Связь времён. Часть 3

И вот немного отдохнув, Славик начал приставать к другу с вопросом о том, что тот намерен делать дальше, собирается ли он поступать в военное училище.

– В этом году я вообще не собираюсь никуда поступать, подготовка у меня, да и у тебя наверняка слабая для любого ВУЗа. Буду поступать уже в следующем году, вместе с Витькой.

– Ну, для военного училища, я думаю, наша подготовка прошла бы. Да, школьные знания мы подрастеряли, но нам бы сделали скидку на то, что мы воевали в Чечне. А экзамен по физической подготовке – для нас плёвое дело, не то, что для сосунков со школьной парты.

– Да кто его знает. Ну, хорошо, пусть даже и так. Но мне что-то расхотелось идти в военное училище.

– Вот те на! Но мы же договаривались.

– Славик, мы договаривались подумать над тем, чтобы становиться офицерами. Мы говорили о том, что офицерское звание предпочтительнее звания прапорщика. Но мы не давали твёрдого обещания, даже сами себе, что обязательно будем поступать в военное училище. Или я что-то путаю?

– Нет, ты прав. Всё так, но желание, всё же, было…

– Было, но только как один из вариантов.

– Один из вариантов… Но ты же сам говорил, что тебя тянет стать офицером.

– Говорил, – вздохнул Крамаренко, – было такое дело. Раньше, может быть и тянуло, а сейчас перетянуло.

Митченко был прав, и Сергей это сам прекрасно понимал. Действительно, на отдыхе в Чечне, в промежутке между боями он говорил другу, что военная служба ему нравится, несмотря даже на все опасности, связанные с ней. И даже больше, он поведал другу, что у него есть какая-то внутренняя тяга стать, к примеру, офицером и посвятить себя служению защиты Родины. Вот как будто бы что-то его толкает внутри принять такое решение. Правда, он не понимал, откуда истоки таких внутренних порывов.

– Не понимаю сам себя, – говорил он Вячеславу, – с чего бы вдруг у меня возникло такое желание. Кстати, в школе у меня его не было, оно возникло уже здесь, в Чечне.

– М-да. А вот некоторые пацаны ещё с младшего возраста мечтают стать офицерами.

– Правильно, но в основном те, у кого в семье, в роду были люди военной профессии.

– Не обязательно.

– Не обязательно, согласен. Но, всё же, чаще, нежели ребята из других семей.

– А может быть, и у тебя были в роду, как ты говоришь, люди военной профессии?

– Нет. За отца и деда я и не говорю, ни тот, ни другой не воевали. Дед в Отечественную войну трудился инженером на одном из военных заводов, выпускавший продукцию для фронта.

– А прадед?

– А вот за прадеда я не знаю. Нужно будет у деда спросить. Но как мне кажется, и тот не был офицером. А вот у меня такое ощущение, будто бы я раньше служил, и не просто служил, а даже воевал. Я, впервые взяв в армии автомат, уже подсознательно знал, как с ним обращаться.

– Тоже мне наука. Что в автомате сложного? Сейчас любой школьник знает устройство автомата.

– Ты прав. Но дело не в устройстве автомата. Я просто ощутил тогда, что такое оружие я раньше уже держал в руках, он был для меня естественным, привычным орудием труда, как, к примеру, для дачника лопата.

– Да, хороша лопата, – рассмеялся Славик, – и главное какая дальнобойная. Слушай, тогда, возможно, ты в своей прошлой жизни воевал? – уже без смеха, но всё равно с не успевшей погаснуть улыбкой спросил он.

– Вот! Это более правдоподобная версия, я и сам об этом уже думал. Такое вполне могло быть. Тогда и понятна моя тяга стать офицером.

– Ерунда, это я в шутку сказал.

– Нет, не ерунда. А почему, собственно говоря, такого не может быть?

– Нет, может быть, конечно. Я не возражаю. Но проверить ты этого не сможешь. Хотя…

– Что, хотя? Договаривай.

– Можно это при желании и выяснить. Например, под гипнозом. Сейчас такие технологии имеются.

– Я знаю об этом. Гипноз, который проводит психотерапевт. Читал об этом, и таких случаев, когда человек пытается узнать о своей прошлой жизни, уже зафиксировано немало.

– Ну да. Именно это я и имел в виду.

– Да, если бы возникла такая уж большая необходимость, то я бы, конечно, проверил нашу с тобой версию. Сейчас, такое действительно вполне возможно.

– Возможно, но зачем оно тебе?

– Да ни зачем. Я и не собираюсь этого делать. Это я сказал просто к тому, что, возможно, я и в самом деле был когда-то офицером.

– Понятно.

На этом беседа о профессии военного в тот раз плавно сошла на нет. И вот наступило её продолжение более чем через полгода, и уже не в Чечне, а в тихом, спокойном научном городке Жуковский, который до 1947-го года вообще назывался посёлком Стаханово.

– Хорошо, то, что ты ранее желал стать военным, более-менее понятно. Но мне непонятно другое – а с чего это вдруг ты раздумал становиться офицером? – спросил Митченко.

– Не знаю. Но такого желания у меня уже нет. А у тебя оно есть, ты будешь поступать именно в военное училище?

– Ты знаешь, честно говоря, я и сам этого не знаю. Потому и спросил тебя насчёт твоих планов. Думал, что ты по-прежнему горишь желанием продолжать служить. Ну, тогда и я бы за компанию с тобой. Но, то, что у тебя подобное желание пропало, для меня явилось неожиданностью. Я теперь и сам не знаю, чего я хочу.

– Хорошо, честный ответ. Но ты сам теперь, наверное, понимаешь, что если нет огромного желания посвятить себя военной профессии, то вряд ли стоит идти в военное училище. Пропадёт когда-нибудь желание служить, и ты уволишься из рядов армии, сейчас это не так уж сложно сделать. И что тогда? – начинать в жизни всё по-новой, с чистого листа? Опять поступать уже в гражданский ВУЗ? Сколько времени будет потеряно. Не-е-т, – протянул он, – идти в военное училище нужно только в том случае, если ты не видишь для себя иного занятия, если ты твёрдо намерен до конца своих дней служить в армии.

– Ты прав, конечно. Но что же теперь делать?

– Тоже мне задача! Выбери себе занятие по душе, и готовься поступать по этой специальности. Времени для раздумий и принятия решения предостаточно, как и для подготовки к экзаменам. Не думаю я, что ты отважишься поступать в этом году.

– В гражданский ВУЗ, конечно же, нет. Да, у нас как прошедших воинскую службу будет свой конкурс, но всё равно шансы поступить невелики. В гуманитарный институт я, пожалуй, поступать не буду, а в технический…? – я уже практически позабыл математические формулы.

– А вот я раздумываю над тем, чтобы поступать именно в гуманитарный ВУЗ.

– Ты, в гуманитарный? Не смеши. С твоей тягой к технике, да хотя бы к тому же автомату? Или просто к труду? – твои же руки никакой работы не чураются. Что за выдумки? Историком или географом хочешь заделаться? Но это же чушь! Ты сам-то видишь себя в подобной профессии?

– Историком или географом я действительно себя не вижу. Но есть и другие гуманитарные профессии, экономист, например.

– Ну, тут непонятно ещё – гуманитарная это профессия или техническая, там тоже некие формулы нужно знать.

– А формулы и тому же географу нужно знать, хотя бы для того, чтобы определять места нахождения.

– Ладно, это так. Но я тебя и экономистом не вижу. По-моему не для тебя это – сидеть копаться в цифрах, перебирать бумаги и клацать пальцами на калькуляторе.

– Хорошо ты меня знаешь. И на том спасибо, – улыбнулся Сергей. – Специальность экономиста я только к примеру привёл. На самом деле я им не собираюсь становиться.

– И кем же ты тогда хочешь быть? – недоумевал Вячеслав.

– Ты знаешь, я вот раздумываю сейчас о том, а не пойти ли мне поступать в юридический институт.

– Ого! Да, быть юристом классно. Но ведь на юридическую специальность очень трудно поступить. Это модная сейчас специальность, и конкурсы туда большие.

– А то я этого не знаю. Ничего, буду готовиться и попробую поступить. В крайнем случае пойду на платное отделение. Пойду работать и буду копить для этой цели деньги. Вот на эту специальность у меня появилось что-то огромное желание поступать. И я постараюсь осуществить своё намерение.

– Понятно тогда, почему ты передумал поступать в военное училище. Кстати, и там можно стать офицером – в той же милиции, прокуратуре или налоговой полиции. Пожалуй, только нотариусы не имеют званий.

– А ты знаешь, я передумал идти в военное училище не только потому, что решил поступать на юридическую специальность, эта мысль мне не так уж давно пришла. Была ещё и другая причина не идти служить.

– И какая же?

– Просто не та уже сейчас армия.

– Как это?

– Мало стало там честных людей. Не солдат, конечно, и не младших офицеров, а вот тех, кто повыше. Или ты сам этого не замечал в Чечне.

– Замечал, ещё как. То, что сначала преподносилось как освобождение Чеченского народа, очень скоро превратилось в банальное зарабатывание огромных бабок на жизнях простых солдат.

– Вот то-то и оно. Армейская верхушка быстро стала делить деньги, ресурсы, территорию и сферы влияния. И ещё одно – не могу выносить откровенной лжи уже официальных властей. Вот ты скажи, когда официально Россия начала вводить войска в Чечню?

– 11 декабря 1994-го года.

– А на самом деле?

– Ещё в конце ноября, – угрюмо ответил Митченко.

– Правильно. Как нам рассказывали те, кто с первых дней в Чечне – 26-го ноября. Именно в этот день формирования так называемого Временного Совета Чечни, созданные и оснащённые властями центра России, совместно с завербованными в элитных подмосковных частях российскими офицерами, прапорщиками, солдатами, при поддержке военной авиацией и танками, наши войска рано утром вторглись в Чеченскую Республику. В тот же день российские СМИ стали передавать сообщения о том, что «танки оппозиции ворвались в Грозный и вплотную приблизились к Президентскому дворцу». Какая оппозиция? На самом деле это были обыкновенные российские наёмники. И чем это всё закончилось?

А кончилось это тем, что уже к обеду перед зданием Президентского дворца догорали российские танки и валялись почерневшие трупы. Потери в живой силе так называемой «оппозиции» были более 500 убитых. В итоге в плен к чеченцам попало более 200 наемников, в том числе и 70 российских военнослужащих. Но российские власти, как это бывало и в Афганистане, в который уже раз открестились от этих людей, предав их и бросив, таким образом, на произвол судьбы. И тогда обозлённые тем, что родное государство так подло их предало, российские пленные стали давать журналистами, в том числе и западным, подробные интервью. Так вот стала известна истина. На подобной пресс-конференции один из пленных российских офицеров заявил: «Российские военные совместно с оппозицией напали на Грозный. Я лично был в группе из 3-х танков, которые должны были захватить грозненский телецентр. В районе телестудии нас атаковал знаменитый абхазский батальон Шамиля Басаева. Танки и пехота ВС ЧРИ окружили нас и стали подавлять плотным огнем. Мы сочли бессмысленным дальнейшее сопротивление, так как отряды оппозиции бросили нас и убежали. Два наших танка подбили, они сгорели, экипажи сдались охране телецентра. Создавалось впечатление, что бронетанковую колонну специально вводили в Грозный для уничтожения. Разоружить Дудаева и его армию была главная задача. Бронетанковая колонна не смогла захватить город и удержать. Армия Дудаева была укомплектована опытными бойцами и хорошо вооружена, а колонна стала живой мишенью». Да, это и сделано было, чтобы спровоцировать конфликт с Правительством Президента Чеченской Республики Ичкерия Джохара Дудаева, разбить военные подразделения того же Шамиля Басаева, а если это и не получится, то иметь как бы повод для введения в Чеченскую республику российской армии. Пленные офицеры МО РФ Дроздов и Прокопов 1 декабря 1994-го года в присутствии депутатов Госдумы и иностранных журналистов во всех деталях рассказали, как Особый отдел Таманской дивизии вербовал военнослужащих для засылки в Чечню. Днём позже один из пленных российских офицеров Русаков (известный журналистам еще по штурму Белого дома и расстрелу из танковых орудий Верховного Совета РСФСР в Москве 1993-м году) рассказал на пресс-конференции, как его лично сотрудники ФСК вербовали через Особый отдел и обещали выплатить 150 миллионов рублей семье в случае его гибели. Хорошо ещё, что Джохар Дудаев передал всех пленённых русских наёмников российским военным властям.

– Слушай, – горестно покачал головой Вячеслав, прекрасно знающий всё это, – если бы я сам не воевал в Чечне, то вполне мог подумать, что ты, как хохол, просто клевещешь на мою Родину.

– Ты, кстати, возможно, тоже украинец, или хохол, как ты говоришь. По крайней мере, украинские корни у вас в роду наверняка имеются – фамилия Митченко скорее украинская, нежели русская.

– Возможно, я никогда не занимался изучением своей родословной. Но я не об этом. Да, я понимаю, что события в Чечне порой искажались. Но ведь в этом повинны журналисты.

– А с чьей подачи они так работали?

– Ладно, я всё понял. Давай закроем эту тему. Ты, конечно, прав. Спорить с тобой я не намерен, так мы, ещё чего доброго, повздорим.

– Принимаю предложение. Это я тебе просто привёл пример того, почему мне расхотелось быть военным.

– Ясно. Значит, ты собираешься поступать в юридический ВУЗ. А куда же податься мне? Юридический я не потяну, да и такого стремления не имею. Ладно, придётся хорошенько поразмыслить.

– Думай, думай. А я тем временем на работу устроюсь. Кстати, а ты работать намерен, если в этом году не будешь никуда поступать?

– Наверное, буду. Даже точно буду, что мне без дела сидеть. Я на днях с ребятами знакомыми разговаривал, они ремонтом машин и мотоциклов занимаются. Так они даже предлагали мне поработать у них, зная моё пристрастие к мотоциклам, – а оно у Вячеслава действительно было. Имелся у него ещё с последних лет учёбы в школе и старый лёгкий мотоцикл «Минск», с одноцилиндровым двухтактным двигателем объёмом 125 см 3 с воздушным охлаждением, который он больше ремонтировал, нежели ездил на нём. – Но я тогда отказался, предполагая поступать в военное училище. А вот теперь, пожалуй, самое время вернуться к этому вопросу. Может быть, тогда и ты со мной на пару?

– Нет, Славик. Мне отец обещал поспрашивать в ЦАГИ людей в отношении работы в лаборатории. Это больше по мне. Ты же знаешь, что у меня нет особой тяги к машинам или мотоциклам. А вот помогать проводить исследования – это по мне. Пусть даже просто изготовлением какого-либо научного оборудования.

– Хорошо. Отдохнём ещё немного, а потом за работу.

– А за учёбу?

– А за учёбу уже осенью. Всё закономерно – летом отдых, пусть даже разбавленный работой, а с осени – учёба. Как в школе или в том же институте.

– Договорились, – рассмеялся Сергей. – Я тебя понял, но, честно говоря, и мне вот так сразу садиться за учебники что-то не хочется. С осени – это вполне разумно.

* * *

Дней через десять Вячеслав, как он планировал, вместе со знакомыми ему ребятами одной из частных фирм стал заниматься ремонтом хорошо знакомой им подвижной техники. А вот Крамаренко, хотя со временем и начал трудился в лаборатории экспериментально-аэродинами-ческого отдела ЦАГИ с его аэродинамической трубой, но попал он туда значительно позже Митченко. В целом комплекс ЦАГИ был призван служить формированию теоретических основ аэро – и гидродинамики и разработке методов их экспериментального и практического применения для конструирования новых самолётов, гидротехники и объектов промышленной аэродинамики. В Центральном аэрогидродинамическом институте разрабатывались концепции перспективных летательных аппаратов, а также новые аэродинамические компоновки самолётов и вертолётов, включая фундаментальные и прикладные теоретические и экспериментальные исследования в области авиационной, ракетной и космической техники. Наряду с теоретическими, экспериментальными и прикладными исследования в области аэродинамики и динамики полёта летательных аппаратов в последнее время стал проявляться интерес и к турбинным ветроэнергетическим установкам. А вообще-то, на базе отделов и лабораторий ЦАГИ был создан ряд самостоятельных научно-исследовательских учреждений по различным отраслям авиационной науки и техники: Всероссийский институт авиационных материалов, Центральный институт авиационного моторостроения, Всероссийский институт гидромашиностроения, лётно-исследовательский институт, Центральный ветроэнергетический институт.

И, всё же, сердцем Института были лаборатории с аэродинамической трубой и гидроканалом ЦАГИ, в которых проводились наиболее масштабные исследования. Работал Сергей в лаборатории простым лаборантом, но это никак не уменьшало его ответственность за выполняемую им работу. Конечно, старожилы лаборатории сначала довольно настороженно отнеслись к новичку. Его вряд ли бы приняли на такую работу (даже лаборантом), если бы его родители не трудились в этом же Институте и, главное, если бы он не прошёл школу армии. К тому же нужно было иметь ещё и особый допуск (и специальный пропуск в лабораторию) к исследованиям в большинстве своём новой военной техники, и даже часто просто её масштабных моделей. Вот потому-то Крамаренко и стал трудиться в родном городе позже своего друга – нужно было получить этот самый допуск, а для этого отправить документы в соответствующее ведомство. Но, после начала его работы прошло месяца два и Сергей Крамаренко уже был на неплохом счету у начальства, которое увидело, что трудится он умеет, а навыков обращения с инструментами, приборами, а также старательности и ответственности ему не занимать. В дальнейшем если требовалось выполнить какую-нибудь подготовительную работу к проведению исследований без участия в ней научных сотрудников, то часто именно Крамаренко, под его ответственность, и поручали такой труд. И он оправдывал надежды того же самого заведующего лабораторией или специалистов, которые впоследствии проводили сложные опыты.

Так пролетело полгода, и наступил уже новый 1997-й год. Встречали Новый год Сергей со Славиком не в домашней обстановке, а в компании своих одногодков – ребят, которые призывались с ними в армию и тоже летом вернулись домой. Из них только один побывал в Чечне, и то захватил всего полгода своей срочной службы. Но поговорить бывшим воинам было о чём – и о том, как ранее служилось, и о том, как работается на гражданке. Кто где и кем работает, им всем было известно, а потому обычно разговор шёл о специфике самой работы.

– Славик, доволен ты своей работой? – спросил один из ребят Митченко. – Заказов на ремонт автомобилей или мотоциклов хватает?

– Конечно, доволен. И заказов пока что тоже хватает.

– И денег заработанных тоже хватает?

– Вполне.

– А что, не приходится ими делиться?

– Ну, лично мне, не приходится, – Митченко понял, что речь идёт о неком рэкете или так называемом «крышевании», когда часть денег приходилось отдавать вымогателям. – Не без того, конечно, но наезды, если они ранее и были, я этого не знаю, велись на основателей фирмы. А сейчас те просто отдают часть денег, без всяких разборок. Привыкли уже к этому, к тому же наш городок не Москва, а потому и такого уж размаха рекитёрство не имеет. А в общем-то, всё как у всех – как в других частных фирмах России и стран СНГ.

– А свой мотоцикл ты уже привёл в порядок? – спросил другой его одноклассник. – За два года твоего пребывания в армии он, наверное, уже мохом покрылся.

– Отремонтировал, и даже езжу на нём. Техника, конечно, архаичная, но пока что служит ещё. Я его, кстати, в этом, наступающем году хочу продать. Так что, кому нужен мотоцикл – милости прошу. Я даже покупателю обязуюсь ремонтировать мотоцикл бесплатно, в случае чего.

– Вот те на! И что, ты пешком станешь ходить? Что-то не верится.

– Правильно тебе не вериться. Просто я за это время поднакоплю «бабок» и куплю себе мотоцикл поновее, и помощнее. Если только поступлю в институт на бюджетное место. А вот если нет…, – тяжело вздохнул Вячеслав, – тогда придётся ездить и на стареньком «Минске». Деньги на учёбу понадобятся. Впрочем, вряд ли тогда я в Москве на нём ездить буду, только уже дома, на каникулах.

– А чего тебе в институт поступать, если ты и так нормально зарабатываешь?

– Нет, ребята, как бы там ни было, а лучше работать не руками, а головой. А для этого нужно высшее образование.

– И куда ты собрался поступать?

– В Московский автодорожный институт. На конструкторско-механический факультет. Хочу не просто ремонтировать машины, а создавать их.

Этот факультет МАДИ осуществлял подготовку специалистов по проектированию, расчёту, испытаниям большегрузных транспортных средств, тягачей, колёсных и гусеничных машин высокой проходимости. Кроме того, в этом институте студентов обучали ещё и проектированию автоматизированных и роботизированных транспортных установок, а также технологического оборудования, применяемого для подготовки и обслуживания летательных аппаратов и космических объектов.

– А что, это дело! Ты неплохо надумал, этот ВУЗ, пожалуй, как раз для тебя. И у тебя, знакомого с такой техникой, перебравшего по винтику не одну машину, это должно неплохо получиться.

Одобрили ребята выбор института и Сергеем Крамаренко, признав, что это дело тоже очень нужное, и кто его знает, – в жизни всё может произойти, – не ровён час им самим когда-нибудь понадобится помощь квалифицированного юриста, будь то следователь, прокурор или адвокат. Вот так был наполнен этот вечер-ночь – разговорами, а не только едой и питиём, хотя, конечно, и это было, но всё в меру.

Следует сказать, что и о подготовке в институт не забывали как Вячеслав, так и Сергей со своим младшим братом, которому в этой части было проще, поскольку он не работал, да ещё и целенаправленно повторял материал по нужным ему предметам в стенах школы. Но вот заниматься вместе они никак не могли, поскольку у каждого были в отношении поступления в ВУЗ свои приоритеты – самый младший Крамаренко намерен был поступать в строительный институт на архитектурный факультет. У него с детства была тяга к рисованию, а потом к черчению, и его способности признавали окружающие. Правда, Виктор пока что не определился конкретно со своей будущей специальностью, он никак не мог решить, кем ему быть – архитектором или дизайнером. И то, и другое ему нравилось, и он раздваивался в своём выборе. В общем, получалось так, что каждый индивидуум в этой тройке нажимал на предметы, которые были совсем не нужны, или мало нужны другим. Но это обстоятельство никоим образом не мешало им добросовестно и целенаправленно готовиться к поступлению в нужный каждому ВУЗ, именно конкретно каждому из них и на нужную специальность.

Глава 4

Учёба и «отдых»

У Вячеслава, Сергея и Виктора в плане поступления в институт были не только свои приоритеты, не только разные ВУЗы, но ещё и по-разному складывалась у них и сдача вступительных экзаменов. В итоге все они поступили именно на ту специальность, которую для себя запланировали. Проще всего прошло это испытания у Виктора Крамаренко. Во-первых, у него были намного свежее знания, а во-вторых, была и более приятная для него специфика вступительных экзаменов. Крамаренко младший долго раздумывал над своей будущей специальностью, но, наконец-то, определился – он решил поступать на специальность «Архитектура». И тому было несколько причин. Он считал, что это более глобальная специальность, да и экзамены там более для него выгодные: черчение, рисунок (натюрморт) и рисунок (композиция). Кроме того, по специальности «Дизайн» существовало около 10 направлений и столько же специализаций в каждом из них, например, «Промышленный дизайн», «Дизайн среды», «Дизайн процессов», «Графический дизайн» и т. п. Правда, были специализации и в архитектуре, например, «Архитектура жилых и общественных зданий» или «Ландшафтная архитектура». Но направлений по архитектуре было, всё же, меньше. Он решил, что, если будет знать архитектуру, то позже можно подучиться и дизайну. Позже вообще появится, а, возможно, в некоторых ВУЗах уже и появилась (этого Виктор не знал) такая специальность как «Дизайн и архитектура». В общем, сдал он экзамены без проблем, хотя конкурс был и немалым, но и отсев по таким специфическим экзаменам был тоже большой.

Больше пришлось напрягаться при поступлении в институт Вячеславу Митченко, но больше из-за того, что был у него перерыв в учёбе. Но и он поступил, причём на бюджетное место, относительно спокойно. Но была в этом и причина, не зависящая от него. Дело в том, что в последние годы, или первые после распада СССР, технические специальности не пользовались у абитуриентов особой популярностью, а потому конкурс даже на такую довольно престижную специальность, какую выбрал себе Славик, был относительно небольшим. Так же без особых проблем получил он и место в общежитии.

Сложнее всего, и это было заранее прогнозировано, довелось Сергею Крамаренко. Да, экзамены он сдал успешно, но на бюджетное место, всё же, не попал, да и было таковых не так уж много. На престижные экономические и юридические специальности в основном места были именно по контракту, то есть платные. Такой вариант Сергей предполагал, но он всё равно его не обрадовал. Но, ничего не поделаешь, пришлось решиться и на такой шаг, поскольку выбора не было – многие абитуриенты и таким шансом воспользоваться уже не могли. Крамаренко понимал, что высокооплачиваемым родителям, особенно отцу, который два года назад защитил уже и докторскую диссертацию, вполне по карману оплачивать учёбу сына, да и сам он деньжат немного подкопил. Но после службы в армии, после Чечни, после года работы уже самому Сергею неудобно было сидеть на шее у родителей. Да, и на бюджетном месте вряд ли бы в дорогой по уровню жизни столице России он смог бы прожить на одну стипендию, но в этом случае родительская дотация была бы на порядок меньше – это уже было бы совсем другое дело. Поэтому в первые же дни своей учёбы в институте Крамаренко зашёл к заместителю декана факультета и спросил того: