Охотница

Цивы в вагонах, конечно, сгорают от любопытства. Многие из них весьма влиятельные люди, они вправе требовать, чтобы им выдали информацию. И им выдадут – хотя, возможно, не всю. Они видели драккена. Видели, как я опрометью неслась вдоль поезда. Они знают, что поезд встал. Они видели два залпа «Гееннами» с локомотива. И сейчас им, вероятно, уже сказали, что имела место стычка с пришлецами и мы (очевидно) победили.

Примерно так оно и было. Проводники с трудом сдерживали толпу в первом вагоне. Не бунт и не революция, но возбуждения через край. Народ толпился в проходе. Я смекнула, что цивам нужно куда-то выплеснуть свои восторги, и оставила им на растерзание Гончих. А сама пробралась в вооруженный локомотив.

Я вовсе не такая крутая, какой кажусь, глубоко внутри уж точно. Но сейчас крутой вид мне жизненно необходим. Когда я включаю в себе Охотницу, я погружаюсь в состояние сродни медитации, и меня ничего не тревожит. Поэтому придется еще немного побыть в режиме Охотницы. Я расплачусь за это позднее: когда останусь одна, раскисну от души – но это потом, а сейчас пускай народ думает, что я с самого начала твердо знала, что делаю. Это тоже часть службы Охотника.

Я не знала, как меня встретят в артиллерийском отсеке. К счастью, там никто не голосил и стенал, на меня смотрели вполне спокойные лица. Поезд дрогнул, тронулся и начал набирать скорость.

– А все-таки мы… – начал было офицер.

Я помотала головой:

– Потом. Сначала покажите мне запись в замедленном режиме. А то я валялась в грязи, пока вы устраивали тарарам.

Замедленная запись подтвердила мои догадки. Волхв успел сообразить, что происходит, и – вжих! – его как ветром сдуло до того, как ракеты вдарили по его Стене. Больше с ним этот фокус не пройдет, да и с другими Жителями вряд ли. Так что это было эксклюзивное шоу. Черт, да вся эта наша с ним беседа – сплошное эксклюзивное шоу. Чтобы Житель вполне здраво разговаривал с Охотником?! Да еще чтобы предлагал… что он, выходит, предлагал-то? Работу? Союз? Или вакансию комнатной собачонки?

Но, надо думать, если кто-то из Охотников и принимал подобные предложения, то никто из людей об этом не слышал. Такой Охотник исчезает и считается погибшим.

Я вернулась мыслями к записи.

– Вот. – Я указывала на предательскую белую вспышку, которую не скрыли даже ракеты, разносящие Стену на кусочки.

Офицер выругался, а потом вздохнул:

– Слинял, значит.

– Да, – кивнула я. – Но убивать его не наша задача и не наша работа. Задача была в том, чтобы заставить его уйти. А работа – в том, чтобы пассажиры поезда доехали до города целыми и невредимыми.

Мое рассуждение им не понравилось. А я ни капли не удивилась. Учителя подробно объяснили мне разницу между тем, как мыслят солдат, цив и Охотник. Охотник на фоне солдата и цива явно выделяется. Мы, в Монастыре, конечно, ближе всего к Охотникам. Цивы – те, которые горожане, – они любят победы. Им нравится побеждать или чествовать победителя. Солдаты предпочитают завершенность. Им тоже нравятся победы, но для них главное – чтобы все закончилось раз и навсегда, не важно, победой или поражением. А мы, обитатели Горы, народ прагматичный. Мы-то знаем: то, что кажется завершенным, редко завершено на самом деле. А плоды побед скоротечны, поэтому из них лучше извлечь все возможное и использовать в полную силу. Мне все это еще предстоит освоить – как думают цивы и как думают солдаты. Для меня, выросшей в Монастыре, это не такой уж естественный ход мысли.

А теперь вкратце: для этих конкретных солдат все, что не является победой, является поражением. Пока кто-нибудь не вывернет поражение наизнанку и не превратит в победу. Вот этим и займется офицер, когда я уйду, – полагаю, это и есть его работа.

– Я считаю, они больше не тронут этот поезд, а возможно, и трижды подумают, связываться ли с другими поездами. По крайней мере, какое-то время, – заявила я, чтобы им было над чем поразмыслить. Затем я делано улыбнулась, потому что мне уже позарез надо было побыть одной или с Ча хоть чуть-чуть. – Вы, ребята, настоящие герои. Мое дело было маленькое: заманить, отвлечь и мышкой прогрызть дырочку. Мне самой бы его не уложить. Я только проделала вам окошко в Стене.

Это я загнула, но так им будет еще над чем поразмыслить. Артиллеристы сразу повеселели. Я прямо видела, как у офицера в голове крутятся шестеренки.

А потом я ушла.

Первый вагон был люксовый, с купе на одну персону. Потому что, если вдруг поезду придется избавляться от вагонов и ехать на критической скорости – угадайте-ка, кто спасется? У дверей вагона – ну надо же! – меня поджидал знакомый рыжий проводник.

– Там толпа народу желает тебя благодарить. – Он выдавил странноватую улыбочку. – Но я подумал, может, тебе сейчас немного не до них… Тебе, похоже, не повредит слегка выдохнуть.

Я удержалась и не раскисла прямо у него на глазах, но… ничего себе. Парень, видно, без пяти минут Псаймон.

– Я как бы… ну… – забормотала я, но, прежде чем я успела договорить, проводник распахнул дверь первого купе и легонько втолкнул меня внутрь.

Купе оказалось маленькое, но тут был крошечный освежитель – раковинка с двумя торчащими из стены кранами. А еще кровать – настоящая кровать, разложенная, которая будто ждала меня. И закуски с напитками.

– Как будешь готова потолкаться среди народа, жми вот эту кнопку, – сказал проводник. – Я за тобой приду. – И он закрыл дверь, а я наконец-то осталась одна.

Правда, ненадолго. Ча призраком просочился через дверь – на этой стороне Гончие так умеют – и привалился ко мне всем телом. И я плакала, и дрожала, и снова плакала.

Все плохие сценарии один за другим прокручивались у меня в голове во всех деталях. Я могла погибнуть, и все в поезде могли погибнуть, или Волхв мог пленить меня и заставить смотреть, как гибнут остальные, или он мог с моей помощью добраться до Учителей и до Горы… В общем, все что угодно могло случиться. И это все что угодно даже рядом не лежало с хеппи-эндом.

Скажем прямо, успокоилась я не сразу.

Потом я умылась, положила на покрасневшие глаза холодную ткань, чтобы они казались все-таки светло-карими, а не алыми. Пожевала что-то похожее на съедобное произведение искусства, выпила много-много воды и шагнула навстречу шумихе.

Шумихи я не выношу. Даже когда ее устраивают знакомые мне люди, а уж когда незнакомые, то и подавно. Но Учителя и дядя очень доходчиво мне объяснили, что моя служба без шумихи не обходится, и надо принимать ее как дар, даже если меня от нее с души воротит.

Проводник, которого я уже начала про себя звать «моим», уже был в коридоре. Он остановил меня перед вторым вагоном:

– Компания одобрила бы, если бы ты прошлась по всем пассажирским вагонам.

Ого, да тут с каждым шагом все забавнее.

– Э-э… – промычала я, решив опять прикинуться деревенщиной. – А что за компания?

– Компания, которая владеет всем гражданским транспортом, – пояснил он. – И этим поездом в том числе.

Я, конечно, была в курсе – Учителя нам рассказывали еще на школьных уроках истории. Но я же деревня, верно?

– А я думала, вооруженные силы… – протянула я.

Он покачал головой:

– Военные хорошо умеют только одно: драться. Цивы свои дела ведут сами.

А то я не знаю.

– В смысле цивы и поездами командуют?

Ну а что, логичный вопрос: транспорт слишком сложная система, чтобы так просто ими командовать.

– Гражданскими – да. Так что, если бы ты прогулялась перед публикой, Компания бы это оценила.

Он так сказал «Компания», что стало ясно: имеются в виду шишки из Компании, которые всем рулят. Значит, кто-то уже доложил о случившемся наверх, и сверху вниз начали поступать указания. Потому что «Компания оценила» – это такой вежливый приказ. Зачем им это нужно – непонятно, но, может, станет понятно позже.

– Ладно, могу прогуляться, – ответила я. Я пока в состоянии сдерживать истерику, а уж после позволю себе обычный после Охоты выхлоп. – Ну что, идем?

Проводник кивнул и распахнул дверь. Меня мигом окружил народ, насколько это было возможно в вагонной тесноте. Я степенно улыбалась, кивала, произносила всякие успокоительные фразы. Гончие протиснулись ко мне между ногами и сгрудились вокруг меня, оставив мне немного пространства. Я старалась говорить каждому пассажиру хоть что-то, но тут одна дамочка всунула мне в руку ручку и бумагу, и я в первую секунду растерялась. Не могла сообразить, чего ей от меня надо: слово «автограф» на Горе было не в ходу. Но потом мне продолжали подсовывать бумагу и ручки, и не только в этом вагоне, но и в следующих. Поэтому я царапала свое имя и прибавляла упрощенную версию моей мандалы – кажется, пассажирам это нравилось.

Но очень уж все это изматывало. Я не привыкла столько времени быть на людях после Охоты. Гончие тоже: одна за другой они ускользали, пока не остался один Ча. И в конце пути я уже не могла спрыгнуть вниз. Пришлось повторить свое триумфальное шествие в усеченном формате.

Возле моего вагона опять дожидался «мой» проводник.

– Компания распорядилась выделить тебе то отдельное купе, – сообщил он. – Которое я для тебя открыл. Они хотят, чтобы ты как следует отдохнула.

Я его чуть не расцеловала. В моем вагоне все бы на меня таращились и притворялись, что не таращатся, а я бы при них вообще бы ничего делать не смогла, не то что спать.

– Ой, как замечательно! Спасибо! – с чувством поблагодарила я. – И спасибо, что открыл мне купе с самого начала.

Он слегка покраснел:

– Если что понадобится, жми на кнопку. Но тебя еще ждет короткая беседа, а потом уж они от тебя отстанут.

Ага, кому-то не терпится выслушать мой рапорт. Может, это офицер хочет поговорить без подчиненных? Мысли заглушало бурчание в животе. Я сейчас умру с голоду; внутри у меня полная пустота. Это примерно как то тепло, которое ощущаешь, когда заряжена магией под завязку; а когда магия утекает, приходит голод – и начинаешь зябнуть и ощущать себя невесомой. Причем невесомость эта не в голове, а как раз наоборот: кажется, будто голова слишком тяжела для твоей шеи. Если имеешь дело с магией, этого не избежать. Проводник довел меня до купе, и я уже мысленно пускала слюнки, воображая огромный шмат мяса с овощами. Кровать куда-то подевалась, а вместо нее у окна появился стол побольше и два сиденья. И оказалось, меня ждет вовсе не то, о чем я думала.

Я-то думала, что мне предстоит беседа с офицером из локомотива: очевидно, начальство поручило ему расспросить меня более подробно. А вместо офицера передо мной возник видэкран, а на нем некто в форме. И еще на меня смотрел глазок камеры.

Человек на экране окинул меня спокойным взглядом:

– Значит, вы и есть Рада Чарм, племянница префекта.

– Да, сэр, – кивнула я. Садиться я не стала, наоборот – вытянулась, как если бы стояла перед Учителями.

– Присаживайтесь, пожалуйста. Я всего лишь хочу задать вам несколько вопросов.

Я натянула приветливую, но сдержанную улыбку и уселась.

По моему вызову появился проводник и принес мне стакан воды. Я благодарно улыбнулась ему, и он опять покраснел. Ча притиснулся ко мне и сидел не двигаясь. Хотя по его глазам было видно: он понимает, что я говорю с человеком на экране. Я отпила воды, чтоб выиграть немного времени, отвечая на первый вопрос своего собеседника.

Он расспрашивал меня осторожно и ни разу не упомянул Волхва. Вместо этого он заговорил о скопище драккенов и гоге. Когда он завел разговор про гога, по телу у меня пробежали предупреждающие мурашки. Но я не стала его поправлять. По неизвестным мне причинам этот человек и его начальство хотели получить… как же это называлось в книжках по истории… купированную версию событий, вот. То есть чистую правду, но без Волхва.

Купированная версия – это, вне всяких сомнений, для цивов. Я потягивала воду. Совсем безвкусная: наверняка переработанная.

Следующий вопрос подтвердил мою догадку:

– А как, по-вашему, драккены и гог сумели проникнуть в клетку?

– Охотникам известны случаи, когда драккены и гоги действовали сообща. Я предполагаю, что это устроил гог. Он догадался, что сумеет порвать клетку с помощью драккена.

Вот теперь мои мозги работали на полную катушку. Нужно как-то по-хитрому вывернуть эту историю – а я тот еще выворачиватель; пиарщик из меня, прямо скажем, вышел бы никудышный. Гоги – они башковитые. Не как Жители, но они хотя бы умеют разговаривать. Например, могут сказать «Заткнись, завтрак».

Чтобы разъяснить вам про гогов, мне нужно снова обратиться к древнегреческим историям. Гоги очень смахивают на циклопа, которого одурачил Одиссей. И мозгов у них примерно столько же, то есть немного. А вот двуглазых магогов мы видим не часто; некоторые Охотники считают, что гоги и магоги – что-то вроде супружеской пары, причем магоги – более умная половина. Вместе они не появляются, но если вы видите гога – уж будьте уверены: и магог где-то неподалеку. Названия их взяли из Б’иблея Христовых, больше я ничего о словах «гог» и «магог» не знаю.

– Мы остановили поезд, увидев гога, и дали по нему первый залп. Поскольку он остался невредим, мы заключили, что его окружает Стена. Я сошла с поезда, чтобы отвлекать гога, пока артиллеристы готовят следующий выстрел. Я ослабила его Стену. Гоги могут думать лишь о чем-то одном, и пока мы с Гончими занимали его внимание, он не мог как следует защищаться. А я тем временем истончала его Стену.

– Итак, вы создали брешь в его защите, заставив тварей отвлечься на вас и тем самым подставив себя под удар?

В его голосе не прозвучало одобрения. Но и неодобрения тоже. Он словно чего-то ждал. Не знаю, чего уж он хотел услышать.

И я выдала ему правду без прикрас.

– Я Охотница, и наша задача – защищать цивов. Это даже не назвать настоящей Охотой, ведь все-таки у меня была группа поддержки, вооруженная ракетами. В действительности моя заслуга лишь в том, что я вовремя приказала остановить поезд и устроить все так, чтобы военные смогли совершить свой подвиг.

Как-то так. Пускай у нас военные будут молодцы. Он же военный. Значит, должен радоваться.

– Благодарю вас, Охотница. – Мой собеседник наконец выдавил малюсенькую улыбочку. – Вы существенно облегчили мне задачу.

– Э-э… всегда пожалуйста, – ответила я, но видэкран уже погас, а глазок камеры затянуло шторкой.

Я застыла на несколько мгновений, наконец отпуская в себе все, что удерживала: усталость, умственную и физическую, гнев, яростный голод. И прямо сейчас голод победил усталость. Ча прижался к моей ноге, а я вдавила большим пальцем кнопку.

– Тут где-нибудь можно раздобыть стейк с овощами? – осведомилась я, когда на мой зов явился проводник. – Пожалуйста, а?

Глава 4

Пока я ждала, я мысленно перебирала, чему научилась в школе, когда нам объясняли про жизнь в цивилизации.

Во времена Дисерея военные взяли все в свои руки. Они учились, как сражаться с пришлецами, собирали выживших, а сами тем временем отыскивали надежно защищенное место, где можно возвести укрепления и возродить цивилизацию. И они никогда никого не бросали. У военных был девиз: «Modo ad pugnam paulo durioribus» – «В сражении лишь немного тяжелее». И это было хорошо, правильно: они отыскивали и брали под защиту тех, в ком больше всего нуждались – инженеров, всяких производителей и просто умных людей. То есть людей, которые вроде бы и не очень полезны во время сражения, и сами за себя постоять не могут. Военные отыскали и первых Охотников, которые стали для них подкреплением. Кто не был военным или Охотником, именовался цивисом, или коротко цивом. Потом нашлось и подходящее место – хорошо укрепленное, и там сохранилось много чего с прежних времен, что можно было использовать. И все засели там. Мало-помалу цивы разобрались, что делать с пришлецами, кроме как швыряться в них дурацкими декретами. Кто-то изобрел первые Барьеры, и началось строительство Пик-Цивитаса. Командовал всем жутко умный генерал. Он твердо знал, что с военными делами лучше всего по-военному управятся военные. Но ведь военные ничего не смыслят в делах гражданских – вот в чем загвоздка. Постепенно Пик превратился в безопасное для жизни место, однако в один прекрасный день между военными и цивами возникли терки. Тогда генералу пришлось договориться с теми ребятами, которые заправляли у цивов. И все вместе они приняли решение разделить полномочия. Премьер Рэйн отвечает за цивов, а генерал – за военных. Если нужно что-то сделать – это делают те, у кого лучше получается. В вопросах частного капитала и получения прибыли рулят цивы. Например, они контролируют гражданские поезда, водоснабжение, производство пищи и электроэнергии. Если вы работаете на частном предприятии или в конторе, то вашего работодателя вы зовете «Компания». Я очень аккуратно подбирала слова, когда говорила тут со всеми: надеюсь, и Компания, и военные будут довольны. То еще вышло жонглирование. Теперь мне стали кристально ясны слова Учителей: Компания, правительство и военные не хотят, чтобы кто-то знал о Жителях. А я молодец: маленькая Охотница, которая держит рот на замке.

Мой проводник принес мне симпатичный квадратик мяса и еще кое-что. Я посмотрела на еду, потом подняла глаза на проводника.

– Никогда не кормил Охотника после Охоты, да? – спросила я и, не дав ему ответить, продолжила: – Я сожгла миллиард калорий. Я умираю с голоду. Это как пробежать марафон. В гору. И с горы. И с рюкзаком, полным кирпичей.

Он растерянно поморгал, а потом забрал тарелку и вернулся с уже нормальной Охотничьей едой – примерно столько я ела дома после Охоты, даже если год выдавался тощий. Никто ведь не станет морить голодом служебного пса. Вот и Охотника, который всех защищает, нельзя держать на голодном пайке. Нет, на Горе мы никому голодать не давали – это не по-нашему. Если год был скудный, Охотникам доставалась самая большая доля. Обычно мы восполняли это обыкновенной охотой, принося дичь из дозоров.

Вот бы сейчас настоящего мяса, а не этого клонированного. Но ничего, побольше соуса – и клоны сойдут за вкуснятину. И в конце концов, жаловаться неприлично. А еще мне принесли вино! Я люблю вино, но мне как несовершеннолетней оно перепадает нечасто, только по свят’дням.

Я как ненормальная заглатывала еду, а мой проводник тем временем вытянул из стены кровать (так вот где она пряталась!). Ча, мой красавец, мой изящный мальчик, ловил кусочки и жевал их – очень аккуратно, не как обычная собака. Гончим наша пища не нужна, но некоторым из них она нравится. Я могу без конца любоваться Ча в собачьем обличье: его холеной шелковистой шерстью, мягкой, как спальный кокон, длинной тонкой мордой, острыми ушами, упругим хвостом. И он весь такой поджарый, жилистый, мускулистый. Только сверкающие огнем глаза выдают в нем необычного пса. Я так увлеклась поглощением пищи, что забыла обо всем остальном. Сейчас не стоит ни о чем думать – пусть мозги остынут.

Проводник снова вышел в коридор и вскоре вернулся с моей сумкой.

– Я подумал, вдруг тебе что понадобится отсюда, – натянуто произнес он и улыбнулся. А потом показал мне все примочки и приспособления в этом купе. – Ой, и кстати, тебя через полчаса покажут в новостях из Пика, можешь посмотреть, если хочешь.

Хмм. Не знаешь, что и сказать. Я, признаться, не совсем понимала, о чем это он. Но он, видно, решил, что молчание – знак согласия, и включил голографический дисплей:

– Не забудь: понадобится что – жми на кнопку.

С этими словами он вышел. А я осталась в купе, где сгущались сумерки, наедине с яркими цветными фигурками, плясавшими на дисплее между мной и окном.

По-хорошему мне бы послушать, что они говорят, но мой мозг еще и прежнюю информацию не до конца переварил. Зазвучали фанфары, на экране возник логотип канала «Пик Прайм», а затем выплеснулось: «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК! НАПАДЕНИЕ НА «ПТИЦУ ФЕНИКС»!»

Вот здесь, наверное, и будет про меня.

Последовала череда обычных сообщений – по-моему, они все перекрывали друг друга, сливаясь воедино. Мне было важно услышать, как в новостях преподнесут события, потому что мне ведь потом отвечать на вопросы при зрителях. Как и ожидалось, материал порядком подправили. Интересно, что они оставили упоминание о Стене. Может, цивы не в курсе, что гоги – вовсе не Чародеи, Стены им ставить не под силу.

Ча тоже не сводил внимательного взгляда с дисплея. Он в принципе видел Гончих в роликах, но других, не себя самого и свою стаю.

– Ты смотрелся великолепно, – заверила я его. – И очень грозно.

Он ухмыльнулся и снова обратился к дисплею.

А дальше было еще интереснее: появилась я, которая таращилась в камеру. Это же часть моего отчета тому военному на экране!

Неудивительно, что я существенно облегчила ему задачу. Я распознала все его намеки и ответила так, что ему даже не пришлось вырезать Волхва. А значит, он эту запись может проиграть перед теми, кто требует ответов, но кому не положено знать про Жителей. Да еще скормить куски из нее новостному каналу!

– Новая Охотница ничуть не похожа на Аса Стёрджиса, не так ли, Гейл? – сказал ведущий. – Его стиль по-прежнему вне конкуренции, однако на его месте я бы не терял бдительности. С таким дебютом она определенно выбьется в лидеры!

– О, еще посмотрим, как поведет себя Рада по прибытии в город, – отозвалась женщина. – Наверняка в этой Охотнице кроются неизведанные глубины. Уверена, она еще даже не начала раскрывать себя!

Э-э… что? Почему они обсуждают меня, словно видзвезду?

– Время покажет, – заключил мужчина с торжественным кивком.

– Ну а мы пока можем сказать одно, – произнесла женщина, подавшись к камере. – Какие бы слухи ни ходили об Охотнице Раде, теперь, когда я увидела ее воочию, я со всей прямотой заявляю: она сильный конкурент, вне зависимости от того, кто ее дядя. Охотнику Асу придется расстараться, чтобы не уступить ей место в рейтинге!

– С вами был Джонни Найт, – сказал мужчина.

– И Гейл Пирс, – прибавила женщина. – Охотники на страже! Пик и Территории могут спать спокойно!

Снова зазвучали фанфары, промелькнул яркий символ Союзных Территорий с наложенной буквой «П», то есть «Пик», новости закончились, и начался какой-то другой ролик.

Я выключила дисплей. На меня навалились одновременно усталость и растерянность. Слухи? Ну ладно… И погодите: рейтинг? Что еще за рейтинг? И что мне прикажете со всем этим делать? Учителя говорили, что со мной будут носиться как со звездой, но я же не знала, как это! Все усложняется на глазах. Да так, что мне и не снилось.

Но всерьез напрячься по этому поводу я не успела. Ча деликатно ткнул меня носом: пора, мол, уже раскиснуть как следует. Я убрала дисплей, залезла в постель и подвинулась, давая место Ча. От него исходило тепло и мягкое успокоение, но все равно глаза у меня щипало. Мне хотелось домой. Мне не хватало наставлений Учителей. Прямо до слез не хватало.

Я мечтала снова очутиться на Горе, где жила сколько себя помнила. Надоела уже эта равнина. Я мечтала о снеге и о твердой уверенности, что ни один пришлец, ни один Житель-Волхв не продержится долго на таком холоде. Я мечтала о своей маленькой комнатке в Монастыре: она не больше этого купе, но гораздо уютнее, теплее и вся светится, и там гладкое дерево, и пуховая перина, и толстые пуховые одеяла. Я мечтала говорить с людьми и не следить за каждым словом. Но больше всего я тосковала о своих Учителях и о Кедо. Мне до смерти нужны были их советы.

Только Учителя не стали бы их давать. Они больше не говорят мне, что делать, – и так уже года два. Как в тот раз, когда я пыталась разобраться с магической сетью. Кедо учил меня, как соединить два разных заклинания, чтобы получилось еще одно, новое. Я не понимала, зачем мне так мучиться. Кедо ведь умеет создавать магическую сеть – я сама видела, как он это делает! Он бы мог просто показать мне. Но он только посмотрел на меня своим особым взглядом и сказал: «Все, что нужно, тебе известно, – а теперь найди свой собственный путь». И сейчас Кедо, да и любой из Учителей, сказал бы мне то же самое – в глубине души я это понимала.

От этой мысли мне стало только тоскливее. И тут меня всю тряхнуло от ужаса, которому я не дала воли раньше, а еще – вот это было что-то новенькое – от злости. Эти безмозглые кретины делают из меня какого-то… какого-то клоуна! И наконец усталость шарахнула меня по голове пыльным мешком, и я провалилась в сон без сновидений.

Я проснулась, по обыкновению, на рассвете.

Ча ушел, как я и ожидала. Гончие не могут долго оставаться на этой стороне, им словно отпущено какое-то определенное время. Хотя, может, Потусторонье им больше нравится. Я даже не уверена: это то же самое Потусторонье, откуда лезут Жители и все прочие чудики, или другое.

В голове моей роился миллион вопросов. И, разумеется, никаких ответов. Жаль, что я не Псаймон: разговаривала бы мысленно с Учителями, когда вздумается. Но или магия, или псай – по крайней мере у людей, это только Жителям повезло. Так что… да. Миллион вопросов.