Слово воина

Гастрономический аспект цикла Александра Прозорова «Ведун» кажется одним из главных отличий его вариации образа ведьмака и раннего Средневековья от произведений «ведьмаковской» фэнтези других авторов. Олег Середин кушает регулярно, сытно и аппетитно. Даже в походе он не изменяет этой своей привычке, благо в мире Прозорова изобилие рыбы, дичи и добрых путников, готовых поделиться с незнакомцем своей едой.
Так, за расспросами, обед и тянулся. От пирогов к поросячьим ребрышкам, с сарацинской кашей тушенным, от ребрышек к щучьим щечкам, на чесночном отваре настоянным, от щек к щам кислым наваристым, от щей к гороховому супу с копченой зайчатиной, от супа к ухе из яблок.Гастрономические сцены Прозорова хочется как бы «неторопливо кромсать, перекладывая к себе ломтик за ломтиком»
…две женщины в возрасте — вынесли блюда с целиком запеченными поросятами, стерлядью пуда на два, из раскрытой пасти которой торчала щука, а у щуки — золотистый карась с вареной луковицей. Опричным блюдом стал прямоугольный серебряный поднос, на котором лежали грудой подрумяненные куски говядины, залитые сверху густым мясным соусом… Ведун пожал плечами, съел мясо. Потом притянул блюдо с поросенком и начал его неторопливо кромсать, перекладывая к себе ломтик за ломтиком.Едят, как и гуляют, все!
Народ вынес столы на улицу, перекрыв всякую возможность передвигаться по городу; все ели блины, густо поливая их янтарным тягучим медом; каждого прохожего чуть не силой волокли к столу и не отпускали, пока он не съест хотя бы пару блинов.Герой - неплохой кулинар.
Середин, вспомнив ненавистную, слякотную, городскую зиму, криво усмехнулся, достал из сумы завернутую в тряпицу куриную полть, кинул в котелок, добавил еще снега — он, как растает, раз в десять по объему уменьшается, — сверху щедро сыпанул перца с солью, немного — сушеного сельдерея и петрушки… Котелок, растопив снег, опять заклокотал, и по лесным зарослям поползли такие ароматные запахи, что у всех волков, лис и куниц на десять верст вокруг желудки должно было свести голодными судорогами.Середин разбирается в «покушать» не хуже, чем в магии.
— Стой! — вскинул палец ведун. — Барашки у тебя есть?
— Ягнята, бараны, овцы, козы — что пожелаете.
— Разделай барана, — распорядился Олег. — Мясо срежь, солью с перцем обсыпь, заморозь и в тряпицы заверни, мне в дорогу взять. Кости, суставы, масталыги всякие в котел вели кинуть, и пусть варится все до полуночи. В полночь на холод выстави, дабы застыло до утра. Тоже с собой возьму.
…— Белорыбица у меня в погребе остывает.
— Пойдет, — кивнул Олег. — И еще чего у тебя из травы есть в погребе… Капусту там, огурцы, репу — тоже неси. Соскучился.У Прозорова едят хорошо и вкусно не только русские, но и хорошие инородцы.
Середин поклонился бею в пояс со всей искренностью. — Не могу я больше мяса этого видеть! Капустки бы мне, да грибков, да репы печеной.
— Да, вижу! — рассмеялся Бехчек. — Ладно, распоряжусь. Но белорыбицы-то копченой отведаешь? Знатная рыбка ныне удалась!
— Рыбки отведаю, — согласился ведун.
Однако на него никто не обращал внимания — никто из трех десятков мужчин, сидевших за столом, если можно так назвать расстеленную прямо на полу ткань, на которой были выставлены блюда с мясом и рыбой, миски с курагой, изюмом, черносливом, инжиром, халвой, пастилой и прочими сластями.Описания еды в цикле очень не похоже на простое «собери поесть, хозяин» или невнятное «неси все, что есть».
Появились две молодухи в платках, юбках и в коротких безрукавках поверх рубах, принялись быстро выставлять на чистую скатерть керамические и оловянные плошки, с горкой наполненные грибами, капустой квашеной с клюквой и морковью, с брюквой и просто рубленой свежей с чесноком. Принесли они и серебряное блюдо со сложенными горкой кусками мяса, и горячие глиняные шарики, в которых обнаружилась запеченная утятина, и продолговатое блюдо с пахнущей дымком рыбой. Поставили возле хозяина высокий кувшин, в котором колыхалась белая пышная пена.Цикличность жизни ведуна выглядит примерно так: поспал-поел - поговорил с кем-нибудь – поел - порубил нежить – поел – поспал - поговорил с кем-нибудь – поел - порубил нежить - поел. Причем именно от «покушать» Олег испытывает истинное наслаждение.
Наконец рыба сварилась, он снял котелок с пламени, и когда тот немного поостыл, утонув в снегу до самой земли, ведун вычерпал бульон, с удовольствием заел его рыбой. И сразу почувствовал, как слипаются от блаженной сытости глаза. Олег завернулся в медвежью шкуру, подсунул налатник под голову и благополучно заснул.
Охотники заторопились к кошме, стали рассаживаться вокруг, кидая под себя сложенные пополам потники. Здесь уже стояли подносы с крупно порезанным желтым сыром и белой рассыпчатой брынзой, ломтями вяленого мяса, румяными лепешками.Процесс приготовления пищи и ее поедания описывается автором с удовольствием.
Разворошив ногами угли, он копнул горячую землю, извлек затвердевшие глиняные комья, расколол один из них — в лицо дохнуло горячим ароматным паром. На несколько секунд ведун забыл про все на свете, наслаждаясь настоящим, не перемороженным, не травленным никакими добавками мясом, рассыпающимся на пряди, тающим во рту, несущим в себе истинный, живой жар огня и энергию земли, взятой на границе воды и суши… Дружелюбно улыбнулся, похрустывая жирным сухим крылышком.
Придержав ножны, чтобы сабля не попала под ноги, ведун опустился, взял небольшой ломтик рыбы, положил в рот… Слабосоленая рыбка оказалась настолько нежной, словно на язык попал только запах — пахнуло дымком, ощутился легкий привкус жирка, ан рыбки-то уже и нет, растворилась, будто леденец.Возможно, причина такого интереса героя и/или автора/?/ в следующем.
Что может быть чудеснее, чем… развалиться за столом, уставленным совершенно неведомыми в двадцать первом веке блюдами: почками заячьими в сметане, потрохами лебяжьими, рябчиками солеными с перцем и шафраном, печеной лосиной в латках, заячьими пупками, зайчатиной печеной, бараниной в полотках, сельдью на пару, белорыбицей сушеной, спинками стерляжьими, белужиной сушеной, щучьими головами заливными с чесноком, запеченными окунями, векошниками из плотиц, ухой из пескарей, молоком с хреном, караваями ставлеными, караваями блинчатыми…Иначе говоря – здесь, в мире Прозорова, покушать «можно все».
Олег же, покрутившись возле стола и посоветовавшись с пустым брюхом, взял глубокий ковшик, по виду чистый, налил себе вина, выпил, потом взялся за нож, откромсал себе от бычьей туши ломоть переперченного мяса, прожевал, откромсал еще. Выпил вина и, отложив ковш подальше от края, рядом с блюдом моченых яблок, отошел к длинной деревянной доске с белорыбицей. Выпитое на пустой желудок вино быстро добралось до головы, шепнув на ухо, что здесь можно все, а потому ведун уже более решительно откромсал себе белой, как снег, и рассыпчатой, как вьетнамский рис, плоти, поел. На закуску снял с вишневой «бороды» несколько веточек, бросил ягоды в рот, косточки сплюнул в пустую бочку.Правда, кое-чего нет. Магические способности местных колдунов ограничиваются Атлантикой?
— Эх, картошечки бы сейчас, — вздохнул Олег о грядущих достижениях цивилизации…Кушать можно, рассуждая о богах.
— Про требования Перуна всё вранье. — Ведун откусил заливное вместе с краешком хлеба. — Не мог он никаких жертв себе требовать.Кушать надо не спеша – нежити хватит на всех, никуда она не денется, а вот пищеварительная система пострадать никак не должна. Да и хорошие манеры, даже в сытости, требуют внимания к еде, которую тебе предлагают.
Олег из вежливости тоже выпрямился, выпил стоя, сел и, решительно обнажив нож, переложил себе на хлеб пару крохотных жаворонков в хрустящей корочке, немного печеной зайчатины, капающей соусом, заливной осетрины и запеченного в сметане карася. Начал неторопливо разделывать, пальцами перекидывая небольшие ломтики в рот.Главное в этом мире много-всего-вкусного понять, «за что хвататься».
…Скатерть плотно уставляли блюда, ковшы, вазы с печенными целиком лебедями, тетеревами да рябчиками, с птичьими потрошками, с почками заячьими на вертеле, с жаворонками жаренными в толстой обсыпке из сухарей, с бараньим сандриком, бараниной в полотках, свининой, карасями, солеными сморчками, кундумом, зайчатиной печеной с утками, зайчатиной заливной со спинками белорыбицы на пару, осетриной шехонской с шафраном, осетриной косячной, щучиной свежепросоленной, с ухой холодной из пескарей… Получив из рук Синеуса кусок хлеба размером с тарелку, ведун растерянно замер, не зная, за что хвататься. С одной стороны, попробовать, хоть немного, хотелось всего. С другой — он понимал, что на всё его сил не хватит. Поэтому требовалось сделать выбор.Оставим критикам поиск причин такого внимания к еде героя-ведуна и его создателя. Отметим только два момента. Людская сытость прарусского мира Прозорова, четко контрастирует с голодом Средневековой Европы в концепции Гоффа, и совсем не случайна. Это важная деталь образа Руси, намеренно создаваемого автором. В цикле «Ведун» несколько голодны разве что чужаки – варяги, торки, половцы, и, конечно же, нежить. Аппетит же остальных жителей этого мира, русских и околорусских людей – разных племен славян, мордвы, вогулов, булгаров, и самого ведьмака Олега Середина, видимо, по замыслу автора, объясняется не голодом, а как бы щедротами Земли Русской. Как же тут вкусно не покушать, если вокруг осетры плавают, и птица разная стаями несметными, и дичи видимо-невидимо. Да и репа с капустой и хлебушком из земли прёт.
Это очень привлекательный аспект чтива, но…
Читая цикл Прозорова, в какой-то момент перестаешь думать о перипетиях сюжета. Интерес читателя как-то незаметно сводится к поиску ответа на примерно такой вопрос: А что именно на этот раз автор приготовит своему герою на завтрак, обед или ужин.Тем, кто смог дочитать, открою секрет: и книгу читал, и отзыв писал муж. У него нет аккаунта на "Ливлибе", но такие яркие впечатления, что он "не смог не поделиться":-)

Итак, перед нами представитель славянского фэнтези, при этом не самый лучший. "Слово воина" - первая книга из шестнадцатикнижного цикла и, судя по году последней, это еще не конец. Любопытный факт состоит в том, что писатель каким-то неведомым образом умудряется выпускать в один и тот же год сразу по 4-6 книг. О чем это говорит? Правильно, о большой "продуманности" каждой книги в частности.Если это вас не испугало, то можно добавить еще немного о сюжете. Больше всего он похож на бродилку с колдунством, боевками с людьми и нежитью и любовными похождениями героя, сменяющего за одну книгу несколько дам. То есть данная книга, да и цикл в целом заточен под мужскую аудиторию. Мне же это было, как говорится, ни уму, ни сердцу. В плюс можно отнести некоторые удачи в описаниях древней Руси-матушки.

"Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами — мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном;
выйду на широкую улицу, спущусь под крутую гору, возьму от двух гор камней, растоплю своим словом.
Стань камень водой, стань вода камнем. Стань глина плотью, стань плоть глиной. Не бойся ни огня, ни яда, ни злого слова..."

Эта книга — начало истории о ведуне Олеге, с недоброй руки (?)своего учителя Ворона попавшего в дохристианскую Русь и пытающегося получить ответ на свой вопрос "Для чего нужны ведунские знания и мастерство мечного боя?".
Знаете, а мне нравится. Нравится, несмотря на явные ляпы исторические и некоторые несуразности поведенческие. Да и бог с ним, с ведуном Олегом, который половину книги щеголяет в джинсах и кожаной рокерской косухе и трахает всё имеющее дамские округлые формы, включая русалок. Мне нравится созданный автором облик той самой доморощенной Руси, который проскальзывает в переплетениях авторских слов и изображаемых картинках быта. И сам всё больше начинаешь осознавать и ощущать себя русским, русичем! А криксы-лешии-гарпии-василиски-домовые и прочая нежить, с которой запросто управляется наш ГГ... — да оставим их ему, пусть управляется.
"Тут русский дух, тут Русью пахнет" (А. Пушкин)