Кровавый раскол

Сергей Горбатых

Кровавый раскол

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Всё происходящее в России, казалось Головинскому кошмарным бредом, скверным сном. Вот сейчас он проснётся и окажется в старом и понятном ему мире.

Владимир просыпался, но ничего не менялось: государя не было. Великой страной правило какое-то Временное правительство, а в Петрограде ещё заправлял и Совет рабочих и солдатских депутатов.

Головинский, как всегда, взял в руки свежий номер «Русского слова».

Военный и морской министр Александр Фёдорович Керенский, на плечи которого возложена задача – восстановление пошатнувшейся боевой силы армии и флота, подписал «Декларацию прав солдата». Она имеет своей целью поднять дисциплину и перестроить жизнь армии на демократических началах…

– Бред! Полный бред! Враги! – отчаянно и зло громко сказал Владимир и швырнул газету в мусорную корзину.

– Володинька, что случилось? – послышался из спальни озабоченный голос Анастасии Михайловны.

– Ничего, тётушка! Всё хорошо! – стараясь успокоиться, ответил он.

– В это страшное время, в которое нам выпало жить, только одно меня и радует: улучшившееся здоровье тётушки. Ведь ещё месяц назад она почти не вставала, а сейчас уже вернулась почти к своему нормальному состоянию.

На днях Владимир ездил к Виктории. На грязном Невском проспекте, заплёванным шелухой от семечек, он попытался взять лихача. Но они ломили такую цену, что он из-за принципа отказывался садиться и быстро шагал по тротуару.

Повсюду солдатня и гражданские с энтузиазмом сбивали со стен царских двухглавых орлов и бросали их в костры, коптящие прямо на Невском. В них также горели портреты членов императорской с семьи, которые с радостными криками тащили сюда, уже в доску пьяные, революционные матросы.

– Убивец! Убивец! Убивец! – громко, истерично вопел бородатый мужичок в драном овчинном тулупе и тыкал десертным ножом в поясной портрет государя.

«Это настоящий шабаш! Откуда набралось здесь такое количество вурдалаков!» – охватило возмущение Владимира.

– Господин поручик, где ваш красный бант? – вдруг раздалось из-за спины.

Головинский обернулся. Перед ним стоял старый рябой прапорщик и двое солдат с винтовками. Все с огромными красными бантами на грязных шинелях.

– Прапорщик, отдайте честь и представьтесь согласно Устава! – возмутился Владимир.

– Господин поручик, отдание воинской чести было отменено ещё в марте месяце приказом номер один Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Или вы не знаете? – ехидно спросил прапорщик.

Солдаты неприятно оскалились.

– Я не знаю такого ни правительственного, ни военного органа власти! Поэтому не носил, не ношу и не буду носить этот красный бант! Я не паяц и не обезьяна из цирка Чинзинелли. – Почти по слогам произнёс Головинский, повернулся и пошёл прочь.

– Господин поручик, стойте! – закричал рябой прапорщик ему во след. – Стоять! Стоять, я сказал!

– «Это возмутительное хамство!» – негодовал Владимир. Внутри у него всё кипело.

Городовые были упразднены. В газетах напечатали о создании рабочей милиции. Но что это такое, никто не знал. На улицах Петрограда убивали, грабили и днём, и ночью. Грабили дворцы и частные квартиры…

– Надо обороняться! – твердым голосом заявила как-то утром Анастасия Михайловна и принялась кому-то телефонировать.

На следующий день в доме появились дюжие мужики и, непосредственно под руководством тётушки, стали устанавливать на окнах мощные решётки.

– Очень похоже на тюрьму. – Грустно заметил Владимир.

– А как ты, Володинька, хотел пережить эту смуту? – отрезала Анастасия Михайловна.

Красивые дубовые двери в парадном обили толстыми железными листами. Поменяли на них петли, установили засовы.

Работы длились больше недели… Головинский не знал куда же себя деть. Живопись была давно заброшена. Будкин тщательно вымыл все кисти, сложил их в коробки. Завесил кусками белого полотна все наброски и эскизы… Владимир же в свою студию никак не мог заставить себя войти. Ведь рушилась страна, рушились его мечты, вокруг царил хаос.

«И что дальше, Владимир? Чем заниматься? – ежедневно спрашивал он сам себя бездумно сидя в кресле, – на военной карьере поставлен крест! И не из-за ранения, а из того, что я дал присягу государю. Его нет он отрёкся от престола. Присягать Временному правительству я никогда не буду! Ведь это оно издаёт преступные документы вроде этой «Декларации прав солдата». В армии какие-то ротные, эскадронные, полковые комитеты и другие, состоящие из каких-то проходимцев отменили действие уставов. Офицеры, в лучшем случае изгоняются из армии, а довольно часто погибают от рук своих же солдат! Это катастрофа! Где моё место сейчас? Как я могу помочь родине выйти из этого смертельного тупика? Повсюду развал? Где выход?»

Умудрённая жизнью Анастасия Михайловна, была уверена, что это непонятное и страшное время не будет длиться долго:

– Володинька, надо пережить эту смуту с наименьшими потерями для своего здоровья и кошелька! – бодро заявляла он своему племяннику.

Но по её лицу Владимир видел, как она сильно переживает.

После решёток в один, солнечный, нетипичный для весеннего Питера, день Анстасия Михайловна под различными предлогами удалила из дома всю челядь. Часов в десять утра приехали трое невзрачных, похожих друг на друга невысоких мужичка в драповых чёрных пальто, шляпах-котелках и с увесистыми чемоданчиками в руках.

Один из них, очевидно начальник, с усиками щёточкой, скверно выбритый и маленькими крысиными глазками о чём-то долго шептался с Анастасией Михайловной. Потом они ходили по комнатам…

Владимир почувствовал себя лишним и удалился в библиотеку. Там нашёл толстый фолиант на английском языке о Патагонии, мореплавателях и увлёкся чтением.

Из гостинной залы стал слышаться странный шум: казалось, что сверлили стену.

«Тётушка, несоимненно, пригласила этих странных типов, чтобы он что-то переделали или отремонтировали. Может быть встроенный в стену шкаф?» – машинально подумал Владимир.

– Володинька! Володинька! – заглянула в библиотеку Анастасия Михайловна, – на улице уже темнеет! Ты не спишь? Ужинать пора!

– И правда семь часов! Как время пролетело! – удивился Головинский. – Да тётушка, поужинать бы мне не помешало, – согласился он и встал с удобного кресла.

– А ваши, странноватые на вид, гости уже ушли?

– Ушли! – очень тихо почему-то произнела Анастасия Михайловна, – пойдём я тебе покажу одну очень интересную вещь.

– Что ты нового здесь видишь, Володинька? Загадочно поинтересовалась она, когда они стояли в центре гостинной.

– Тётушка, ровным счётом, ничего. Ни-че-го! – повторил он по-слогам.

– Замечательно! – обрадовалась Анастасия Михайловна, – если ты ничего не заметил, значит посторонние вообще ничего не увидят.

Анастасия Михайловна вынула из кармана батистовый платочек, в который был завёрнут маленький белый ключик.

– Смотри, Володинька! – шопотом произнесла она и подошла к углу, подобрав полы длинного платья, резво наклонилась к самому полу и засунула ключик в щель между двумя плинтусами.

Небольшой кусочек стены вместе с плинтусом вдруг открылся!

– Ничего себе! – выдохнул Головинский, – это что же такое? Тайник?

– Потаённый сейф! – объяснила Анастасия Михайловна, довольная произведённым эффектом.

– Так в вашем кабинете стоит огромный сейф! Зачем вам ещё один? Да ещё с такой маскировкой? – не понял Владимир.

– Володинька, ты видишь, что происходит? Грабят в открытую! И днём, и ночью! Про мой большой сейф знают все, а вот про этот только ты и я. Я думаю держать в нём только самые дорогие вещи и какое-то количество денег.

– А что мудро! Очень мудро! – согласился Владимир.

– Вот прямо сейчас я туда положу некоторые, нет все, мои драгоценности, – Анастасия Михайловна вышла из залы.

Было слышно, как загремел в её кабинете засов большого сейфа…

– Вот, Володинька, смотри, что у меня есть! – Анстасия Михайловна поставила на стол плоскую деревянную коробку. – Вот уникальное колье изготовленное для меня по заказу Дерюгина к нашей свадьбе. – Тётушка открыла крышку и извлекла из коробки невероятно красивую вещь из бриллиантов, изумрудов.

– Я такого чуда ещё не видел! – с восторгом произнёс Владимир, – можно я его возьму в руки?

– Конечно! А вот, Володинька, чудный перстень, мне его муж как-то на День Ангела подарил, а вот брошь, а вот заколка…

Всё в зале вдруг заблестело, засияло всеми цветами радуги. Головинский, который был равнодушен к ювелирным украшениям, был поражён изяществом вещей, лежавшим перед ним.

– Вот, Володинька, я сейчас эту шкатулочку кладу в потаённый сейф и закрываю его. А вот тебе, родной мой, ключик. Этой твой! Другой у меня. Повесь его к крестику своему нательному, чтобы не он потерялся. Как открывается этот потаённый сейф ты видел. Показать ещё?

– Нет, нет, тётушка, спасибо! Я уже понял!

– Я все деньги в иностранных ассигнациях тоже положу сюда. Да и золотые монеты. Их надо спрятать здесь обязательно.

– Тётушка, я восхищаюсь вашей предусмотрительности. – Владимир поцеловал Анастасию Михайловну в щёку.

Всё вокруг походило на кошмарный сон или бред душевнобольного. Головинский уже с какой-то боязнью просматривал утренние газеты. Просматривал заголовки, после чего швырял их на стол:

– Боже мой, Россия больна! Больна! – не уствал повторять он, хватаясь за голову.

В доме у Анастасии Михайловны тоже происходили невероятные вещи. Неожиданно исчез повар.

– Бедненький, вышел может быть вчера на улицу его и убили! – испуганно предположила за завтраком тётушка.

– Никто его не убивал! – возразил Владимир, – Даша, утром сегодня ме рассказала, что вчера повар уложил все свои вещи в чемоданы, вызвал извозчика и, не прощаясь не с кем, отбыл в неизвестном направлении. Бежал!

– Володинька, как же это может быть? – не могла поверить Анастасия Михайловна, – столько лет жил и работал в моём доме и ушёл, не попрощавшись, не предупредив! Не попросив выходного пособия! Он же, в конце концов, имел полное право на выходное пособие! Исчез, как полуночный вор! Смутное время, Господи!

Анастасия Михайловна пыталась нанять нового повара: звонила знакомым, в рестораны, но, увы, всё было напрасно. Повара с опытом куда-то все исчезли, а другие не хотели работать…

– И не пытайтесь, уважаемая! Не пытайтесь! У меня тоже самая проблема: мой шеф, сукин сын, потребовал три тысячи рублей ассигнациями или триста золотом, угрожая, что уйдёт от меня. Я ему кукиш сунул в самый нос: «Вот тебе три тысячи! Обиделся, сволочь! Сбежал и унёс с собой всю старинную посуду! Варнак! Искал повара другого целую неделю. Не никого! Сейчас горничная готовит,»– разъярённым голосом посоветовал своей компаньонше Василий Васильевич.

– Так надо в полицию на повара за воровство донести! – возмутилась Анастасия Михайловна.

– Так нет уже давно полиции, уважаемая! Существует какая-то народная милиция, которая хуже воров! – Василий Васильевич грохнул кулаком по столу в припадке гнева.

– Слава Богу, что у меня прислуга не воровитая! – качая головой, сказала за вечерним чаем тётушка своему племяннику.

Увы, Анастасия Михайловна ошибалась. Через несколько дней вместе со всем столовым серебром исчезла Даша.

Тётушка находилась в состоянии шока.

– Володинька, как это? Как это? Десять лет в моём доме! Хорошее жалованье я ей, змее подлой, платила. Она на него всех своих многочисленных родственников в деревне содержала. Обворовала меня! Как это так?! Неужели это возможно? – Анастасия Михайловна, схватилась за сердце и медленно опустилась в кресло.

– Тётушка, не волнуйтесь! Я сейчас! – Владимир кинулся вк столу, где лежали сердечнык пилюльки, затем к графину с водой. Налил хрустальный стакан и быстро поднёс Анастасия Михайловне.

Она приняла лекарство и откинулась на спинку кресла.

– Может валерьяновых капель? – спросил Владимир. – Так я мигом!

– Тётушка остновила его взмахом руки.

Владимир сел напротив неё… Анастасия Михайловна закрыла глаза. Её лицо, белое, как молоко, потихоньку меняло цвет. На щеках стал появляться лёгкий румянец.

– Слава Богу! – перекрестился Владимир.

Владимир тоже сам не мог понять, как могла Дашенька, милая услужливая девушка, с пятнадцати лет живущая в доме у его тётушки, так поступить.

«Россия больна! Общество больно! Что делать?» – в очередной раз раз думал он.

Готовить взялась тридцатилетняя Наташа, горничная из Нижегородской губернии, которая работала в доме у Анастасии Михайловна лет восемь. Увы, кроме каши, щей и блинов она ничего не могла.

– Паштета хочется хочется из гусинной печени с… мечтательно вздохнула как-то за обедом тётушка.

– Давайте в ресторане закажем! Пусть привезут! – предложил Владимир.

– В ресторане можно. Но, увы, всё равно не то, когда тебе подают только что приготовленную на твоей кухне. – Объяснила Анастасия Михайловна.

– Тогда, тётушка, я начну учиться готовить! Стану шеф-поваром только для того, чтобы у вас всегда было хорошее настроение! – вполне серьёзно предложил Владимир. – Да и делать мне что-то надо. Ведь не привык я в безделии жить. Что же был я гусарским офицером, остался не у дел, теперь стану шеф-поваром! Может даже приличным!

Анастасия Михайловна громко рассмеялась. Она приняла это как шутку своего любимого племянника. Но Владимир не шутил. Он тотчас отправился в библиотеку.

– Бог ты мой, а сколько же здесь книг о французской кухне! Раньше я на них просто не обращал внимания, а сейчас они могут мне пригодиться! А вот и русская кухня: Молоховец Е. «Новейшая поваренная книга», Неженцева З. «Настольная книга для хозяек», «Наставления к приготовлению более 400 обедов», Половохина В. «Хороший домашний стол»…

Минут через двадцать на столе лежали две высоченные стопки книг на французском и русском языках.

«Так вот он рецепт фуа-гра! Да он не один, здесь даются разные варианты! Попробую с грибами…» – решил Головинский.

– Наташа! Наташа! – стремительно вошёл он на кухню.

– Чевой-то случилось, барин! – испуганно спросила горничная, мывшая фарфоровые чашки и блюдца в тазу.

– Наталья, не называй ты меня, пожалуйста барином! – вновь попросил её Владимир.

– Как скажите, Владимир Юрич, – спокойно согласилась она. – Вам, ба…, Владимир Юрич, чего чаю? Покрепче? Как вы любите?

– Давай, Наташа, чайку! Как я люблю! А скажи- ка мне, что у нас будет сегодня на обед?

– Щи, – Владимир Юрьевич! Наваристые! – ответила женщина и начала протирать чашки полотенцем.

– А паштет? Наташа? Сможешь? – поинтересовался Головинский.

– Ха-ха-ха-ха! – почему-то рассмеялась в ответ Наташа.

«Всё ясно! Надо начинать готовить самому! Дерзай, Владимир!» – подумал он.

16 июня Десятая и Седьмая русские армии Юго-Западного фронта начали наступление на Львов.

«Сегодня великое торжество революции: Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление» – Головинский прочитал на первых страницах правительственных газет заявление Керенского.

– А может это быть тот самый последний удар и враг будет разбит? – подумал Владимир, – хотя я конечно сомневаюсь. Как может воевать армия, где нет дисциплины, где солдаты выполняют приказы ни офицеров, а каких-то ротных, полковых и дивизионных комитетов? Где офицеры не имеют никаких прав?

23 июня началось наступление Восьмой армии под командованием генерала Корнилова. Начло тоже было успешным: были заняты города Стаснислав, Галич, Калуш. К 30 июня её части вышли на рубеж реки Ломница… И здесь солдаты отказались продолжать воевать.

К 1 июля наступление всех армий Юго-Западного фронта захлебнулось.

Наступление Северного и Западного фронтов было саботировано солдатскими комитетами. Из 14 дивизий утром 8 июля в атаку пошли всего лишь 7. К исходу того же дня они вернулись на свои позиции.

Это был полный крах и позор.

В один из таких дней, наполненных отчаянием и глубокой душевной тоски в дверь парадного неожиданно позвонили.

– Наташа, не открывай! Я сам спущусь. – крикнул Владимир.

– Кто такие? По какому делу? – громко спросил Головинский, сжимая в руке наган.

– Владимир Юрьевич, здравствуйте! Это я? – раздался за дверью очень знакомый голос.

– Кто это? Представьтесь! – потребовал Владимир.

– Фёдор Карлович Кирхнер. Я служил в этом доме, как вы наверное ещё помните.

«Ух ты! Объявился пропавший повар!» – подумал Головиский и отпер массивную дверь.

На пороге стоял «гений кулинарного искусства» Петрограда. На нём топорщилась новенький мундир защитного цвета. Фёдор Карлович выглядел так смешно и нелепо, что Владимир едва на расхотался.

– Вы по какому вопросу? С Анастасией Михайловной хотите поговорить? – поинтерсовался Головинский.

– Нет, нет! С вами Владимир Юрьевич, – ответил повар. – Вот хочу вам представить моих товарищей по партии, служащих военного министерства Временного правительства. – Кирхнер ткнул пальцем в двоих невзрачных невысоких мужчин, стоящих позади него.

– Представить для чего? – уточняюще спросил Головинский, с любопытством рассматривая странных посетителей.

Все они были также одеты в новые военные мундиры без погон.

– Партия кадетов и военное министерство остро нуждается в профессионалах для разработки концепции… – затараторил лопоухий со шрамом на левой щеке.

– Когда армией занимаются члены разных партий и повара – она обречена на вырождение. Честь имею! – Резко оборвал его Головинский и закрыл двери.

– Володинька, что-то случилось? – встревоженно спросила тётушка, увидев его с наганом в руке.

– Нет, нет! Всё хорошо. Какие-то чиновники из военного министерства просто ошиблись адресом. – Успокоил он Анастасию Михайловну.

– Слава Богу! А то у меня сердце от волнения сразу закололо. – Облегчённо вздохнула она. – Нет, а пилюльку всё же надо выпить. Так не отпустит!

Головинский стоял на кухне полный решимости приготовить паштет.

Рядом – круглолицая Наташа, с любопытством наблюдавшая за ним.

– И так! Мне необходима гусиная печень, белые грибы, свиной фарш…

– Вы чавой-то, барин? Откуда её взять гусиную печень? Да её щас днём с огнём в Питере не сыщещь? Свинину можно… Да и то, если везенье будет, на базаре купить. Грибы белые – это можно… А вот гуся! Я даже не знаю. Щас вообще ничего нет! Песку не купишь! Вы же знаете, что запретили сладости продавать? Песку нет.

– Я что-то читал о сахаре, а вот… – Головинский почти бегом вышел из кухни.

– Народ наш – негодяй! Тупая и злобная скотина! – басом гудел голос Василия Васильевича в гостинной зале.

– Вы знаете, я так не думаю! Наш народ – самый лучший в христианском мире! – возражала тётушка.

– Прошу прощения, господа! Разрешите? – открыл дверь Головинский.

– Заходи, Володинька! Заходи! – обрадованно ответила тётушка.

Василий Васильевич молча и сильно сжал своей рукой ладонь Владимира.

– Вы, молодой человек, почему так взволнованы? – поинтересовался он у Головинского.

– Вы знаете, Василий Васильевич, я только узнал, что в городе практически нельзя купить хороших продуктов к столу.

– Ни хороших и ни плохих. В лавках пустые полки… А вы, что разве не знали? – удивился Василий Васильевич.

– Я стараюсь держать Володиньку как можно дальше от домашних бытовых проблем. – Вмешалась Анастасия Михайловна.

– Может быть оно и правильно? Зачем боевом у офицеру знать, где можно купить хорошего мяса к обеду, паюсной икорки с водочке или хорошего гусика? – согласился Василий Васильевич.

– Вот, вот о гусике я и хотел поговорить. Где же его можно купить? – спросил Владимир.

– В деревне можно купить всё! Крестьяне с радостью продадут вам и гусей, и кур, и уток, и свинью… А вот привезти им в Питер этот товар не даёт новая власть. Почему? Потому что они предатели, никчемности и взяточники. Я сегодня как раз хотел и предложить вам, Анастасия Михайловна, снарядить экспедицию в деревни для закупки продовольствия для наших нужд. Вы как на это смотрите?

– Я тоже хотела, Василий Васильевич, предложить вам что-то подобное! Ведь у меня в доме кроме муки, круп и лаврового листа ничего уже не осталось. Каждый день гоняю прислугу в город на базар… Иногда что-то и приносят, но это же не дело.

– «Дело оказывается не в том, что Наташа не умеет готовить разнообразные блюда, а в отсутствии продуктов!» – неожиданно дошло до Владимира.

Ему стало очень стыдно, что он этого не знал. Ведь с тётушкой они никогда не говорили на эту тему.

– А один мой знакомый, кстати очень даже известный человек в Петрограде, профессор нанял двух служанок только для того, чтобы они стояли в «хвостах» за сахаром, молоком, хлебом, мукой! – грустно сообщил Василий Васильевич.

Через два дня Анастасия Михайловна и Василий Васильевич снарядили «экспедицию» в деревню. Во главе её, по рекомендации Владимира, был поставлен Семён Будкин. В помощь ему дали ещё двух крепких мужичков из числа работников Василия Васильевича.

– Интересно, что получится из этой необычной и для меня очень странной авантюры? – вслух спрашивала сама себя Анастасия Михайловна каждое утро за чаем.

– Зная Будкина, уверен, что получится! – ни секунды не сомневаясь, уверял свою тётушку Владимир.

Экспедиция вернулась дней через десять. Телега была набита живыми гусями, утками, курами… Среди мешков с гречневой крупой зерном похрюкивал розовый упитанный поросёнок. Первым делом Семён выгрузил бочоночек сливочного масла, затем бочку мёда.

– Намаялись, Владимир Юрич! Намаялись… Но получилось! Вот смотрите! – Будкин махнул рукой на телегу.

– А что с этим теперь делать? Здесь? – ужасаясь, спросил Головинский.

– Как чё делать? Я сараюшку одну от дров освобожу. Туда курей, гусей, уток посадим. Кормить есть чем. Три мешка с зерном я привёз. Овса пять мешков для лошади…А кабанчика надо завтра же заколоть.

Теперь по – утрам Владимира будили крики петухов…

Через день Головинский приготовил настоящий фуа-гра. Паштет получился действительно вкусным.

– Володинька, я должна заметить, дорогой, что всё за что ты берёшься делать, у тебя получается очень хорошо! – с восторгом похвалила его Анастасия Михайловна.

– Спасибо! – скромно ответил очень довольный её племянник.

Теперь Владимир старался каждый день приготовить что-нибудь новенькое и изысканное. Особенного удовольствия это ему не доставляло, но очень сильно отвлекало от окружающей действительности. Ведь за кисти он не брался с марта месяца: не было ни желания, ни творческой искры. А самое главное, что тётушке его кулинария доставляла искреннее удвольствие.

День выдался жарким. Головинский вышел из парадного подъезда. Под ногами неприятно зашуршала шелуха от семечек.

– Мустафа, почему у нас грязь такая? – строго поинтересовался он у дворника, показывая рукой на заваленный мусором тротуар.

– Мустафа, хочет мести! Хочет работать. Профсоюз ему не разрашает. Забастовка говорит. – Безразличным голосом объяснил дворник, сидевший на ящике у двери.

– Бред это всё, Мустафа! Полный бред! – вышел из себя Владимир, – при чём здесь профсоюз? Тебе кто деньги платит, а?

– Барин, начну мести, так придут профсоюзы. Он здоровые такие, как раньше городовые были и морду Мустафе набъют. Рёбра поломают… Нет нельзя…

Владимир глубоко вздохнул.

На Невском, греясь на солнышке, сидели и лежали солдаты. Многие в исподнем белье. Курили огромные самокрутки из вонючего крепкого табак, грызли семечки и громко выплёвывали шелуху. На него, офицера, смотрели с презрением или безразличием. Никто не вставал, не отдавал честь…

«Боже мой, это же полное разложение армии! Это же не защитники России, а маргинальные элементы! Права тётушка, что выпало нам жить в Великую Смуту! Чем только она закончится?» – его охватило сильное раздражение.

Головинский остановил лихача.

– На Васильевский остров! – выдохнул он ямщику.

– Ваше благородие, а цену почему не спрашиваете? Я может с вас дорого возьму? – поинтересовался круглолицый гладко выбритый возница.

– Я тебе сказал: Васильевский остров! Гони! Не медли! – громко приказал Головинский.

Ямщик не ответил. Только щёлкнул кнутом, и молодой жеребец рванул вперёд.

В доме у Виктории царила странна обстановка: мебель – в парусиновых чехлах, паркет застлан кусками мешковины…

– Я уезжаю к маме, любимый! – коротко объяснила Виктория. – Булочную два дня назад разграбили полностью. Вынесли всё. Даже пустые рваные мешки. Не могу больше! Не могу! – она разрыдалась.

– Прости, Виктория! Я не вовремя. Могу ли я тебе в чём-то помочь? – Головинский обнял жкншину.

– Не надо… Ты мне только душу и сердце разрываешь. Иди… Стеша, проводи…

– Виктория, а когда ты думаешь вернуться?