Знак Гильдии

Ничего, скоро будет уютнее. На пол лягут тростниковые циновки. Распахнутся ставни – стекольщик принесет стекло, хорошее, наррабанское. Очень, очень дорогое удовольствие, зато не надо заколачивать ставни на зиму. Не бедняцкая лачуга – дом Охотника! Посветлее станет. Не бу-дет убегать во мрак вырубленная в стене лестница на второй ярус. Кстати, опасная лестница: ступеньки узкие, крутые, без перил. Надо предупредить мальчишку, чтоб зря не шастал наверх. Тем более что на втором ярусе ничего интересного нет: пусто, пыльно и холодно. Потом – это уже мечта! – там будут полки с книгами. Всегда хотелось иметь библиотеку – вот и пожалуйста, лишь бы деньги позволили. Надо плотнику полки заказать.

А мальчишка все равно полезет наверх, запрещай не запрещай. Их, паршивцев, всегда на верхотуру тянет. К тому же над вторым ярусом – площадка, обнесенная зубчатым парапетом. Весь город оттуда виден. Какой малец устоит...

Когтистая лапа взяла из железной скобы факел, поднесла к огню очага. Факел вспыхнул, тьма шарахнулась прочь. Сводчатый зал показался просторнее, но не стал приветливее и веселее.

Факел плавно двинулся вдоль стены, отбрасывая неровные отсветы на темно-серый слой войлока. Зимы тут холодные, каменную махину протопить – никаких дров не хватит. Пришлось обшить стены досками, а поверху пустить войлок. И сволочи же эти мастера: содрали как за ремонт дворца, а дело сделали паршиво. Вон какие щели! Впрочем, у Совиной Лапы была причина принять кое-как сляпанную работу – нелегко было найти смельчаков, которые рискнули бы сунуться в Грайанскую башню!.. Ничего, щели законопатить можно. И развесить шкуры или ковры подешевле.

Шенги поймал себя на том, что проговорил последнюю фразу вслух. С ним такое случалось – стареет, что ли?

Хозяин Грайанской башни поднял факел, огорченно разглядывая пазы между досками. И тут неверные, коптящие языки пламени озарили нечто такое, чего здесь никак быть не могло.

Шкура, бурая шкура громадного медведя, растянутая поверх войлока. Огромная голова скалилась во мрак, в мертвых глазах отражались красные блики огня.

Человек не шарахнулся прочь, даже держащая факел лапа не дрогнула. Шенги просто стоял и глядел на шкуру, словно чего-то ожидая.

Медвежья голова медленно повернулась к человеку. В маленьких плоских глазах стыла ненависть. Клыкастая пасть распахнулась. По угрюмому темному залу пополз заунывный голос:

– Жалкий смертный, как посмел ты переступить этот порог? Прочь отсюда, не то древние стены содрогнутся от вида медленной смерти, что настигнет тебя!

Выразительная декламация пропала зря: «жалкий смертный» не бросился наутек. Более того, на лице его появилось разочарование.

– А разве не в стихах?.. – огорченно спросил он.

– Чего-чего-о?.. – От неожиданности в голосе косматого чудовища зазвучали вполне человеческие нотки.

– Говорят, ты изъясняешься стихами, как в старых пьесах. Люблю старые пьесы! Ничего, сосед, не огорчайся, все равно спасибо на добром слове. Это насчет медленной смерти. Согласен, спешка тут ни к чему.

По медвежьей шкуре прошла рябь, она начала расплываться, терять очертания. На том месте, где грозила клыками страшная пасть, начали проступать черты лица, немолодого, с вислыми длинными усами и глубоким шрамом через правую щеку.

– Это кто ж в моей башне такой смелый завелся? – недобро прищурилось лицо.

– Вот это правильно! Не мешает познакомиться, раз под одной крышей жить будем. Я прозываюсь Шенги, иначе – Совиная Лапа. – Человек, переложив факел в левую руку, гордо продемонстрировал лапу, покрытую сухой черной кожей. – А тебя как прикажешь величать?

Увлекшийся созерцанием лапы призрак не сразу понял, что к нему обратились с вопросом. А когда понял, угрюмо отозвался:

– Смертный, ты недостоин знать мое имя.

– Да? Ну, как знаешь. Но называть тебя как-то надо, верно? Рассказывали мне про твою судьбу, очень, очень печально! Вот что, будешь теперь ты у меня Бедняжкой!

Неистовый рев всколыхнул воздух, яростной волной ушел под невидимый во мраке свод и, отразившись о каменный потолок, рухнул вниз. Перед человеком на уровне глаз из стены выросла уродливая голова, покрытая чешуей, украшенная кроваво-красным глазом и изогнутыми рогами.

Шенги отшатнулся, выставив между собой и чудовищем факел, но тут же опомнился и расхохотался:

– Здорово! Вылитая Железнорогая Черепаха! А других Подгорных Тварей изображать умеешь?.. Слушай, у меня к тебе просьба будет. Я надумал взять ученика. Можно здорово устроить: я ему рассказываю о разных тварях, а ты их показываешь, а, Бедняжка?

– Не смей называть меня Бедняжкой! – проскрежетала пасть.

– Извини, но ты же отказался назвать свое имя!

Голова чудовища вновь сменилась вислоусой физиономией, на которой теперь было озадаченное выражение.

– У меня имени сроду не было, – угрюмо сообщил наконец призрак. – Я из Отребья. В десятке меня называли Старый Вояка.

– Хорошо, – покладисто согласился Шенги, – и я так буду.

– Тебе не придется со мной разговаривать! Тебе и жить здесь не придется! Проклятые гурлианцы! Ненавижу!

– Потому и рабочим моим пакостил? – попенял ему Шенги. – А знаешь, сколько их хозяин за твои штучки с меня слупил? Да и то сказать, каково работягам приходилось – берешь ведерко с белилами, а из него кровь капать начинает! – Охотник представил себе эту картину и, не удержавшись, расхохотался.

Смущенный и раздосадованный его смехом, призрак начал быстро таять.

– Погоди! – окликнул его Совиная Лапа. – Ты куда? Мне еще столько спросить... Эй! Старый Вояка!

Ответом было молчание. Пожав плечами, Шенги вернулся к очагу и начал устраивать себе на полу временное ложе.

Он ожидал, что до рассвета над ним будут раздаваться стоны, вопли и проклятия. Однако ночь была тиха, ничто не нарушило сон владельца Грайанской башни.

* * *

У ночи свои чары, у рассвета – свои. Солнце хлынуло в распахнутое окно, превратив зал из мрачного и таинственного в скучный, неуютный и нежилой. Голые плиты пола, серый войлок по стенам, стылая зола в очаге...

Шенги вышел на крыльцо. Огляделся. Напомнил себе, что все вокруг – его собственность. И круглый колодец посреди двора. И раскидистая старая яблоня над колодцем. И пустая конюшня с пустым сеновалом над ней. И пристройка, которую надо определить под летнюю кухню, чтоб реже топить большой очаг в башне... О Безликие, обо всем-то хозяину думать нужно! И столько дел! Купить доски для постелей, затащить в дом стол и скамью, что сиротливо торчат во дворе. О запасах позаботиться: купить муки, вина, масла, окорок побольше... что еще? Ох, никогда своим домом не жил! Может, проще купить рабыню-стряпуху, она скажет, чего недостает на кухне? Тем более что времени на возню с готовкой не будет – хватит хлопот с учеником...

Ученик! Вновь и вновь мысли возвращаются к нему. Однажды выйдет Шенги со двора, а у ворот сидит мальчишка. Ждет, когда мастер соизволит обратить на него внимание. А Шенги – уж как водится! – даже глазом не поведет, пройдет себе мимо. В лавку сходит или по другим каким делам. Нельзя ж так сразу... несолидно!

Конечно, ученик явится не скоро – решето над воротами лишь вчера приколочено.

А ноги сами несут к калитке – выглянуть, проверить...

Работать нужно! Делом заниматься! Стол в дом затащить!

А руки сами засов из пазов вынимают...

Калитка, противно взвизгнув на новых петлях, открывается.

Ну и что тут можно увидеть, кроме пустыря да заколоченных домов?..

Ребятишек можно увидеть. Девочку и двоих мальчишек. Сидят чинно, руки на коленях сложили, как велит обычай. А глазами друг на дружку сверкают, что-то зло шипят сквозь зубы. Сразу трое! Выбирать придется... не ждал, не ждал!

– Эй, мелочь, вы ко мне? Заходите, раз пришли!

Ох, а традиции-то как? Ну, раз позвал, не гнать же обратно!

Во двор вошли чинно. Похоже, оробели: мастер забыл накинуть плащ, лапа на виду во всей красе. Ничего, пускай любуются. Трусишки в этом доме не нужны.

Мальчикам лет по двенадцать-тринадцать. Разные какие! Вон тот, темноволосый, в бархатном камзольчике, – ну, львенок! Гордая посадка головы, глаза сверкают, плечи расправлены! На лапу с когтями глядит без страха... какое там – с восхищением!

Второй – тощий, белобрысенький, остроносый – и держится скромнее, и одет так, словно у огородного пугала наряд выпросил поносить. Похоже, уже не рад, что сунулся в логово Совиной Лапы. Что ж, ворота не на запоре, никого силой не держим.

Девчонка помладше будет, лет одиннадцати-двенадцати. Ясно, что этот цветок расцвел не на здешних полянках. Наррабанскую кровь за драконий скок видно! Не в том даже дело, что смуглая да черноволосая... а какие движения плавные! Какая походка! До чего же в этих мелких паршивочках видна будущая женщина! Глазки смиренно потупила, однако можно поспорить на лепешку с медом – успела рассмотреть и двор, и дом, и его, Шенги.

Что ж, даме – первое место.

– Юная госпожа, кажется, из Наррабана? Как зовут?

– Нитха-шиу, господин.

Вот так! Не просто Нитха, а Нитха-шиу. Обязательно надо уточнить, что девственница, а то вдруг кто усомнится... Ох уж этот Наррабан!

А голос у малышки почти взрослый – глубокий, бархатный, с придыханием:

– Я из Нарра-до, господин. Из очень хорошей, уважаемой семьи. Мама умерла, старшая жена отца меня не любит. А я много слышала о подвигах великого Шенги... и умирала, просто умирала, так хотела стать его ученицей... Подгорной Охотницей...

– Эге, девочка, стоп! Это очень, очень трогательно, но плохо ты гурлианские обычаи знаешь. Когда впервые беседуешь с мастером, ни за что врать нельзя! Не нравится вопрос – промолчи, а врать – беду накликать. Примета такая.

Оскорбилась так, что вскинула глаза. Огромные, в пол-лица, и черные, как отчаяние. И в них закипают слезы.

– Я не лгу, господин! Когда была маленькой, мне вместо сказок... – Голос пресекся так обиженно, что Шенги почувствовал себя виноватым. Но тут же опомнился: ведь врет, негодница, определенно врет! Он, конечно, Охотник известный, но не настолько, чтоб за морем, в чужой земле, про его приключения – детишкам на ночь вместо колыбельных...

Вот, кстати, повод избавиться от красавицы. Брать ученика, так парнишку, а с этими пташками-щебетуньями – одна головная боль.

– Ну-ка, Нитха из Нарра-до, расскажи, что тебе про Совиную Лапу слышать приходилось!

Сейчас вконец смутится и разревется...

Ничего подобного. Приободрилась, сверкнула мгновенно просохшими глазищами. И начала плавно, словно впрямь давно заученное:

– Случилось однажды, что волей богов Подгорный Охотник, не носивший еще имени Совиная Лапа, и его напарница обнаружили ведущие из Подгорного Мира Врата, через которые не проходил еще ни один человек. И сказали друг другу: «Пусть мы погибнем, но узнаем, куда ведут эти Врата!» Решив так, они вверили судьбы богам и бесстрашно шагнули за Грань Миров...

Красиво излагает, паршивка! А ну-ка, если попробовать сбить эту сказительницу?

– А как звали напарницу, случайно не знаешь?

Даже бровью не повела, не задумалась ни на миг:

– Ульнита Серебряное Кольцо из Семейства Шагупаш. Из Силурана, из деревни Сладкий Родник... Рука судьбы вывела отважных Охотников на берег реки Литизарны, к месту черного колдовства. На берегу возвышался алтарь злого демона по прозванию Совиное Божество. Там вершилось кровавое жертвоприношение...

И поет, и поет! Ульните бы понравилось, она любила такой возвышенно-торжественный слог. И ни слова о неопытных щенятах, не заметивших, как проскочили Врата. И о ледяном страхе, о струйках пота вдоль спины. И конечно, ни словечка о талисмане. Тайна, она тайна и есть.

Мальчишки уши развесили, а заморская птичка продолжает заливаться:

– И в знак той победы боги отняли часть силы у мерз-

кого демона и даровали эту силу Подгорному Охотнику. Превратилась его правая рука в подобие лапы, могучей, со стальными когтями, каждый из которых острее меча. Возрадовался Охотник и воскликнул: «Отныне я никогда не буду безоружным!» В благодарность богам он изменил в храме имя и стал называться Шенги, что означает Совиная Лапа...

– Так, стоп. Это ты могла услышать где-нибудь по дороге. А ну-ка, еще что-нибудь расскажи!

Белобрысый паренек бросил на Шенги быстрый взгляд и тут же потупился. Но Совиной Лапе показалось, что в глазах мелькнула насмешка. Дескать, нравится господину слушать, как девчонка ему хвалы поет...

А малышка уже излагала историю о том, как Шенги и его напарница остановились на ночлег в силуранском замке и предложили властителю купить добычу. Коварный властитель решил получить товар бесплатно и угостил Охотников вином из особого кувшинчика. Очнулись они в подземелье, связанные по рукам и ногам.

– И тогда Шенги, могучий, как три воина, напрягся и разорвал веревки, словно они были гнилыми. Он грозно произнес: «Я никогда не бываю безоружным!» И вонзил он когти в дверь, и вырвал засов, как вырывают сердце из груди врага...

– Ладно, хватит. Извини, что не верил. И ты приехала сюда через три страны?

– Через четыре, господин. Море тоже страна, ею правит Морской Старец.

– Учить она меня будет... Как тебе родня-то позволила?

– Не позволила. Но отец знает, я оставила ему записку.

Шенги почувствовал, как под ложечкой заворочался тугой ком страха.

– З-записку? Но с кем же ты ехала? Ведь кто-то из взрослых с тобой был?

– В Наррабане говорят: «Если смелый в пути один, у него боги в попутчиках!»

Черные глаза блестели таким победным торжеством, что Охотник раз и навсегда поверил: да, эта ненормальная прибыла сюда одна. Через Наррабан, Грайан и Гурлиан. И через море, которым правит Морской Старец. Она добиралась сюда, чтобы стать ученицей Совиной Лапы. На каждом шагу ее могли ограбить, изнасиловать, продать в рабство, убить... Она стоит перед ним, торжествующая и веселая, в чистенькой дорожной одежде (где стирать-то ее ухитрялась?). То ли на редкость смышленая, смелая и ловкая, то ли ей потрясающе, невероятно везет!

И Шенги должен сказать: «Извини, малышка, но я хочу взять в ученики мальчика. Поезжай-ка домой. Через Гурлиан, Грайан, Наррабан... ах да, и через море...»

Чтобы скрыть смятение, Совиная Лапа обернулся к белобрысому мальчугану:

– А тебя как величать прикажешь?

– Дайру, господин, – почтительно ответил мальчик и замолчал. Молчал и Шенги, ожидая продолжения. Наконец Охотник не выдержал:

– Ну, дальше-то как? Дайру Говорящий Журавль... из какого Семейства? – Шенги скользнул взглядом по нищенской одежде мальчика и без особой уверенности продолжил: – Или... из Рода?

Темноволосый парнишка презрительно хмыкнул.

Уши Дайру запылали.

– Я... нет, господин, это не имя... просто мама говорила, что я похож на птицу... на журавля...

Девочка поджала губки. Видно, знала уже, что это значит, если сыну дает имя мать, а не отец. Собственно, не имя даже, а прозвище.

Незаконнорожденный. Отребье.

– Я из Грайана, – мучительно отвел взгляд Дайру. – Из Анмира. Мой отец был переписчиком книг и смотрителем библиотеки Хранителя. Он не дал мне имени, но воспитывал меня. С четырех лет читаю и пишу, с семи помогал отцу в библиотеке.

Вот как! Потому-то у мальчугана и речь такая гладкая, книжная.

– Так в чем же дело? Помогал бы и дальше, чудесная ведь работа!

– Да, господин мой, но отец умер. У него оказалось много долгов, все пошло с торгов... мама умерла за год до этого... А я всегда мечтал стать Подгорным Охотником, перечитал все, что сумел найти. Подумал, надо попробовать... – Голос мальчика от волнения начал срываться. – Но тогда надо к лучшему...

– А лучший, стало быть, я?.. М-да, как сговорились... Только, во имя Безликих, не рассказывай истории обо мне. Лучше назови прочитанных тобой авторов, ну, кто писал о Подгорном Мире...

Мальчик сразу успокоился и начал перечислять неторопливо, вдумчиво:

– Тагишагр, Лауруш, Зантиянш, Юнтагифер, Сайдан...

– Стоп... ты что, и Сайдана уже осилил?

– Да, господин, «Природу складок».

– Серьезная книжица! А ну-ка... – Шенги задумался, по памяти подыскивая в длинном, нудном трактате место, которое мальчику было бы не слишком сложно пересказать своими словами. – Как Сайдан объясняет происхождение складок?

Дайру выпрямился. Взгляд серьезных серых глаз уплыл куда-то за плечо Охотника. Из уст ребенка плавно потекло:

– «Теперь, когда доказано, что Подгорный Мир суть несколько миров, исковерканных и смятых в прозрачные взаимопроникающие складки в результате некоего катаклизма, возникает вопрос: какова причина упомянутого катаклизма? Существует шесть гипотез, кои я готов рассмотреть поочередно, начиная с той, которую считаю наиболее убедительной. Выдвинул ее в пятом году Железных Времен Санфир Ясная Память из Клана Лебедя, Ветвь Белого Пера. Высокородный Санфир считает, что виновниками превращения Подгорного Мира в клубок складок являются пятеро Ночных Магов, происходящих из Силурана, Грайана и Гурлиана. Прозвища этих преступников (отринувших свои истинные имена) следующие: Фолиант, Ураган, Орхидея, Немое Дитя и Вечная Ведьма. Основав на территории Силурана так называемую Кровавую крепость, богомерзкие колдуны в результате опасных экспериментов сумели пересечь Грань Миров. За Гранью они встретили нелюдей, трое из которых (известные как Ящер, Безумец и Чуткий) стали их единомышленниками, в результате чего преступники вошли в историю под прозванием Восьми Магов. Точную дату...»

– Стой, малыш! – преодолел оторопь Шенги. – И долго так можешь, наизусть?

– Сколько прикажет господин. Отец говорил, что у меня уникальная память. Все, что прочту, запоминаю навсегда.

– С ума сойти! А ну-ка, проверю! Говоришь, читал Лауруша? А какую из его книг? «Хищники Подгорного Мира» читал?

– Конечно, господин. Очень интересно.

– Как он описывает Черных Прыгунов?

– «Опасные существа, похожие на черных кузнечиков размером с филина. Нападают стаей, прыгают на добычу, вцепляются в нее передними лапами, терзают когтями задних. Кровь из нанесенных ими ран течет не останавливаясь. В когтях Черных Прыгунов яд, вызывающий бред и влекущий медленную смерть. Твари эти...»

– Ладно, хватит. Верю.

Ну, парень! Ну, чудо!.. И что теперь с этим чудом делать? У заморской перелетной пташки хоть в дальних землях отец есть, а у этого бедолаги...

– Дайру, у тебя какая-нибудь родня имеется?

– Нет, господин. Никого.

Вот и решай!.. Ладно, потолкуем с третьим. А то он от нетерпения губы себе искусал.

– А тебя как звать, паренек?

– Нургидан Черный Арбалет из Рода Айхашар. Сын властителя Замка Западного Ветра.

Вот откуда надменность! Сын Рода! Этот не пропадет и без Шенги. Достаточно взглянуть на дорогой камзол – фиолетовый, с серебряным шитьем. И на меч в богато украшенных ножнах.

– И ты, как я понимаю, всегда мечтал стать Подгорным Охотником?

– Конечно. Настоящее дело для настоящих мужчин.

Красив, паршивец! Лет через пять девчонки в окна будут выскакивать, чтобы побывать в его объятиях! Правильный нос, твердый рот, хорошо очерченный подбородок, ровные дуги бровей. Необычнее всего глаза – не зеленые, а зеленоватые, мерцающие.

– Нитха добралась сюда из самого Наррабана. Дайру целые книги наизусть цитирует. А ты чем можешь похвалиться?

– Я брал уроки карраджу и неплохо научился держать меч.

– Карраджу – это очень, очень хорошо, но в Подгорном Мире «смертоносное железо» – не главное... Впрочем, посмотрю, чему ты научился.

Принести оружие – дело недолгое. Нургидан ждет, подняв меч в оборонительной позиции «верхний щит». Разумно, когда противник выше ростом.

– Не стой столбом! Атакуй!

Этому дважды повторять не надо! Налетел, завертелся, залязгал клинком о клинок. Надо же, проворный какой! И злющий, как звереныш. Его отшвыриваешь, а он снова в бой бросается!

На какое-то мгновение Шенги утратил снисходительное отношение к противнику. Ему показалось, что против него выставлен опытный взрослый боец.

Пора эту забаву кончать, а то парнишка что-то разошелся. Удар, зацеп, захват... рывок! И меч Нургидана улетает на другой конец двора.

– Подними свое оружие. Ты молодчина! Слушай, а почему не хочешь в наемники?

Ответил сразу, не задумываясь:

– Наемник подчиняется десятнику, десятник – сотнику, сотник – дарнигару. Не хочу подчиняться никому! Разве что сначала, пока ученик...

– И на том спасибо. А твой отец не оторвет мне голову за то, что я его наследника в опасное дело втягиваю?

– Я не наследник, у меня есть старшие братья. И еще... вот!

Развязав лежавший на земле мешок, мальчик достал пергаментный свиток.

Холодное, сухое письмо, в котором Аргидан Золотой Арбалет из Рода Айхашар, властитель Замка Западного Ветра, дозволяет своему младшему сыну Нургидану избрать для себя любое ремесло, какое ему, Нургидану, придется по душе.

Ох, что-то тут не так...

Шенги медлил с письмом в руке. Юный Сын Рода догадался, что мастер не хочет его брать, и в отчаянии бросил последний довод, припасенный, словно кинжал за голенищем:

– И я уже убил Летучего Скорпиона!

Ого, вот это уже очень, очень серьезно! Такой победой мог бы гордиться любой Охотник.

– В самом деле, мой мальчик? И как же ты его убил? Расскажи-ка поподробнее!

Нургидан остановился, словно конь на всем скаку, яростно дыша. Когда наконец заговорил, в голосе зазвенели тоскливая безнадежность и злой вызов:

– Я... я не могу рассказать! И не скажу почему... Но клянусь именем отца, клянусь золой с костра моего деда, я убил эту летучую тварь! И это был честный поединок!.. Ты не берешь меня, Совиная Лапа? Ну и ладно! Все равно стану Охотником! В «Счастливом путнике» остановился Урихо, он возьмет, он научит...

Мальчик подхватил мешок и, резко повернувшись, пошел к воротам, прямой, словно пламя свечи. Голова высоко поднята – не для того ли, чтобы удержать слезы?

– Подожди, – негромко сказал ему вслед Шенги. Мальчик сразу остановился, но не обернулся.

Шенги еще не принял решения, но понял: он никогда не простит себе, если этот гордый, отважный паренек уйдет к пролазам.

Как же выбрать одного из троих? О, вот мысль! Еще одна проверка на смелость!

– Ребята, я забыл предупредить... Моему ученику придется жить под одной крышей со зловещим, недобрым призраком!

– Грайанский десятник, что ли? – презрительно отозвался Нургидан, все еще не оборачиваясь. – Слышали! По-ду-ма-ешь!

– Призрак? – восхищенно взвизгнула Нитха. – Ой, интересно! Как в сказке!

Серые глаза Дайру затуманились мечтательной дымкой:

– А разговаривать с ним можно? Он же, наверное, самого короля Лаограна видел!

Вот и пугай их, такую лихую команду...

Стоп! Что это он, Шенги, сам себе сейчас сказал?

Команду?

Очень, очень интересная мысль! А почему бы не вырастить команду Охотников? Тройку, которая с детства привыкнет действовать как один человек! Учил же Лауруш его вместе с Ульнитой! И как потом хорошо работалось с такой напарницей!

Конечно, денег понадобится уйма, ведь трое на шее окажутся... Ничего! Он все-таки не нищий.

– Ну, что с вами делать, настырная вы банда? Беру всех троих!

Грайанская башня лет триста не слыхала такого ликования. От пронзительных счастливых воплей призрак Старого Вояки, наверное, забился в самый темный угол.

– Ладно, уймитесь, горластые! Цыц, я сказал! Сегодня пойдем в храм и принесем клятву. Нургидан, взберись на ворота, сними решето, пока Серая Старуха на мою голову четвертого ученика не принесла!

5

Это только с парадного входа игорный дом «Путь по радуге» украшен большими светильниками из цветного стекла. Это только у главных дверей девицы в нескромных нарядах бойко жонглируют зажженными факелами, а поэт в пестрой одежде во весь голос читает стихи о лисе-удаче, что, вертя хвостом, бегает от игрока к игроку. Это лишь у порога, раскрашенного в семь цветов радуги, звенят струны в такт речам поэта и сквозь их напев прорываются хриплые крики сидящего в клетке наррабанского попугая: «Пр-риходите! Игр-раем! Игр-раем!»

А заднее крыльцо утонуло в зарослях калины и бузины, буйно заполонивших задворки до каменной полуразрушенной ограды.

Какой-нибудь рачительный хозяин мог бы упрекнуть владельца игорного дома в том, что тот запустил задний двор. Вырубить бы эту поросль, заодно ограду починить. Мало ли кто перемахнет через полуразвалившуюся каменную кладку, прокрадется сквозь спутанные ветви к заднему крыльцу...

Но владелец «Пути по радуге» знал, что делает. Не было в городе вора, который рискнул бы полезть за добычей в игорный дом. Конечно, от погребального костра никому не уйти, но зачем же самому себе поленницу складывать?

А вот от крыльца к ограде сквозь заросли часто скользили тени. Особенно во время визитов стражи. Десятники действовали расторопно и сноровисто, заранее ставили своих людей у входа и под каждым окном, но никогда – никогда! – на пустыре, который отделяла от заднего двора каменная стена. Неписаные правила – самые строгие.