Апартаменты Джоаза Банбека, вырубленные в недрах известнякового утеса, состояли из пяти основных анфилад на пяти различных уровнях. Наверху находились реликварий и совещательная палата: первый – мрачноватое величественное помещение, где хранились различные архивы, трофеи и сувениры Банбеков, вторая – длинный узкий зал с темной обшивкой стен выше пояса, под белым оштукатуренным сводчатым потолком. Палата тянулась вдоль всего фронтона утеса – с одного ее торца балкон был обращен к долине Банбеков, с другого – к Теснине Кергана.

Ниже были устроены частные покои Джоаза Банбека: гостиная и спальня; еще ниже – кабинет, а в самом низу – мастерская, куда мог заходить только сам Джоаз.

Пройти в апартаменты можно было через кабинет – просторную Г-образную комнату со сложным рельефом крестового свода и подвешенными под ним четырьмя люстрами, усыпанными гранатовыми кристаллами. Сейчас люстры не горели; кабинет тускло озарялся лишь водянисто-серым светом, проникавшим сквозь четыре оконные панели лощеного стекла, отражавшие на манер камеры-обскуры виды на долину Банбеков. Стены выложили одеревеневшим тростником; на полу лежал ковер с каштановыми, бурыми и черными узорами из углов, квадратов и кругов.

Посреди кабинета стоял голый человек; единственным покровом – не считая золотого ошейника – ему служили длинные тонкие коричневые волосы, спускавшиеся на спину. У него были угловатые, даже заостренные черты лица и тощее тело; судя по всему, он к чему-то прислушивался – а может быть, просто сосредоточенно размышлял. Время от времени он поглядывал на желтый мраморный глобус, стоявший на полке напротив; при этом губы его шевелились, будто он старался запомнить какую-то фразу или последовательность идей.

В дальнем конце кабинета приоткрылась массивная дверь. Заглянуло шаловливое, румяное лицо молодой женщины. Увидев обнаженного мужчину, она беззвучно ахнула, прикрыв ладонями рот. Голый человек обернулся, но дверь уже закрылась.

Несколько секунд он стоял, нахмурившись и глубоко задумавшись, затем подошел к стене с внутренней стороны Г-образного кабинета. Потянув на себя секцию стеллажа, он прошел в открывшийся проем. Стеллаж с глухим стуком закрылся у него за спиной. Спустившись по винтовой лестнице, он оказался в комнате с неровными, вырубленными в скале стенами – в частной мастерской Джоаза Банбека. На верстаке лежали инструменты, металлические детали, батарея электродвижущих элементов, компоненты электрических схем – то, что вызывало в данный момент любопытство Джоаза Банбека.

Голый человек взглянул на верстак, приподнял одно из устройств, рассмотрел его с выражением, напоминавшим легкое презрение – хотя глаза у него были при этом ясные, удивленные, как у ребенка.

Из кабинета в мастерскую донеслись приглушенные голоса. Голый человек поднял голову, прислушался, затем пригнулся, залез под верстак, поднял каменный блок и соскользнул в темную пустоту. Установив камень на прежнем месте, он поднял светящуюся стеклянную палочку и направился вниз по узкому туннелю, вскоре соединившемуся с естественной пещерой. Трубки, выступавшие из стен через неравные промежутки, испускали бледный свет, едва достаточный, чтобы разглядеть что-нибудь в сумраке. Голый человек быстро побежал трусцой – шелковистые длинные волосы нимбом развевались у него за спиной.

Тем временем менестрельша Фейда и пожилой сенешаль ругались в кабинете. «Правда, я его видела! – настаивала Фейда. – Своими глазами! Святошу – он стоял вот здесь, вот так – говорю тебе!» Она раздраженно схватила старика за локоть: «Думаешь, я спятила? Или что у меня истерика?»

Сенешаль Райф пожал плечами, не желая брать на себя ответственность за какой-либо вывод: «Теперь его не видно». Он поднялся по лестнице, заглянул в спальный покой: «Пусто. Двери наверху закрыты на засов, – он недовольно уставился на Фейду. – А я сидел на посту у входа».

«Ты спал у входа. Храпел – даже когда я проходила мимо!»

«Ошибаешься. Я просто прокашлялся».

«С закрытыми глазами, откинув голову на спинку кресла?»

Райф снова пожал плечами: «Спал я или не спал, какая разница? Допустим, это существо сюда проникло – как оно ушло? После того, как ты меня позвала, я не спал – с этим ты не станешь спорить?»

«Тогда будь настороже, а я пойду найду Джоаза Банбека!» Фейда бегом спустилась по проходу, выходившему на Птичий Променад – лоджию, украшенную инкрустированными в мраморе фантастическими птицами из лазурита, золота, киновари, малахита и лучистого колчедана. По арочной галерее, окаймленной витыми колонками из зеленого и серого нефрита, она выбежала в Теснину Кергана, на главную дорогу Вотчины Банбеков. Достигнув портала, она окликнула пару подростков, работавших в поле: «Сбегайте в питомник, найдите Джоаза Банбека! Скорее приведите его, мне нужно срочно с ним поговорить».

Мальчишки побежали к низкому цилиндрическому сооружению из черного кирпича в полутора километрах на севере.

Фейда ждала. Скина – местное солнце – поднималась к зениту, дул теплый ветерок; от полей, поросших викой, бельгардом и сфарганом, исходил приятный аромат. Теперь менестрельша уже сомневалась – не только в важности, но даже в реальности того, что видела. «Нет! – она яростно сжала кулаки. – Я его видела! Видела!»

Справа и слева громоздились высокие белые утесы, сходившиеся к Пределу Банбеков; дальше поперек темноватого неба, усеянного перистыми облаками, виднелись нагромождения скал и горные хребты. В небе пылало маленькое слепящее зернышко Скины.

Фейда вздохнула, наполовину уверенная в том, что ее обмануло зрение. Ей пришлось снова решительно заверить себя в невозможности такой галлюцинации. Никогда в жизни она не видела святошу! Почему бы она вообразила его сегодня?

Добежав до питомника, мальчишки скрылись в пыли тренировочных загонов. Там перемигивались отблески чешуи – повелители драконов и оружейники в черных кожаных доспехах занимались своими делами.

Вскоре появился Джоаз Банбек. Оседлав высокого тонконогого Паука, он заставил его скакать галопом; Паук с топотом понесся по тропе к Вотчине Банбеков, вскидывая голову в такт частым прыжкам.

Тем временем нерешительность Фейды возрастала. Что, если Джоаз раздраженно отмахнется от ее рассказа, уставится на нее как на сумасшедшую? Она тревожно наблюдала за его приближением. Фейда поселилась в долине Банбеков всего лишь месяц тому назад и еще не могла быть полностью уверена в своем статусе. Перцепторы прилежно готовили ее в маленькой бесплодной долине на юге, где она родилась, но расхождение между тем, чему ее учили, и практической действительностью иногда приводило ее в замешательство. Она знала, что все мужчины подчинялись одним и тем же немногочисленным правилам поведения; Джоаз Банбек, однако, не признавал таких ограничений и, с точки зрения Фейды, был совершенно непредсказуем.

Фейда понимала, что Джоаз – еще сравнительно молодой человек, хотя по внешности трудно было судить о его возрасте. У него было бледное суровое лицо с серыми глазами, блестящими, как хрусталь, и широким тонким ртом, казалось бы способным к подвижности, но редко кривившимся, обычно образуя ровную прямую линию. Джоаз двигался неторопливо, говорил бесстрастно и не претендовал на мастерское владение саблей или пистолетом. Возникало впечатление, что он изо всех сил старался не демонстрировать никаких качеств, которые вызывали бы восхищение или привязанность подданных. Тем не менее, он мог рассчитывать и на то, и на другое.

Сначала он казался Фейде холодным, но в последнее время она изменила свое мнение. Она решила, что Джоаз скучал и чувствовал себя одиноким; его спокойные шутки временами казались мрачноватыми. Но он обращался с ней любезно, и Фейда, искушавшая Джоаза множеством кокетливых ужимок, не так уж редко замечала в нем признаки желаемой реакции – по меньшей мере ей хотелось так думать.

Джоаз Банбек спрыгнул с Паука и приказал тому возвращаться в загон. Фейда робко приблизилась – Джоаз вопросительно взглянул на нее: «В связи с чем потребовался срочный вызов? Ты вспомнила, где находится девятнадцатая точка?»

Фейда смущенно покраснела. Она наивно рассказала Джоазу о мучительных строгостях ее обучения, и теперь Джоаз сослался на классификационный пункт, выпавший у нее из памяти.

Снова взволнованная, Фейда торопливо выпалила: «Я открыла дверь в твой кабинет – потихоньку, осторожно. И что я вижу? Святошу – голого, волосатого! Я закрыла дверь и побежала за Райфом. А когда мы вернулись, в кабинете никого не было!»

Джоаз слегка нахмурился, бросил взгляд на долину: «Странно!» Через пару секунд он спросил: «Ты уверена, что святоша тебя не заметил?»

«Нет. Кажется, не заметил. Но когда я вернулась со старым болваном Райфом, он пропал! Правда ли, что святоши – кудесники?»

«На этот счет ничего не могу сказать», – ответил Джоаз.

Они вернулись по Теснине Кергана, прошли по каменным туннелям и коридорам и наконец оказались в прихожей.

Райф снова дремал за столом. Джоаз подал Фейде знак держаться подальше, тихо подкрался к двери в кабинет и распахнул ее. Ноздри его расширились, он быстро взглянул по сторонам. В комнате никого не было.

Джоаз поднялся по лестнице, осмотрел спальный покой, вернулся в кабинет. Если тут обошлось, действительно, без волшебства, святоше был известен потайной ход. Учитывая это соображение, Джоаз потянул на себя секцию стеллажа, спустился в мастерскую и принюхался, пытаясь уловить в воздухе сладковато-кислый запашок, характерный для святош. Ему показалось, что он почуял привкус этого запаха. Может быть.

Джоаз проинспектировал мастерскую пядь за пядью, разглядывая ее со всех возможных точек зрения. Наконец он обнаружил в стене под верстаком едва заметную трещину – контур продолговатого каменного блока.

Джоаз кивнул с угрюмым удовлетворением. Выпрямившись, он вернулся в кабинет и рассмотрел полки: что могло заинтересовать святошу? Книги, папки, брошюры? Разве святоши умели читать? «При следующей встрече со святошей нужно будет об этом спросить, – сказал себе Джоаз. – По меньшей мере он скажет правду». Поразмышляв, однако, Джоаз понял, что такой вопрос показался бы смехотворным – несмотря на привычку ходить голышом, святоши вовсе не были дикарями. Именно они предоставили ему четыре визионные панели – а для их изготовления требовались нешуточные навыки технического проектирования.

Джоаз не забыл рассмотреть пожелтевший мраморный глобус – его самый драгоценный экспонат, изображавший континенты мифического Эдема. Судя по всему, глобус никто не трогал. На другой полке красовались модели драконов Банбеков: ржаво-красного Термаганта, Длиннорогого Убийцы и его кузена Длинноногого Убийцы, Синюшного Ужаса, Дьявола – приземистого, невероятно мощного, с наконечником хвоста, вооруженным шаром со стальными колючками, грузного Джаггера с полированной черепной шапочкой, белой, как яйцо. Чуть поодаль стояла модель прародителя всей группы – жемчужно-бледного прямоходящего двуногого существа с парой брахов – многофункциональных многосуставчатых конечностей посреди туловища, почти на уровне шеи. Модели отличались исключительным вниманием к деталям – но почему бы они возбудили любопытство у святоши? Для этого не было никаких причин: драконов можно было ежедневно, беспрепятственно наблюдать в натуре.

Как насчет мастерской, однако? Джоаз погладил длинный бледный подбородок. У него не было ни малейших иллюзий по поводу ценности своих технических достижений. Забавы скучающего любителя, не более того. Джоаз отверг подобное допущение. Скорее всего, святоша пришел, не руководствуясь определенной целью – возможно, это был регулярный визит. Возможно, святоши постоянно наблюдали за происходящим в апартаментах. Зачем?

В дверь громко постучали: так непочтительно мог колотить кулаком только старый Райф. Джоаз открыл ему.

«Джоаз Банбек! Извещение от Эрвиса Карколо из Счастливой долины. Он желает совещаться с тобой и ждет твоего ответа на Пределе Банбеков».

«Хорошо, – сказал Джоаз. – Я посовещаюсь с Эрвисом Карколо».

«Здесь? Или на Пределе?»

«На Пределе – через полчаса».

В пятнадцати километрах от долины Банбеков, за выветренной суматохой скалистых гребней, утесов, каменных пиков, пугающе глубоких расщелин, безжизненных пустошей и россыпей скатившихся с высот валунов открывалась Счастливая долина. Шириной не уступая долине Банбеков, она не достигала и половины ее длины или глубины – слой нанесенной ветрами почвы здесь был в два раза тоньше и, соответственно, уступал плодородием земле Банбеков.

Верховным советником Счастливой долины был Эрвис Карколо – плотный коротконогий субъект с неистовым выражением лица, большим сладострастным ртом и склонностью то предаваться веселью, то впадать в гнев. В отличие от Джоаза Банбека, Эрвису больше всего нравилось проводить время в загонах драконов, где он с одинаковой горячностью критиковал, поносил и оскорблял повелителей драконов, грумов и драконов как таковых.

Будучи человеком энергичным, Эрвис Карколо намеревался восстановить первенство Счастливой долины, завоеванное некогда его предками в двенадцатом поколении. В те суровые времена, когда еще не вывели драконов, люди сами воевали друг с другом, а обитатели Счастливой долины отличались особой дерзостью, ловкостью и безжалостностью. Долина Банбеков, Большая Северная Расселина, Заворотный Тупик, долина Садро, Фосфорная Ложбина – все признавали превосходство Счастливой долины.

А потом из космоса спустился корабль протопластов – или грефов, как их тогда называли. Команда звездолета истребила или захватила в плен все население Заворотного Тупика и попыталась сделать то же самое в Большой Северной Расселине, но преуспела лишь отчасти. Остальные селения протопласты бомбардировали взрывчатым градом.

Когда выжившие беглецы прибрели обратно в опустошенные жилища, о преобладании Счастливой долины не могло быть речи. Поколением позже, в эпоху Сырого Чугуна, даже память о таком первенстве стерлась. В решающей битве Джосс Карколо был захвачен в плен Керганом Банбеком и принужден оскопить себя собственным ножом.

Мирная жизнь продолжалась только пять лет – протопласты вернулись. Расправившись с населением долины Садро, команда огромного черного звездолета приземлилась в долине Банбеков, но ее обитатели, вовремя предупрежденные, бежали в горы. Вечером двадцать три протопласта выступили в поход со своими безукоризненно выдрессированными бойцами – впереди шли взводы тяжеловооруженной пехоты, за ними отряд артиллеристов, почти неотличимых от людей Аэрлита, и отряд лазутчиков: эти уже ничем не походили на людей.

Над долиной разразилась предзакатная грозовая буря, что не позволило дронам протопластов производить бомбардировку, но зато позволило Кергану Банбеку совершить изумительный подвиг, благодаря которому его имя стало легендарным на Аэрлите. Вместо того, чтобы присоединиться к испуганным до смерти беглецам, улепетывавшим к Поднебесной Толчее, он собрал шестьдесят бойцов, пристыдив их насмешками и оскорблениями.

Это было самоубийственное предприятие, вполне соответствовавшее обстоятельствам.

Выпрыгнув из засады, они изрубили в куски взвод пехотинцев, обратили в бегство других и захватили двадцать трех протопластов прежде, чем те успели опомниться. Артиллеристы оцепенели, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и не понимая, чтó они могли бы предпринять – они опасались уничтожить хозяев. Пехота перегруппировалась и тупо двинулась в атаку, но остановилась, когда Керган Банбек исполнил пантомиму, безошибочно пояснившую пехотинцам, что протопласты умрут прежде, чем погибнет кто-нибудь из людей. Пехота отступила, а Керган Банбек и его бойцы, вместе с двадцатью тремя протопластами, скрылись в темноте.

Кончилась долгая аэрлитская ночь; с востока налетела рассветная гроза, пронеслась над головой и величественно удалилась на запад. Скина взошла в буйном, ослепительном зареве. Трое спустились из звездолета протопластов: артиллерист и два лазутчика. Они взобрались на утесы Предела Банбеков, а над ними порхал маленький дрон протопластов – не более чем площадка, нырявшая и метавшаяся на ветру, как плохо сбалансированный воздушный змей. Артиллерист и лазутчики карабкались в направлении Поднебесной Толчеи – района хаотичной неразберихи света и теней, расщепленных скал, обрушившихся утесов, валунов, взгромоздившихся на валуны. Там, как правило, прятались беженцы.

Остановившись на краю Толчеи, артиллерист позвал Кергана Банбека, предлагая переговоры.

Керган Банбек вышел навстречу – и началось самое странное собеседование из всех, когда-либо состоявшихся на Аэрлите. Артиллерист с трудом говорил по-человечески: его губы, язык и гортань больше были приспособлены к произношению слов на языке протопластов.

«Ты удерживаешь Почтенных. Их надлежит выдать, проявляя смирение». Артиллерист говорил трезво, с укоризной – не настаивая на поспешности, не угрожая, не приказывая. Его умственные процессы, так же как лингвистические предрасположенности, были сформированы протопластами.

Керган Банбек – высокий худощавый человек с лакированными черными бровями и черными волосами, собранными с помощью лака в гребень из пяти торчащих шипов, невесело рассмеялся: «Как насчет убитых вами людей Аэрлита? Как насчет тех, кого вы держите в трюме корабля?»

Артиллерист серьезно наклонился вперед – тоже человек впечатляющей внешности, с благородной горбоносой головой. Он был лыс – если не считать небольших редких завитков желтой шерсти. Его кожа блестела, как полированная, а уши, больше всего отличавшие его от людей Аэрлита, выглядели как маленькие хрупкие выросты. На нем была простая униформа, темно-синяя с белыми отворотами, и он не носил никакого оружия, кроме небольшого универсального излучателя. Он отозвался на вопрос Кергана Банбека спокойно, с достоинством, взывающим к разуму тоном: «Убитые люди Аэрлита мертвы. Люди в трюме звездолета погрузятся в подслойку, она нуждается в свежей крови».

Керган Банбек смерил артиллериста презрительным каменным взглядом. «В каких-то отношениях, – думал он, – этот модифицированный человек, представитель тщательно выведенной породы, напоминает святош Аэрлита – особенно светлой полупрозрачной кожей, выпуклыми чертами лица, длинными руками и ногами». Возможно, тут не обошлось без телепатии – а может быть, до Кергана просто донесся характерный сладковато-кислый запашок: оглянувшись, он заметил святошу, стоявшего метрах в пятнадцати – обнаженного человека в золотом ошейнике, с длинными коричневыми волосами, развевающимися за спиной подобно вымпелу. Повинуясь древнему этикету, Керган Банбек сделал вид, что смотрит сквозь святошу – так, словно тот не существовал. Бросив быстрый взгляд на святошу, артиллерист тоже перестал его замечать.

«Я требую, чтобы команда вашего корабля освободила людей Аэрлита», – ровным, бесстрастным тоном произнес Керган.

Артиллерист с улыбкой покачал головой и приложил все возможные усилия, стараясь говорить разборчиво и связно: «Об этих людях мы не говорим…» Он прервался, подыскивая слова: «Их судьба… определена… квантована… назначена… Предопределена. О них нечего больше сказать».

Улыбка Кергана Банбека начинала напоминать циничную гримасу. Он стоял надменно и молчаливо, пока артиллерист квакал, неумело подражая человеческим интонациям. Святоша медленно приближался, делая по два-три шага и задерживаясь, потом снова продвигаясь вперед.

«Ты должен понять, – говорил артиллерист, – что существует закономерность событий. Функция таких, как я – в том, чтобы формировать события согласно этой закономерности». Он нагнулся и элегантным взмахом руки поднял небольшой угловатый камешек: «Так же, как я могу отшлифовать этот камень, чтобы он входил в круглое отверстие».

Керган Банбек протянул руку, выхватил камешек и отшвырнул его далеко за навалившиеся друг на друга валуны: «Этот камень ты никогда не сделаешь круглым».

Артиллерист с мягкой укоризной покачал головой: «Камней много, они повсюду».

«А отверстий еще больше!» – заявил Керган Банбек.

«Перейдем к делу, – сказал артиллерист. – Предлагаю сформировать ситуацию так, чтобы она соответствовала надлежащей последовательности событий».

«Что ты предлагаешь в обмен на пленных грефов?»

Плечо артиллериста беспокойно подернулось. Идеи местного жителя представлялись ему дикими, варварскими, непредсказуемыми – так же, как лакированные шипы его волос: «Если хочешь, я могу предоставить указания и советы, чтобы…»

Керган Банбек прервал его резким взмахом руки: «Я ставлю три условия». Святоша стоял теперь метрах в трех, неопределенно глядя в пространство. «Во-первых, – сказал Керган, – вы должны гарантировать, что никогда больше не нападете на людей Аэрлита. Для этого пятеро заложников-грефов всегда должны быть у нас в руках. Во-вторых – чтобы ничто не препятствовало соблюдению гарантии – вы передадите мне звездолет, оборудованный, заряженный и вооруженный. И обучите меня управлять этим звездолетом».

Артиллерист откинул голову назад; при этом он издал носом несколько блеющих гнусавых звуков.

«В-третьих, – продолжал Керган Банбек, – вы должны освободить всех мужчин и женщин, находящихся сейчас на борту вашего корабля».

Артиллерист моргнул и быстро произнес несколько хриплых слов, обращаясь к лазутчикам – судя по всему, он пошутил. Лазутчики тревожно, нетерпеливо пошевелились, искоса поглядывая на Кергана так, как если бы он был не просто дикарем, но сумасшедшим дикарем. Над головой порхал дрон; артиллерист взглянул наверх – и, по-видимому, зрелище летательного аппарата придало ему уверенности. Повернувшись к Кергану с новым, решительным выражением, он сказал – так, словно предшествовавший обмен вопросами и заявлениями не имел места: «Я пришел, чтобы приказать тебе немедленно освободить Почтенных».

Керган Банбек повторил свои условия: «Ты должен предоставить мне звездолет, вы больше никогда не будете совершать набеги на Аэрлит и освободите пленных людей. Согласен ты или нет?»

Артиллерист, казалось, находился в замешательстве: «Необычная ситуация… неопределенная… не квантуется».

«Ты что, не понимаешь?» – раздраженно рявкнул Керган. Бросив взгляд на святошу – что, вообще-то, не положено было делать – Керган совершил поступок, полностью выходивший за рамки приличий. «Святоша! – сказал он. – Что мне делать с этим болваном? Он будто меня не слышит».

Святоша подошел еще на шаг. Как прежде, лицо его ничего не выражало. Последователь учения, запрещавшего намеренно вмешиваться в дела других людей, он мог понимать любой вопрос только буквально и отвечать только конкретно, в рамках формулировки вопроса: «Он тебя слышит, но между вами нет взаимопонимания. Структура его мышления коренится в структуре мышления его хозяев. Как лучше всего с ним поступить, не могу сказать».

Керган Банбек снова обратился к артиллеристу: «Ты слышал мой вопрос? Ты понимаешь, на каких условиях я согласен освободить грефов?»

«Я хорошо тебя слышу, – отозвался артиллерист. – В твоих словах нет смысла. Это нелепости, парадоксы. Слушай внимательно. Таков предопределенный, окончательный квант развития мирового порядка: ты передашь нам Почтенных. Дать тебе звездолет или выполнить другие твои условия невозможно, потому что это противоречит предопределенной последовательности событий».

Лицо Кергана Банбека побагровело; он обернулся было к своим бойцам, но сдержал гнев и снова проговорил, медленно и отчетливо: «У меня есть нечто, что тебе нужно. У тебя есть нечто, что нужно мне. Давай меняться».

Не меньше двадцати секунд они смотрели друг другу в глаза. Затем артиллерист глубоко вздохнул: «Я объясню твоими словами, чтобы ты понял. Безусловность… неизбежность… нет, предопределенность… Существуют предопределенности. Они – единицы неизбежности, кванты безусловности и упорядоченности. Существование есть непрерывная череда этих единиц, следующих одна за другой. Функционирование всей Вселенной можно выразить в таких единицах. Непоследовательность, нелепость подобны половине человека с половиной мозга, с половиной сердца, с половиной всех жизненно важных органов. Он не может существовать. То, что ты держишь в плену Почтенных – нелепость, возмущение рациональной последовательности функционирования Вселенной».

Керган Банбек возвел руки к небу и снова обратился к святоше: «Как прекратить эту бессмысленную болтовню? Как заставить его понять, о чем идет речь?»

Святоша задумался: «То, что он говорит – не бессмысленная болтовня. Просто он говорит на языке, которого ты не понимаешь. Ты можешь заставить его понять свой язык, если сотрешь из его ума все знания, всё, чему его учили – и заменишь его мыслительные процессы своими».

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5