Люди и время

На следующий день в назначенное время я был на аэродроме, познакомился с командой. Все члены сборной СССР. Летели на Ил-14. Приземлились на аэродроме с грунтовой дорожкой. Я вышел, осмотрелся и понял, что аэродром закрытый. С военизированной охраной. Разместились нормально – в казарме. Вечером состоялось собрание сборной.

Старшим тренером в те годы был Евгений Ткаченко – многократный чемпион мира. Команда готовилась к чемпионату мира. Среди многоборцев я один, но внимательно слушал главного тренера. Парашют и прыжки я видел только в кино.

После окончания собрания ко мне подошли главный тренер и инструктор. Его представили мне Владимиром. Мы пожали друг другу руки. Владимир предложил: «Давай сразу на «ты». Я согласился. Инструктор сказал: «Пошли повторим отделение от кабины самолёта». Меня слово «повторим» насторожило, поскольку я ни разу не отделялся ни от макета кабины самолёта, ни во время прыжка, потому как я никогда не прыгал. Владимир продолжил: «У тебя три прыжка, но повторить необходимо для твоей же безопасности». О моих прыжках ему сообщил главный тренер, а главному тренеру – Жариков, чтобы не возникло вопросов по безопасности. Я признался инструктору, что никогда не прыгал и парашют увидел только во время погрузки на аэродроме в Москве. Он удивился, улыбнулся и сказал: «Ну, пошли, покажу отделение от кабины. Завтра в десять – прыжки».

Он залез в макет кабины и выполнил упражнение. Я повторил раз десять. Инструктор одобрил: «Нормально. Удачи тебе завтра. А складывать парашют тебе не надо учиться – времени нет. За тебя я сложу. Потом научишься. Будешь прыгать в два парашюта и в два самолёта Ан-2, но завтра – один прыжок с ручным открытием». Показал, как левой рукой выдёргивать трос, но предупредил, что правую с левой рукой надо выбрасывать симметрично для правильного положения тела во время падения, иначе развернёт потоком воздуха и закрутит.

На следующее утро – построение, инструктаж. Дисциплина, как в армии, и это правильно. Всё для безопасности самих спортсменов. Завтрак, медицинское обследование. Проверили давление перед прыжками – 120/80. Где-то после пяти-семи прыжков, точно не помню, у меня врач ещё раз проверил давление уже на аэродроме – снова 120/80. Это его очень удивило. Однако признаюсь, перед первым прыжком, в самолёте, меня так заколотило, что думал, сердце выскочит из груди. Тут услышал команду: «Пошёл!» – и прыгнул. Ощущений не помню. Думал только, как выдернуть трос, чтобы открыть парашют. Дёрнул так резко, что трос улетел, и таким образом я выбросил ещё три троса. Полёта я не ощутил. Сильно тряхнуло при открытии парашюта. Я прыгал с рацией, но связь была односторонней. Всё слышал, но отвечал о своём самочувствии во время полёта движением ног. Приземлился в двух метрах от зачётного круга. Мне сказали, что это приличный результат, но, если честно, это была чистая случайность, так как никакого круга я, конечно, не видел. Ну, а дальше пошло-поехало: по четыре-пять прыжков в день. Ещё тренировки: бег, стрельба, плавание. Прыгал я нормально. Где-то после десятого прыжка приземлялся всегда в круг. Все контрольные нормативы по видам спорта намного перевыполнил. Правда, был однажды такой случай. Хочу уточнить, несмотря на то, что парашют я открывал самостоятельно, он для безопасности ставился на автоматическое раскрытие. Не помню, после какого прыжка, я разложил парашют и стал одевать другой для следующего прыжка и только в этот момент услышал щелчок – сработало устройство автоматического раскрытия. Этот звук услышал и инструктор. Он повернулся ко мне, усмехаясь, развёл руками, сказал:

«И так бывает»

После сборов, которые длились двадцать дней, я был официально зачислен в сборную СССР по парашютному многоборью. Кроме меня в неё вошли ещё три человека, которые на этом сборе не присутствовали. По сумме баллов у меня было второе место. На заключительном собрании мне предложили поехать на сборы в Донецк, где после их окончания, должен был состояться чемпионат СССР по парашютному спорту. Но я не смог. Увы, не попал и на чемпионат Европы в Венгрию. Там наша команда заняла первое место, и представитель нашей сборной выиграл личное первенство. Вот так я мог объективно выиграть золото в команде и быть в призах в личном первенстве. На сборах у меня сложились со всеми хорошие, товарищеские отношения. Это были великие парашютисты, многократные чемпионы мира: Алексей Ячменёв, Николай Ушмаев.

Валерий Карпезо

По прошествии многих лет мы с Николаем встретились в Тбилиси. Он там жил и выступал за Закавказский военный округ. Но ближе всех я сошёлся с Валерой Карпезо из Белоруссии. Его дядя был известным генералом, героем Великой Отечественной войны. Когда команда улетела, мы с Валерой остались. Хотелось посмотреть Ташкент. Он отстроился после землетрясения 1967 года и стал ещё красивее. В восстановлении Ташкента участвовали строители со всего Советского Союза. Жители города нам показались очень добрыми людьми. Улетали мы на самолёте Ли-2, легендарном транспортнике второй мировой войны.

Улетало нас четверо. Пилот, штурман и мы с Валерой. Самолёт загружен под завязку. Перегруз большой. Парашюты всей сборной и дары республики – фрукты, вино, ковры. Наш пилот – ас, бывший истребитель – Борис, мы перешли на «ты» по его инициативе, хотя он был намного старше нас. Он мастер спорта международного класса по парашютному спорту. Расскажу историю, за что лётчик получил это звание.

На одном из чемпионатов мира у американской сборной не оказалось своего самолёта, и наша сборная предложила команде прыгать вместе с нами с нашего борта. Американские парашютисты всегда были сильны, и на этом чемпионате они тоже выступили очень успешно. После соревнований руководители федерации Америки написали письмо председателю спортивного комитета Павлову с благодарностью Борису. Через две недели ему было присвоено звание МСМК. Итак, взлёт! Мы с Валерой напряглись, ведь перегруз конкретный, самолёт старый. Успокаивало только то, что пилот – ас. Напомню, что взлётная дорожка грунтовая. При перегрузе – это большой минус, может случиться всякое. Ну, поехали. Начали разгоняться, смотрю на Бориса, а с него льёт пот, сам напряжён. Впереди поперёк взлётной полосы – арык и земляная насыпь. Мы с Валерой переглянулись, но, к сожалению, от нас ничего не зависело. Штурман, человек в возрасте, много повидавший, кричит: «Боря! – и матом: На себя!», имея ввиду штурвал. Борис тоже кричит матом: «Давай, давай!» А к чему его «давай, давай» относится? К самолёту, к штурвалу? Мы поняли, что команда нам. Схватили штурвал и потянули втроём на себя. Через мгновение почувствовали, что от полосы оторвались, чудом не зацепившись шасси за насыпь. Быстро набрали высоту. Дали потолок в тысячу метров. Борис встал, снял кожаную куртку, и мы увидели, что его армейская рубашка стала чёрной от пота. Сказал: «Давно у меня не было такой внештатной ситуации. Ну, да ладно, пронесло. Вчера, конечно, перебрал, потому и не проследил за погрузкой самолёта». И, обращаясь к нам, сказал: «Поставил на автопилот. Через час разбудите». Поменяв рубашку, сразу уснул как убитый. Пару слов о внештатной ситуации. Борис – лётчик-истребитель. Он отвечал за машину и себя лично, а в самолёте находилось ещё трое. Валера мне говорит: «Пошли в хвост, что-то покажу». Вижу, дверь приоткрыта. Валера говорит: «Это я открыл и заклинил её, чтобы не закрывалась, а тут я положил два проверенных мною парашюта, поставленные на всякий случай на автоматическое открытие. Вот сумка с водой и едой. Если что, выходим, не прощаясь». Сейчас пишу и вижу в этом юмор, а тогда это было всерьёз. Описываю этот случай и улыбаюсь, но во время взлёта было не до смеха. Всего во время этого сбора я сделал пятьдесят прыжков.

Весь сбор я прыгал с парашютом, бегал кроссы с серьёзной травмой ноги, так как до сборов я повредил левую ногу. Как потом оказалось – трещина пяточной кости, но о травме я узнал, проходя медосмотр в военном госпитале Ташкента. Врач заметила, что я прихрамываю на левую ногу и заставила сделать рентген. Показала мне снимок и объяснила, что с такой травмой категорически прыгать нельзя. Мне удалось её уговорить. О травме я сказал Жарикову. Он говорит: «Ты сам выдержишь? Ведь это не бег. При приземлении нагрузка в разы больше». Я сказал, что выдержу. Слава вышел и принёс красивые, белого цвета ботинки со специальными супинаторами. «Это мне американский парашютист подарил, граф Фортенберри. Погиб во Вьетнаме». Я одел, попрыгал – нормально, а супинаторы я вкладывал в кроссовки для бега. Конечно было больно, но терпимо. Подробно о том, как я приземлялся я говорить не буду, чтобы не повторяться. Но кое-что расскажу. Один раз во время прыжка у меня перехлестнуло стропы парашюта. В этом случае надо перерезать стропы или делать отцепку от основного парашюта. Открыть запасной и на нём приземлиться. Но я прыгал с высоты шестьсот метров. За секунду парашютист пролетает в свободном падении пятьдесят метров. Я прыгал с задержкой открытия парашюта – пять секунд. Когда парашют открылся, оставалось до земли триста пятьдесят метров. Да я и не сразу понял в чём дело. Меня начало крутить. Так как стропы были закручены скорость падения была выше. оставался вариант отцепки, но я этого никогда не делал, хотя из истории парашютного спорта известны случаи, когда делали отцепку на высоте сто пятьдесят метров, но это делали профессиональные спортсмены. Один из них, наш спортсмен Алексей Ячменёв сделал отцепку на высоте сто метров, а парашют раскрылся полностью на высоте восемьдесят метров от земли. Эту высоту определили по приборам. Но я не Ячменёв. Меня понесло на ангары, протащило по крыше, и я упал левым боком на вспаханное поле. Может показаться, повезло – не на асфальт, но всё было несколько хуже, чем вы думаете, уважаемый читатель. Стоял март месяц. Ночью температура бывала до нуля и ниже. Комья земли после вспашки стояли углами. Меня протащило по ним метров десять. Я окончательно погасил парашют, быстро поднялся, боли не почувствовал, стал собирать парашют. Тут на «Газике» ко мне подъехали инструктор Володя и Слава. «Ну ты как?». Я им: «Нормально. Поехали. У меня по программе ещё надо сделать три прыжка». Они переглянулись и с удивлением посмотрели на меня, но ничего не сказали. Понятно, что всё могло закончиться печально. Вот так себя и проверил.

Комсомол

Шло время, я взрослел, проходило детство, пришла юность. Наступил 1960 год. В этом году в апреле мне исполнялось пятнадцать лет. Пришло время вступать в ряды ленинского союза молодёжи. Хотелось рассказать о комсомоле, в основном для молодых людей, которые практически ничего не знают об этой организации и её делах во славу советского государства.

Молодёжная организация коммунистической партии Советского Союза была создана как Российский коммунистический союз молодёжи 29 октября 1918 года. В 1924 году РКСМ было присвоено имя Владимира Ильича Ленина. В марте 1926 года в связи с образованием СССР, РЛКСМ был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический Союз молодёжи. О комсомоле написаны тома. Но я хочу об этой организации сказать лично. Основное большинство вступали в организацию по убеждениям и с желанием, и те, кто сейчас говорит о том, что в комсомол тянули, далеко не правы. Комсомольцы были в первых рядах Армии и Флота, геройски воевали на фронтах Отечественной войны, а потом восстанавливали свою страну. Среди комсомольцев много героев Советского Союза и героев социалистического труда. Город Комсомольск-на-Амуре назвали в честь строителей-комсомольцев. Что нужно сейчас молодёжи, увы, это не мне решать, но комсомол— организация правильная. Это моё мнение.

Но вернёмся в Ростокино 1960 года. Как в других школах принимали в комсомол, я не знаю. Расскажу, как принимали меня. Как и большинство, я серьёзно готовился к вступлению. Времени для этого у меня было достаточно, – играя в футбол, травмировал ногу и ходил в гипсе. Тренировки бокса тоже пришлось на время оставить. И вот настал день приёма. Нас было двое: я и парень из параллельного класса, Николай. Он занимался в Крыльях Советов, в секции классической борьбы. Всё действо происходило во время большой перемены. Если мне не изменяет память, она длилась пятнадцать минут. Николай быстро ответил на пару вопросов и вышел. Взялись за меня. Я уверенно и полно отвечал на поставленные вопросы, и уже подумал: «Всё. Прошёл». Но не тут то было. Председатель Совета отрядов задал вопрос: «В какие годы и за что комсомол награждён орденами?» Одну из дат я назвал неверно, и меня не приняли.

Выхожу из школы. Обидно. Я ведь серьёзно готовился. Иду, смотрю – из магазина, который был напротив школы, выходят старшие ребята. Среди них мой сосед по бараку – Славка. Он кричит мне: «Вован, как дела?», при этом размахивая руками, а в каждой руке по бутылке вина. Подошёл, поздоровался, посмотрел на меня. Понял, что у меня что-то случилось. Я ему и рассказал. Он говорит: «А что расстраиваться. Завтра или послезавтра примут». Я ему говорю: «Нет. Теперь только в следующем году». «Это неправильно», – сказал Славка. Спросил меня, где находится комната Совета дружины, и кивнув из компании одному парню, вошёл в школу. Минут через десять они вернулись. Славка сказал: «Иди учись. Всё будет нормально». Я пошёл на урок химии. Хотя я опоздал минут на пятнадцать, учительница меня пустила.

Минут через десять в класс вошла председатель Совета дружины, звали её Зина, и что-то сказала учительнице. Учительница, посмотрев на меня, разрешила выйти из класса. Мы молча дошли до кабинета. Захожу, смотрю – сидят все те, кто меня принимал на перемене. Зина задала мне пару вопросов, на которые я уверенно ответил, и они, всем составом единогласно проголосовали за принятие меня в комсомол. Я, не совсем поняв в чём дело, пошёл на урок. На следующий день меня встречает Зина и говорит: «Ну и друзья у тебя Вова». Я в ответ: «А в чём дело?» Зина рассказывает: «Вчера зашли два бандита и сказали, что если тебя не примут в комсомол, то из школы никто не выйдет. А если выйдет, то до дома не дойдёт». Так я стал комсомольцем.

Ипподром

«Я где-то слышал краем уха,

что едет Ваня Попельнуха…»

Учась на втором курсе института, мой друг Дмитрий предложил съездить на бега. Я согласился. В воскресенье поехали. На ипподроме я до этого никогда не был, и интереса к играм на деньги не испытывал. Мы пошли на трибуну, так называемую «сороковку» – цена билета туда сорок копеек. Весь ипподром делился на три вида мест – за восемьдесят копеек, сорок и двадцать. Мне было интересно наблюдать за людьми. Глаза горят, отчаянно спорят о лошадях и их наездниках. Подошли знакомые ребята: Михаил – мастер спорта СССР по теннису, Борис – мастер спорта по вольной борьбе, Володя Московкин – боксёр, соответствовал своей фамилии – был пятикратным чемпионом Москвы по боксу. Ребята надёжные во всём. С ними я сдружился, пока дороги не разошлись. Кто в Америку, кто в Израиль, а кто ушёл из жизни. Все они ходили на ипподром не посмотреть, а играли с наездником, чтобы заработать деньги. Потом меня с ним познакомили. Его уже давно нет в живых, но я не хочу называть его фамилию. Как сейчас говорят: «Бизнес и только бизнес». Все мои друзья были действующими спортсменами, но когда они были на сборах в Москве, то находили время и для ипподрома. Собирались у ипподрома за час–полтора.

Схема, по которой мы работали, в принципе была одна и та же, иногда с вариантами. Один шёл на конюшню, где наездник давал расклад по трём заездам. На те, что перед ним; там, где едет сам и следующий за ним. Играли: в ординаре – это ставка на один заезд и в длинном – ставка на два заезда. Допустим, в первом заезде ставим на номер один, а во втором на номер пять. Условностей было много, но я приведу один пример. Наездник говорит, что в его заезде фаворит он. Как говорят: «Он едет». Но для страховки называет ещё одного, максимум двух, наездников, которые могут накатить, в смысле выиграть. Если были непредвиденные изменения, подавались сигналы знаком на раскатке перед самим заездом. Наездник снимает и одевает картуз, перекладывает хлыст из руки в руку. Вкратце – так. В общем, как говорит поговорка тех лет: «Я где-то слышал краем уха, что едет Ваня Попельнуха». Иван Попельнуха – известный мастер наездник тех лет. Для конспирации играли в основном в «двадцатке». Выигрывали чаще, чем проигрывали. После выигрыша нам с Дмитрием перепадало по червонцу, иногда по два и ресторан, где мы не платили. Пить мы не пили, но ужинали всегда с аппетитом. А после ресторана по пятёрке на такси обязательно. Чаще всего ужинали в ресторане «Сатурн» у метро Кировская. Там пела певица Ира, которая, даже не один раз за вечер, пела известную, как говорили в то время, белогвардейскую песню «Купите папиросы». Это было время, когда мы успевали учиться, тренироваться, выступать на соревнованиях высокого уровня, потому что были молоды и во главу угла не ставили деньги.

Сокольники

Парк Сокольники вот уже более ста пятидесяти лет любимое место отдыха москвичей и гостей столицы. Сокольники названы в честь царских птиц-соколов, с которыми царь Алексей Михайлович любил охотиться на зайцев, уток, тетеревов. Царь правил в период 1629 по 1676 год – с тех пор и пошли названия: Сокольническая застава, Сокольнический вал, Сокольническая слобода, а в честь любимца Алексея Михайловича – сокола Ширяя, получила название улица Большая Ширяевская. В 1872 году государство тут выкупило землю у частных лиц и сделала парк для отдыха москвичей. Из центра Москвы до парка проложили рельсы, пустили сначала конку, а потом и трамвай. Москвичи полюбили парк. В выходные дни и праздники приезжали сюда погулять. В парке играл духовой оркестр, выступали цирковые артисты, оперные певцы. Тут пел знаменитый тенор Леонид Собинов, который впоследствии стал солистом Большого театра и всемирно известным певцом. Выступали хоры. В 1904 году во время одного такого выступления объявили о рождении цесаревича Алексея, хор исполнил гимн «Боже, царя храни», повторив его на бис. Но пришло время смут – революционные события 1905 года и Великая Октябрьская революция 1917 года, которая снесла власть царя и временного правительства, установив более чем на семьдесят лет диктатуру пролетариата. Для парка началась новая история. Где-то до 1924 года парк был в запустении, но впоследствии, его привели в порядок. Сделали кафе, танцверанду, где по выходным дням играл духовой оркестр, спортплощадки и даже поле для «буржуазной» игры в крокет. Кстати, бита для игры в крокет похожа на молот, ну, а с молотом советский человек обращаться умел. В восстановлении парка активное участие принимали комсомольцы города. На территории ими был заложен Сиреневый сад, в котором представили свои работы молодые скульпторы. В те годы в Москве активно развивался футбол. Москвичи полюбили этот вид спорта. В Сокольниках сделали несколько футбольных полей, где до настоящего времени играют в футбол.

Я впервые побывал в парке Сокольники в десятилетнем возрасте в 1955 году. Мы, ростокинские пацаны, ездили на Маленковку – станция северной железной дороги, на Сокольнические пруды. Купались, играли в футбол, а старшие пацаны ещё и в карты и не на щелбаны. Рядом с прудами, их было три, находилась «Школа юннатов». Между заплывами мы делали набеги в сад за яблоками и грушами. Днём собаки, которые охраняли сад, были на привязи, а сторожу и работникам нас было не догнать. А по парку гулять, на каруселях и чёртовом колесе кататься у нас особого желания не было. Забегали только в буфет за мороженым и крюшоном, и, конечно, смотрели футбол на ширяевом поле. Там была база подготовки футболистов московского «Спартака».

На нас большое впечатление произвела американская выставка 1959 года, которую развернули в Сокольниках. Для этого американцами был построен павильон в форме сферы. Очень красивый. Перед этой выставкой, в Америке в 1958 году состоялась выставка СССР. Эти выставки показывали достижения капиталистической и социалистической систем и преимущества каждой из них. Американцы очень серьёзно отнеслись к организации и проведению выставки в Москве, и не только как демонстрации своих достижений, но как к серьёзному политическому мероприятию. За год до выставки, в Америке, на уровне Конгресса обсуждалось, что должно быть представлено в Москве. Помимо новых технических средств, быта американцев должно было быть представлено и искусство, а именно живопись. Представителям Конгресса было предложено послать в Москву картины художников-абстракционистов – модное течение того времени. Во время обсуждения картин в Конгрессе большинство было против посылать «эту мазню» на выставку, но через некоторое время, узнав, что в Советском Союзе шла борьба против художников этого направления под лозунгом «Мы против абстракционизма», все члены Конгресса проголосовали за то, чтобы послать эти картины в Москву на выставку.

Одним из представителей стиля абстракционизма был русский художник Василий Кандинский, который родился в 1866 году и прожил до семидесяти восьми лет. Он получил юридическое образование, был профессором, преподавал. В тридцать лет стал заниматься живописью, закончил Мюнхенскую Академию художеств. В 1911 году издал книгу о духовности в искусстве. Спустя почти пятьдесят лет эту книгу прочёл начинающий художник Владимир Немухин, а на американской выставке в Москве увидел и картины абстракционистов. Это определило для него дальнейшее направление в его творчестве. В дальнейшем Владимир Немухин получил признание в художественном мире.

В 1959 году мне исполнилось четырнадцать лет. Мы с пацанами трижды «протыривались» на выставку и проводили там практически целый день. Нам было интересно всё – и как быт у них устроен, но в основном машины. Мы не просто смотрели, но и фотографировали. На день рождения мне был подарен фотоаппарат «Смена» и увеличитель. Эти фотографии я с удовольствием смотрю и сейчас.

Вот теперь – о самом американском напитке – Пепси-Коле. В связи с этим появилась частушка: «Не ходите дети в школу, пейте дети Пепси-Колу». Перед тем как угощать посетителей, диктор объявлял: «Начинают работу павильоны Пепси-Колы». Их было несколько. И люди бросались в сторону павильонов как на амбразуру. Мы, пацаны ростокинские, сокольнические, конечно, в первых рядах. Вспоминаю такой случай. В очередной раз мы ринулись грудью на павильоны Пепси-Колы. В том павильоне, куда рванулись мы, работал здоровенный американец, помогал ему сын лет десяти – двенадцати. Так получилось, что мы с разгону чуть не опрокинули стойку. Молодой американец схватил бейсбольную биту и замахнулся ею, но отец среагировал мгновенно и словом, и действием. Что-то резко сказал сыну и схватив за руку вытолкнул его в подсобное помещение, после чего с улыбкой продолжил угощать посетителей. В этот день я больше не увидел пацана за стойкой. На следующий день он опять работал с отцом улыбаясь всем посетителям. Почему была бейсбольная бита у сына? Да всё просто. Бейсбол – национальный вид спорта американцев, и они в свободное время выходили в парк поупражняться в игре.

Выставки, прошедшие в Америке и СССР, показали американцам и советским людям их достижения помимо технических достижений стран дали увидеть нормальных людей в друг друге, и растопили на некоторое время лёд «холодной» войны между нашими странами. Сейчас, когда я бываю в парке, гуляя по аллеям, я вспоминаю своё детство и юность – прекрасное время!

Школьный двор

О школьном дворе у меня остались яркие воспоминания детства и юности. С рождения и до двадцати двух лет, а точнее до 1967 года я прожил в бараках района Ростокино. Расстояние между бараками было небольшое. В футбол, а зимой в хоккей не поиграешь. С мячом играли в вышибалы, где надо было попасть мячом в водящего, который находился внутри поля. Мяч был резиновым и когда за дело брались старшие ребята, били не жалея нас, хотя мы были младше по возрасту. Однако я лично им за это благодарен. Этим они воспитывали – учили держать удар, не ныть. А ещё играли в лапту и чижика.

В футбол и в баскетбол играли на спортивной площадке около школы. Ворот для игры в футбол там не было, но были металлические стойки для баскетбольного щита. Они и служили воротами. В те давние годы выходной был один – воскресенье. В восемь утра начинали играть в футбол пять на пять. Играли на вылет, договариваясь по счёту до трёх или двадцать минут весь тайм. Если команда выигрывала три раза подряд, то она пропускала одну игру, а потом заходила заново. Команды комплектовались не по возрасту. Капитан сам выбирал себе игроков.

Я начал играть в команде с взрослыми ребятами, учась в шестом классе. Тогда мне было двенадцать лет. Играли только не на интерес, не на деньги. Самые сильные баталии разгорались в ноябре-декабре. Играли в любую погоду, не останавливали ни дождь, ни снег, а игры были интересными потому, что в это время в отпуск приезжали ребята, которые играли в футбол профессионально. Таких, в наших районах Ростокино и Северянки было немало. Чемпионат в СССР в те годы проводился в классе А – сейчас это высшая лига и классе Б. Все они в воскресенье приходили на школьный двор поиграть, иногда не совсем в форме после вчерашнего – спортивный режим конечно нарушали. Играли они в разных командах, потому, как если бы они играли в одной команде выиграть у них было практически невозможно. У каждого из нас была точка на площадке, с которой мы могли не просто пробить, а забить, если никто не мешал.