Когда на небе нет звёзд

Мы не специально сбежали со свадьбы. Это вышло само собой. Поздним вечером, алкоголь странным образом не побудил нас отплясывать вместе со всеми паровозиком, а от еды уже тошнило. Мы решили подышать свежим воздухом и немного пройтись. Сначала по лестнице, потом, по дворику, далее мы вышли за пределы территории ресторана. Мы так разговорились, что и не заметили, как забредаем глубже в лес, не чувствуя ни времени, ни холода.

Каждый участник нашей маленькой компании выполняет какое-то маленькое задание. Винни несет бутылку шампанского. Я держу Лизу под руку и слежу за тем, чтобы она не упала. Лиза у нас ответственная за культурную часть прогулки, а это: истории из детства, философские изречения, размышления о смысле жизни. Такой чести обычно удостаивается самый пьяный член компании. Ни я, ни Винни сегодня не смогли составить Лизе достойную конкуренцию.

– Знаете, а я была уже здесь давным-давно. Лет десять назад. Только тогда это был не ресторан «листопад», а пансионат «лесная река», или санаторий «лесная река», что-то вроде того. Я из своей группы единственная часто болела, вот и отправили. Я жила на третьем этаже, на втором жили старики, а на первом были процедурные кабинеты и столовая. Было весело, тамошние дети меня не дразнили, не обзывали. Пара мальчиков даже считали симпатичной. Представляйте, на сколько было обидно уезжать?… Я говорила, что дописала свою книгу?

– Это здорово! – воскликнул я.

– Думаешь? Я тоже, так думала первые полчаса… «Наконец то, закончила!» Приятное чувство, знайте ли – видеть перед глазами цельное творение. ТВОЕ творение. Даже приятнее, чем тогда, на выставке.

Мне не понравился голос Лизы, и я сказал: – Сбавь градус уныния. Это ведь хорошая новость.

– Если моя новая книга повторит судьбу предыдущей, и окажется полным провалом? Вам все равно не понять…

– Куда нам.

– Чтобы там ни было, я это переживу. Как-нибудь… Хотите еще кое что скажу? – Заговорщики спросила Лиза.

– Да.

– Когда не получилось с писательством, задумалась. То есть, сначала плакала и истерично колотила стену, а потом задумалась, что мы… знайте, кто мы?

– Кто? – спросил Винни.

– Мы спички! – Лиза остановилась и поманила Винни пальцами. Он протянул Лизе бутылку с шампанским. Лиза сделала один глоток и продолжила: – Понимаете, нет?

– Если честно… не совсем. – сказал Винни, вернув себе бутылку.

Лиза сбивчиво затараторила: – Все спички одинаковые в самом начале, когда еще лежат в коробочке, в один ряд. А потом их, по одной, достают. И начинается… Одна спичка зажжет плиту; другая камин; одна подкинет искру бенгальскому огоньку… еще одну спичку подожгут, чтобы просто посмотреть, как она горит. А… а какие-то спички отсыреют и вообще никогда не загорятся, про них лучше не говорить… Я это все к тому: посмотрев в мусорное ведро, вы не отличите спичку, зажегшую камин от спички, зажегшей сигарету. Все они одинаковые, черные, изогнутые, деревянные трупики. Разве это не забавно? Представьте, что наша смерть это мусорное ведро, в которой мы все такие же одинаковые спички. Все, что нас отличало исчезнет и вряд-ли останется даже в нашей памяти. Есть ли у мертвецов память? Так что я… – Лиза замолчала на две секунды, и произнесла: – Знайте, как легко становится, когда сравниваешь свою жизнь с бесконечностью? Автор десятков бестселлеров умрет и я умру, и оба мы будем двумя одинаковыми, мертвыми людьми. И это потрясающе. Странно. Мысль об этом, меня действительно успокоила, а ведь я всегда так хотела выделиться; отличаться ото всех… И сейчас хочу. Только нечем.

– Все остальные становятся веселее, когда выпьют… Вот тебе и отличие. – сказал я Лизе.

– А как вы думаете? – спрашивает Винни – Я с Кларсоном, мы одна спичка или две?

– Одна, разделенная пополам. – говорю я.

Лиза запротестовала: – Нельзя поделить спичку. Одна половина так и будет спичкой, а другая станет просто короткой палочкой.

Я улыбнулся: – А если спичка двухсторонняя?

– Их не бывает.

– Нам нужно… мы должны… мы просто обязаны создать такие! – запинаясь, прокричал Винни.

В ответ Лиза согласно покачала головой: – Точно! Мы откроем свое производство. Свой бизнес! Это же так экономно. И футуристично.

Я возразил: – Только это, мягко говоря, не очень удобно.

– Ты в этом не разбираешься. Все, Мира с нами не будет.

– Но я придумал идею!

– Значит, придумаешь еще тысячу идей.

– Нам надо остановиться.

– Да мы не ссоримся, Винни. Это пустой треп.

– Я про лес. Нужно поворачивать.

Мы синхронно остановились и принялись оглядываться. Столетние сосны загромоздили небо, от чего внутри теплится чувство защищенности и уюта. А может, это шампанское. Или вино. Или что там я еще сегодня пил?

Сквозь тишину лесной чащи, перебиваемую нашим тяжелым дыханием, доносятся отдаленные звуки безудержного веселья.

Мы стоим в грязи, и уже потихоньку начинаем чувствовать холод. Мы не кричим и не танцуем. Возможно, ни одному из нас совсем не весело и все таки… Здесь так приятно; так хорошо.

– Интересно… – говорит Лиза.

– Что?

– Я правда не хочу быть среди тех гостей?

– Или?

– Или мне просто нравиться думать, что я не хочу там быть.

– Это не имеет значения. – сказал я.

– Почему?

– Потому что ты скоро там будешь. Мы возвращаемся. Мало ли, мама уже начала волноваться.

– Ты уверен? – спросила моя подруга, намекая на все эти звуки радости и праздника.

– Нет, но… мама не стала бы показывать вида, даже, если бы перепугалась до смерти.

Голос снова подал Винни: – Мир, я, наверное, должен тебе кое-что сказать. – робко произнес он.

– Если не хочешь, не говори.

– Это Марка каса… касается.

Вдруг мы услышали шуршание веток позади и одновременно повернулись. Недалеко от нас, высоко, между кронами деревьев, шевелилось огромное черное пятно.

– Это наверное сова. – тихонько произнесла Лиза.

– Давайте уйдем отсюда. – тихонько произнес Винни.

– Ты хотел, что-то сказать.

– Нет, я хочу уйти.

Мы все одновременно отвернулись и ускорили шаг.

Два часа ночи.

Волосы Лизы убраны на правую половину подушки. Влажное, блестящее от света луны, лицо, вкусно пахнет мылом и кремом. На ней надета моя пижама. Свою, Лиза забыла захватить. Я в одних трусах, как и Винни.

Моя грязная одежда лежит под кроватью. Лиза разбросала свой наряд по полу, а Винни аккуратно сложил все на стуле. Мы лежим на кровати в апартаментах под номером тридцать два, на третьем этаже, плотно прижавшись друг к другу. Лиза справа, я слева, Винни посередине. Его голова расположилась прямо в расщелине между двумя подушками. Кажется, Винни это не сильно беспокоит – он заснул, как только мы пришли, и сейчас тихо посапывает. Лиза тоже вот вот уснет, но сил ее точно хватит на парочку слов или даже одну связную фразу. Я смотрю на ее лоб, выглядывающий из-за шеи Винни, и спрашиваю, не переходя на шепот: – Лиза, почему ты не пригласила меня на свою свадьбу?

– Я уже говорила. – вздыхает Лиза.

– То не считается. Было, ведь, что то другое, да?

– Может быть.

– И что же?

– Я не хочу сейчас об этом говорить. Я хочу спать, Мир. – она отвернулась лицом к двери и закуталась краешком одеяла по саму голову.

– Не хотела знакомить меня с Рассом? Или, не хотела, чтобы я увидел тебя в свадебном платье?

Лиза снова вздыхает, нарочито громко, и поворачивается обратно ко мне лицом, спустив одеяло до шеи. Затем приподнимает голову. Я вижу ее глаза. Такие ясные, словно она совсем отрезвела.

– А как бы это выглядело?

– Выглядело?

– Именно. – Лиза замолкла в некотором смятении. Словно решает, стоит ей говорить следующие слова или нет. Через пару секунд она еще больше приподнялась на подушке, так что одеяло стало ей по грудь. – Помнишь, когда мою рукопись забраковали? Я думала лишь о том, что всю жизнь проработаю официанткой и плакалась тебе, как ненормальная. Мы тогда впервые напились… Я призналась тебе в любви. Я была вдрызг, и все же… В ответ ты так снисходительно посмотрел на меня… начал говорить об Авроре. Будто я забыла о ней… и после этого я должна приглашать тебя на свою свадьбу? Ничего более жалкого и придумать нельзя. Не хватает только взять мегафон и декламировать – смотри, кого ты упустил! Смотри, какая я счастливая! Какой успешный у меня жених, какая богатая у нас свадьба… Я не хотела, чтобы свадьба казалась каким-то дурацким способом самоутвердится; сказать последнее слово.

– До сегодняшнего дня, я думал, что твое признание в любви мне только приснилось.

– Очень удобно. Мне бы так. – Лиза, посмотрела куда-то в сторону. – Да не бери в голову. Все равно я тебя уже не люблю. Ну, как к другу, конечно, моя любовь необъятна. По всем остальным параметрам, ты с треском провалился… – Лиза положила голову на подушку и произнесла: – Давай спать, Мир. И пусть этот разговор тоже станет размытым сном.

Я отвернулся к окну и закрыл глаза.

… Я не могу двигаться и говорить. Я сплю? Я ничего не вижу, и не чувствую. Наверное, я умираю. От этого так волнительно, так спокойно. И почему смерти все боятся? Если она похожа на сон, чего в ней страшного?

Внезапно все тело обдало болью, словно колодезной водой, такой же ледяной и ошпаривающей.

Я ощутил, какое маленькое у меня тело, какое оно хрупкое и помятое. И еще я вспомнил, о чем-то очень плохом, страшном и болезненном. Я вспомнил, что упал. Что мы упали… А, где же Аврора?

Издалека слышится чей-то стальной голос. Мне не разобрать ни слова. Может, это и не человек вовсе. Кажется он (этот голос) здесь уже давно, но его присутствие дошло до моего мозга только сейчас.

Я открываю глаза, и тут же закрываю их. Слишком страшно. Хорошо, что «голос» этого не заметил, наверное смотрит в другую сторону, или в потолок, или в одну точку, так что все вокруг расплылось… Доли секунды мне хватило, чтобы разглядеть огромные пальцы с острыми ногтями, вцепившиеся в мою руку и крохотные выступы кр… густой жидкости, испачкавшие эти самые пальцы. Зачем кому то так впиваться в меня? Я сделал что то плохое? И почему я не чувствую рукой даже маленького прикосновения? Ни холода, ни тепла. Можно подумать, снаружи все потеряло чувствительность, настолько больно внутренностям. О, Боже, как я не подумал об этом! А что, если у Авроры все еще хуже? А что, если она… Нет. Нет… Сердце быстро быстро заколотилось, словно я испуганный кролик. Я вспомнил, как падал. В тот момент сердце билось точно так же. Нет ничего хуже, падения. По крайней мере, ничего хуже я никогда не испытывал.

Я забыл, о чем думал…

Об Авроре?

Кажется о том, что она уме…

Нет, конечно, нет. Я ведь спас ее. Мама назовет меня героем, и перестанет прятать мои крылья под колючими кофтами и пиджаками. А по всем законам книг и фильмов, герои, если принялись кого то спасать, доводят дело до конца или героически погибают вместе с прекрасными дамами. Раз я жив, значит и с ней все хорошо. По-другому не бывает. А, может, я все еще падаю?… Тело поплыло, как в невесомости. Меня кружит, и тянет в место, где нет ничего, кроме низа … Но почему я все еще слышу этот голос? Бла бла бла – говорит он. Нет конечно, он говорит другое, и еще странно всхлипывает. Я напрягаю слух и заставляю себя задержаться здесь; не уплывать пока в бездну.

– Терзаешь… – разбираю я. Нет, не так. – Ты знаешь. – говорит голос. – Ты знаешь, как я отношусь к ним.

Он спрашивает меня? Но, я ничего не знаю.

Вдруг я почувствовал в своей коже ногти, больше похожие на клыки собаки. Похоже, боль посещает меня с большим запозданием…

– Как и мои родители, как их родители, как все благоразумные люди… – продолжил голос. – Господи, если это какой то знак… Если это ты послал их, чтобы спасти мне жизнь, пожалуйста, скажи, что делать дальше… Потому что я не имею ни малейшего понятия. Ты проверяешь меня или издеваешься? Пытаешься сломить? Хочешь, чтобы я пожалел его? Я могу… я уже. Но… я никогда не позволял себе быть обязанным… Их так просто убить сейчас. Особенно его. И словно ничего не произошло…

Мое нутро стало тысячей испуганных кроликов. Лучше бы я уплыл, пока была возможность. Мне не было страшно, а теперь… Все, что говорит этот голос пугает. Смерть от его руки не будет похожа на сон, это уж точно. Лучше бы я уплыл.

Я сглотнул шершавый ком в горле.

– Ты, что, слышишь меня? – резко спрашивает голос.

Нет, не слышу. Я сплю. Я плыву. Падаю.

– Открой глаза, если слышишь. Тебя никто не обидит. – голос стал мягче, но все еще такой стальной, как если бы острый меч мог говорить. Если бы само зло могло говорить… – Мир, твоя мама очень обрадуется, если узнает, что ты проснулся.

Я знаю, что его слова – уловка, но все равно открываю глаза, потому что боюсь гнева самого зла…

Я вижу склонившееся надо мной мраморно белое лицо с красными глазами и размазанными под ними слезами (не смотря на это, лицо все равно кажется спокойным). Его глаза оценивающе смотрят на меня. На трубки, торчащие из моей руки. На аппараты рядом с кроватью. Он что-то вкалывает в одну из трубок и снова смотрит мне в лицо. Я молчу. Он тоже. «Так просто убить сейчас. И словно ничего не произошло»…

– Аврора… – выдавливаю я из себя сиплым, тонким голосом. Не знаю, зачем. Может, чтобы просто доказать «ему», что я еще в состоянии произносить слова?

– Мне очень жаль. – говорит голос, смотря мне прямо в глаза. – Аврора умерла.

Из горла, внутрь живота пробежала дрожь. Эти слова такие нереальные, такие неправильные. Даже их смысл я не совсем понимаю. Не хочу понимать.

Не успеваю я опомниться, как думать совсем стало невозможно. Какая-то сила схватила мою голову, зажав ее в крепких объятьях. Мои глаза закололо, не могу больше никуда смотреть и, захлопнув веки, тут же проваливаюсь в сон. Страх растворился, как небывало, вместе с невозможными словами и стальным голосом. Тело опять приобрело легкость. Бездна тянет к себе, кружа и покалывая. Я плыву к ней, забывая обо всем, и растворяясь…

Сорок седьмая глава

Мир

Следующие дни я ненавидел себя за то, что перепил на маминой свадьбе – почти не помню, как прощался с Лизой, и как на следующий день прощался с гостями и приехал домой.

Я болел двое суток и казалось, конец моим страданиям, никогда не настанет. Все, что происходило в те дни, меня не интересовало. Физически не могло. Ни на одном человеке, я не концентрировался больше, чем на три минуты. Минеральная вода, моя кровать и туалет – единственные вещи, что вызывали во мне чувства и интерес. А еще, уже много дней подряд, мне не снятся сны.

Сейчас со свадьбы прошел уже месяц. На улице здорово потеплело. Лиза уговаривала меня прогуляться по фруктовому саду или посидеть в открытом кафе, на набережной. Я ненавижу жару, так что предложил компромисс – поторчать у меня дома. Лиза согласилась. Прямо сейчас я разогреваю покупной малиновый пирог в микроволновке и высыпаю в плошку картофельные чипсы.

– Иди уже сюда. Пропустишь начало.

Я сажусь на диван, протягиваю Лизе чипсы. По телевизору идет что-то про вторжение инопланетян.

– Все еще не поздно пойти погулять. Фруктовый сад открыт до десяти.

– Ты можешь сходить с кем угодно другим.

– У меня не так много близких людей. Тебе ли не знать.

– А как же Вик? Вы вроде сдружились.

– Да… Мы сдружились, но нам лучше не общаться. – сухо говорит Лиза.

– Почему?

– Я ему нравлюсь. Кажется, он меня даже любит.

– Как это произошло? – спрашиваю я.

Лиза отвечает: – Мне откуда знать? Я сама Вика не понимаю. Но мы действительно хорошо сдружились. Мне нравилось проводить с ним время. Хотелось бы стать ему другом.

– Я думаю, у тебя получится.

– Правда?

– Я тебе нравился, помнишь? Но ты всю эту глупость отбросила, и мы остались лучшими друзьями.

Лиза, взглядом, полным иронии, уставилась на меня. С чего бы это? А потом она выдохнула и проговорила: – Почему в мире все так сложно?… Я знаю, что это идиотская фраза, но все-таки, почему в мире все так сложно?

Я ответил: – Помнишь, мы с тобой в детстве, играли в «слова»? Я называю какое-нибудь слово, а ты говоришь свое, первая буква которого должна совпадать с последней буквой моего. И так далее.

– Отличное у нас было детство…

– Я не о том. Когда мы только начали, никаких правил не было. Мы просто использовали все слова, что знали, включая города, имена, названия блюд. А потом нам стало скучно. Мы оставили лишь существительные, причем только те, что не являлись ни едой, ни одеждой, ни обозначением чувств. Это тоже быстро наскучило, и мы исключили названия цветов и животных. Затем придумали правило – называть можно только то, что помещается в мою комнату. А еще… я не помню, кто из нас это предложил… если три раза подряд звучат слова, связанные по смыслу, у нас была…

– Супер игра. Произносились только те слова, что связанны каким-нибудь праздником, да еще букв должно было быть не меньше пяти. Играть стало невозможно, мы ломали головы, считая себя идиотами, и постоянно спорили. Да, «слова» нам быстро осточертели. С чего ты об этом вспомнил?

– С того, что игра могла остаться простой и незатейливой. Мы сами все усложнили. А потом возненавидели.

Из телевизора раздался пронзительный, женский крик. Мы с Лизой уставились в экран, где разрушенные здания сменялись кадрами мертвых тел. Сквозь все эти тела, к одному из домов пыталась проползти девушка, спасаясь от уродливых пришельцев. Большую часть ее лица покрывает ожег; обе ноги, кажется, сломаны. Вся она в кровавой, дранной одежде. В воздухе витает серая пыль. До ближайшего дома всего пара метров, и пока девушку никто не заметил. Вдруг, трехпалая, с прозрачной кожей, рука, хватает ее за голову и не успевает девушка опомниться, как на разрушенный город падает бомба и все взрывается… Реклама.

Лиза выключила звук и положила голову мне на плечо.

Сорок восьмая глава

Лиза

«Иланий сидел на пыльной, каменной дорожке и угрюмо смотрел на свой посох. Рядом сидела Эдит.

– Я столько преодолел ради нее! – тихо сказал волшебник, все еще негодующий и ошарашенный. – Стольких убил! Столько раз чуть не умер! Добыл воды из этого дурацкого болота. Стал богатым. Купил это кольцо… – Иланий достал из кармана маленькое, переливающееся всеми оттенками красного, колечко из драконьего золота и выбросил в высокую траву. – И где же благодарность, Эдит? Почему все так несправедливо?

Эдит поднялась, и отряхнула свои колени от дорожной пыли. Она сильно устала за последнее время. От всего этого города и нытья Илания. Больше от нытья.

– Лидия не оценила по достоинству твои подарки и широкие жесты… Случается. Не стоит так сердиться, потому что… Потому что, знаешь что, Иланий? Кто-то старался стать для тебя особенным, а ты даже не заметил…

Эдит похлопала волшебника по плечу, и ушла в сторону леса. Больше они никогда не виделись.

Конец»

Дом скучал от безлюдности; от похожих друг на друга, спокойных дней; от Лизы. И иногда высказывал свое недовольство, тарахтением обогревателей и холодильника.

Лиза лежала на диване, держа в руках, вою рукопись, и перечитывала последние строчки. Рядом валялся большой конверт, адресованный издательскому дому номер два.

Все, что надо было сказать, сказано. Все, что нужно было сделать, сделано. Думала Лиза. И все же, с книгой было что-то не так. Почему-то история кажется незавершенной. А, концовка смазанной. Хотя, предполагалось, что она будет емкой; лаконичной. Да, с заполнением конверта она поторопилась. Нужно еще раз перечитать всю книгу и подумать. Лиза перелистала на самую первую главу и, вдруг глаза ее стали коситься на кухню, где на тумбе лежал, ждал своего часа, телефон – еще одно дело, воплотить которое она все никак не решалась.

Поиздевавшись над своими глазами минуту, Лиза вернула взгляд тексту (в конце концов, перечитать его, было первоначальной задачей).

– Итак. – сказала Лиза и приступила к чтению: – В стране под названием Свет, что была спрятана от других стран горами и реками, на окраине маленькой деревушки родился мальчик Иланий.

В первый же день жизни, мальчик стал знаменитостью – таких громких воплей, что издавал он, деревня еще никогда не слышала…

К вечеру глаза девушки разболелись, а саму ее начало тошнить от собственного произведения. И она, пряча взгляд и от рукописи, и от конверта, и от телефона, вышла из дома, намереваясь прогуляться по парку.

Весенняя теплота решила ненадолго отдохнуть. Лиза оказалась в центре города, на момент самого разгара этого отдыха. С неба, маленькими редкими каплями, падал дождь. Ветер дул прямо в лицо девушки, будто упрашивая вернуться домой и отправить уже свои труды в почтовый ящик. А лучше, позвонить мужу и сказать ему правду. Ну, или в качестве альтернативы, отсидеться в симпатичном маленьком кафетерии. Лиза не хотела ни черный кофе, ни еды… Может, немного виски, сна и другой жизни.

Жаль, воспоминания об их с ребятами, свадебном веселье, и его последствиях, заставили отказаться от идеи с виски. Так что, Лиза просто шла по узким тротуарам, то и дело врезаясь в прохожих, одетая в высокие, черные сапоги и фиолетовое пальто.

Волосы Лизы, от воды распушились и спутались, она забыла взять зонтик. Тушь потекла, намок белый шелковый шарфик. Она дышала в такт дождю, и думала о своей жизни. О своей книге. О своем браке. О своем счастье. О Мире. О Вике А. О своих детских мечтах… Из-за мыслей о последнем, по рукам Лизы пробежались мурашки. Обещание, что она дала себе в пятнадцать лет, в серьез грозило не исполниться. А, тем временем, насмешливый дождик, напевал песню Лизе на ухо: «Эй, ты! Ты его не любишь. Ты не любишь его. Ты не счаст-ли-ва»

В двенадцать ночи, Лиза вернулась домой, мокрая и трезвая.

Не раздевшись, не разувшись, она залезла на диван, пачкая его замшевую обивку, дорожной грязью.

Рукопись и конверт лежали там же, на диване. Лиза не моргая смотрела на них и думала о том, что в ее книге неправильно все: Главный герой, это поверхностный идиот, которому все время, неоправданно, везет, при том, что он еще и остается недоволен. Так же, этот персонаж влезает в опасные приключения, по глупым причинам, даже абсурдным. А, к концу истории, ничего не понимает, и остается таким же, каким и был в самом начале. Да, Лиза сделала Илания таким специально, чтобы он отличался от героев сотен книг, с похожим сюжетом. Но, правильным ли это было решением? Стала бы она сама такое читать, не будь автором? Вряд-ли… Хотя, интересные моменты в книге есть. Может, встретиться с Миром? Заставить его прочитать. Узнать мнение. А, если ему не понравится? И он вынужден будет соврать, чтобы не обидеть начинающего «писателя»? Лиза сразу поймет, что он врет и обидится. Интересно, на вранье Расса, она бы обиделась? Интересно, есть человек, которой не стал бы ей врать?

Лиза задумалась на минуту, затем взяла телефон и набрала номер Вика А.

– Нет. – резко сказала девушка сама себе, и сбросила. – Что я делаю?

Звонить посреди ночи, человеку, что влюблен в тебя, ради простой болтовни… Мир делал с ней так же, но у него хотя бы есть оправдание – он не замечает ничего вокруг; он не знает, то есть не знал, то есть… Об этом ей нужно было думать в последнюю очередь.

– Ах, к черту все! – сказала Лиза.

Ни один ее знакомый не сможет помочь или дать действительно полезный совет. Так что, какая разница?

Девушка на выдохе засунула рукопись в конверт, тихо произнеся. – Да, так да. Нет, так нет. Пора перестать бояться.

– Пора перестать боятся. – повторила Лиза, и набрала номер Расса.

Сорок девятая глава

Марк

Сначала уборщик хотел вытащить ключи от шкафчика, из кармана брюк мэра. Дождаться, когда тот уйдет, открыть ящик. Посмотреть, что там. И оставить ключи где-нибудь на полу, в его кабинете. Затея была рискованной и глупой (мэр ни за что не поверит, что сам выронил ключ) Уборщик вовремя понял, что взломать замок куда проще.

За последнее время Марк похудел. Выбросил все, испачканные чернилами, рубашки и брюки. А, так же приобрел привычку не говорить и не слушать вещи, кажущиеся ему не интересными.

Его голос увеличился в громкости. Глаза в яркости. Мысли стали, как он сам считал, стеклянными (очищенными и отшлифованными; легкими в нахождении; удобными в использовании).

Марк сидел на полу в своей спальне, одетый в зеленую футболку и серые штаны, и думал, думал, думал… кажется, это занятие, с каждым днем причиняло все больше боли, но останавливаться было нельзя. Столько всего еще предстояло сделать.

Раздался стук дверь.

– Входи. – сказал бармен.

Дверь открылась. В комнату, с подносом в руках, вошел Нула.

– Я принес виски. – произнес гость и закрыл дверь за собой.

Марк поднялся, взял с подноса бутылку; бокал, и сел на прежнее место.