– Не твоя печаль. Бери свой конверт и отваливай. И учти: я никого не боюсь, жить в страхе не собираюсь, а родных-близких у меня нет. Так боссу и передай. Если он не успокоится, я и за него возьмусь, потешусь перед смертью. А за меня его вполне могут посадить – для порядка и острастки.

Удивительно, но Илью оставили в покое, а племянника-насильника из Волжска быстренько куда-то сплавили, чтобы, значит, не мешал нормальной работе организованной преступности. Его подельника громко и торжественно посадили и тихонько без помпы выпустили под залог. Илья к этому времени про них и думать забыл, тем более, не представлял себе, что жизнь вскоре столкнет его с самим «хозяином города». Может быть, и к лучшему: предвидение дано очень немногим людям, наверное, не случайно.

Тем временем пострадавшая со своими родителями перебралась в другой город, потому что провинциальная мораль однозначно обвиняла в таких событиях женщину: дала повод. Сиди дома, не ходи поздно по улицам, никто на твою честь и не покуситься, да и здоровье целее будет. После этого история заглохла сама собой, благо было в чем разбираться и о чем писать и помимо нее.

Никто не понимал одного: почему история с племянником-насильником сошла Илье с рук. Тут было мало простого везения, тут уж нашему герою явно кто-то ворожил. Конечно, маленький провинциальный городок – не бог весть какое райское место для молодого, честолюбивого человека, но, может быть, это только начало. Может быть, есть где-то и у этого «правдолюбца» мохнатая рука, благодаря которой он и ведет себя так смело. Чтобы не сказать – нагло.

Сотрудники правоохранительных органов и злились, и восхищались, рядовые читатели на журналиста Астраханского только что не молились, а коллеги… пожимали плечами и в общем даже не завидовали. Повадился кувшин по воду ходить – тут ему и голову сложить. Правдоискатели-идеалисты в России конца двадцатого века – это ведь камикадзе. Или саперы-добровольцы, без специального снаряжения. Завидовать им может только сумасшедший.

Но сам Илья был почти счастлив. Любимое дело приносило пользу людям, принципами поступаться не приходилось, если не друзья, то близкие приятели уже появились, к кому-то можно было вечером «на огонек» забежать, с кем-то в свободный день на природу поехать. Ну, девушки – это особая статья, о них чуть позже.

Особенно теплые отношения завязались у Ильи с молодой супружеской парой – Алексеем и Аленой, – жившими этажом выше и периодически конфликтовавшими с квартирной хозяйкой Ильи, Анной Петровной, из-за несовпадения ритма их жизни: у молодых она начинала бить ключом часов с десяти вечера, как раз тогда, когда пожилая женщина собиралась ложиться спать.

Самому Илье было совершенно безразлично, что происходит вокруг него: если он хотел спать – то спал, хоть в абсолютной тишине, хоть под дрель отбойного молотка. Но понять пожилую женщину он был в состоянии, посему посоветовал ей… немного сместить график. Посмотреть по телевизору какой-нибудь фильм после десяти часов вечера или почитать книгу. Поначалу Анна Петровна бурно воспротивилась такому нововведению:

– Это во сколько же я вставать буду, если за полночь ложиться? К обеду, что ли?

– Зачем к обеду? Часов в восемь, думаю. А то вы просыпаетесь до рассвета, потом сами говорите, что самые нехорошие мысли к вам в это время и приходят. А вы их обманите…

– Привыкла с курами-то вставать. А может, и верно. Вечером всегда есть, чем себя занять… Опять же – на пенсии, на работу не бечь… Попробовать нешто?

Потихоньку от Анны Петровны Илья встретился с ее молодыми соседями и попросил их после полуночи особо не шуметь. Один-два раза в месяц – куда ни шло, дело молодое. Но каждый вечер… Все-таки не в отдельном доме живут.

Ни Алена, ни Алексей, скандальными не были и мирные отношения с соседями ценили. Не сразу, но был найден, как было модно говорить в то время, консенсус, и молодая пара по-настоящему подружилась с Ильей. Вклад в эту дружбу Алены состоял в том, что она время от времени пыталась познакомить молодого соседа-холостяка с какой-нибудь своей подругой, но успеха в этих действиях не достигла. То есть знакомств Илья, естественно, не чурался, способен был поддержать любую компанию, потанцевать, пофлиртовать… Но имел неприятную привычку при первой же встрече заявлять:

– Красавица, я к серьезным отношениям не готов. Так что если желаете развлечься и приятно провести время, можете на меня рассчитывать. Если хотите устраивать жизнь всерьез и надолго – то это без меня. Пока, во всяком случае.

Девушки, естественно, обижались, высказывали свои претензии Алене, та обречено вздыхала и пыталась в очередной раз образумить Илью:

– Илюша, ну зачем ты так? Тебя никто в загс не волочет, ничего такого не предлагает, а ты с места в карьер: «Не хочу жениться!» Это обязательно надо вслух говорить?

– Обязательно! – твердо отвечал Илья. – Чтобы не было лишних надеж и лишних же разочарований. Человеческие отношения должны строиться на правде.

– Да кто тебя просит врать?! Промолчи… Нет, точно, горбатого могила исправит. Больше ни с кем тебя знакомить не буду, клянусь!

Илья в ответ обаятельно улыбался, потому что прекрасно знал – будет. Женщины, вне зависимости от возраста и семейного положения, обожают знакомить, составлять пары и вообще устраивать личную жизнь окружающих. Алена в этом случае не была исключением. А девушки и в Волжске, похоже, были не прочь посостязаться друг с другом в том, кто быстрее «окольцует» молодого, симпатичного и талантливого холостяка. Из чего сам Илья, как и в Ростове, извлекал немало выгод, хотя сам лично ничего особенного не делал и голову никому специально вскружить не пытался.

Так что нормального любовного романа ни с кем не получалось, а короткие встречи тет-а-тет, как правило, не приводили к более тесному сближению. Возможно, потому, что сам Илья этой стороне жизни особого внимания не придавал, чему-то учиться не хотел, тем более – совершенствоваться «в науке страсти нежной». Амплуа потрясающего любовника его не манило, а интимные отношения, как отдельный вид спорта, не рассматривались. Немудрено, что девушки оказывались разочарованными, тем более что материальные возможности не позволяли Илье водить подруг в кафе или делать им дорогие презенты.

С Алексеем же Илью связала взаимная прочная симпатия, незаметно переросшая в подлинную дружбу. Ту самую, которая мужская, и о которой сложено столько легенд и песен.

Противоположности, как известно, сходятся, поэтому не стоит удивляться тому, что у замкнутого и холодноватого Илья другом стал легкомысленный балагур, ради красного словца, как говорится, не жалевший ни матери, ни отца, с неотразимо-забавной манерой разговора. Неожиданные его высказывания способны были заставить расхохотаться даже самую мрачную личность. Илья же в компании Алексея вообще чувствовал себя мальчишкой и с удовольствием поддерживал шутливую тональность разговора, зная, что в случае необходимости, на помощь друга можно рассчитывать стопроцентно.

Анна Петровна и до удачной «миротворческой миссии» в своем жильце души не чаяла, а после нее и подавно. Когда же узнала, что ее тихий, вежливый и аккуратный жилец «тот самый Астраханский», то первое время даже растерялась: как с ним теперь обходиться? По-прежнему? Неудобно, вроде бы известный в городе человек. По-новому? А как – по-новому, если она успела привязаться к нему, точно к родному сыну, давно обращалась на «ты» и даже ворчала, если Илья слишком легко, с ее точки зрения, завтракал или одевался.

Но потом привыкла и даже стала рассказывать соседкам, что Илья ей вовсе не посторонний, а сын старой подруги, которая, царствие ей небесное, давно померла, а приглядеть за сиротой сам Бог велел. К счастью, до Ильи эти разговоры не доходили, иначе неизвестно, как бы он расценил невинную ложь Анны Петровны.

Поскольку убедить Илью не платить за комнату ей никак не удавалось, то она стремилась компенсировать это уборкой, стиркой, готовкой и прочими почти материнскими заботами. Неизбалованный ими, Илья искренне привязался к пожилой женщине, воспринимая ее если не как мать, то как родную тетку, даже называть стал соответственно – тетей Аней. Что, как легко догадаться, косвенно подтверждало ее версию о том, что квартирант-то не совсем как бы и квартирант, а кто-то вроде дальнего родственника. Соседки в конце концов даже завидовать стали: одного сына Бог прибрал, так на тебе – второго получила, везучая. Конечно, в лицо Анне Петровне этого никто не говорил, но слухи, слухи, слухи…

В общем, жизнь улыбалась нашему герою, а он умел ценить такие улыбки. И не подозревал, что судьба уже приготовила ему свой главный сюрприз, и что он скоро окажется на перекрестке, все дороги которого определены, маршруты выверены чуть ли не до сантиметра, и от его выбора будет зависеть чрезвычайно мало… Если вообще что-нибудь будет зависеть.

Глава третья. Добрая фея

Довольно-таки слякотным мартовским вечером, когда с реки дул пронизывающий ветер, с неба сыпался то ли мокрый снег, то ли полузамерзший дождь, а под ногами лед чередовался с лужами, Илья вышел из здания редакции и отправился домой, мечтая поскорее добраться до теплой комнаты, горячего чая и какой-нибудь еды. А главное, ему хотелось окунуться в уютную атмосферу, царившую вокруг Анны Петровны и хоть на какое-то время забыть… Точнее, забыться.

Всю неделю он колесил по области, разматывая очередное бытовое убийство, страшное в своей нелепости, и ему казалось, что он теперь всю жизнь будет помнить остановившиеся глаза молодой женщины, мужа которой заезжие подонки убили ночью в гараже, польстившись, как выяснилось, на теплую куртку и меховую шапку. Во всяком случае, так они объяснили следователю, когда с помощью Ильи удалось обнаружить убийц, объявленных в розыск, чуть ли не в соседней деревне, где их никто и не думал искать. Поскольку никто и предполагал, что вот эти двое обыкновенных мужиков, тугодумы и не слишком поворотливые – убийцы.

Они были настолько ошеломлены внезапным визитом милиции, что и не думали отпираться. Впрочем, и признаваться, как выяснилось, им тоже было не в чем. Сидели, пили, как водится, не хватило, пошли добавили. Опять мало оказалось. Поехали в соседнюю деревню к знакомой. Той, как на грех, не оказалось дома. По соседству в гараже возился какой-то мужик. Они у него попросили прикурить, а тот оказался некурящим. Что было потом, они помнили смутно:

– Вроде, я ему в зубы дал… Или не я? Не помню. В общем, он – бряк, и лежит. Скучает…

– Экспертиза установила, что его ударили по голове металлической трубой. Она валялась рядом с трупом, – сдержанно заметил Илья.

– Трубой? Может, и трубой. Но били-то без сердца, просто обидно стало. Денег нет, сигареты кончились… Ну вот, взяли куртку и шапку, по дороге кому-то загнали за две бутылки. Утром вспоминали, вспоминали – пустота одна. А оно вон как…

– Вы человека убили! – почти сорвался Илья. – Двух детей сиротами оставили. И за что? За две бутылки водки?

– Да кто ж думал-то убивать? А оно вон как…

Последнюю фразу оба приятеля и повторяли все время, точно какое-то заклинание. Ни раскаяния, ни сожаления, ни даже страха. Типичная тупая реакция людей, которые думают только о том, чем похмелиться и где взять денег на очередную выпивку… И сколько таких развелось в последнее время – уму непостижимо! На улицу страшно выйти самому обычному человеку. Искалечат, убьют за пару рублей, за поношенные кроссовки, да просто – ни за что. За то, что подвернулся, так сказать, под горячую, а точнее пьяную руку… Что за страна, в которой могут убить «просто так»? Что за народ, который не ценит ни свою, ни чужую жизнь?…

Из раздумий Илью вывел резкий визг тормозов и несильный, но ощутимый удар в спину. Он не удержался на ногах и полетел на тротуар, приземлившись в опасной близости от чугунной тумбы, сохранившейся на неширокой улице чуть ли не с дореволюционных времен. В полуметре от себя Илья заметил черный блестящий бок машины и понял, что какой-то «крутой» опять развлекался ездой по тротуару, игнорируя мостовую – не слишком оживленную вообще-то, и что сам он очень дешево отделался, во всяком случае, если судить по ощущениям. Ни переломов, ни вывихов, ни ушиба головы, ни, следовательно, сотрясения мозга. Тем не менее, подниматься на ноги он не очень спешил, давая время пройти естественному шоку.

Из машины какое-то время никто не выходил, потом правая передняя дверца резко распахнулась и появилась женская фигура со смутно белеющим в темноте лицом. Фигура постояла несколько секунд возле машины, а затем сделала неуверенный шаг в сторону Ильи.

– Дана, вернись, не глупи! – раздался ей вслед мужской голос. – Ничего с мужиком не будет, впредь не станет спать на ходу.

– Оставь меня в покое! – резко отозвалась женщина. – И убирайся отсюда, если не хочешь, чтобы я милицию вызвала.

– Даже так? – хмыкнул невидимый водитель. – Ну, ты меня напугала до смерти, я поехал поскорее с места происшествия, пока милиционеры не прибыли.

– Давай-давай, – отозвалась женщина, не поворачивая головы в сторону машины.

– Наиграешься в сестру милосердия и добрую фею – позвони, – пустил шпильку мужчина напоследок. – Желание женщины для меня – закон, а твое – тем более.

Дверца хлопнула, мотор мягко заурчал и машина почти бесшумно растворилась в темноте. Незнакомка подошла вплотную к Илье, который уже сидел, а не лежал на тротуаре, и склонилась над ним:

– С вами все в порядке? Может быть, врача вызвать?

Голос был низкий, бархатный, какой-то обволакивающий. Такой голос должен был принадлежать зрелой женщине, обязательно брюнетке, с темными, глубокими глазами и чувственным ртом. Завораживающий голос…

– Сейчас разберемся, – откликнулся Илья, недоумевая, почему женщина предпочла его своему спутнику, почему вечером не побоялась остаться один на один с незнакомым мужчиной и вообще – почему?

Женщина протянула руку, помогла подняться. На Илью пахнуло каким-то незнакомым ароматом, сочетанием запаха цветов и свежести, словно распахнулось окно в весенний сад. Приглядевшись, он обнаружил, что держит за руку очень молодую девушку, почти девочку, и что эта девочка глядит на него с неподдельным участием, если, конечно, он не ошибался и не принимал за это выражение причудливую игру света и тени на вечерней улице. Но нарисованному в его воображении образу роковой брюнетки она никак не соответствовала. Все в ней было скорее наоборот: светлое, изящное, невинное.

– Все в порядке, – успокоил он ее, – отделался, как говорят, легким испугом. Задумался и вот…

– Вы тут не при чем! Все этот… Супермена из себя изображает, носится на своей тачке, как сумасшедший. Думает, что если у его папеньки есть деньги, то ему все позволено.

– А разве нет? В наше-то время…

Девушка передернула плечами:

– Не знаю! Мне это противно. Давайте, я вам помогу до дома дойти. Я тоже виновата, что допустила такое свинство, не остановила раньше. Вы весь испачкались, промокли… Да и ушиблись, наверное?

– Ничего, до свадьбы заживет, а идти до дома мне близко. Только… Зачем вам меня провожать? Как-то неловко даже. И потом мы даже не знакомы…

– Меня зовут Дарья… Даша. А вас?

– А меня – Илья.

– Ну вот мы и познакомились. И теперь я просто не могу вас оставить. Да и вам неловко будет бросать свою знакомую одну на улице.

Илья про себя поразился тому, как умело его новая знакомая обыграла ситуацию, как ненавязчиво взяла инициативу в свои руки и направила события по нужному ей пути. Между прочим, даже не по-женски как-то, а по-мужски. Царапнула мыслишка о том, что девушка уж очень бойкая и находчивая, несмотря на юный вид.

Но десять минут спустя он уже не думал ни о чем таком, а просто с удовольствием разговаривал на отвлеченные темы с остроумной и явно интеллигентной собеседницей. Тем более что голос Даши, так поразивший его с первой же произнесенной ею фразы, продолжал оказывать свое магическое действие: от его звука у Ильи буквально кружилась голова и произносимые слова не имели особого значения.

Анна Петровна заохала, увидев перепачканного Илью, заставила пойти переодеться, а сама кинулась на кухню – кормить и поить жильца и нечаянную гостью. Даша и с ней держалась уверенно и непринужденно, с чуть заметным оттенком почтительности. Илья про себя еще раз подивился выдержке и такту молодой особы, но уже без недоверчивости, а просто – отметил.

А когда, переодетый и умытый вышел на кухню, то застал там самую идиллическую картину: женщины в четыре руки накрывали на стол и болтали, точно сто лет были знакомы. Точнее, Даша беседовала так, как если бы разговаривала не с новой знакомой, а с пожилой дальней родственницей, такой оттенок имела дашина повадка. То есть именно то, что требовалось, ни чрезмерной фамильярности, ни излишней зажатости. И разговор шел самый незамысловатый: о студенческих буднях, об илюшиной занятости, о том, что дашины родители, слава богу, пока живы-здоровы, вполне активные люди, а вот бабушка, царствие ей небесное, несколько лет назад приказала долго жить.

– Хорошо умерла, – с легкой грустью сказала Даша. – Поужинала, как обычно, телевизор посмотрела и спать пошла. Утром смотрим – нет нашей бабушки, скончалась во сне, тихо-тихо.

– Дай бог нам так всем вместе и каждому по отдельности, – не без зависти вздохнула Анна Петровна. – Ну, да все мы там будем, с Богом судиться не станешь. Илюша, садись к столу, все готово.

Часа через два Даша собралась уходить и, конечно же, Илья отправился ее провожать. Он уже знал, что девушке двадцать лет, что она учится на третьем курсе местного института иностранных языков, что мама у нее не работает, а отец – «а-а, ерунда, бумажки перекладывает, да по телефону разговаривает, если по командировкам не мотается», что Даша – единственный ребенок в семье, причем ребенок поздний, «так что, сами понимаете, Илья, они бы меня по сей день в манеже держали, если бы могли, да слюнявчик подвязывали».

Слушать ее было интересно, говорила она обо всем с еле заметной насмешкой, но насмешкой добродушной, а если улыбалась по-настоящему, то эта улыбка удивительно красила простенькое личико без следа косметики, на котором – по странной прихоти природы – сияли огромные серые глаза, точно позаимствованные у какой-то сказочной красавицы.

– Можно мне позвонить вам как-нибудь, Даша? – спросил Илья, прощаясь с ней у подъезда довольно внушительного дома, как принято говорить, «улучшенной планировки» и – что совершенно для него нехарактерно – не обращая на этот самый дом ни малейшего внимания. – Мне бы хотелось пригласить вас куда-нибудь, по вашему выбору.

– Позвоните, – без жеманства откликнулась Даша. – Я с удовольствием с вами встречусь. А выбор – за вами, у меня фантазия бедная. Телефон запишите или запомните?

Илья никогда не жаловался на память, наоборот, гордился ею, но тут, из чувства непонятного ему самому суеверия, записал номер на отдельной чистой странице блокнота. Ни имени, ни инициалов – только шесть цифр. И потом, не торопясь, шел домой, радостно удивляясь тому, какие невероятные повороты бывают в судьбе. Не было бы счастья…

Неделю спустя Илья уже не понимал, как мог жить без Даши. В кафе они были один-единственный раз: при том, что Даша ничего не просила и всему радовалась, вечер обошелся в слишком круглую для Ильи сумму. Так что впоследствии они просто гуляли или сидели в комнате Ильи, разговаривая обо всем – и ни о чем.

Уже избалованного известностью журналиста умиляло и забавляло то, что девушка, похоже, понятия не имела о том, кто он на самом деле и приняла на веру слова об «окололитературной деятельности». Удивляясь самому себе, он рассказал Даше о «прелестях» жизни в детском доме, о том, как непрост и полон досадных помех путь к самостоятельности – не столько духовной, сколько материальной. И если бы он панически не боялся «красивых слов», то едва ли не на второй день знакомства признался бы себе, что влюбился. Первый раз в жизни.

Хотя при чем тут красивые слова? Если честно, Илья просто не понимал, что с ним происходит. В его жизни женщины всегда занимали так мало места, что мысли о них не тревожили его вообще. Разве что о недоброй памяти Виктории думалось ему чаще, чем следовало бы, но исключительно из-за того, что он боялся какого-нибудь безрассудства с ее стороны. Об остальных он забывал в ту же самую минуту, когда прощался – до следующей встречи или навсегда. Причем забывал совершенно искренне.

– Илья, – сказала ему как-то одна из его краткосрочных возлюбленных, – а ведь про тебя даже песня есть. Недавно по радио слышала.

– Это какая песня? – лениво осведомился Илья, абсолютно всем в данную минуту довольный и меньше всего желающий выяснять отношения, пусть даже и хорошие. – Это та, в которой про журналиста? «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете»? Да?

– Нет, – усмехнулась девушка, – это та, в которой припев замечательный. «Не ходи к нему на встречу, не ходи, у него гранитный камушек в груди».

– У меня – камень в груди? – неподдельно изумился Илья. – Ну, ты даешь, дорогая моя! Чем обязан такому мнению?

– Только себе. Ты вот сейчас меня обнимал, а думал совершенно о другом. По глазам видно.

– Ну и что? Действительно, думал о другом. Но по-моему, на качестве процесса это не отразилось, если судить по твоей реакции… Впрочем, спасибо за подсказку, впредь глаза буду закрывать.

Чем закончилась эта увлекательная беседа, Илья и не помнил уже. Как, впрочем, не помнил и имени этой девушки, любительницы эстрадных песен. Хотя слова о гранитном камушке в груди его все-таки задели, да и кого бы обрадовало такое мнение?

Но – и в этом вся соль – герой наш искренне считал, что любовь – это литература, театр, кино, но уж никак не реальная жизнь. Что люди выдумали себе эту красивую сказку, дабы прикрыть слишком уж неприглядный смысл отношений между мужчиной и женщиной. Дружба – да, это действительно высокое и искреннее чувство, дружба и в жизни встречается ничуть не реже, чем в произведениях искусства. Но любовь… Помилуйте, и говорить-то смешно!

Так что совершенно верно: хорошо смеется тот, кто смеется последним. И по иронии судьбы, Илье пришлось испытать все прелести любовного помешательства, еще даже не отдавая себе отчета в том, что это – любовь. Он не обратил внимания на то, что девушка практически мгновенно согласилась на дальнейшие встречи и тут же дала свой телефон, не спрашивая, кстати, его номер телефона. Короче говоря, Илья вообще ни на что не обратил внимание, кроме самой девушки.

Более того, он позвонил Даше на следующий же день, едва дождавшись более или менее приличного времени – будь его воля, он бы позвонил в шесть часов утра. Это он-то, всегда городившийся своей волей и выдержкой! И с трудом взял себя в руки, когда после первого же звонка трубку сняли и неподражаемый голос, который всю ночь грезился ему в полусне-полумечтах отозвался:

– Слушаю вас.

Несколько секунд, которые ему самому показались вечностью, Илья не мог произнести ни слова, так перехватило горло. Но все же как-то с собой справился и произнес:

– Доброе утро, Даша. Это Илья, если вы меня помните.

В ответ раздался смех, такой же обворожительно-русалочий, как и голос. И совершенно необидный:

– Илья, ну как я могла забыть человека, с которым только вчера познакомилась? С памятью у меня, слава богу, все хорошо.

Илья не нашелся, что ответить. Но Даша как будто и не заметила возникшей паузы.

– С вами все в порядке? Я беспокоилась: может быть, за ночь выскочили все-таки какие-то последствия… Вы же упали, ударились. Все хорошо?

– Все просто отлично! А чтобы доказать вам это, приглашаю вечером посидеть в кафе. На ресторан у меня, простите, денег нет.

– Вы всегда так откровенны? – уже серьезнее спросила Даша. – Странно… Но в общем-то даже занятно, я такого еще никогда не встречала. Знаете, в кафе тоже ходить не обязательно, можно просто погулять.

– Ну, нет, – рассмеялся Илья, – кафе мой бюджет выдержит. А насчет откровенности… Знаете, Даша, я считаю, что всегда нужно говорить правду. Только правду. Тогда все намного легче и проще.

– Вам или окружающим?

И снова повисла пауза. Илья подумал: так могла сказать только Рита. Расставить правильно все акценты, не обидеться и не обидеть собеседника. Мудрая Рита, которая терпела его и понимала, как никто, самый его близкий друг. А тут – двадцатилетняя девчонка, вряд ли особо искушенная в жизни и в тонкостях человеческих отношений, нашла ту самую, единственно верную для Ильи интонацию…

Удивительное – рядом. Или – теперь уже далеко? Может быть, он отпугнул ее своей излюбленной правдивостью и теперь она вежливо и элегантно закончит разговор и вычеркнет из своей памяти и телефонный звонок, и растяпу-журналиста? Как он сам делал десятки раз… От этой мысли Илью бросило в холодный пот.

<1 2 3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

3 из 6