сейчас, пока старший обозревает окрестности через свои трубки, надо собрать побеги сдохшего вьюна и развести костер.

Это оказалось несложно – сухих стеблей вокруг было предостаточно. Из десятка-другого получился веник, которым Данила быстро подмел небольшую площадку, хотя при наклоне вперед перед глазами плясали красные пятна. Но не уподобляться же мутантам, которые где присели, там и привал.

Из тех же сухих побегов получилась основа для костра. Данила чиркнул огнивом – и веселый огонек заплясал на лепестках сухого цветка. Разведчик раздул огонь, после чего с чувством выполненного долга прислонился к стене, дыша тяжело, словно бревна таскал. В желудке образовался тошнотворный ком – нормальная реакция после ранения. Теперь продышаться немного, пока тошнота пройдет, и можно кольчугу снять, посмотреть, что там с плечом…

– К костру пустишь?

Данила обернулся. Силен, ох, силен незнакомец в воинской науке! Зашел в комнату с другой стороны, а как зашел – не понять. И стоит за спиной, хотя ожидался с противоположной. Разведчик, как учили, расположился лицом ко входу – а вот поди ж ты!

– Там дыра в стене, – пояснил стрелок. – Я типа заодно запасной выход проверил. Так пустишь к костру?

– Садись, зачем спрашиваешь?

– Положено, – буркнул незнакомец. После чего обошел костер и присел напротив.

Языки пламени осветили усталое лицо, поросшее двухдневной щетиной. Обычный парень, слегка скуласт, волевой подбородок. Такие нравятся бабам. Если б глаза были чуть помягче, отбою от слабого пола точно бы не было. А так не глаза, а прицелы. И нос меж ними, перебитый неоднократно и оттого слегка кривой, если присмотреться, – хотя у кого из настоящих воинов он целый, покажите такого? Так что говорить о том, кто способен вывести из строя боевого робота более чем за полкилометра, – вот уж у кого прошлое было, наверно, сплошь одни битвы…

Кстати, а как он это сделал? Данила и спросил.

– Щель у него в наблюдательной башенке, бронестеклом защищенная, – пояснил стрелок. – А за ней то ли видеокамера, то ли глаза, непонятно. Да и не суть важно. Заряжаешь бронебойную пулю – и вперед.

– Так далеко ж! – не выдержал Данила.

– Снайпер, который с восьмисот метров из СВД не попадает между глаз врага, это не снайпер, а ученик снайпера.

Снайпер… Слово какое-то незнакомое, не наше, похоже. Или устаревшее. А винтовка точно СВД называется.

– Снайпер – это твое имя? – на всякий случай спросил Данила. И угадал.

– Можно и так сказать, – едва заметно усмехнулся стрелок. – Только сейчас давай-ка лучше твоим плечом займемся.

Сняв с плеч и осторожно положив рядом с собой обе фузеи, Снайпер освободился от рюкзака, из которого достал красную квадратную сумочку с белым крестом и надписью Swiss doctor. Как он ее открыл, Данила так и не понял – просто за торчащий сбоку язычок потянул, вжик – и сумка распалась на две половинки. Внутри нее оказались компактно сложенные бинты, таблетки и еще что-то по мелочи для оказания первой помощи больным и увечным.

– Давай помогу латы снять, – сказал Снайпер.

– Это кольчуга! – возмутился Данила. Уж с такой-то сноровкой должен воин кольчугу от лат отличать! Если не издевается, конечно.

Но в глазах Снайпера издевки не было. В них вообще ничего не было, словно у этого человека вынули душу, а тело почему-то осталось жить.

– Это ты, суслик? Я не суслик, я барсук! Это все равно, – бормотал он себе под нос, стаскивая с разведчика железную рубаху.

– Ты о чем? – подозрительно спросил Данила.

– Не обращай внимания, это из мультика.

– Из чего?

– Из ничего, проехали. Не дергайся, а то обрывками кольчуги еще сильнее рану раздеру.

Стащив с Данилы бронь, Снайпер остальное снимать не стал, просто ловко распорол ножом подкольчужник вместе с исподней рубахой – и присвистнул слегка.

– Плохо? – спросил Данила. Хотя и без того знал, что нехорошо.

– Могло быть и лучше. Но и хуже могло, – философски заметил Снайпер. – Средняя дельта до кости распорота, правда, вдоль волокон, что радует. Но, думаю, в ближайшее время чесать затылок левой рукой не получится. Что на этот счет говорит местная народная медицина? Идеи есть?

Идей не было. Регенерон и пластырь были потрачены на крысособаку. Но того не жаль, что сделано – то сделано, и прошлого не вернуть. В аптечке оставался лишь обезболивающий корень черной ромашки, одновременно служащий снотворным. Пожевать – а дальше утро вечера мудренее.

Тем временем Снайпер покопался в своей аптечке, достал салфетки, кривую иглу, нить в пакетике и еще один зеленый пакет, не иначе с пластырем. Разложил все это прямо на аптечке, после чего достал из вещмешка флягу и, отвинтив крышку, протянул разведчику:

– Хлебни, легче будет.

– Это что? – принюхался Данила.

– Анестезия, дезинфекция внутренняя и внешняя, радиопротектор – дальше продолжать?

– Не надо, – вздохнул Данила, недолюбливающий ни брагу, ни медовуху. Но сейчас хочешь не хочешь, а надо. Шитье по-живому перетерпеть можно и без хмельного. Но коль оно есть, то сегодня уж точно отказываться не стоит, пока замученный сегодняшним днем организм не вырубился как мотор у перегревшегося биоробота.

Огненный поток ожег пищевод. Данила поперхнулся, закашлялся и выпучил глаза. Ничего себе медовуха у Снайпера!

– Спирт, – пояснил тот, забирая флягу, – Судя по реакции, спирта у вас тоже нет.

– Спирт… есть, – прохрипел Данила. – Но мало… и он… не для питья…

– Хреново, когда не для питья, – сказал Снайпер, плеснув из фляги себе на руки и на шовный материал. – И что у вас вообще есть, в Кремле вашем?

Данила продышался – и рассказал все. Есть ли смысл таиться перед человеком, который, считай, дважды тебе жизнь спас, а сейчас зашивает разорванное плечо?

– Ясно, – кивнул Снайпер, выслушав рассказ. – И что, у вас там все такие, как ты, прыгучие богатыри поперек себя шире?

Данила удивленно осмотрел себя. Свой рост и вес он всегда считал средними, были в разведке реально богатыри, практически не уступающие нео ни силой, ни ростом. Это пахари да мастеровые в основном на Снайпера телосложением похожи… О чем и сказал. Но Снайпер уже думал о другом, уставившись в костер, словно хотел рассмотреть что-то в языках пламени.

– И что, вокруг вас вообще больше людей нет? – спросил он наконец после недолгой паузы.

– Не знаю, – сказал разведчик. – Из дальних разведрейдов люди не возвращаются, потому мы их давно прекратили. А вблизи Кремля людей не видели уже лет сто. Раньше, говорят, приходили убогие, в Полях Смерти покалеченные, но им ворота не открывали, гнали.

– Правильно, – кивнул Снайпер. – Здоровые члены общества берегли себя от заразы.

Что-то в его голосе Даниле не понравилось.

– А что ты бы сделал? – вступился он за предков. – Впустить облученного, от которого дозиметры зашкаливали? Чтобы потом все остальные перемерли?

– Не знаю, – сказал Снайпер. – Вопрос тонкий, не мне судить.

– И ты сам-то откуда такой взялся? – продолжал Данила, слегка заведясь то ли от выпитого спирта, то ли от темы разговора.

– С Украины, если тебя это так интересует. А какой «такой»?

Что такое «Украина», Данила не знал. Поэтому, чтобы не выглядеть блаженным в чужих глазах и не переспрашивать ответ на каждый вопрос, просто добавил:

– Ну, весь из себя стрелок шибко меткий, в экипировке, со старым оружием, для которого патронов немерено…

Снайпер усмехнулся:

– Что ж, второй номер, ты имеешь право знать. Хотя, думаю, это знание ничего тебе не даст.

– Посмотрим, – буркнул Данила, скрипнув зубами.

Шил Снайпер мастерски, это чувствовалось, но при этом особо не миндальничая с раненым. А после темы с предками вообще взялся класть швы, словно валенок штопал.

– Начнем с того, что однажды один умный человек объяснил мне устройство мира. Вернее, миров, один из которых, согласно закону симметрии, есть практически точное отражение другого.

Но в то же время в каждом из миров имелись незначительные отличия, которые создавали сами люди. Сам понимаешь, поколебать устройство мира достаточно сложно, море энергии требуется. Но предкам это удалось – с помощью ядерных взрывов. И сегодня в моем мире значительная область Украины представляет собой то, во что превратился сейчас твой мир, – выжженную радиацией пустыню с жуткими мутировавшими жизненными формами, приспособившимися существовать в той пустыне.