bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

– Мм-м-м! – промычала гарпия и часто заморгала.

Но незнакомец уже отпустил ее подбородок и перед глазами вновь закачался каменный, в бурых ржавых разводах пол.

– Ваша милость, – раздался лебезящий голос Левкоя. – Так ведь я – ни сном, ни духом.

– Подлец! Негодяй! Разве я плохо объяснил? Твой гнусный промысел не должен касаться живых!

– Да какая же она живая, мастер? Дохлая совсем она, как пить дать! Такую и нашел, в лесу, под дубом лежала!

– Лежала?!

– Да не бежала же, ваше чрадодейшество, конечно, лежала, истинным знанием, мастер, истинным… А что, неужто живая?

– Мерзавец!

Пол перед глазами опять качнулся, мелькнула ржавая цепь, вслед за ней выплыло коричневое скорбное лицо с сомкнутыми веками, за которыми угадываются провалы вместо глаз. Затем показался Левкой: подбородок знахаря ходит из стороны в сторону, узловатые пальцы трясутся. Вроде бы он что-то говорит, но как же больно… Мамочка!

– Да куда вы ее, мастер! Она не жилец! Полный стакан бахнула! То есть… Я вовсе не это хотел сказать. Я только предположил, что отравили ее… Враги! У, изверги!

Не важно… Все неважно… Только бы это прекратилось!

Словно сквозь вату, донесся ровный, спокойный голос:

– Бедное дитя… Тише, птичка, тише. Все позади.

И Аэлло поняла, что этот человек больше не гневается.


***


– Кто вы?

– Зови меня чародей.

Чародей одет в черный плащ, капюшон откинут за спину. Рядом, на сочной, в облачках кашек, траве лежит длинный посох с белым камнем в набалдашнике.

– Наелась? – спросил он и улыбнулся.

Аэлло опрокинула в раскрытый рот остатки молока из высокой бутыли темного стекла, вытерла холщовой салфеткой губы и кивнула.

Они расположились на окраине поселения. Не у крепостной стены, а у ручья, что весело журча, впадает в реку.

Чародей посыпал мелкими синими крупицами раны Аэлло, и они, запузырившись, затянулись, не оставив и следа на коже. На язык аккуратно легло несколько кристаллов – и к гарпии вернулась способность двигаться.

Затем чародей терпеливо дожидался, пока мелкие белые зубки разделаются с румяной булкой. Лишь подвинул поближе бутыль с молоком.

– Спасибо, – искренне сказала ему Аэлло.

Все не верится, что страшный подвал-живодерня позади, будто привиделся гарпии.

– Погоди благодарить, – сказал чародей. – Мне кажется, это не все, чем я могу помочь тебе, дитя. Расскажи, как произошло, что ты угодила в руки Левкоя. Я вижу по белому пуху твоих крыльев и серым перьям – ты из северных сестер. С Ожерелья, что над Жемчужным морем?

Аэлло вздрогнула, захлопала пушистыми ресницами. Перед мысленным взором заскакали по небесной тверди бусины родного Ожерелья – вот они всего на расстоянии взмаха крыльев, но с каждой секундой все дальше и дальше… Словно что-то тянет назад, на большую враждебную землю.

Глаза предательски защипало, в горле стал ком.

Гарпия вдруг поведала чародею все, без утайки – о захватчиках-нефилимах, о свистящих пылающих стрелах и тяжелых костяных набалдашниках палиц… О том, как умирали сестры, о доброй толстой Келене, что томится в плену, а когда волнуется, всегда немного заикается. И как помогла подлому Стротину, а он, сволочь неблагодарная, отправил ее прямо в лапы к извергу.

– И люди, – прорыдала Аэлло, всхлипывая. – Они такие… такие… Злые! Вот!

Она шмыгнула носом.

– А я. А меня же ждут! Тётя, сестры! Их убивали, насиловали. И Анаким. На Жемчужном троне Анаким, понимаете?! А что я смогла! Я недостойна, недостойна! Тёти, сестёр! Великого имени, – прорыдала Аэлло и шумно высморкалась. – Предательница! А у него гарпия. Без рук, без ног! И вместо глаз зеленое стекло! У-у-у!

– Плачь, дитя, – раздался тихий голос, и рука чародея ласково легла на белую кудрявую макушку. Аэлло вздрогнула. Таким жестом сестры ветра благословляют друг друга.

– Слезы смоют обиды, и крылья твоей отважной души окрепнут.

Оттого, что чародей так добр, и оттого, что говорит с ней на языке сестёр ветра, бедная Аэлло и вовсе разревелась в три ручья.

– Ты молода, а уже познала несправедливость, проистекающую от несовершенства мира, – сказал чародей, когда рыдания, наконец, утихли. – Но сейчас ты поймешь очень важную вещь, Аэлло. Может быть, самую важную в твоей жизни. Проклятье может стать благословением, ибо это лишь две стороны одной монеты. По сути они одно, все зависит лишь от угла зрения.

– Я не понимаю, – прошептала гарпия.

– Я объясню, дитя, – сказал чародей и растянул в тёплой улыбке рот.

– То, что нефилимы захватили твой дом – горе. Это неправильно, потому что жизнь нам дана не для страдания, но для осмысления вечности. То, что первый встречный подло обманул тебя – тоже неправильно. И что ты угодила в хищные лапы мерзавца и проходимца Левкоя – тем более. Но заметь – только так, и только в это самое время и в том самом месте ты могла встретить меня! И я не просто помог одной маленькой крылатой девочке, как это может показаться с первого взгляда, нет. Я дам тебе то, за чем ты прилетела на большую землю!

– Вы дадите мне боевой артефакт, и я одолею нефилимов? – с придыханием, боясь поверить своему счастью, спросила Аэлло.

Он же чародей! Он все может! У гарпии даже голос сорвался.

– Лучше, – рассмеялся чародей. – Я дам тебе Золотой Талисман. То есть ты сама найдешь его. Я лишь укажу тебе путь.

– Золотой Талисман?

Голос гарпии дрогнул.

– Что это?

– То, что сделает одну маленькую крылатую девочку самой могущественной гарпией этого мира. То, что позволит истории запомнить ее великой свершительницей. То, что вернет несправедливо отнятое право Правящего крыла.

– Но… как я найду… его?

– Через три дня Золотой Талисман упадет на вершину Радужной горы. Ты должна поспешить, девочка.

Твердые сухие пальцы осторожно взяли узкий подбородок, поднимая заплаканное лицо. Ноздрей Аэлло коснулся запах трав и надежды.

Черные пронзительные глаза впились в юное лицо гарпии. Чародей ласково улыбнулся и тихо, но твердо сказал:

– Легких крыльев, Аэлло!

Глава 7


Хорошо желать легких крыльев тому, у кого они есть!

Обводя растерянным взглядом торговые прилавки и плитку мостовой, с унылым видом заглядывая в окошки с цветущей геранью на подоконниках, Аэлло мысленно продолжала диалог с чародеем.

Ему-то что – улетел преспокойно и без крыльев, оседлав ветер. А будущая великая свершительница осталась.

Морща нос от непривычных человеческих запахов, натыкаясь время от времени на бурчащих прохожих, Аэлло во второй раз за сегодня забрела на базар.

– К Радужной горе? – переспросил толстяк с красными щеками и пронзительными голубыми глазками.

Торговец облокотился о высокий прилавок, подперев рукой подбородок, задумчиво сдвинул в сторону пару мелких сухих рыбешек.

Из всех торговцев у этого вид самый добродушный. Человек распрямил спину, поморщился, и, приподняв соломенную шапку конусом, протер потную лысину тряпочкой.

Терпеливо ожидая ответа, Аэлло успела трижды склонить кудрявую головку набок и поднять ее вертикально. Трижды распахнула и свернула крылья, развлекая местную публику, благо торговый день бежит к концу, толпы нет, лишь изредка споро семенит между прилавками хозяйка в белом чепце.

Другие торговцы зашушукались, глядя на крылатую незнакомку. Пользуясь отсутствием покупателей, сгрудились за прилавком толстого торговца, принялись сопеть и напирать. Аэлло делала вид, что все это ее не касается, продолжая преданно есть человека глазами.

Когда уж отчаялась дождаться ответа – передвинув поочередно каждую рыбешку на прилавке, торговец вновь принялся за лысину – он, пожевав губами, важно ответил:

– К Радужной горе тебе лучше через Цац добираться.

Остальные загомонили, перебивая друг друга.

– Так тебе к горе, что ли?

– Так бы сразу и сказала!

– Это через Ладу, иначе никак!

– Но через хребет оно быстрее вышло б! Потому как напрямую.

Толстый торговец обвел соседей недовольным взглядом и пробасил:

– Да какой хребет! Как ей напрямую?

Тот, кто советовал напрямую, обиделся:

– Как-как! Крылья, что ли, не видел? По воздуху, значит, по-другому то никак!

– Через Ладу, через Ладу ей надо!

Аэлло растерянно хлопала ресницами, пока они спорили, переводя взгляд с одного на другого, и, наконец, не выдержала.

– Погодите! – взмолилась она, поднимая распахнутую ладонь ко лбу.

Грубовато, но что остается, когда прижатый к подбородку указательный палец должного эффекта не произвел?

Головы торговцев обернулись к ней. Некоторые и вовсе заморгали, точно успели забыть, с чего, точнее, с кого начался спор.

– Так через Цац, через Ладу или через хребет? И почему напрямую нельзя?

Торговцы опять заговорили было все разом, но тот, первый, зычно цыкнул.

– Тихо! Дайте же сказать толком!

В возникшей паузе он продолжил:

– И через Ладу, потому как она сперва, и через Цац. Там уж хребет перелетишь. Потому так безопаснее. Если сейчас сиганешь, лететь тебе по самым диким местам. Драконы в наших краях шалят, и не укроешься – плоскогорье. А у Цаца хоть и горы выше, так и укрыться есть где зато. Ты-то по воздуху, тебе вышина не преграда.

Что верно, то верно. Совет дельный.

– Там долина с озерами будет. Штук десять их, рассказывают. А за ними и твоя гора.

– А кто такие драконы? – спросила Аэлло.

– Неужели драконов не знаешь? Вот чудная! – загомонили хором, и толстяк хлопнул широкой ладонью по прилавку. Сухие рыбешки, те, что поменьше, подпрыгнули. Снова воцарилась тишина.

– Не знаю, – пробормотала Аэлло. – Может, и встречала, я не уверена…

– Когда встретишь – поздно будет, – сказал торговец, поджимая губы.

Он умаялся, пока говорил. Снова взял тряпочку, вытер на этот раз лоб.

– Спасибо, – сказала ему Аэлло.

– Взять бы с тебя медяк за добрый совет, – сказал тот, кто не проронил ни слова. Маленький, чуть не с Аэлло ростом, приземистый, взгляд исподлобья, чуть не подпрыгивает из-за высокого прилавка.

– Пустое.

Толстяк махнул рукой.

– Нешто за разговоры с девчонок деньги брать.

Маленький не пожелал уняться:

– А перья! У них перья острые! Вот бы тебе на нож, сносу такому нет. Говорят, и доспех пробивает.

Аэлло еле сдержалась, чтобы показать, правду говорят. Пальцы даже скользнули назад, по гладкому сложенному крылу. Доспех доспехом, а соломенную шапку, что торчит над прилавком, тоже пробьет. Легко. Но все же отвела руку. В конце концов, ей помогли. Значит, среди людей есть разные.

– Бывай, девочка, – добродушно сказал ей толстяк. – Заболтались мы с тобой, а ведь пора и отдохнуть. Вон, видишь, флаг-то на ратуше синий.

Аэлло оглянулась и увидела, на шпиле башенки, что высится над солидным желто-красным зданием, полощется на ветру синяя тряпка.

– Значит, все, работать больше не моги, пора честь знать.

Толстяк улыбнулся и подмигнул ей.

– И правда, – поддержал нестройный хор соседей.

Торговцы принялись расходиться. На Аэлло оглядывались, но уже без прежнего интереса. Значит, гарпии здесь не такая и редкость, подумала Аэлло.

Развернулась, и пошла прямиком через площадь по направлению к яркому, сверкающему на солнце слюдяной крошкой, зданию.

Ратуша подмигнула узкими вертикальными окнами, поманила гарпию ближе. Торговые ряды закончились, дышится легче, тут и там слышен цокот копыт, скрип колес, нестройные крики. Временами раздается пощелкивание кнута, разрезающее гул, покрывалом устилающий площадь.

Аэлло принялась с интересом разглядывать эту самую ратушу – высокая, со ступенчатой крышей, кладки желтого и красного кирпича. Грубовато, но красиво.

Не заметила, как угодила во встречный поток нарядной толпы. На женщинах чепчики с розовыми лентами под подбородком, и неудобные бочкообразные платья, зауженные к низу. Мужчины в ярких, пестрых жилетах поверх светлых рубах, дети с полосатыми леденцами в липких ладошках. На лицах предвкушение чего-то, раздается смех.

До Аэлло долетают обрывки начатых разговоров:

– Зверинец! Зверинец!

– Неужели сам Салье?

– Ага, да с диковинками!

– Потом в Цац, говорят, едут…

– До вечера простоят.

– Говорят, и дракон есть!

– Сладости! Сладости для огромной радости! – проорал Аэлло прямо в ухо разносчик леденцов и вертушек.

Гарпия взвизгнула, отскочила в сторону. Подвернула ногу, споткнулась, неловко отступая еще на шаг. Обернулась на приближающийся грохот, и заорала от ужаса: прямо на нее несется огромный черный конь, за ним грохочет, подпрыгивая, тележка. Животное приближается с такой скоростью, что даже Аэлло понятно – не успеет остановиться. Вблизи, да еще в движении, оно еще страшнее, должно быть, куда страшнее грифонов из древних песен.

– Мама! – пискнула гарпия, когда что-то налетело сбоку, сбило с ног, подмяло под себя.

Мимо пронеслось исчадие тартара, громыхая тележкой.

– Очумела? – шумно выдохнув, спросил тот, кто сбил гарпию с ног. – Чего под копыта бросаешься?

И оказался русым вихрастым парнем, короткостриженым, челка скрывает лоб, с широкими бровями вразлет и круглыми голубыми глазами. Оттопыренные уши делают лицо еще более вытянутым, длинный, острый подбородок. Совсем юный, вон, пушок над губой. Белая рубаха, пояс с кистями, штаны серые, как будто присыпанные чем-то.

– Я, – пролепетала Аэлло, – я растерялась.

– Растерялась, – беззлобно пробормотал мальчишка. – Сама-то цела?

– Да, кажется, – неуверенно пробормотала гарпия, обтягивая подол, открывший колени при падении. Ладони в каком-то белом порошке, мягком, немного шершавом.

– Ну, вставай тогда, чего лежать, – сказал парень и поднялся первым, протягивая Аэлло руку.

Вокруг собрались было любопытные, но увидев, что ничего интересного не намечается, вновь заспешили по своим делам.

Гарпия ухватилась за широкую, как лопата, руку, поднимаясь.

Парень хоть и юный, но уже высокий, гарпия ему еле до груди достает, и очень крепкий, с широченными плечами. Нет, не мальчишка, как сразу показалось.

Продолжая разглядывать своего спасителя, задрав голову, Аэлло спохватилась:

– Спасибо!

– Да это ладно, – ответил парень и махнул рукой. – Не зевай больше.

– Я задумалась.

– Задумалась, – передразнил парень гарпию, широко улыбаясь, сверкнул белыми зубами.

Аэлло не ответила, насупилась.

– Не злись, – все еще улыбаясь, попросил он. – О чем задумалась-то?

Тон парня снисходительный, покровительственный, и это не понравилось гарпии. Ах, я же для них подросток, вспомнила она. Он, должно быть, думает, что старше меня.

– Мне в Цац надо, – все-таки сказала она. – Как можно быстрее. А как – не знаю.

– В Цац, – повторил парень и почесал кончик широкого носа. – Это ты тогда зря с ярмарки ушла. На лошади ездить умеешь?

Гарпия быстро покачала головой.

– Ну и зря!

Заметив, что белокурая незнакомка вот-вот обидится, продолжил:

– Хотя ладно. Цац недалеко. На хорошей лошади, оно и за день можно. А если с торговцем каким, в процессии… За два дня доедешь. Потому что лес объехать надо будет, по широкой дороге. Из торговцев завтра в Цац Клайс отчаливает, да Мика. Я бы тебе посоветовал к Мике пристать: у него охраны больше, кони резвее. Хоть и возьмет он на серебрушку дороже, а все же надежнее.

На серебрушку! Гарпия вспомнила, что денег у нее нет! Вот беда! С досады спросила немного грубовато:

– А ты-то откуда все знаешь?

– Я здесь всех знаю, – добродушно ответил парень и развел руками. – Я тут, у пекаря, подмастерьем.

Так вот что это за белый порошок! Он сам весь в муке и ее обсыпал.

– Такой детина в пекарне?

Аэлло вытаращила зеркальца глаз, захлопала ресницами. А когда спохватилась, было поздно. Обидела.

– Я пекарю жестяные листы изготавливаю, – буркнул парень.

Аэлло постаралась загладить вину.

– Я не то имела ввиду. Я хотела сказать, что ты большой. Видно, что сильный.

Добавила, чтобы понятно было.

Парень недоверчиво прищурился. Похоже, раздумывал, прощать или нет.

– Я бы на твоем месте в наемники пошла, – мечтательно сказала Аэлло. – В путешественники.

– Знаешь что, – воскликнул парень возмущенно. – Ты меру-то знай!

Гарпия заморгала.

– Думаешь, если красивая, имеешь права мужчину учить?

Развернулся и скрылся в толпе. Обиделся.

Ладно, вихрь с ним. Не до того сейчас. Взглянула на небо – розовая полоса окрасила нижнюю треть, солнце скоро сядет. День, оказавшийся таким долгим, заканчивается. Значит, завтра придется выдвигаться пешком. Надо будет только спросить у кого-нибудь дорогу. Лучше снова у того торговца, вон его осиротевший прилавок. А заночевать можно и на берегу, там, где они с чародеем сидели. В реке полно рыбы, она разведет костер. Стоило подумать о еде, живот жалобно сжался. Обещала же тетке вовремя питаться!

– Настоящий дракон в зверинце! – раздался азартный мальчишеский голос.

Мимо резво проскочила стайка мальчишек, галдящих наперебой.

– Да ты что?

– Я тебе говорю! – донеслось до Аэлло.

– Огромный, с крыльями!

– И огнем плюется, что ли?

– Плюется, а как же не плеваться!

Гарпия насторожилась.

Огромный, с крыльями, огнем плюется. Как они сказали – дракон? И торговцы о драконах говорили.

Куда они?

Уж не родственник ли там того чудовища, что оставило ее без маховых перьев?

Нарядная разномастная толпа течет в одном направлении, все наперебой говорят о каком-то бродячем зверинце. Наверно, этот зверинец и привез с собой крылатого ящера.

Аэлло не успела додумать мысль, а ноги уже двинулись в том же направлении, что и толпа.

Вокруг шелестят юбки, звонко цокают о камень деревянные каблучки, на лицах – радостное предвкушение.

– Зверинец! Зверинец, бродячий зверинец! – раздаются восторженные вопли со всех сторон.

Наверно, зверинец, это что-то в высшей степени грандиозное, решила Аэлло и прибавила шаг.

Восторженный рев впереди идущих возвестил о том, что она почти пришла.

– Какой огромный!

– Да он ростом с дом!

– Вот это да!

Аэлло подняла глаза, в надежде увидеть пресловутого дракона, плюющегося огнем, но оказалась разочарована.

Над толпой возвышается крупный, но и только, коршун. У него клюв крючком и рябая шея, круглые янтарные глаза недобро сверкают. Голова птицы черная, черные же и сложенные крылья, а вот грудь белая, но ощипанная и грязная.

Какой-то мальчишка бросил в птицу огрызком яблока.

Коршун распахнул крылья, забил ими, толпа с восторженным воплем подалась назад. Аэлло увидела, что птицу держит корабельная веревка, змеей обвивающая лапу. Как коршун ни старался взлететь, не вышло. И это особенно радует публику.

Те, кто постарше, держатся позади, а бесшабашные мальчишки только что на руках перед птицей не ходят. Особенно старается толстый рыжий мальчик в коричневой куртке и зеленых коротких штанах. Он скачет на одной ножке, делает птице «нос» из пальцев, высовывает язык, выкрикивая при этом обидные вещи.

Аэлло брезгливо отвернулась.

Дураки! Бессердечные, глупые, злые!

Связать того, кто рожден летать! Держать у земли! Чем они лучше нефилимов!

Отчаянно работая узкими плечами, Аэлло стала выбираться из толпы. На дракона смотреть расхотелось.

– Фэйри! Настоящая лесная фэйри! Страшная и ужасная, злобная и опасная лесная разбойница! Такой ужасной твари вы больше нигде не увидите! Всего медный грош за просмотр!

У Аэлло нет медного гроша, и смотреть на кого бы то ни было, после несчастной птицы нет никакого желания, но маленькую, легкую, как перышко, гарпию подхватила толпа и понесла на визгливый голос.

Опомнилась она, когда оказалась перед круглым деревянным помостом, что жадно обступили люди. Отовсюду раздаются крики, звучит смех, улюлюканье.

На помосте стоит невысокий человечек, похожий фигурой на грушу: узкие плечи, объемное пузо. Человечек одет в клетчатый желто-коричневый сюртук и в клетчатую шляпу котелком. Это его визгливый голос раздается над толпой, он кричит во всю глотку о лесной разбойнице. У ног человека стоит железная клетка. Отсюда не видать, что за существо в ней, и Аэлло пробила себе путь с помощью острых локотков, оказавшись в итоге перед самым помостом.

В железной клетке с куполообразным верхом, сжавшись, сидит нечто, то есть некто. Голый, грязный, он обхватил руками-ветками острые колени, на них же опустил лысую голову. За спиной колышутся цветные обрывки. Как выглядели крылья существа раньше, Аэлло не представляет. Она никогда не видела фэйри.

– Самое страшное, самое ужасное страшилище семи королевств! Только сегодня и только для вас! Всего медный грош, почтенные, всего медный грош за этого страшного и опасного урода!

– Мама! – раздался капризный детский голос, – Почему страшилище не смотрит на меня?

В клетку полетел недогрызенный леденец.

– Эй! Ублюдок! – прошипел человек на помосте и звонко ударил по железным прутьям клетки прутом. – Покажи уважаемой публике свою мерзкую рожу, или, клянусь дедушкой-рыцарем, я сбрею остатки твоих поганых крыльев!

Фэйри подняла, точнее, поднял голову. Острые оттопыренные уши, темные глаза в пол лица, нос кнопка, страдальческая складка тонкогубого рта. Ростом он чуть меньше младенца-гарпии.

Очередной удар по клетке, и фэйри вздрогнул, оскалился, показав жаждущей толпе острые зубки.

– У! Страшилище! – раздались восторженные крики.

И опять особенно беснуются дети. Оттягивают уши в стороны, корчат «страшилищу» рожи, пучат глаза, свистят. У Аэлло чувство, что она все еще там, возле несчастного коршуна.

На помост вскочил рыжий мальчишка с медным подносом в руках, побежал вокруг, держа сверкающий блин на вытянутой руке. Толпа принялась щедро швырять на поднос мелочь.

Мальчишка остановился перед Аэлло.

– Пожалуйте, мисс, на прокормление опасной зверюги.

Аэлло захлопала глазами, только сейчас вспомнила, что денег-то у нее нет.

– Эй, девчонка! – разозлился человек на помосте, – ты глазеешь дольше всех! А ну, живо плати! Здесь тебе нет дармовых зрелищ!

Аэлло ощутила, как дыхание перехватило от гнева. Руки сжались в кулачки.

– А ну! – крикнула она, и толпа притихла. – Отпустите его сейчас же!

Аэлло была готова к чему угодно, но только не к смеху. Расхохотались все – отвратительный мучитель фэйри, толстый кудрявый мальчик с подносом, заколыхалась, издевательски заулюлюкала толпа. Грубо гогочут, раскрывая рты, мужчины, женщины вторят им тонкими голосами.

– Насмешила, пигалица!

Мужчина на помосте даже достал платок, и, сняв шляпу, промокнул вспотевший лоб. Погрозил гарпии.

– Ну, я тебя прутом!

Аэлло отрыла было рот, чтобы ответить негодяю, и всем этим людям, объяснить, каково, этому существу сидеть вот так, голым, в клетке, со сломанными крыльями… Но кто-то дернул ее за руку, обернулась – перед ней тот же вихрастый парнишка, что был у ратуши.

– С ума сбрендила? – недовольно пробурчал он сквозь зубы, и потянул за собой сквозь толпу.

Только обогнув телегу с деревянными бочками, что загораживает помост, остановился.

Аэлло недовольно выдернула руку.

– Ты что делаешь?! – возмущенно воскликнула она, и добавила слово, неоднократно слышанное от людей: – Больной?

– Ты здоровая! – огрызнулся паренек. – Ты же вроде уехать хотела!

– Ну, хотела!

– Ну, так и ехала бы! На представление чего поперлась? Уродцев спасать?

– Да как тебе не стыдно!

– Мне не стыдно! А когда тебя, дуру, схватят и тоже в клетку, как этого уродца посадят, да за медный грош на площади выставят, будет стыдно! Что не предостерег.

Щеки Аэлло запылали, брови почти встретились у переносицы. Правая рука с оттопыренным большим пальцем взметнулась к узкому подбородку.

– Предостерег? – прошипела, нахмурившись. – Спасибо!

И развернулась, уходить. Они тут все не в себе!

– Э, вон оно что! За своего вступиться решила, – более спокойно прозвучало вслед. Парень крылья заметил.

– Свой-не свой, какая разница! – возмущенно воскликнула Аэлло, оборачиваясь, и повернула распахнутую ладонь к небу. – Нельзя так с живыми существами! Ни со зверями, ни с людьми. Нельзя!

– Жалостливая?

– Не жалостливая…

– Не сердись, гарпия. Как звать-то тебя?

– Ну, Аэлло.

– Ну, Аэлло, – передразнил он ее, и, встретив негодующий взгляд, примирительно поднял руки, мол, не буду, не буду. – А меня Август.

– И что?

– Ничего.

Август вздохнул.

– Ты способ искала доехать до Цаца?

– Ну!

– Гну, – передразнил.

– Цирк Марина, который прутом тебя обещал огреть, завтра снимается.

– И что?

– То. В Цац едут. С ними дешевле будет, чем с торговцами. Почитай за пару серебряных монет договоришься.

– Договорюсь! – ответила Аэлло, и, развернувшись, пошла прочь.

На страницу:
3 из 6