Где рождаются чудовища

И тогда к ней пришли. Шаги оборвались. Дверь не шелохнулась, но в комнату всё равно вошли. Это была не мама.

Он сел на стул возле кровати. Свет луны не касался его, будто огибал, но она рассмотрела невероятно высокую, худощавую фигуру с нечеловечески длинными конечностями. У него не было лица, цвета или одежды, только сплошная, но осязаемая тень. Фигура почти касалась сгорбленной спиной потолка, скрестив руки на острых коленях. Пальцы, как веревки, свисали с ладоней. Она заглянула в потолочную бра и увидела себя в море тьмы. Появление Чёрного Человека вычеркнуло из метафизической реальности всё, что она знала.

Она никогда не видела его раньше, но знала имя, словно оно всегда было спрятано в далёком страшном сне. Вытянутая голова на тонкой шее повернулась. Чёрная, затмевающая любую другую тьму пустота вместо лица уставилась на неё.

– Что у тебя в левом кармане? – спросил он.

Но в её пижаме не было карманов.

Даже если бы она могла сейчас говорить, то не выдавила бы ни слова из-за сковавшего горло страха. Голос Чёрного Человека принадлежал другому миру. Он впитал в себя скрипучие шаги в заброшенном доме, куда полезла компания мальчишек, страх одинокого ночного прохожего перед незнакомцем, руки которого спрятаны в карманах, смятение пешехода от гаснущего фонаря, за которым продолжалась тёмная дорога; голос отражал образы из книг и фильмов, которые засели в подсознании и с годами выросли в фобии. Голос проникал под кожу, тёк по венам вместе с кровью и вытряхивал из самой сути человека всю храбрость, оставляя внутри только податливое чувство страха, из которого и лепятся кошмары наяву и во сне.

Её левая рука вдруг ожила и потянулась к бедру.

«Проснись. Проснись скорее», – твердила она себе.

Пальцы забрались в карман. Разрез в ткани показался таким естественным, будто всегда там был. Рука по запястье увязла в несуществующем мешочке, где ничего не могло храниться.

– Что у тебя в левом кармане? – повторил Чёрный Человек.

Она сжала что-то. Маленький шарик размером с крупную жемчужину. Она тут же поняла, что ни в коем случае не должна это отдавать.

Она держала самую важную часть себя. Возможно, ту самую, без которой человек становится серым, как туман во время дождя. Потеряв эту часть, он остаётся существовать только как тень себя.

– Дай мне это.

Проснись, проснись. ПРОСНИСЬ!

Почему он пришёл именно за ней? Из её жизни нечего забирать.

Она до дрожи сжала ладонь в кармане, но непослушная рука всё равно норовила выскользнуть наружу. Чёрный Человек встал, раздвигая границы комнаты, унося стены и мебель во мрак космоса. Пространство рухнуло. Дикое карканье ворона превратилось в песню смерти, ревущий ветер стал музыкой, а тени неистово заплясали. Ансамбль безумия исполнял апокалиптическую оперу, которая сопровождала её в другой мир. А проводник – это Чёрный Человек, желающий взять причитающуюся ему награду. Он был Хароном на реке Стикс, Анубисом в залах Дуата, Папой Легба из призрачной Гвинеи. Чёрный Человек был всем, и теперь она знала о нём всё, хотя раньше не знала ничего.

Она хотела закричать. Или умереть, чтобы с воплем или последним издыханием выпустить из тела часть страха, пока её не разорвало. Но паралич продолжался.

ВСТАВАЙ, ОЧНИСЬ! ВЗМОЛИСЬ ЛЮБЫМ БОГАМ, НО ТОЛЬКО ПРОСНИСЬ.

– Дай мне это!

Голова была готова взорваться от этого требовательного астрального голоса. Чёрный Человек ещё более возвысился, обхватил кровать руками в перчатках из тьмы и поднял. Она снова падала, только на этот раз вверх, и чувствовала, как парит. А сжатая в кулак рука по-прежнему протягивала круглый шарик. Протягивала её душу.

Ей следовало внимательнее следить за своими вещами.

Но она не виновата!

Может быть, но теперь её вещички полетят прямым рейсом в аэропорт ада.

ПРОСНИСЬ!!!

Она чувствовала, как слетает с катушек, по-другому не назовёшь.

Чёрный человек склонил к ней голову размером с грузовик. Тьма пропела:

– ДАЙ МНЕ ЭТО.

Одна рука держала кровать, а другая протянулась к ней. Он хотел забрать то, что с нечеловеческим отчаянием сжимала её маленькая, тонкая рука.

Как же легко будет умереть после таких усилий.

В последний момент, прежде чем пальцы разжались, она проснулась.

Она сорвала голос с первых нот крика и со слезами на глазах вскочила с кровати и ринулась в комнату родителей. Завербованные потусторонними силами тени проводили её, а после заняли свои привычные места.

Родители убеждали её, что это был всего лишь очень страшный сон, такое случается, детка.

Со временем она заставила себя в это поверить.

С запертого окна слетели петли. Их давно было пора менять.

Чёрное вороново перо лежало на сдвинутой с положенного места кровати. Всему найдётся объяснение, если сильно этого захотеть.

На левой ладони ещё долго не заживали глубокие царапины от ногтей, которые она сама себе нанесла, но со временем и это прошло. Никаких карманов в пижаме, конечно, не было.

Но иногда в настоящих карманах пальцы нащупывали что-то, похожее на жемчужину. Девушка вздрагивала, а затем успокаивалась. Ведь главное сокровище осталось при ней, напоминая о полноте жизни.

Кости

Начался дождь, Мартин отвлёкся от работы и увидел, как последние просветы чистого неба затянулись серыми облаками. Из лесной чащи в сторону двух людей стелился туман. Мартин выругался и проклял весь свет за то, что его забросило в такую глушь.

Его брат, Якоб, упорно продолжал копать бесформенную яму.

– Хватит, – сказал Мартин, вытирая пот со лба. Пятна грязи раскрасили лицо, как камуфляж.

– Нет, брат, ещё немного, и мы найдем. Чувствую, вот-вот найдем.

Мартин со стоном выпрямил деревянную спину. Боль сводила онемевшие мышцы, пока он выбирался из ямы.

– За целый день мы ничего не нашли, кроме червей и дерьма. Заканчивай, пока я сам тебя здесь не закопал.

Мартин пнул лежавшую лопату, и та свалилась вниз. Якоб ответил прежним безучастным голосом:

– Теперь ты не сможешь меня закопать – у тебя нет лопаты.

Мартин выругался и подавился кашлем. Он отошёл к ближайшим кустам. Не было смысла спорить с братом, который понимал лишь значение пинков и затрещин. Сегодня он своё ещё получит.

С дождём пришёл холод, хотя над горизонтом ещё висело солнце. Мартин расстегнул ширинку и помочился. От струи пошёл пар.

Обдумав сложившееся положение, Мартин потащился обратно к яме. Кашель гнул его спину, горло саднило. Мартин оглядел прогалину посреди леса, где они с братом рылись целый день. Вывернутая наизнанку земля размякла от мелкого дождя, всё тонуло, словно в болоте. Ещё утром братья намеревались найти в этом месте клад.

Мартин отхаркнул всё, что скопилось у него в горле. До сумерек оставалось чуть больше часа. Темнота не тревожила бы Мартина, будь они в горах: там он и брат нападали на туристов и грабили их палатки, крадя попадавшиеся ценности, но в основном альпинистское снаряжение, которое потом сбывали. Не самое лёгкое и прибыльное занятие, но для них вполне надёжное. Мартин всё это придумал. А думать он умел и делал это за двоих, потому что мозгов у Якоба не было совсем.

В горах они часто работали в темноте. Она могла покалечить или убить, достаточно маленького шага не в ту сторону. Но с гор есть спуск, из них всегда можно выбраться, а лесные дебри – это лабиринт, который хоронит людей заживо. Мартину не хотелось плутать по местным лесам даже днём и с картой.

Сейчас его планом было поскорее добраться до оставленной машины и вернуться в город – туда, где есть свет.

– Якоб, – прохрипел Мартин, стоя у края ямы. – Мы уходим.

По напряжённому лицу брата стекал пот, его взгляд сосредоточился на чёрной земле.

– Я с тобой разговариваю!

– Ещё чуть-чуть, брат.

– Кончай это, здесь ничего нет. В записях была ошибка или ложь.

Якоб промолчал. Ветер усиливался, а серые облака на небе превратились в копоть. Мартин опустился на колени и схватил брата за рукав куртки.

– Я тебе руку сломаю, клянусь!

Якоб пытался отстраниться и боязливо замычал. Мартин был выше, шире и сильнее брата, поэтому собирался просто вытащить его из ямы.

– Здесь нет ничего ценного!

Голубые глаза Якоба остекленели.

– Ты не прав, – сказал он, едва пошевелив губами. – Здесь спрятано сокровище.

Он резким движением вырвался из хватки Мартина и с такой яростью заработал лопатой, что копай он у дерева, то выкорчевал бы его. Якоб сжал губы, и во вспышке молнии на мгновение его лицо стало совершенно белым и нечеловеческим.

Начался ливень, Мартину пришлось отступить под ближайшую крону дерева. Ревущий ветер сносил к нему холодные капли.

Сквозь дождевую завесу Мартин смотрел на Якоба. С тем всё было ясно: братец окончательно слетел с катушек. Этого стоило ожидать – он всю жизнь был ненормальным. Вспомнить только, как он застывал на одном месте и часами пялился на стены с облупившейся краской или на рваные обои. Он видел в их линиях узоры и лица, о которых потом всем рассказывал, и его было не остановить. Часто это выводило из себя его слушателей.

Якобу повезло, что после его рождения отец свалил и не вернулся, иначе бы Якобу доставалось от него даже больше, чем от Мартина. Единственное, чем брат заслуживал право на заботу и содержание, так это послушанием. Он был очень исполнительным и откликался на команды, как хорошо дрессированный пёс. Сегодня же в нём что-то сломалось.

Мартин опомнился и бросился спасать от дождя их вещи. Он взял оба рюкзака и переносной ящик с инструментами, затем отнёс всё в сухое место. Мартин перебирал вещи в рюкзаке Якоба и достал записную книжку в кожаном переплёте, из-за которой они здесь оказались.

Неделю назад они наткнулись на палатку туриста. Он был один и почти не сопротивлялся. Мартин избил его до потери сознания и так и оставил. Якоб помог забрать вещи.

Когда они осматривали добычу, то обратили внимание на эту книгу. Из неё братья узнали, что турист был археологом и искал древние неизученные места. Одно из них находилось неподалёку в лесах.

И Мартин поверил, что это могло оказаться правдой. Ведь разное старьё действительно лежит всюду под землей и стоит огромных денег. Как было не попытать счастья. Тем более, думал тогда он, что вылазка не отнимет много сил. Они с братом сели в машину и поехали.

Мартин замахнулся и бросил книгу в лес. Сам он без сил упал на землю и прижался спиной к дереву. Кашель не давал передышки, вдобавок у него разболелась голова. Боль распространилась на виски, переносицу, лоб, затылок, темя. Болели даже глаза. Мартин лёг на землю, накрыл руками голову и застонал.

Он не помнил точно, но был крошечный шанс, что в его рюкзаке лежали обезболивающие таблетки. Мартин дотянулся до своего рюкзака. Чтобы его открыть, пришлось бороться с заевшей молнией. Запутанным путём его рука проникла в потайной карман, в ладонь легка рукоятка старого «кольта».

У Мартина кружилась голова, он не мог сосредоточиться, забыл то, что хотел сделать и зачем взял оружие. Он поднимался медленно, чтобы от резкого движения его не стошнило.

Пистолета словно и не было в руке, Мартин его не чувствовал. Не понимая, что будет делать, он вышел под дождь и пошёл в сторону ямы.

Якоб увяз в размокшей почве. Он сгребал её и перекидывал через край ямы. Его мышцы уже должны были лопнуть от такой тяжелой непрерывной работы. Мартин не понимал, как тщедушное тело брата до сих пор стояло на ногах.

Он подошёл к краю ямы, снова опустился на колени и схватил брата за куртку. Якоб сопротивлялся, а когда Мартин подтащил его к себе, ударил наотмашь лопатой.

Мартин разжал хватку, чтобы увернуться.

– Тебе жить надоело? – спросил он.

Якоб ответил:

– Я должен, это очень-очень важно. Я обещал.

– Кому ты обещал? Что?

– Она меня зовёт. Она хочет, чтобы я продолжал, – сказал он, и кучка влажной земли полетела Мартину под ноги.

Ветер срывал листья с деревьев, и казалось, вокруг прогалины образуется смерч. Мартин заметил, что его кожа побледнела. Несколько секунд он рассматривал свою руку, прежде чем понял, что держит Якоба под прицелом. Из памяти исчез момент, когда он поднял пистолет.

Нетвёрдая рука качалась, пальцы онемели.

– Вылезай, – сказал Мартин. Оружие было снято с предохранителя. – Твою мать, я не шучу.

С новой волной усилившейся головной боли Мартина охватило чувство правоты и уверенности в себе. Глаза вдруг заволокла пелена, он впал в смятение от переполняющих сознание мыслей. Мартин ничего не слышал за громом и ветром, но перед выстрелом до него донёсся звук глухого удара со дна ямы.

* * *

Руки Мартина повисли вдоль туловища, сам он дрожал. Пальцы выпустили пистолет, и тот с хлюпаньем упал в грязь. Мартин навис над ямой, а Якоб вцепился в лопату, словно она служила ему единственной опорой.

Мартин стрелял? Но в кого? Якоб забыл о последних часах жизни. Единственное, что связывало его с тем временем, это головная боль, которая до сих пор его мучила, но сейчас ослабла.

– Брат, что с тобой? – спросил Якоб.

Его голос будто пробудил Мартина, тот огляделся и втянул носом холодный воздух, не обращая внимания на дождь. Он забыл о выроненном пистолете и спрыгнул в яму. Якобу показалось, что земля под ними прогнулась.

Мартин быстро двигался. Он выхватил лопату из трясущихся рук Якоба и соскрёб немного земли. Под их ногами появилась деревянная доска, на которой барахтались потревоженные черви. Мартин продолжил расчищать место.

– Принеси лом, – сказал он.

– Мне холодно, – отозвался Якоб больным голосом.

– Пошевеливайся!

Якоб понимал, что брат сердится. Даже хуже – он зол. Они не были хорошими братьями, но Якоб никогда не ощущал от Мартина настоящей угрозы. Сейчас он испугался.

В голове всё смешалось больше обычного. Последние несколько часов казались сном, из которого не удавалось вырваться. Якоб с трудом вылез из ямы, прикрыл голову руками и поплёлся в сторону деревьев. Он рухнул под крышу листьев, совершенно разбитый. От холода хотелось зарыться в землю, лишь бы согреться. Все тело болело, хотелось из него вырваться.

Что произошло? Якоб не понимал, он хотел остаться под деревом и отдыхать. Его заставил подняться только страх, что он не выполнит поручение, отчего брат сильнее разозлится. Возможно, ударит его. В детстве Якоба часто били сверстники, но Мартин всегда его выручал и колотил других в ответ.

Якоб встал и пошёл искать их вещи. Он, видимо, забыл, где они лежат, и плутал в тумане между деревьев. Когда он нашел вещи, то достал из ящика с инструментами лом и побежал к брату.

К тому времени Мартин почти откопал клад, который они искали. Это был длинный прямоугольный ящик. Якоб уже протягивал брату лом, но в последний момент отдёрнул руку, как если бы перед ним выпрыгнула акула.

– Ты что творишь? – спросил Мартин с гневом и удивлением.

– Брат, присмотрись, – Якоб застыл, его губы задрожали, – под тобой гроб. Мы раскопали чью-то могилу.

Мартин опустил голову, несколько секунд он словно обдумывал сказанное, а затем рассмеялся. Он подошел к краю ямы, но остался внизу. Якоб отступил, хотя Мартин не мог до него дотянуться. Кроме головы, тело брата скрывала земля.

– Ты забавный, братец, – сказал Мартин с улыбкой, которая выглядела фальшивой. – Надо радоваться, с этой находкой наша жизнь изменится.

Мартин протянул руку.

– Просто отдай мне лом, и я обо всём позабочусь.

Брат плохо скрывал своё нетерпение, он вообще не походил сам на себя. Мартин всегда действовал прямо, без уловок.

Тут Якобу пришла мысль, что перед ним другой человек. Но разве мог кто-то подменить брата? Якоб пытался понять, что происходит и как поступить, выудить из головы верную мысль. И хотя сейчас преимущество было на стороне Якоба, он понимал, что брат всё равно заберёт у него лом.

Якоб собрал остатки сил, чтобы дать отпор, приготовился бежать или отбиваться, сделать хоть что-нибудь и… не смог. Воздух точно потяжелел и спёрся, лёгкие забились ароматом плесени. Якоба замутило.

Нельзя открывать гроб, нельзя тревожить мёртвых. Почему брат хочет сделать всё наоборот? Якобу хотелось быть как можно дальше отсюда. Быть в их старом доме, вместе с матерью, которая всегда нальёт стакан молока.

Мартин следил за ним, дождь размыл очертания его лица. Видно, что брат сдерживал напряжение и хотел только получить ключ от гроба, на котором стоял. И если Якоб его ослушается, то произойдёт нечто нехорошее.

Якоб подошёл к краю ямы и протянул лом, Мартин тут же его выхватил. Рука Якоба безвольно обвисла, как парализованная, а брат уже пытался пристроить лом между досками. Щели оказались настолько плотными, словно их не было, а гроб являлся цельным куском древесины.

Якоб побежал прочь от этого места с тяжелым воздухом. Он вернулся к оставленным рюкзакам. Прислонившись к дереву, он сполз к земле. Ему требовалось чуточку отдохнуть, иначе он развалится.

Якоб закинул назад голову и увидел над собой прячущуюся в ветвях птицу. Якоб расплылся в улыбке, выставив ей напоказ зубы. Он стал нашёптывать: «Чик-чирик, чик-чирик». Птица не соглашалась. Чик-чирик.

Он пожалел, что родился без крыльев, хотя в детстве мама рассказывала, что на небесах у него вырастут большие белые крылья. Ему хотелось улететь прямо сейчас, но, как он ни старался, крылья не отрастали. Поэтому он решил отпустить хотя бы разум и уснул.

Когда его разбудил ликующий голос брата, солнце уже скрылось.

– Якоб! Иди сюда, почти получилось! Я хочу, чтобы мы сделали это вместе.

Якобу казалось, что его одежда и кожа покрылись инеем. Чувства притупились, а телом он управлял будто издалека. Якоб глубоко вдохнул, пытаясь по запахам понять, жив ли он. В носу перемешались ароматы грибов, сырой почвы и древесины, все такие чистые и сильные, что голова закружилась. Он заставил тело подняться и направился в нужную сторону.

Якоб подошёл к краю ямы.

– Наконец-то, – тёмный силуэт Мартина обернулся к нему. – Ты уснул что ли? Спускайся и помоги мне.

Мартин стоял на коленях и нажимал на лом, всунутый под крышку гроба. Щель становилась всё шире. Якоб поскользнулся во время спуска и свалился на Мартина.

– Аккуратнее, идиот! Хватайся со мной и дави изо всех сил.

Якоб послушался, и они оба навалились на лом. Дерево сопротивлялось. Оно не желало гнуться, не соглашалось с тем, что должно треснуть. Мартин прикладывал все силы, черпал их из неведомых запасов, которые у обычного человека уже давно бы иссякли. Он стиснул зубы, издавая хриплое рычание.

Дерево не выдержало и поддалось. Когда это случилось, Якоб рухнул без сил и заплакал, будто своими руками убил что-то живое.

* * *

Мартин вскрикнул, схватившись за голову. Головная боль чуть не разорвала его, прежде чем отступила. Ему показалось, что из уха течёт кровь. Плеча что-то коснулось. Мартин вздрогнул и отстранился, наткнувшись на грунтовую стену ямы. Над ним склонился Якоб и положил руку ему на плечо.

Мартин обрадовался, что брат рядом. Последнее, что он помнил, это как наставил на него пистолет, а дальше всё было смутным и чёрным.

– Почему мы до сих пор в этой канаве? – пробормотал он. – Я помню, что ты вёл себя, как чёртов зомби.

– Ты тоже, брат.

Рядом что-то заскреблось, глухой звук доносился из ящика, который они откопали и на котором сейчас лежали.

Братья замерли, открытые дождю. Якоб заскулил и прижался к Мартину, накрыв голову руками. Он что-то нашёптывал, вернее, щебетал. Чик… чирик.

Мартин не отрывал взгляда от дряхлого ящика и прислушивался. Что это шумело? Это могло быть какое-нибудь животное. Возможно, крот, у них есть когти.

– Якоб, чёрт, приди в себя. Испугался жучков-червячков. Вставай.

Под досками снова что-то заскреблось, намного дольше и с удвоенной силой. Что-то царапало себе путь наружу. Раздался неровный, корёжащий звук, словно ручная пила резала по дереву.

В сгущающейся ночи Мартин успел увидеть, как к его ногам прикатился огромный, длинной в человеческую ладонь гвоздь.

Мартин задохнулся, он искал выход, но с четырёх сторон на него давили грунтовые стены. Они казались слишком высокими и неприступными, как у крепости. Мир сжался до кусочка чёрного неба над их головами. Этим видом всё и заканчивается, когда тебя кладут в могилу.

Раздался треск, словно от разбитого костяного алтаря. Кости перемешались, но будто сами собой начали складываться обратно. У Мартина чуть не вырвалось сердце, пока он не понял, что это от холода стучат зубы Якоба. Его младший брат тихо стонал, и Мартину нужно было что-то придумать, чтобы вытащить их отсюда.

Первое, что Мартин сделал, – решился наклониться вперёд и поднять гвоздь. Он был кованный, без резьбы и примитивный. Железо покрылось многолетним слоем ржавчины. Может, это сокровище и было здесь зарыто? Древние гвозди и прочие инструменты. Возможно, этот гвоздь был зарыт в земле или вырвался прямо из гроба, который они взломали.

Снова заработала ручная пила, опять раздался деревянный скрежет, похожий на разламывание костей. На глазах Мартина новый гвоздь протиснулся из гроба наружу, будто его выдрала невидимая и очень сильная рука.

«Этого не может быть, – твердил про себя Мартин. – Это сейчас не происходит. Этого просто не может быть».

В воспоминаниях всплыло, как он мальчишкой шатался по стройкам в поисках работы, и везде, где он был, складывалась непрерывная чудная мелодия из ударов молотков, шуршания пил и катящихся по фанере гвоздей.

Мартин и Якоб хором издали вопль, когда их подняло в воздух. Крышка ящика приоткрылась, хотя братья сидели на ней. Она отодвинулась в сторону и снова упала. Мартин увидел, что находилось внутри. Увидел истлевшую ветошь неясного цвета, открывшуюся дождю. Ткань лохмотьев сморщилась и зачерствела, как хлеб. Они напоминали ночную рубашку и облегали чахлое тело с молочной кожей.

На теле не было никаких следов разложения, точно его положили сюда недавно. Мартин пытался вспомнить, не была ли земля уже рыхлой, когда они с братом начали копать.

Нет, не была. Тогда, может, девушку забальзамировали? На неподвижной груди лежали аккуратно скрещенные руки, прикрытые длинными прядками золотистых волос.

Гроб казался слишком тесным даже для такого маленького тельца, будто нарочно сколочен так, чтобы его сжимать. Мартин зачарованно разглядывал труп девушки, но не мог увидеть лица. Он пригляделся и понял, что её голова перевёрнута лицом вниз.

Мартин трясся, поднимаясь на ноги. Он не отрывал взгляд от гроба. Где-то далеко в его мыслях проносились разумные причины всему: и почему открылся гроб, и почему девушка так хорошо сохранилась, и какого чёрта её так жестоко убили, сломав шею. Но обдумать это как следует у Мартина не было времени. Он хотел оказаться с братом на асфальтированной дороге, подальше отсюда, и больше не вспоминать эту ночь.

Якоб ни на что не реагировал.

– Чик-чирик.

– Дурак, вставай!

Мартин заставил брата подняться, с трудом подсадил его и помог вскарабкаться из ямы наверх. Там Якоб опять рухнул на колени и уставил бессмысленный взгляд на Мартина.

– Чик-чирик.

Мартин полез следом, поскользнулся и свалился обратно. Гроб вздрогнул, сердце бешено заколотилось. Движения Мартина стали резкими и необдуманными. Он искал опору, упёрся руками в крышку гроба, и в этот момент на его ладонь легла белая рука. От её прикосновения волоски на коже Мартина будто заиндевели. Кровь в венах загустела, и сам он застыл, как ледяная статуя.

Девушка поднималась из мёртвых. Её волосы падали на грудь, лица так и не было видно. Мартин завопил. Он вырвался из хватки окоченевшей руки и бросился назад. Он прыгнул и полез наверх, уже перевалился за край ямы, когда услышал позади хруст. Это хрустели шейные позвонки.

Он не собирался оборачиваться.

Но безумное влечение твердило, что не стоит бояться. Призрачные слова в голове звучали неразборчиво, но так убеждённо и страстно, будто только они имели значение. Резкая боль смешала всё в голове у Мартина, и он обернулся.

Сломанная шея перестали хрустеть. Мартин уставился на молодое девичье лицо. Ему улыбались ясные голубые глаза. Девушка протянула к нему свои открытые ладони, словно предлагала за них взяться.

Мартином овладело желание прикоснуться к изящным пальцам. Было темно, но он всё равно видел их. Мысль подойти к девушке притягивала, из памяти Мартина вылетали последние минуты жизни. Он забыл, сколько уже тут стоит и смотрит на неё. Забыл, что всё ещё сжимает в кулаке гвоздь от её гроба – засов, который сам сломал.

Мартин отшатнулся, наткнулся спиной на брата и чуть не упал. Нога Мартина что-то задела. Он вспомнил о пистолете. Когда он отвёл взгляд от девушки, по нему ещё сильнее ударила головная боль, но он выдержал. Мартин зарылся в земле, как крот, ища пушку.

Семь вспышек осветили прогалину посреди туманного леса. Дальше Мартин жал на курок, извлекая холостые щелчки. Он стрелял почти в упор, не мог промахнуться, но девушка по-прежнему стояла с протянутыми к нему руками.