bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 6

– Видишь, – миролюбиво подытожил странный житель с два вершка ростом, и закинул под черным плащом ногу на ногу. – Хотя…

– Что? – не выдержав, спросила Аэлло.

– Больно хлипкая, – невпопад ответил незнакомец. – Думаю, сдюжишь ли…

–Это видимость такая, – возразила гарпия. – Да в чем дело-то? Чего не сдюжу? По-человечески изъясняться день не вышел?

– По-человечески? А что ж, можно. Туда тебе надо. К подножию, в низину. В поселение, что на берегу. К знахарю. Левкой который.

– Мне нужно? – ехидно перебила Аэлло.

– Меня медноголовка не кусала, мне без надобности.

– Ну, укусила, и чего?

– А ничего. Ты права.

Незнакомец хохотнул.

– С крыльями – оно и без ноги можно. Запросто.

– Без ноги?!

Гарпия рывком поднялась, захлопав крыльями, попробовала ступить на ногу. Ощутимо, но в целом, терпимо.

– Что ты несешь? Уже и не болит почти…

– А чему там болеть? Яд медноголовки самый опасный из всех. Потому как живое в мертвое обращает. Ты, поди, ноги-то и не чувствуешь? А скоро чувствительность вовсе пропадет. Покроется твоя ровная да белая кожица струпьями, язвами, да трупными пятнами, то-то будет зрелище. Кхе, кхе… А там и крылья отвалятся…

– Замолчи!

Аэлло бросилась было на обидчика с кулаками, но распухшая нога подвернулась. Гарпия чудом удержалась на ногах, застыв, как громом пораженная.

– К знахарю Л-левкою?

Брови сошлись домиком над переносицей, Аэлло зажмурилась, и осторожно топнула. Подошву пронзило иголками.

– К нему, кхе, кхе, – важно прокашлял незнакомец.

Аэлло почему-то показалось, что он там, под капюшоном с трудом сдерживает радость, словно вот-вот начнет пританцовывать, потирая ладоши.

– Скажешь, Стротин послал. Старый плут мне должен.

Стоило гарпии развернуться, как сзади раздалось обиженное:

– Да куда ты, оглашенная! Не видишь, человек в беде?

– Человек? – переспросила Аэлло.

Все же развернулась и, прихрамывая, вернулась к дереву.

– Не придирайся! – сердито гаркнул Стротин и приподнял край черного плаща.

Под ним обнаружились две сморщенные лапки, одна намертво привязана к ветке дуба. Кто бы он ни был, Стротин угодил в силок, расставленный на крупную птицу.

– Помоги, – попросил он гарпию, натягивая капюшон пониже. – Я-то тебе помог!

Аэлло хотела возразить, что не будь он сам в плену, не то, что не помог бы, а они б и не встретились. И вообще, с какого-такого вихря… Но мысль, что кожа вот-вот покроется струпьями и трупными пятнами, сделала гарпию сентиментальной.

Крыло взметнулось серым вихрем – и разрубленная кожаная удавка опала на землю.

Не слушая благодарностей, выкрикиваемым вслед все тем же глумливым тоном, Аэлло захромала прочь.

Глава 5


Стротин сказал, поселение расположено у подножия горного хребта. Нужно продраться сквозь чащу, и спуститься в низину.

Аэлло заметила, что сюда не проникает солнце, и неоткуда взяться траве, земля под ногами, хоть и усыпанная сосновыми иголками, все равно черная и холодная. Тут и там раздается скрежет уставших от долгой жизни деревьев. Земляные колодцы выпускают клубы тумана, и седые потоки тянутся над землей, норовя облизнуть стопы.

Почти утратившая чувствительность нога упорно не желает становиться ровно.

Несколько раз Аэлло упала – ветки, нависающие над головой, не дают расправить крылья, и она вся ободралась о сучки и шишки. Смотришь, смотришь на ногу, усилием воли заставляя ту стать ровно, и обязательно наткнешься лбом на мшистый ствол сосны, украсишь и без того исцарапанные щеки лишайниками.

Засмотришься вперед – предательская нога тут же подвернется, а то и угодит в яму, скрытую моховой подушкой.

Один раз Аэлло даже провалилась в колодец, словно нарочно прикрытый сосновыми ветками.

Противно хрустнуло, и в голове успело мелькнуть, уж не кости ли, а в следующий миг гарпия оказалась по пояс под землей, в цепких тисках чего-то, прикрытого клочьями тумана.

Как оказалась на свободе – не поняла, но визгу было на весь лес.

Обеими ладонями зажала рот, озираясь по сторонам. Медленно, по одной отпустила дрожащие руки, сжала зубы, чтобы не стучали, и поковыляла дальше.

Лес закончился внезапно, без предварительного просвета между деревьями, Аэлло оказалась на обрыве. На самом краю шелестит кроной высокий, развесистый дуб, корни его приподнимаются над землей, словно дерево вот-вот покинет насиженное место и спрыгнет вниз.

Россыпь серых домиков внизу задорно подмигивает сверкающими в солнечных лучах слюдяными глазами-оконцами. Со стороны гор поселение полумесяцем обнимает устье реки. От леса домишки прячутся за крепостной деревянной стеной. Поселение продолговатое, и сверху напоминает рыбу с голубой спинкой и коричневым брюхом.

Ноги Аэлло подкосились, и гарпия опустилась у подножия дуба, обессилено прижалась к стволу макушкой.

Тетя любит повторять, что крылья есть у каждой души.

Просто у какой-то крепче, у какой-то слабее.

Душа деревьев спит глубоким сном, без сновидений.

У животных и птиц – тоже спит, но смотрит сны.

А у гарпий, людей, прочих разумных рас душа вот-вот пробудится, стряхнет сонные оковы, и, расправив крылья, устремится в небо, в самую высь, в объятия вечного ветра.

Аэлло закусила губу, вспоминая синие раскрашенные лица, в которые въелись ухмылки и боевые кличи. Она точно знает – им нравилось убивать…

Что их души? Спят, смотрят сны? Если вообще у таких – крылатые души? Откуда? Она спросила Келену, тогда, в пещере, и старая гарпия не ответила.

Идти вниз, людям?

А как они примут гарпию?

Аэлло поняла, что никогда не видела столько людей одновременно.

Но лодыжку вновь пронзило ноющей болью, и даже как будто тронуло синевой. Аэлло оперлась о ствол и поднялась.

Спуск, хоть и крутой, дался легче: на пустыре вновь высвободились крылья, помогая держать равновесие, и вскоре она решительно шагнула на хорошо укатанную колею.

Сверху поселение не казалось большим, но стоило подойти к крепостной стене, как приходится задирать голову, разглядывая смотровые площадки.

Их венчают рогатые железные головы, точь-в-точь доспехи, что валялись на поляне. Стражники не двигаются, словно это пустые доспехи, без людей в них.

Наверно, раньше тут был крепостной ров, но потом измельчал, высох, превратился в мелкую зловонную лужицу, через которую Аэлло перешла по длинному деревянному мосту.

Под высокой деревянной аркой прошла рядом с крытой повозкой, она катилась сразу за другой, точь в точь такой же. Разноцветные, все в пыли, ткани шелестят, полощут рваными краями.

В повозки впряжены гривастые звери, мускулы так и перекатываются под шкурами. Аэлло не сразу признала лошадей – она видела, как похожих перевозили на кораблях, но вблизи они не выглядят смирными и грациозными. Тяжелая поступь копыт, фырканье, ржание, лиловые очи словно налиты кровью. Запах от них немного прелый, кисловатый, пахнет лугом после дождя и свежим сеном.

– Дор-рогу! Дор-рогу! – гудят люди на приступках перед повозками и машут длинными черными веревками.

– Дорогу! Посторонись, барышня!

Щелк! Прямо над головой раздался короткий треск, и гарпия отскочила в сторону, распахнув крылья.

Лошадь слева заржала, замотала мордой, и человек, что чуть не огрел гарпию кнутом, с трудом удержал вожжи.

– Ах, ты нелюдина! – тут же заорал он, брызгая слюной. – Тоже удумала, лошадей пугать! Ну, я тебя… Ты куда? Ну-ка, подойдь! Подь сюды, тебе говорят!

Аэлло сложила крылья, плотно прижав их к спине, и делая вид, что все это ее не касается, устремилась быстрым шагом прочь. Скользнула на узкую улочку, вильнула вместе с ней вправо, стараясь не озираться, не глазеть на поблескивающие стены домов, камень, из которого здесь строят дома, щедро усыпан слюдяной крошкой.

Впереди раздался шум из множества голосов – туда! Там она быстро затеряется в толпе.

Оказавшись на широкой, размахов в пятьдесят, площади, непривычная к людскому шуму Аэлло сперва немного оглохла.

По левую руку тянутся торговые ряды, по правую – домики с резными деревянными табличками.

Аэлло склонила голову набок, прислушиваясь, и в едином гуле стали прорисовываться отдельные голоса.

Жадно и призывно вопят торговцы и разносчики воды, жалостливо и одновременно хищно повизгивают нищие, свистит и улюлюкает шайка подростков.

Вон нескладные долговязые фигуры гонят перед собой парочку: мальчишка в рубахе навыпуск и пухлая девчонка в длинном платье держатся за руки, улепетывая со всех ног. Чепчик девочки летит сзади, на атласных лентах. Парочка вжала головы в плечи, точно напуганные птенцы.

Запахи дыма, табака, пряностей, сырой рыбы и отхожих мест смешаны в единую едкую завесу, от нее глаза заслезились, в сжавшемся спазмом горле екнуло.

Вдоль прилавков деловито снуют дамы в белоснежных чепцах, из-под приподнятых треугольных краев спускаются длинные косы. Из плетеных корзин через руку топорщатся рыбьи хвосты и пучки зелени.

Одеты здесь женщины в длинные коричневые платья, из прорезей видны светлые края и подолы холщовых камиз, почти все в белых, как и чепцы, передниках. Которые без передников и чепцов не носят, у них волосы уложены в пучки на затылках и аккуратные завитки тянутся вдоль лица. На таких цветные платья, и края камиз украшены кружевом.

Мужчины в светлых, порой совсем белых рубахах до середины бедра, подпоясаны длинными ремешками с кистями. Штаны заправлены в высокие башмаки, на треть скрывающие голень. Но есть и те, кто в более удобной, плетеной обуви. Волосы у мужчин короткие, максимум – до плеч, многие в треугольных соломенных шапках.

Аэлло схватила за потрепанный рукав камизы благообразного вида старичка с тросточкой, в соломенной шапке конусом, с завязочками под жиденькой пшеничной бородой.

– Как пройти к знахарю? К Левкою?

– Ишь, пигалица, Левкоя ей подавай – ни тебе здрасти, ни досвиданьица! Из тех бесстыжих, видать, что лекарня не угодила. Стыдно, ага? Понятно, на что тебе сдался этот прощелыга, небось, плод вытравить, иль полюбовника извести, ишь, сучье племя, а ведь малолетка еще совсем!

Где-то на середине гневной тирады старичок и думать забыл об Аэлло, мелко просеменил мимо и скрылся за углом дома с табличкой над слюдяным окошком

«ТОЛЬКО СЕГОДНЯ И ТОЛЬКО У НАС!»,

потрясая в воздухе свободным кулачком, при этом продолжал отчаянно жестикулировать, ругая малолетних шалав, на чем свет стоит.

Аэлло мало что поняла, кроме того, что ее приняли за ребенка. Пожала плечами, по комплекции она и вправду человеческий подросток, а грязное, потрепанное платье, да изодранные ладони и расцарапанные лоб и щеки, видно, делают ее похожей на бродяжку.

Довольно усмехнулась – крыльев, сложенных за спиной, спереди не видно, ее принимают за свою. А то, что первый встречный оказался не в себе, не беда. Поищем кого-нибудь покрепче и помоложе.

Щеголь с подведенными бровями, в розовой соломенной шапке с цветком над ухом, обшарил хрупкую фигурку масляным взглядом, и прегадко ухмыльнулся.

– А зачем тебе какой-то Левкой, милая? Я ведь получше буду.

Аэлло сдула белокурую прядь со лба, склонила голову набок и захлопала ресницами: он что же, знахарь?

Но когда потная ладонь блудливо легла на талию, с губ гарпии сорвался короткий свист, а острые когти впились в красные щеки.

Гибкое тело лишь на миг сверкнуло сталью, но щеголю хватило и этого.

От резкого рывка шапка слетела с головы, сам же мужчина шарахнулся в сторону, прытко устремившись в боковую улочку. Аэлло вжала голову в плечи, ожидая, что он примется звать на помощь, но не прозвучало ни слова.

Тогда гарпия метнула треугольной шапкой вслед, придав ускорения. Сластолюбец не остановился, а гарпия нахмурила лоб: как найти этого треклятого знахаря, когда каждый первый здесь не в своем уме?

Третья попытка оказалась успешнее.

Ростом с Аэлло, щуплый мальчишка с сумкой, полной бумаги через плечо, сплюнул через сколотый зуб и презрительно поинтересовался:

– Больная, что ли? Или не местная?

– Я сверху по реке приехала.

Аэлло нахмурилась, постаралась подпустить в интонации взрослых ноток. Это возымело действие, правда, немного не такое, как ожидалось.

– Гоните медную монету, тетенька, – важно сообщил нахал, цыкнув сквозь зубы. – Информация – она завсегда денег стоит!

– Ах, денег…

Аэлло сделала вид, что копается в складках платья, а затем выбросила вперед руку, крепко ухватив вымогателя за конопатый нос, вмиг ставший малиновым.

– Ай! Пустите, тетенька!

– Где найти знахаря Левкоя?! Ну…

– А чего его искадь-то! Доба он, как пидь дадь! – жалобно загнусавил мальчишка. – Вона, как на Сувенирную улицу сведнете и до самом конца. Там два квартала надево ходу… Дом егойный с деревянными пристройками, не спутате! Бустите нос, тетенька, бодьно!

Отпустив нахала, Аэлло, стараясь не хромать, двинулась в указанном направлении. Оказывается, люди вежливость принимают за слабость. Учтем.

После череды резных вывесок, с картинками всего на свете – рыбьи головы с обглоданными костями, гирлянды сосисок, пышная, румяная сдоба (пришлось несколько раз сглотнуть слюну), готовое платье, расчески, ножницы, нитки… навстречу Аэлло, наконец, выплыл дом с покосившимися деревянными пристройками. Гарпия просветлела лицом. Не обманул!

Решительно взялась за железное кольцо на двери. Гулко бухнуло о дерево, и снова воцарилась тишина. Попробовала еще раз – то же самое. В ход пошел узкий кулачок, но дерево гасит удары. Что же делать? И ногой не постучишь, как назло: не больной же? Может она вообще уже, как тот коротышка сказал, имя никак не вспомнить, мертвая?

Аэлло нахмурилась, вздохнула, а потом лицо озарила улыбка. Только что белая, нежная кожа кулачка покрылась стальными чешуйками, и они на всю улицу зазвенели о кольцо!

Дверь тут же распахнулась.

– Совсем больная? Зачем хулиганишь?

Знахарь оказался высоким человеком с редкими волосьями до плеч, с вытянутым лошадиным лицом в складках. Весь какой-то мятый, заспанный, во рту мелькнула золотая искра.

Въедливо окинул взглядом щуплую фигурку Аэлло.

– Ну и?

– Вот, медноголовка укусила, – сказала гарпия.

Слегка приподняла подол белого платья и выдвинула ногу вперед.

Красноватые, в редких ресницах веки смежились. Длинное лицо помоталось из стороны в сторону, играя складками. Аэлло следила за этим ритуалом, склонив белокурую головку набок. Наконец, знахарь разлепил веки и вновь уставился на незваную гостью, и голова гарпии приняла вертикальное положение.

– Ну и? – снова спросил знахарь и икнул.

Не то не проснулся, не то не проспался.

– Противоядия бы! – гаркнула гарпия ему в лицо.

– От чего?

Узловатые пальцы принялись скрести ежик щетины на худой провисшей щеке, затем, переместившись на самую макушку, принялись ворошить сальные пряди.

– Медноголовка, говорю, цапнула! – повторила Аэлло, решив запастись терпением.

Знахарь вновь недоверчиво оглядел ее.

– Не из наших, что ли? – спросил он, наконец.

Гарпия вдохнула полную грудь воздуха. Выдохнула. Приготовилась биться за пострадавшую ногу до конца.

– Послушайте, – сказала она, стараясь говорить медленно, ровно. – Я не из ваших. Я даже не знаю, кто такие ваши. Я летела, потом встретила чудовище и упала. Это неважно. Меня укусила змея. Опасная змея! Медноголовка! Яд! Он все выше и выше, помогите, пожалуйста! Мне сказали, вы поможете, вы знахарь!

– Летела? – переспросил знахарь и вновь поскреб затылок.

Аэлло обреченно кивнула.

– Летела.

В маленьких в красноватых прожилках глазках мелькнуло что-то новое, похожее на мысль.

– Стой! Ты гарпия, что ли?

– Гарпия! – радостно воскликнула Аэлло и часто закивала.

В подтверждение развернула и свернула крылья.

– Я гарпия и меня укусила змея!

– Я от Стротина! – выдохнула она, вспомнив, наконец, имя того, кто направил ее к этому непонятливому знахарю.

Левкой снова поскреб затылок. Но как-то преобразился – словно обнаружил слиток золота, или самоцвет там, где меньше всего ожидал.

– Вот оно что, – задумчиво проговорил он, и тонкие желтые губы расползлись в улыбке, явив гниловатые зубы и золотую фиксу. – Вот оно, значит, как… Стротин, значит, решил со мной расплатиться. Ну-ка, – сказал он Аэлло, хватая ее за руку.

Пальцы знахаря оказались твердыми, цепкими, и как будто подрагивают от предвкушения чего-то.

– Пойдем, что ли!

В доме знахаря сильный запах горелого дерева и козлятины. Нет, скорее так пахнет сырая кожа, а еще лекарственные травы и порошки.

Миновав две комнаты с длинными столами, уставленными разноцветными склянками, с низкими сундуками вдоль стен, знахарь и гарпия спустились по деревянной лестнице. Прежде, чем шагнуть в темноту, Левкой подцепил со стола чадящую лампу.

Знахарь нетерпеливо тянул Аэлло за руку по темному коридору, тревожно сверкающему слюдяной крошкой.

Осторожно, но решительно Аэлло высвободила руку, и, прихрамывая, заковыляла следом. Что Левкой имел ввиду, когда сказал, что Стротин решил расплатиться? Помнится, Стротин поведал, что это знахарь ему должен.

– А Стротин, – осторожно спросила Аэлло. – Он кто?

– Стротин-то? – переспросил знахарь, и даже остановился, обернулся, вон, как Аэлло его удивила. – А ты не знаешь, что ли?

Аэлло показалось, что в самом вопросе таится подвох. Гарпия почувствовала себя обманутой. Но каким образом ее обманули, непонятно.

Знахарь улыбнулся, вновь обнажив желтые зубы.

– Так дрекавац он. Стротин-то.

Дрекавац? Аэлло раньше не встречала этого племени, но кто не слышал об их бессовестной подлости? Угораздило же послушаться совета лесной нечисти! Гарпия задрожала, бросила взгляд на ногу.

Щиколотка, кажется, уменьшилась? Или всему виной неверный свет лампы?

– Я, пожалуй, пойду, – стараясь, чтобы голос звучал решительно, промямлила Аэлло.

– Как?

Знахарь принялся скрести небритую щеку, похоже, раздумывая, что бы такое сказать.

– А нога?

– А что нога?

– Я помогу, что ли.

Аэлло склонила голову набок.

– А вы точно знахарь?

– Да как совести хватило-то, усомниться!

Левкой даже сплюнул с досады.

– А ведь пришли! Противоядие от укуса медноголовки ни на свету, ни в теплоте не держат. И откуда мне бы это знать, кабы я не знахарь? То-то!

Левкой подошел к высокому деревянному шкафу, дернул за ручку, и дверца жалобно скрипнула ему навстречу. Принялся шарить дрожащими руками по пыльным полкам, пока не подцепил маленький бутылек темного стекла.

– Да вот же оно! – победно провозгласил он.

– Пей, – повелительно сказал знахарь гарпии, протягивая бутылек.

– Что это? – спросила Аэлло, принюхиваясь.

Запах полынный, горький, с нотками чего-то кислого и вроде как барбариса.

– Что просила, – ответил знахарь и пожал костистыми плечами. – Противоядие от укуса медноголовки. Пей уже, что ли!

Аэлло осторожно сделала глоток – кисло. Второй, третий… В носу защипало, а пол подпрыгнул и устремился к самым глазам. Щеку ударило что-то холодное, твердое, сырое.

Стены качнулись и поплыли. Гарпия не сразу поняла – ее тащат по темному коридору. За ногу, лицом вниз. И ни крылья не расправить, ни чешуей покрыться… Даже пальцы не слушаются.

Запах кожи и лекарств усилился. Глаза – единственное, что слушается. Аэлло подняла взгляд вверх. Если бы губы разжались – заорала бы. Не разжались.

Мимо медленно проплыло чучело белого, с гарпию, голубя. У птицы круглые стеклянные глаза в человеческих ресницах. Еще один…

А вот странный разноцветный орел… Горбатый оранжевый клюв крючком, топорщатся желтые перья, крылья на концах отдают синевой.

Снова голубь со странно выгнутым клювом, точно птица поет, или говорит что-то.

Чучело пятнистой кошки… почему-то с телом женщины, только покрытым шерстью. Пальцы заканчиваются железными когтями, с развернутой ладони свисает гроздь винограда.

Потом… мама! Следующее – чучело гарпии со страшными, по локоть отрубленными культями рук. Черные прямые волосы, широко распахнутые крылья. Провалы глаз сверкают зелеными бусинами. Видно, бедняжка попалась в какой-то чудовищный капкан, безвозвратно изуродовавший ей кисти рук и стопы… Потому что сидит гарпия на хищно расставленных птичьих лапах…

Ком дурноты в горле перекрыл воздух, в глазах потемнело. Сначала был еще тонкий звон, затем и он исчез.

Глава 6


Резкий взмах крыльев. Вверх! В самую синеву. Чем выше Аэлло поднимается, тем ясней – небо – оно никакое не темное… Оно светлое, и свет этот слепит глаза.

Не смотреть вниз! Только не смотреть вниз!

Почему?

Никак не вспомнить.

Выше! Скоро все будет позади. А что – все? Отсюда, с изнанки, небо кажется мантией доброго чародея, усыпанной искрами звезд. Выше!

Не смотри вниз! – мысленно говорит себе Аэлло, но мысль тянется слишком долго, и гарпия медленно, как во сне, опускает голову.

В тот же миг из горла вырвался надрывный крик. Стоило открыть глаза и увидеть ржавые крючья, торчащие из стен, вдохнуть запахи мокрой кожи и лекарственных порошков, как Аэлло вспомнила.

Рот тут же заткнула пыльная тряпка. Горькая, едкая – по щекам хлынули потоки слез.

– Помолчи, что ли, – почти миролюбиво попросил знахарь.

То есть, какой он к вихрю, знахарь?!

С темного потолка свисают руки, ноги, какие-то обрывки кожи и волос, длинные, разноцветные перья. Рядом, на крючьях болтается силуэт… Аэлло не может повернуть голову, увидеть, что это. То есть кто. Шея все еще не слушается. А могла бы – не повернула. Край глаза захватывает лишь перепончатое крыло.

Зато хорошо видна пара крючьев, свободная.

Левкой не спеша приблизился к ним, принялся протирать. Каждый его жест, каждая складка на длинной, в желтых и бурых пятнах, хламиде, что шевелится в такт движениям, говорит о том, что знахарь не спешит, наслаждается процессом.

– Га-ар-пи-и-я, – пропел он и оглянулся.

Умильный взгляд прошелся по длинным стройным ногам, по веточкам рук, задержался на обескровленном, безупречном лице.

– Надо же, – сказал он. – И крылья целые! Только маховых перьев не хватает… Не беда! Перья-то у меня есть. А с гарпиями не везет. Гладенькая, молоденькая… У-ух! Невиданная удача!

– Мм-м, – промычала Аэлло.

– Ты думаешь, будет больно, что ли? – спросил Левкой. – Точно я зверь. Вот честно скажи – ну разве что-нибудь чувствуешь? А? Молчишь? Правильно молчишь. Нельзя кричать. Слышно.

– Мм-м!

– Вот больнее, чем сейчас не будет, – пообещал живодер, и собрал сальные волосы в низкий хвост. Снял со стены серый, в бурых пятнах, фартук.

– Вообще странно, что ты до сих пор орешь, – доверительно сказал он гарпии и медленно, аккуратно надел длинные, по локоть, перчатки. – Крепкая. А так и не скажешь. Кожа да кости. Непонятно, в чем душа держится. Ну, душа-то твоя мне без надобности. Я ее, душу-то, вовсе не держу. Ты думаешь, Левкой только о себе и печется, что ли. А вот и нет. Кабы я только о себе думал, нипочем в яд не добавил сладкой пыльцы. Мало что вкусно – так и чувственности лишает. И тебе хорошо, птичка, и мне не мешаешь. Ощущать-то может, и будешь что… Для сохранности кожи быстро никак нельзя тебе умирать, ты уж прости. А вот только боли точно не будет. В этом мое тебе честное слово.

Левкой подошел к Аэлло, поводил руками над спиной. Гарпия поняла – крылья складывает.

– Ах, ты ж, гоблин, – выругался сквозь зубы. – А я тя вот так… То-то.

Подхватил хрупкую фигурку за талию, комната качнулась, и взгляд уперся в каменный пол. Шею не держу, поняла гарпия.

Когда раздался чмокающий хруст, Аэлло не сразу поняла, что это крюк вошел под ребро. По сопению Левкоя догадалась, что что-то неладно. А потом бок словно огнем опалило. Обманул, что больно не будет!

– Мм-м-м!

– Не мычи! – строго сказал Левкой. – Отвлекаешь.

И вновь запыхтел.

Больно, мама! Как же больно!

– Мм-м-м!!!

– Левкой! Левко-ой! – прозвучало откуда-то сверху. – Ты где?

– Где, где, – прошипел Левкой и с досадой сплюнул. – Нету меня!

– Мм-м-м!

– Ты-то еще помолчи, что ли!

От злости дернул сильнее, и боль, должно быть, оглушила гарпию.

Потому что уже в следующий миг чьи-то холодные пальцы взяли ее за подбородок, поднимая лицо вверх.

Лицо перед Аэлло уже другое. Суховатое, испещренное морщинами, но не кажется старым. Темные, въедливые глаза пронзают насквозь, точно заглядывают в самую душу, борода черная, с проседью.

Незнакомец встретился глазами с гарпией, и черные кустистые брови нахмурились, рот исказило гневом:

– Ты что же, старый плут, смел ослушаться? За старое?! – крикнул он в самое лицо Аэлло, так громко, что ее обдало упругой волной воздуха и запахом чего-то терпкого, травяного.

На страницу:
2 из 6