Король Севера. Измена

Евгения Минаева

Король Севера. Измена

Все в мире подчинено любви.

Любви людей к людям:

мужчины к женщине и женщины к мужчине;

любви родителей к детям и детей к родителям.

Любви к деньгам.

К власти.

К себе.

Любовь многообразна и неповторима.

Жалко, что приходится выбирать.

/Автор/

Последний день междоусобной войны

Сегодня или никогда.

Роллан Холдстейн прищурившись смотрел на солнце. Светило висело выше линии горизонта громадным слепящим шаром. От жары по лицу Роллана тек пот, хотелось пить. Однако имелись дела важнее жары и жажды.

Алько Кантор искоса взглянул на сюзерена. Роллан лично вел войска в бой, игнорируя советы оставаться в стороне. Алько заменил бы господина на поле битвы, но Холдстейн не просил. Видно, думал, что смерть про него позабыла.

В серебряном замке шел бой. Люди Роллана докладывали: Харрас Ирвинделл преодолел стены с огромными потерями. Его армия слаба. А войска засевшего внутри Карве никогда сильными не были.

Замысел Холдстейна выглядел простым. Пока два самозванных королька грызутся за трон, он входит в город и подчиняет его себе. Воплощение плана началось две недели назад. Солдаты Роллана под видом беженцев малыми группами проникали в Сильвхолл. Оседали в бедняцких кварталах, где никому ни до кого нет дела, а значит, можно долго оставаться незамеченными. Ждали момента, когда Ирвинделл порушит оборону замка.

Дождались.

– Вперед. И Вудэка вспоможение да будет с нами!

Вестовые приложили ладони к груди в символическом жесте молитвы, и хитросплетенье тесных улиц поглотило их.

– Идем. Не утерплю зал тронный видеть.

Вдалеке послышался взрыв, и столб белой пыли поднялся в воздух. Практически сразу же грохнуло еще раз.

– Стена! Стена падает!!! – завопили с крыши ближайшего дома. – Паскудьи дети, мин наделали!!!

Дикий треск сопроводил слова. Роллан, опустив взгляд, увидел, как дивной красоты замок, зависший над городом… нет, не содрогнулся, но будто на миг пошел рябью. Словно был не строением из камня, а отражением в воде. А затем угловая башня покачнулась, начав рассыпаться прямо на глазах. С валунами, песком, досками и обломками черепицы вниз полетели люди. Расстояние до башни было приличное, но Роллан видел одежду солдат. Светло-зеленые котты. Гибли солдаты Карве.

К прозрачно-голубому небу взметнулся черно-серебряный стяг. Чуть ниже поднялось второе знамя – с синей птицей. Орел. Знамя Холдстейнов.

Только Роллан решил: сев на трон он больше не будет Холдстейном. Он возьмет другое имя. По названию серебряного города – Сильвхолла – новая династия королей назовется Сильвбернами. И знамя они выберут соответствующее – черное с серебром.

Среди великого множества криков пронзительно проревел рог. Войска Холдстейна обнаружили себя, атакуя с трех сторон. Роллан оскалился, вытащил меч и побежал. Солдат из охраны попробовал сунуться вперед, но Холдстейн оттолкнул его. Нетерпение, смешанное с предвкушением битвы, разгоралось пожаром в крови.

Рядом бежал Райолк. Роллан повернулся, ухмыляясь, глядя на младшего сына. Подумал: в конце дня Райолк станет лордом-наместником и младшим сыном короля. Если, конечно, старший – тяжело раненый Норигэль – выживет.

Роллану было интересно, что думает младший сын о возможной смерти старшего? Радуется ей, предвкушая вес короны на голове? Или Роллан Холдстейн правильно воспитал детей, и слова «братская любовь» для них не пустой звук?

Возглавляемый Ролланом отряд выбежал на площадь возле храма. Пять статуй богов смотрели на вооруженных людей с одинаковым безразличием. Илерии, Аэлиннэ и Тармею следовало выглядеть добрыми, Вудэку – суровым, а Кэссопу – строгим. Но камень оставался просто камнем без всяких признаков чувств.

Замок впереди лежал жемчужиной в раковине. Большой ухоженный сад окружал его, и Роллан с болью подумал, что главная краса Сильвхолла станет и главной причиной его падения. Солдатам ничего не стоило подобраться прямо к стенам, скрываясь под кронами деревьев.

Везде сновали люди. Большинство – воины Холдстейна – носили неприметную коричневую или серую одежду. На пострадавших от взрыва стенах сражались обладатели светло-зеленых котт. Людей Ирвинделла видно не было.

Вывороченные ворота валялись по обе стороны надвратной башни. Светло-серый камень стен местами почернел от копоти. В проеме толпились люди, раздавшиеся в стороны при виде Роллана.

– Во славу власти истинной! Вперед!!! – закричал Холдстейн и первым бросился исполнять приказ.

Горстка вражеских солдат сгрудилась сразу за воротами. Падая один за другим, они не отступали и не давали себя окружить, но с приходом Роллана все изменилось. Кончик меча поймал блеск солнца, тут же померкнувший от плеснувшей крови.

– За мной!!!

Двор заполняли люди Холдстейна. Ворота в огромный, подавляющий размерами донжон, прогибались под ударами тарана. Из небольшой башенки над воротами высовывалась рогатина. Управлявшие ею пытались остановить таран, но державшие гладкий ствол солдаты избегали ловушки. Сгрудившиеся посреди двора лучники осыпали защитников башни стрелами. С каждым залпом противников становилось все меньше.

Громко, пронзительно затрубил рог, приказывая поторопиться, и ворота потряс последний мощный удар. Толстые доски сначала треснули, по-женски застонав, а затем выгнулись и сложились пополам. В образовавшиеся дыры тут же полезли солдаты, орудуя секирами и мечами. Райолк схватил отца за руку.

– Отче, не торопись.

– Без меня тогда покончат! – рыкнул Роллан и побежал еще быстрее.

Внутренний двор донжона потонул в месиве битвы. Влетевший прямо в гущу драки Холдстейн едва не получил удар в лицо, но Алько Кантор оказался быстрее вражеского воина. Горячая кровь брызнула во все стороны, попала Роллану в глаза.

– А-А-А!!! Вудэээээк!!! – закричал Холдстейн, отражая вторую атаку. – За богов! За север! За истинного короля!!!

Все перемешалось. В тесном внутреннем дворе, вмещавшем не больше двух сотен человек, столкнулись интересы трех претендентов на престол. Вассалы Ирвинделлов убивали солдат Карве, солдаты Карве – Ирвинделлов, Холдстейны резали и тех, и других, и сами падали под чужими ударами. Роллан, работая мечом как на ристалище, прорубался к дальнему краю дворика, где под защитой немногих оставшихся вассалов бился Рияр Карве.

– Карве! Карве, я пришел!!!

Голова в шлеме с золотисто-рыжим плюмажем повернулась. Рияр Карве растолкал своих защитников и, подняв меч, пошел к Роллану.

Они сошлись на небольшом свободном пятачке, будто специально для них появившемся в каше схватки.

– Ты умрешь, – сказал Роллан.

Рияр пожал плечами и атаковал. Он был неплох и часто побеждал на турнирах, но Роллан был старше и опытнее. Вместо того, чтобы парировать удар, Холдстейн поднырнул под руку соперника, вгоняя лезвие меча в стык пластин на доспехе – прямо в подмышку. Среди шума схватки никто не услышал ни скрежета металла по металлу, ни треска плоти и костей.

Рияр пошатнулся и упал, кровь хлынула изо рта. Юные светло-голубые глаза остались удивленными.

– Вои! Господин ваш мертв! Оружие в ножны!

Люди сначала не послушались: не из-за отчаянной верности павшему сюзерену, просто не сразу услышали приказ. Не сразу осознали неприятную истину: служить больше некому. Но вот копья, палицы, мечи и секиры стали опускаться. До тех пор, пока во дворе не осталось вооруженных вассалов Карве.

– Свяжите их, да заприте в погребах, – приказал Роллан одному из отрядов. – Только в пустых, не то все запасы пожрут. Остальные – за мной!

Харрас Ирвинделл, к приходу Холдстейна захвативший половину замка, сидел на троне в тронном зале. Слушал звуки боя и осознавал, что проиграл. Займи он дворец чуть раньше… нет, Ирвинделл не был дураком и понимал: ему не победить в любом случае. Большая часть лордов пошла за Холдстейном. Роллан пользуется большей поддержкой, его армия сильнее. Пока Харрас сидит и думает, солдаты Роллана вырезают каждого, кто оказывает им сопротивление. Еще четверть часа, и сам Холдстейн подойдет к дверям тронного зала.

Ирвинделл поднял взгляд. В главном зале Сильвхолла он впервые оказался восьмилетним мальчишкой. С тех пор прошел сорок один год, но Харрас не забыл, с каким восторгом глядел на пышное убранство обители королей. Он стоял у дальней колонны, разглядывал прожилки желтого мрамора в ее основании, поднимал голову к потолку с лепкой и росписями, опускал глаза долу, разбирая причудливый узор плиток пола. Сорок с лишним лет назад высокие – от пола до потолка – окна закрывали алые гардины. Широкие серебряные ленты с кистями на концах перетягивали их на высоте человеческого роста, через идеальной чистоты стекла в зал проникал солнечный свет. В его лучах искрилось развешенное по стенам оружие, сверкали начищенные латы, для красоты расставленные по углам.

За минувшие десятилетия в зале поменялось многое. Оружие и латы убрали, алые гардины уступили место изумрудно-зеленым. Но для Харраса зал оставался прежним. И он, как и сорок один год назад, разглядывал его с восторгом первооткрывателя. И – как и сорок один год назад – мечтал, как станет королем.

И все же, в сорок девять лет обманываться зазорно.

Ирвинделл тяжело вздохнул, слез с трона, в последний раз проведя по золоченым резным подлокотникам ладонью. Прошел к двустворчатым дверям, и сгрудившиеся рядом воины услышали отданный хриплым голосом приказ:

– Откройте. И передайте всем: с Холдстейном больше не бьемся.

Когда Роллан вошел в тронный зал, Харрас стоял у дальнего окна, на наибольшем из возможных расстояний до трона.

– Сдаешься?

– Мнится мне, сие разумеется, лорд Холдстейн. Ваше величество.

Узкие губы Роллана дрогнули в улыбке.

– Жизнь думаешь от меня поберечь?

– Так разумею. На верность присягаю. Помысли, есть ли резон каждого извести, кто против встал? То половина лордов королевства! Напомню, кроме того: один раз наши вои сошлись, немногих тогда похоронили. Я задачу тебе облегчил, истребив сторонников Карве. Я Увэ первым атаковал – ты добил. Выходит, я скорее помог, чем вред принес.

Холдстейн расхохотался. Ирвинделл выждал несколько секунд и рассмеялся следом. Отсмеявшись лорды вытерли мокрые от слез глаза.

– Хитрец ты, Харрас, – промолвил Роллан. – Но прав. И уважаю: не у многих, чья задница воссела на троне, сил хватит поражение принять.

Ирвинделл пожал плечами:

– Зада на троне для правления маловато. Понимай то умерший король, многих бед бы избегли.

– Я исправлю сие, Харрас, – пообещал Холдстейн. – Сделаю все возможное, чтобы междоусобных войн не было, – и усмехнулся. – Чтобы этот трон зрел лишь достойные зады.

Ирвинделл промолчал. Он думал, что лишняя самоуверенность еще никому не приносила добра. И что терпение всегда окупается.

Даже по прошествии столетий.

Кантор. 351 год правления новой династии

Волки выли.

Тоскливая песня – сопровождение негромкой молитве жриц – неслась над заснеженными холмами, проникая за плотно закрытые двери святилища.

– Аэлинне, матерь рода человеческого, жизнедательница, жизнедарительница…

Кадили в полутьме факелы, тяжелый аромат благовоний витал в воздухе, теплом и сухом. Иша лежала на горячем камне, чувствуя обнаженной спиной и ягодицами его жар, все неровности и шероховатости. Тени прислужниц плясали вокруг алтаря.

– Ты, о вечно плодом тяжелеющая, обрати очи на молящих тебя. Поделись тайной зачатия, и семя человеческое да не пропадет втуне.

Обрядное масло густой лужей расползлось по Ишиному животу, ее веки крепко смежились, пальцы сжались в кулаки. Женщина тихо взмолилась:

– Помоги мне, помоги, матерь вечная…

Песня жриц перешла в шепот. Мигнул, зашипел и погас один из факелов, колыхнулись занавеси, отделившие алтарь от молитвенной залы – прислужницы удалялись.

Влажные ладони легли на грудь Иши.

– Ну что, любимая, готова?

– Да, как и много раз до этого, – вздохнула Иша, притягивая к себе мужа.

Элисьер скинул одежду, и его тело накрыло жену.

Это был уже четвертый обряд за год и, наверное, сотый за все десять лет брака, так и не принесшего детей.

Раз… два… три… четыре… пять… шестой уже плохо заметен. Такой хороший камушек, кругов на воде могло быть и больше…

Элисьер, на корточках сидевший на берегу, тяжело вздохнул. Ладонь зашарила по песку в поисках другого камня – более плоского. Может, со вторым больше повезет…

Трудно отважиться на серьезный разговор. Труднее вдвойне, когда только притворяешься, что советуешься, а на самом деле все давно решил. И совсем плохо, когда знаешь: будет страдать любимый человек. Самый любимый, самый дорогой… ни в чем не повинный.

Боги! Зачем вы так поступаете со мной?!

Под руку, как назло, подворачивалась одна кривая мелочь. Элисьер сгреб ее в горсть, на вершине замаха ладонь разжалась, и камни полетели в пруд. Может, стоило сначала сделать, а потом сказать? Нет, жена никогда не простит.

До замка была какая-то тысяча шагов. Элисьер шел их полчаса. Из конюшни приятно потянуло теплом. Зайти, что ль, буланого проверить? Нет. Мужчина на то и мужчина, чтобы делать, что решил… и сто раз не передумывать.

Она вышивала, сидя у огня. Когда муж вошел, лицо ее мигом осветилось улыбкой. Которая тут же погасла, едва женщина поняла настроение Элисьера. Один взмах руки, и служанки покинули комнату. Муж и жена остались одни.

– Все-то ты понимаешь, – сказал Элисьер.

Его плотная фигура приблизилась к камину, руки протянулись к огню.

– Я твоя жена. Мне положено все понимать.

– Значит, я напрасно тяну время, тяготясь разговора с тобой?

– Я вся во внимании, мой супруг.

Элисьер отвернулся от огня. При взгляде на жену он заметил, как исчезает из ее глаз непринужденность, уступая место настороженности. Выдерживать это было свыше сил человеческих, и он бухнул, проклиная себя:

– Это насчет моего наследника.

Ишины гордо развернутые плечи согнулись, будто придавленные тяжким грузом.

– Я говорила с сестрой, – глухо сказала она. – По слухам, в горах есть храм с целебным источником. Я думаю, надо поехать туда весной.

– Милая, – Элисьер покачал головой, – сколько было храмов, источников, молебнов? Сколько раз мы надеялись и разочаровывались?

– Так чего ты хочешь? – женщина подняла глаза, взгляд ее стал жестким. – Предлагаешь смириться? Мне?! Смириться?! Ты хоть понимаешь, что такое жить пустоцветом, зная, что не оставишь потомка, мужу – наследника? Знать такое МНЕ!!!

– Иша, – мужчина обошел кресло жены, оказавшись напротив нее, – это не твое личное горе. Это наша общая беда. Но есть и другая проблема – мой брат. Он хочет кресло лорда-наместника, я знаю.

Женщина молчала, только крепко стиснутые в замок пальцы выдавали волнение. Элисьер продолжил:

– Я знаю, какие страдания причиняю этим разговором, но мне нужен наследник. Нельзя, чтобы ветвь моего рода прервалась, и лордами стали потомки брата.

– Я поняла тебя, – медленно проговорила Иша. – Вопрос о бесплодии не ставится в отношении лорда. Только его жены. Детей в нашем браке не могу иметь я. И раз так, ты хочешь отправить меня к родителям, а самому жениться второй раз.

– Нет. Я брал тебя в жены по любви и любить не перестал. Но я хочу иметь наследника. У одного из крестьян есть дочь. Она будет служить в замке. Молодая здоровая девушка, семья которой умеет молчать. Когда ребенок родится, все будут считать его твоим.

Иша обмерла. Чего больше было в ее душе в тот момент – ярости или изумления? Элисьер смотрел на жену, не отводя взгляда. Он знал: отвернуться значит отступить.

– Да что ты говоришь? – зашипела она наконец. – Я приму в дом бастарда, назову его сыном, ублюдка – будущим лордом?! А что будет с моими детьми, Эльсьер, об этом ты подумал?

– Этих детей еще надо родить, милая.

– И я рожу!

– Иша, загляни в глаза правде! Мы женаты десять лет! Из них ты восемь молишься и лечишься, но наследника мне не дала! А мне тридцать пять! И я в любой момент могу отправиться к богам – я знаю Зивьена достаточно! Что будет с тобой, если он убьет меня?

Женщина покачала головой, горькие слезы полились по щекам.

Элисьер кинулся прочь, громкий хлопок дверью отметил его уход. Рыдания жены летели вослед.

Ее раздражало собственное отражение в воде. Бесила притворная тяжелая походка. И этот живот. Вот если б он был настоящим, тогда да… она бы радовалась тому, как он натягивает платье на талии, как растет, увеличиваясь день ото дня. Но это было обманом. Вся ее жизнь стала обманом, а счастье – хрустальным сосудом, разбитым о камни.

Решение мужа окончательно, это она поняла сразу же, но принять никак не могла. Долго не хотела верить, что бесполезно просить, умолять. Что единственное, чего можно добиться – обещание мужа: мать бастарда никогда не покажется леди Кантор на глаза. Ноги ее не будет в Зубце, пока хозяйка тут Иша!

Интересно, кого родит Элисьеру деревенская девка? Вот бы девочку… Хотя нет. Если будет дочь, Ише придется еще раз подкладывать подушку под платье – захваченный желанием иметь сына, муж не остановится ни перед чем. Значит, остается ждать и молиться. Молиться, что будет сын.

Может, хоть в этот раз боги услышат…

Роды начались поздно ночью, но к лорду сразу же прислали гонца. К Ише тут же позвали повитуху, которой, впрочем, не пришлось работать. Слугам было сказано, что госпожа готова разрешиться от бремени.

Самого ребенка привезли под утро. Маленькое красное сморщенное страшилище. По черной лестнице его подняли в комнату Иши, и лекарка, бережно приняв дитя на руки, передала его лорду.

Во дворе уже толпились слуги. Светящийся от радости Элисьер предъявил мальчика толпе, провозгласив:

– Склоните головы перед будущим лордом Зубца!

Потом ребенка отнесли «матери».

Иша смотрела на крохотное существо и не знала, радоваться или огорчаться. Тяжелая ладонь Элисьера легла ей на плечо.

– Я назову его Вардисом.

– Это твой сын и твое дело.

– Нет, Иша, – Элисьер мягко взял женщину за подбородок, поворачивая лицом к себе. – Это не только мой сын. Он и твой сын тоже. Ради меня, ради нас, я прошу принять его и заботиться о нем. Может быть, даже любить.

Иша посмотрела на мужа. Потом на ребенка. Снова на мужа.

– Хорошо, – сказала она.

Сильвхолл. 354 год правления новой династии

По двору носились дети. Король Таер с довольной улыбкой глядел на них. Такие шумные, такие озорные… дети знатных, хороших родителей. Играл с ними и принц Линель, наследник престола, но при взгляде на него улыбка короля вяла как цветок поздней осенью.

Был ли еще на свете правитель, который не любил бы собственного сына так же, как не любил своего Таер? Вряд ли… Усопшая три года назад королева не дала мужу ничего: ни тепла, так необходимого любому мужчине, ни любви, ни внимания, ни заботы. Даже сына она родила всего одного, да и то, больше похожего на себя, чем на законного супруга: черноглазого, приземистого, черствого. Не было в Линеле ни гибкости ума, так присущего королевскому роду, ни любознательности. Не обладал он никакими воинскими талантами и в будущем обещал стать посредственным правителем. Дурное семя. Как мог вообще у Таера появиться такой сын?

Мальчик поднял глаза к окну отцовского кабинета, словно почувствовав на себе взгляд, и король поспешил отвернуться. Не мог он любить этого ребенка, ну никак не мог…

Вантарра. 359 год правления новой династии

Девочка была маленькая, худенькая, невзрачная, только пронзительные серые глаза выделялись на бледном личике. Кадмэ промолвила, вымученно улыбаясь:

– Иди, милая. Фьямма проводит до спальни.

Девочка неуклюже присела и вышла за служанкой, Кадмэ повернулась к мужу:

– Зачем ты привез ее сюда?

Фрайвик отпил вина из глубокого бокала и пожал плечами:

– Я не мог иначе, она – дочь моего лучшего друга.

– У нее есть дядя. Можно было не забирать ее из Клыка.

– Я решил, что воспитание в доме людей королевских кровей пойдет ей на пользу.

– Ты решил, – губы Кадмэ брезгливо изогнулись. – Мог бы спросить меня.

– Зачем? Я точно знал, что ты будешь против.

– Я не любила Мортая, Фрайвик, ты это знаешь. А причин любить его дочь у меня нет тем более.

– Тем меньше имелось оснований советоваться с тобой. Ладно, не хочу больше возвращаться к этому разговору. Ты собрала Моэраля в дорогу?

– Ну разумеется, что мне еще оставалось? Ты забираешь у меня сына, а вместо этого привозишь какую-то девятилетнюю соплюху.

– Парню полезно будет пожить у дядюшки в столице, а к девчонке отнесись серьезнее – она же из Артейнов.

– Из волков! – Кадмэ фыркнула. – Как, ты сказал, ее зовут?

– Рейна.

Примерная карта Севера, составлена королевским картографом в 352 год от правления новой династии.

Примерная карта Запада, составлена королевским картографом в 356 год от правления новой династии.

Линель

В жарко натопленной комнате от запаха лекарств и благовоний кружилась голова. Неужели такой воздух действительно полезен умирающему? На месте придворных лекарей Линель открыл бы окна. Отец любил прохладу, бесчеловечно отказывать ему в последнем удовольствии.

– Ваше высочество, – из-за полностью закрывшего кровать балдахина выглянул младший лекарь с приглашающим жестом, – его величество очнулся.

– Слава Богам! – Линель поспешно откинул бархатный занавес.

Глазам предстало страшно иссушенное болезнью тело отца. Приоткрылись тяжелые веки, мутный взгляд родителя вперился в сына.

– Ты…

– Я с вами, ваше величество, – называть Таера отцом Линель отвык давным-давно. – Как ваше самочувствие?

– А сам не видишь… – Таер явно хотел добавить что-нибудь обидное, вроде привычного «дурак», но воздержался при посторонних. – Я умираю.

– Жрецы призвали милость Богов, быть может, Илерия вернет вам здоровье.

– Я давно не жду милостей от Богов… где Моэраль? Почему ты не привел его ко мне?

Линель беззвучно заскрежетал зубами. Даже на смертном одре отец думает о племяннике! Ничем не выдав крайнего раздражения принц ответил:

– Он уехал в Вантарру еще до вашей болезни.

– И что?! – больной король с усилием приподнялся на локте, мутные глаза неожиданно яростно сверкнули. – Я велел послать гонца!

– Это было сделано, ваше величество, но гонец… ммм… еще не вернулся, не известно, догнал ли он Моэраля.

– Значит, пошли еще одного! Хочу видеть племянника перед смертью!

«Ну разумеется, его тебе видеть гораздо приятнее, чем меня», – подумал Линель, искренне надеясь, что выражение лица остается все таким же вежливо-равнодушным.

Король закашлялся, один из лекарей немедленно протянул чашу с лекарством. После нескольких глотков Таер тяжело откинулся на подушки. Младший лекарь вежливо тронул принца за локоть.

– Ваше высочество, его величество принял сильное снотворное, он будет спать несколько часов. Как только государь вновь придет в себя, мы немедленно вас позовем.

Кивнув Линель вышел прочь из воняющих лечебными травами покоев. В кабинете на четвертом этаже угловой башни замка он наконец расслабился. Огромное мягкое кресло приняло вес тела, и Линель вытянулся в нем с закинутыми за голову руками. Впрочем, отдохнуть не пришлось.

– Как самочувствие вашего родителя? – мягкий вкрадчивый голос раздался почти над самым ухом, но Линель не вздрогнул.

Юный принц привык к выходкам Байярда – единственного человека, которого мог считать другом.

– Отвратительно. У него… эээ… горячка. Лекари, похоже, бессильны. А он только и думает, как бы увидеть Моэраля.

– Спрашивал про гонца?

– Спрашивал. Но что я ему скажу?

Байярд с удовлетворенной улыбкой отошел к окну. Друг и советник принца вовремя перехватил королевского вестника, и известие о болезни дядюшки не достигло племянника короля. Вот и хорошо. Хорошо также, что Линель не знает о судьбе гонца. Принц пока слишком молод, прямолинеен. Вероятно, даже такая простенькая интрига не придется ему по душе… лучше уж кто-нибудь другой позаботится о благе королевства. Например, Байярд. Только одно смущало – король уж слишком любил племянника… Настолько, что не успокоился бы, ограничившись гонцом…

От размышлений Байярда отвлек Линель:

– Как думаешь, почему король хочет видеть кузена?

– Не знаю, мой принц. Опасаюсь только, что дело тут не только в привязанностях. Прошу вас, будьте настороже.

– Что ты имеешь в виду? – изумился Линель.