Космос. Человек. Культура

Диалог культур и толерантность. Конфликт как один из результатов процесса общения между социальными группами и общностями ныне, к сожалению, стал трагической реальностью. Позитивное стремление народов к региональной – а в перспективе и к общепланетарной – экономической и культурной интеграции сталкивается с разрушительными тенденциями к национальному обособлению (бывший СССР, Чехословакия, Югославия, Испания, Канада, Северная Ирландия и др.). Складывавшиеся веками традиции межнационального, хозяйственноэкономического и культурного общения и сотрудничества пересматриваются и подчас отвергаются. Национальные культуры произвольно втискиваются в искусственные рамки «изначальной самобытности» (и это в пору торжества Интернета!), а процесс их развития мыслится в отрыве от становления и развития мирового культурно-исторического процесса.

Подобные тенденции вряд ли плодотворны. Их реализация ведёт к разобщению людей и народов, к формированию воинствующе националистических позиций, чреватых межнациональными столкновениями. При этом подлинные противоречия подчас подменяются якобы исконными различиями в культурно-бытовом и национальнорелигиозном менталитете. Для преодоления этих тенденций важным как никогда становится диалог культур. Диалог – одна из форм общения. Диалог культур – специфическая разновидность общения, ибо культура, взятая в её историческом развитии, включает в себя все стороны жизнедеятельности социума. Следовательно, общение на уровне национальных культур предполагает всесторонний обмен деятельностью, информацией и опытом как самих народов, так их видных представителей – великих мыслителей, учёных, писателей, деятелей искусства, политиков. Подобная универсальность и одновременно разноуровневость диалога культур может создать и реально создаёт определённые трудности в процессе осуществления культурных контактов. Их история знает немало примеров прямой нестыковки культур (культура инков и европейская культура), замкнутости культур (культуры средневековых Китая и Японии). В ряде случаев контакты культур завершались гибелью одной из них.

В чём же дело? Каковы причины возникавших ранее и возникающих ныне трудностей? Основная из них – взаимная нетерпимость, которая произрастала и продолжает произрастать на почве национальных («наши – не наши»), религиозных («правоверные – иноверцы»), социально-идеологических («эксплуататоры – эксплуатируемые») различий. Нетерпимость питалась также незнанием и непониманием особенностей той или иной национальной истории, национального языка, национальной культуры. Преодолеть нетерпимость возможно лишь постепенным возрастанием терпимости, опирающейся на нравственнопонимающее сопереживание. Полифункциональность толерантности в данном случае проявляется в полном объеме. Гносеологическая функция позволяет понять, познать и оценить культуру, казавшуюся чуждой и непонятной. Коммуникативная и ориентационно-эвристическая функции дают возможность установить контакты и сделать их взаимоприемлемыми. Без прогностической функции трудно установить, в каком направлении будут развиваться культурные контакты и к каким результатам приведут.

Новый – общепланетарный – характер мышления, трудно формирующийся в наши дни, не может не опираться на толерантность. Ныне практически невозможно отстаивать лишь свои интересы, противопоставлять свои интересы чужим. В любом случае речь должна идти об общих интересах народов мира, об общих интересах человечества как единого целого. Время всё настоятельнее требует налаживания конструктивного, созидательного сотрудничества и взаимодействия народов и государств в масштабах всей планеты.

В диалоге культур толерантность проявляет себя через действие простых общечеловеческих нравственных норм и принципов, опирается на совокупный опыт мировой культуры, апеллирует к естественному здравому смыслу. Только подобное комплексное взаимодействие позволит снять остроту конкретных национальных, политических, религиозных и иных различий и предрассудков.

Альберт Швейцер и русская культура: эстафета гуманизма

Русская культура и Альберт Швейцер

Культурный процесс в современном мире характеризуется кризисными явлениями. Позитивное стремление к региональной экономической и культурной интеграции сталкивается с разрушительными тенденциями к национальному обособлению во всех сферах социальной жизни – экономической, политической, религиозной.Складывающиеся веками традиции межнационального хозяйственно-экономического и культурного общения пересматриваются и подчас отвергаются. Национальные культуры произвольно втискиваются в искусственные рамки «изначальной самобытности», а процесс их развития рассматривается в отрыве от становления и развития мирового культурноисторического процесса. Подобные тенденции крайне опасны. Их реализация ведёт к разобщению людей и народов, к формированию воинствующе националистических позиций, чреватых межнациональными столкновениями. При этом противоречия, существующие в действительности, подменяются исконными непримиримыми различиями в национально-религиозном и культурно-бытовом менталитете.

В создавшейся в современном мире на рубеже тысячелетий обстановке исследование реального процесса взаимодействия/взаимозависимости, взаимосвязи и взаимовлияния национальных культур актуально и весьма важно как в теоретическом, так и в практическом аспектах. Сегодня становится насущно необходимым в целях сохранения человечества и его культуры привнесение глубоко нравственных начал, трудно пробивающих себе дорогу в процессе многотысячелетнего диалога Запада и Востока, в достижении единения человека с природой и космосом. Не менее важно уяснить детали механизма взаимосвязи и взаимовлияния культур, равно как и творческого общения их выдающихся представителей.

Единство мирового культурного процесса проявляется как в фактах взаимодействия культур и творческого общения их представителей, так и, главным образом, в единстве культурообразующих факторов культур всех народов планеты Земля, в единстве основ их жизнедеятельности. Национальные и региональные культуры, даже разобщённые во времени и пространстве, проходят сходные стадии развития, во многом сопадают в содержательном и формальном отношениях (Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1972). Поэтому в нашем исследовании предпринята попытка выявить не только прямые культурные контакты, но косвенные, опосредованные связи, обусловленные действием фундаментальных факторов жизни, культурной деятельности и истории единого человечества.

По нашему мнению, в каждую историческую эпоху гениальные представители различных национальных и региональных культур, опираясь на фундаментальные факторы культурной жизни, вырабатывали имманентно соответствующую потребностям развития человечества парадигму, определяющую характер данной эпохи. Эта парадигма становилась в дальнейшем ориентиром, в русле которого творчески мыслящие личности конкретной исторической эпохи, абстрагируясь от различий национально-бытового менталитета, идеологических и иных различий, зачастую независимо друг от друга, вели нравственный, религиозный, художественный, социально-экономический и научный поиск. Так в разных местах земного шара появлялись схожие орудия труда и предметы утвари; так возникали мифы, объясняющие устройство мира и повторяющиеся в различных культурах; так создавались и распространялись великие мировые религии; так рождались и дискутировались философские идеи и учения; так – издавна и до сего дня – вспыхивали и вспыхивают в умах представителей различных культур научные гипотезы, становящиеся общепризнанными открытиями или научными теориями, определяющими затем лицо эпохи. При этом особенно важно подчеркнуть что схематично набросанный нами процесс – един; все его звенья взаимообусловлены и взаимосвязаны во времени и пространстве. Он может прерываться в пределах национальной или региональной культур, в отдельных пространственно-временных точках, но непрерывно продолжается и развивается в целом как закономерный способ самовыражения единого человечества.

Следовательно, культура носит общепланетарный характер, а с выходом человечества за пределы планеты Земля, с началом освоения космоса приобретает космическое, межпланетарное значение. Отсюда вытекает и основополагающий методологический вывод – для изучения культурного процесса в целом, любого его этапа или отдельного звена необходим целостный подход, позволяющий видеть и учитывать органическую связь ретроспективы, сиюминутной злобы дня и перспективы.

Философско-культурологическое творчество Альберта Швейцера (1875–1965), одного из виднейших мыслителей двадцатого столетия, легендарного врача и общественного деятеля, лауреата Нобелевской премии мира, вошло уже в сокровищницу человеческой мысли. Швейцеру принадлежит заслуга в создании завоевавшей мировое признание этики благоговения перед жизнью, которая расширяет сферу действия морали, включая в неё нравственное отношение человека к природе. Им выдвинуты основные идеи экологической и космической этики и особенно актуальной в наше время этики ненасилия. Швейцер сформулировал идею о том, что прогресс культуры определяется прежде всего уровнем нравственного совершенствования личности. В эстетике заслуживает внимания обоснование мыслителем в фундаментальном труде о И.С. Бахе нерасторжимости единства нравственного и эстетического начал, единства добра и красоты. В исследовании феномена взаимосвязи и взаимовлияния русской культуры второй половины девятнадцатого и первой половины двадцатого столетий и творческого наследия Альберта Швейцера, созидание которого пришлось именно на этот период, мы исходили из понимания единства мирового культурно-исторического процесса, рассматривая изучаемый – сложный и в высшей степени противоречивый – исторический этап как объективно необходимое звено в противоречивом развитии культуры единого человечества. Цель исследования определялась задачей выявить конкретно-исторические механизмы взаимовлияния представителей различных культур, параллельной разработки схожих принципов культурологии, экологической и космической этики, обусловленных сложным, опосредованным влиянием парадигмы развития культуры ХХ века.

* * *

Европейская культура второй половины девятнадцатого века переживала упадок. Надежды философов-позитивистов Дж.С. Милля, О. Конта, Г. Спенсера на всемогущество позитивного научного знания не оправдались. Бурно развивающаяся наука и техника не сделали европейское общество процветающим и счастливым, не исправили людей, отягощённых вековечными пороками. Культура всё более и более утрачивала духовность. Именно в этот период, в последние годы XIX – начале XX веков, в Европе становятся широко известными произведения Льва Толстого и Фёдора Достоевского. Переворот, произведённый ими в умах и душах европейцев, оказался подобным откровению: «…в духовной жизни обнаружилось явление, которое французские историки называют «русским пришествием»… Франция была потрясена гением Достоевского, Толстого, Мусоргского, успехом русского балета. Толстой и Достоевский «поворачивали» французскую литературу к самым насущным проблемам морали и жизни. Жан-Ришар Блок писал, что лозунгом, воспринятым французскими писателями у Толстого, было служение человеку» (Хартвиг Ю. Аполлинер. М., 1971. С. 436).

Альберт Швейцер, эльзасец по происхождению, с детских лет говоривший на немецком и на французском языках, воспринявший традиции германской и романской культур, в этот период был студентом Страсбургского университета. Духовное становление будущего мыслителя началось очень рано – с гимназических лет его в равной степени привлекали музыка, философия и теология. Надо было делать выбор. И тут-то, ко времени его самоопределения, грянуло «русское пришествие». Выбор между романской и германской культурами сделан был в пользу последней. На студента Швейцера в ту пору сильное влияние оказала мощная философская мысль И. Канта, особенно нравственнорелигиозные штудии кёнигсбергского мыслителя. Но через некоторое время кантовская академичность начала вызывать возражения. Швейцер пока ещё неосознанно тянулся к деятельности – не случайно его девизом в будущем станет гётевское «Вначале было дело». Через Гёте он выходит на философию Б. Спинозы. Отсюда берут начало своеобразный швейцеровский пантеизм и стремление отталкиваться в своих философских построениях от прочной естественно-научной основы. В первых попытках критики современного ему состояния европейской культуры Швейцер солидаризировался с Ф. Ницше. Однако ницшеанское отрицание христианства и «культ силы», всё откровеннее звучавший у Ницше, приводят Швейцера к убеждению в том, что Ницше не имеет позитивной программы возвращения европейской культуры к духовности.

С произведениями Льва Николаевича Толстого Швейцер познакомился в 1893 году, на студенческой скамье. О впечатлении, которое произвело на него самого и на его товарищей-студентов чтение художественных и религиозно-публицистических сочинений Толстого, Швейцер позднее вспоминал так: «Он писал не для того, чтобы развлекать нас, а потому, что должен был сказать кое-что…, он… побуждает нас задумываться над нашей собственной жизнью и ведёт нас к простому и глубокому гуманизму. Когда я был уже не студентом, а лектором Страсбургского университета, и в плане философском меня занимала проблема возврата нашей цивилизации к идеалам гуманизма…, духовные узы, связывающие меня с Толстым, стали ещё теснее» (Швейцер А. Гениальная простота // Литературное наследство. М., 1976. Т. 75. С. 296).

Толстовская проповедь «непротивления злу насилием», поиск писателем абсолютного обоснования нравственности, критика бездуховности цивилизации, практическая деятельность по оказанию помощи людям – всё это вместе взятое глубоко повлияло на формирование этических и культурологических воззрений А. Швейцера. Влияние нравственно-религиозного учения Л.Н. Толстого, прежде всего, сказалось в этическом учении о благоговении перед жизнью, согласно которому добро следует рассматривать как деятельность, направленную на сохранение и совершенствование жизни. Швейцер, как и Толстой, утверждал естественную и необходимую в современных условиях гармонию между человеком и природой. Швейцеровский принцип «человек к человеку» содержательно близок толстовской максиме «Люди людям помогают. Без такой помощи не могут жить люди» (Толстой Л.Н. Круг чтения. М., 1906. Т.1. С. 220).

Концепция нравственного долга, так много значащая в этике и культурологии А. Швейцера, явственно перекликается с известным толстовским положением: «Взвесить, сколько я беру и сколько даю, не может ни один человек, и потому, чтобы не быть в долгу, каждый человек должен стараться брать как можно меньше, а давать как можно больше» (Там же. С. 220).

Швейцер признавал, что основную его работу – философское исследование «Культура и этика» – его побудил провести Толстой (Швейцер А. Письмо В. Петрицкому // Альберт Швейцер – великий гуманист ХХ века. М., 1970. С. 230). В «Культуре и этике» наряду с анализом этических учений разных эпох Швейцер характеризовал и нравственно-религиозное учение Л.Н. Толстого. Он особо отмечал факт разрыва писателя с официальной церковной моралью и подчёркивал своеобразие Толстого не только как художника, ни и как мыслителя-моралиста (Schweitzer A. Ausgewahlte Werke. Berlin, 1971. B. 2. S. 289). К творческому и нравственному наследию великого русского писателя Альберт Швейцер обращался до последних дней жизни. В Нобелевской речи в 1954 году он говорил о значительном вкладе Льва Толстого в отстаивание идей и дела мира на Земле. В этой связи Швейцер поставил имя Толстого рядом с именами Лао-цзы. Конфуция, Эразма Роттердамского, Иммануила Канта (Schweitzer A. Le probleme de la paix. Paris, 1954. P. 13). В написанной за два года до кончины, в 1963 году, статье «Возникновение учения о благоговении перед жизнью и его значение для нашей культуры» А. Швейцер, сравнивая воззрения Л. Толстого и Ф. Ницше на проблему возрождения культуры, подчёркивал, что Толстой, в противовес Ницше, утверждал первостепенную необходимость нравственного содержания культуры. Швейцер писал: «… русский писатель и мыслитель представил в своих романах и повестях иное, чем германское, воззрение. Он утверждал этическую культуру. Она была для него глубочайшей истиной, к которой он стремился в своих чувствованиях и мыслях. Он заставлял нас сопереживать, достигая в своих произведениях подлинной человечности…» (Schweitzer A. Ausgewahlte Werke. B. 5. S. 174).

Влияние личности и творчества Л.Н. Толстого на становление и развитие этических и культурологических взглядов Альберта Швейцера, как мы показали, было глубоким и непреходящим. Но русская культура рассматриваемого времени, естественно, не исчерпывалась творчеством Толстого, и Швейцер, конечно же, не мог пройти мимо иных её воздействий. Прежде всего следует назвать имя Ф.М. Достоевского. В произведениях русского гения ему открылся глубочайший нравственно-религиозный поиск истины, поиск Бога в душе человека. Швейцера особенно привлекало и впечатляло неустанное стремление Достоевского понять и защитить страдающую личность.

С одной стороны, творчество Достоевского представало для Швейцера, по его признанию, безоглядной Вселенной, в которой причудливо переплелись сложные, изломанные судьбы людей. С другой же стороны, считал философ, ни один художник до Достоевского не смог столь глубоко проникнуть в микромир бытия человека, человеческой души. Проблемы, которые ставил и пытался решать художник, оказались насущными не только для его современников, но и для людей ХХ века, для людей всех времён. Великий физик Альберт Эйнштейн, близкий друг Швейцера с начала 20-х годов, не случайно утверждал, что Достоевский даёт ему больше, чем любой мыслитель, больше, чем Гаусс. В многочисленных беседах Швейцера и Эйнштейна имя Достоевского всплывало, по всей вероятности, не раз. Если для Эйнштейна близкими оказались гениальные парадоксы мысли Достоевского, то Швейцера привлекало стремление писателя к синтезу добра и красоты. Швейцер перекликался с Достоевским в труде, посвящённом И.С. Баху. Так же, как и Достоевский, автор труда о Бахе пытался выявить единый исток представлений о добром и прекрасном, определить причины, обусловившие расхождение этих явлений и понятий как в обыденной жизни, так и в философии; и, наконец, пытался доказать, что человечество в будущем вновь объединит эти столь созвучные друг другу явления.

Но не только синтез этического и эстетического интересовал Швейцера в творчестве Достоевского. Философ в его исканиях критерия абсолютного добра не мог обойти его антитезы – проблемы зла. Д. Брабазон, британский швейцеровед, рассматривая труды Швейцера, посвящённые учению Иисуса и их интерпретации церковью, коснулся в этом аспекте рассматриваемой философом антиномии добра и зла, отметив, что «Притча о Великом Инквизиторе в романе Достоевского «Братья Карамазовы» является, вероятно, величайшим в мире представлением доводов «про» и «контра» (Brabazon J. Albert Schweitzer. N.-Y., 1975. P. 127) . Документальным фактом, подтверждающим интерес Швейцера к творчеству Ф.М. Достоевского является обнаруженное нами в библиотеке философа в Гюнсбахе немецкоязычное издание романа «Идиот» со следами внимательного чтения.

О том, сколь широким и устойчивым был интерес Швейцера ко всему новому, что появлялось в русской культуре на рубеже столетий, свидетельствует неизвестный у нас, но весьма любопытный факт. В конце 1905-го года после четвертьвекового заточения в Шлиссельбургской крепости вышел на свободу Н. А. Морозов. Его имя пока ещё и в России известно узкому кругу соратников и друзей. Но Швейцер тотчас же знакомится с первыми переведёнными на немецкий язык работами учёного и революционера. Прочитав книгу Морозова «Откровение в грозе и буре», Швейцер не только ссылается на неё в своём труде, посвящённом исследованию жизни Иисуа, но и даёт большую подстрочную ссылку, в которой пишет: «Николай Морозов – русский химик и астроном; с 1881 по 1905 годы находился в заключении. Для чтения в тюрьме ему разрешена была только Библия. Он много занимался Апокалипсисом и предположил, что это произведение является ничем иным, как описанием грозы, которая около пяти часов вечера 30 сентября 395 года н.э. разразилась над островом Патмосом. Точная дата выводится из анализа картины звёздного неба, которую даёт Апокалисис» (Schweitzer A. Ausgewahlte Werke. B. 3. S.688)

На формирование эстетических взглядов А. Швейцера определённое воздействие оказала русская музыка рубежа столетий. Мыслителя привлекало, прежде всего, творчество тех композиторов, в произведениях которых ярко проявлялся национальный русский колорит, – М.П. Мусоргского, Н.А. Римского-Корсакова. В библиотеке Швейцера хранится франкоязычный экземпляр «Рукописи моей музыкальной жизни» Н.А. Римского-Корсакова, первое издание которой появилось в Петербурге в 1909 году.

Но и музыкальный гений П.И. Чайковского, естественно, не мог оставить Швейцера как музыканта равнодушным. По справедливому замечанию Д. Брабазона, Швейцер выделял в музыкальном искусстве романтическое направление, к которому относил Р. Вагнера, Г. Малера и П. Чайковского. В творчестве композиторовромантиков Швейцер высоко ценил «захватывающий эмоционализм».

Особенно много общего обнаруживается в музыкально-эстетических взглядах А. Швейцера и А.Н. Скрябина. Последний видел идеал художника слиянии трёх начал – философ, музыкант, поэт. Исследование Швейцера о Бахе имеет подзаголовок: музыкант-поэт. В самой же книге Швейцер красной нитью проводит мысль о глубоком философском начале в творчестве гениального композитора. Более того, он стремится утверждать единство нравственного и эстетического в музыке Баха.

Непреходящий и глубокий интерес к русской культуре побуждал Швейцера посетить Россию, как это чуть ранее сделал Р.М. Рильке. В 1912 году Швейцер как органист-виртуоз принял приглашение Московского филармонического общества и стал готовиться к гастрольной поездке в Москву. Но неотложная врачебная работа в основанной им больнице в африканском посёлке Ламбарене (Французская Экваториальная Африка) и разразившаяся вскоре первая мировая война помешали осуществиться этому намерению (Jacobi E. La musiqe dans la vie et l’ qeuvre d’ Albert Schweitzer // Revue d’ histoire et de philosphie religieuses. Strassbourg. 1976. № 12, P. 156.). Когда в 1918 году Швейцер ненадолго вернулся из Африки, речи о путешествии в Россию не могло и быть. Но в сознании и в творчестве мыслителя остался непреходящий след «русского пришествия» – именно в 20-х годах ХХ века Швейцер усиленно работал над «Культурой и этикой». Побудительным мотивом обратиться к этой проблеме, как мы установили, был нравственный пример Л.Н. Толстого.

* * *

В девятнадцатом столетии завершился колониальный раздел мира между великими державами. Эксплуатация населения и природных богатств колоний проходила под лозунгом заботы «старшего» белого брата о «младших» чёрных и жёлтых братьях. В умах европейцев сложилось представление о несовместимости, взаимоотталкивании и взаимонеприятии передовой европейской культуры и отсталых, окостеневших культур Индии и Китая, чёрной Африки. Наиболее чётко эту концепцию выразил английский писатель Р. Киплинг: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись».

Однако уже на рубеже столетий в философской мысли, равно как и в искусстве (живопись, графика, скульптура) начинает пробуждаться интерес к древней культуре Востока. А. Шопенгауэр обратился к индийской философии. Из сокровищницы китайской и древнеиндийской философской мысли немало черпал Л.Н. Толстой. Ещё больший и устойчивый интерес к истокам восточной мысли проявили европейские, в их числе, и русские теософы. Сложившееся ранее представление о несовместимости европейской и восточных культур даёт трещину. Но проявление одностороннего интереса к культурному наследию Востока – ещё не диалог. Восточные культуры не спешат навстречу западным. Впереди – длительный, более чем полувековой, сложный и противоречивый путь пробуждения национального самосознания, борьбы за политическую и экономическую самостоятельность, который уже в ХХ веке завершился полным крахом мировой колониальной системы.

В начале пути остро встал вопрос о методах и формах борьбы за достижение конечной цели. Дискутируется альтернатива: насилие или ненасилие. Выбор, отнюдь, не прост. Но многотысячелетние традиции индийской культуры помогают народам Индии избрать ненасильственные методы и формы борьбы за независимость страны. Л.Н. Толстой мощью своего авторитета пытался придать этим методам всемирное значение. Более полное теоретическое и практическое оформление метод ненасилия получил в трудах и конкретной общественно-политической деятельности М. Ганди, который обращался к сочинениям и авторитету Толстого и считал себя одним из его учеников и последователей. Для того, чтобы оформился и окреп диалог культур Востока и Запада, необходимо было достаточно широкое распространение этики ненасилия, укоренение её в обыденном сознании народов разных континентов. Вклад Альберта Швейцера в становление этого процесса неоспорим. Оценивая его, важно проследить сложный, опосредованный механизм межкультурного взаимовлияния и взаимодействия.