Лионесс. Том 1. Сад принцессы Сульдрун

Тем временем помыслы Казмира были заняты исключительно укреплением его положения с учетом вполне возможного вооруженного столкновения с Даотом; ни в коем случае он не ожидал, что его втянут в затеянную без его ведома перепалку – а тем более в полномасштабную войну с Тройсинетом.

Казмир мог бы уклониться от участия в конфликте под тем или иным предлогом, но по дальнейшем размышлении решил, что война сулила ему определенные преимущества.

Король Лионесса тщательно взвесил все аспекты ситуации. Союз с Дассинетом позволял ему дислоцировать войска в Дассинете, а затем ударить всеми силами по тройсам на Сколе – и таким образом избежать столкновения с тройским флотом, практически неуязвимым.

Казмир принял судьбоносное решение. Он приказал семи из его двенадцати армий направиться в Балмер-Ским. Затем, ссылаясь на нарушения суверенитета в прошлом, претензии, предъявляемые в настоящее время, и договор, заключенный им с королем Айваром Эксцельсусом, он объявил войну королю Тройсинета Гранису.

Айвар Эксцельсус действовал в приступе ярости и пьяной отваги. Протрезвев, он понял ошибочность своей стратегии, выбранной без учета фундаментального факта: тройские войска превосходили дасские во всех отношениях как численностью людей и кораблей, так и качеством военной подготовки и боевым духом. Утешением для него служил лишь договор с Лионессом; готовность Казмира ввязаться в войну вызвала у него радостное облегчение.

Морские транспортные суда Лионесса и Дассинета скопились в порту Балмер-Скима; в полночь лионесские армии отдали якоря, подняли паруса и поплыли к Дассинету. Прежде всего им воспрепятствовали встречные ветры, а затем, на рассвете, флот тройских военных кораблей.

В течение двух часов перегруженные суда Лионесса и Дассинета были либо потоплены, либо разбились о скалы; потери составили более двух тысяч человек. Те, кому посчастливилось выжить, поспешили, подгоняемые попутным ветром, обратно в Балмер-Ским и вытащили свои суда на берег.

Тем временем разномастная флотилия тройских торговых, каботажных и рыбацких судов, обремененных вооруженными отрядами, бросила якоря в гавани Аркензио, где их приветствовали, думая, что прибыли армии из Лионесса. Когда ошибку обнаружили, королевский замок был уже взят, а король Айвар Эксцельсус захвачен в плен.

Война с Дассинетом закончилась. Гранис объявил себя королем Внешних островов, по численности населения все еще не составлявших конкуренцию Лионессу или Даоту, но полностью контролировавших Лир и Кантабрийский залив.

Таким образом, столкновение Лионесса с Тройсинетом опозорило Казмира. Он предложил прекратить военные действия, и Гранис согласился, но на определенных условиях: Лионесс должен был уступить ему герцогство Трембланс в крайней западной части Лионесса, за Троагом, и обязаться не строить военные корабли, способные создать новую угрозу Тройсинету.

Казмир, разумеется, отверг столь невыгодные условия и предупредил короля Граниса о более чем нежелательных последствиях в том случае, если он будет проявлять нецелесообразную враждебность.

Гранис ответил так:

– Не следует забывать: я, Гранис, не нападал на тебя. Ты же, Казмир, беспричинно на меня напал. Ты потерпел сокрушительное и справедливое поражение. Теперь тебе придется иметь дело с последствиями. Я изложил свои условия. Прими их или продолжай войну, которую ты не можешь выиграть, в которой ты потеряешь слишком много людей и припасов, – войну, которая сулит тебе очередное унижение. Мои условия разумны. Я требую герцогство Трембланское, чтобы я мог защищать свои корабли от ска. Я могу в любое время, по своему усмотрению, высадить многочисленную армию на Прощальном мысу – ты предупрежден.

Казмир отозвался в угрожающих тонах:

– На основе незначительного временного успеха ты бросаешь вызов всей мощи Лионесса? Это не только дерзко, это глупо. Неужели ты полагаешь, что возьмешь верх над несравнимо более сильным противником? Отныне я объявляю вне закона тебя и всех твоих потомков и наследников. Вас будут преследовать как пиратов и убивать по мере задержания. Больше мне нечего тебе сказать.

Король Гранис отреагировал на это сообщение всеми силами своего флота. Он организовал блокаду лионесских берегов – такую, что даже рыбацкая лодка не могла безопасно переплыть Лир. Благополучие населения Лионесса, однако, мало зависело от морской торговли и даров моря, и блокада стала лишь надоедливой неприятностью, постоянно раздражавшей и оскорблявшей короля Казмира, неспособного что-либо с ней сделать.

В свою очередь Гранис не мог нанести Лионессу значительный ущерб. Гаваней у Казмира было мало, и все они были хорошо защищены. Кроме того, Казмир бдительно охранял берега и нанимал шпионов, орудовавших как в Дассинете, так и в Тройсинете. Тем временем Казмир созвал совет корабельных плотников и поручил им быстро построить надежный флот военных кораблей, способный нанести поражение тройскому.

В широком устье реки Сайм, лучшей естественной гавани Лионесса, на стапелях установили двадцать килей; еще столько же приготовили в небольших верфях по берегам залива Балт в герцогстве Фец.

Вскоре, безлунной ночью, когда вдоль Сайма уже стояли снабженные каркасами и обшивкой, готовые к спуску на воду корабли, шесть тройских галер украдкой заплыли в устье и, невзирая на все укрепления, гарнизоны и дозорных, испепелили эти парусники. Одновременно тройские налетчики высадились с лодок на побережье залива Балт и подожгли верфи, каркасы судов в доках, а также огромный склад с запасами распиленного на планки дерева. От наспех сколоченной великой армады короля Казмира остались тлеющие угли.

В Зеленой гостиной Хайдиона Казмир завтракал в одиночестве копченым угрем и вареными яйцами со свежеиспеченными булочками. Подкрепившись, он откинулся на спинку стула, чтобы поразмыслить о многочисленных делах. Горечь поражения под Балмер-Скимом приутихла; теперь как минимум он мог оценить последствия с какой-то долей беспристрастности.

В общем и в целом он полагал, что у него были основания для осторожного оптимизма. Блокада была провокацией и оскорблением, которые, в отсутствие других возможностей, приходилось бездеятельно выносить – хотя бы для того, чтобы сохранить достоинство. В свое время противника ждало жестокое возмездие, но пока что он обязан был продолжать осуществление величественного плана, в конечном счете сводившегося к уничтожению короля Одри и к водружению Эвандига, трона Старейших островов, в Хайдионе.

Самой уязвимой оставалась западная часть Даота; поэтому следовало как-то обойти линию укреплений вдоль помперольской границы. Маршрут такого вторжения пролегал на север из Нолсби-Севана, мимо замка Тинцин-Фюраль и снова на север, по дороге под наименованием Тромпада, в Даот. Путь этот преграждали две непоколебимые крепости – Кауль-Боках у Ворот Цербера и собственно Тинцин-Фюраль. Кауль-Боках охранялся гарнизоном из Южной Ульфляндии, но ее король Орианте, опасаясь недовольства Казмира, уже предоставил лионесским армиям право свободного прохода.

Таким образом, амбициям короля Казмира препятствовал только Тинцин-Фюраль. Этот замок возвышался над двумя ущельями и контролировал как Тромпаду, так и путь в Южную Ульфляндию по долине Эвандера. Фод Карфилиот, правивший долиной Эвандера из этого неприступного орлиного гнезда, человек тщеславный и дерзкий, не признавал никаких хозяев, особенно когда речь шла о его формальном сюзерене, короле Орианте.

В Зеленую гостиную вошел помощник камергера. Поклонившись королю, он сказал:

– Сир, вашего благосклонного внимания ожидает некий посетитель. Он говорит, что его зовут Шимрод и что он прибыл по вызову вашего величества.

Казмир выпрямился на стуле:

– Приведи его.

Помощник камергера удалился и вернулся в сопровождении высокого худощавого молодого человека в камзоле и бриджах из добротной материи, полусапожках и темно-зеленой шляпе, каковую он снял с головы, покрытой густой серовато-каштановой шевелюрой, подстриженной под горшок на уровне ушей, как требовала мода того времени. У него были правильные, несколько аскетические черты: тонкий нос, выдающиеся скулы и подбородок, чуть кривившийся в усмешке широкий рот и ясные серые глаза, придававшие ему вид самоуверенного шутника, – другими словами, с точки зрения короля Казмира, в нем было недостаточно почтительности и самоуничижения.

– Сир, – сказал Шимрод, – я прибыл по вашему настойчивому требованию.

Казмир разглядывал Шимрода, плотно поджав губы и скептически наклонив голову:

– Вы выглядите не так, как я ожидал.

Шимрод вежливо развел руки, отказываясь брать на себя ответственность за несоответствие действительности представлениям короля.

Казмир указал на стул:

– Садитесь.

Сам король встал, подошел к камину и повернулся к нему спиной:

– Говорят, вы искусный чародей.

Шимрод кивнул:

– Испокон века люди рассказывают всевозможные небылицы.

Казмир чуть раздраженно улыбнулся:

– Так что же? Правду ли говорят в этом случае?

– Ваше величество, волшебство – сложная дисциплина. Некоторым она дается легко благодаря врожденным наклонностям. Я не принадлежу к их числу. Я прилежно изучаю доступные методы, но это не обязательно означает высокий уровень компетенции.

– Какова же ваша компетенция?

– По сравнению с экспертами соотношение составляет, скажем, один к тридцати.

– Вы знакомы с Мургеном?

– Я хорошо его знаю.

– И вы у него учились?

– В какой-то мере.

Король Казмир старательно сдерживался. Беспечно-вежливые манеры Шимрода даже не приближались к опасной границе дерзости. Тем не менее Казмира они раздражали; ответы чародея – точные формулировки, содержавшие минимальное количество информации, – испытывали терпение короля.

Казмир спросил спокойно и невыразительно:

– Как вам, вероятно, известно, наши берега блокированы Тройсинетом. Не могли бы вы предложить какой-нибудь способ снять эту блокаду?

Шимрод немного подумал.

– Учитывая все обстоятельства, простейший способ – заключить мир.

– Несомненно! – Казмир погладил бороду: странный народ эти волшебники! – Я предпочел бы способ, который способствовал бы интересам Лионесса, даже если его нельзя назвать простейшим.

– Вам пришлось бы противопоставить блокаде превосходящие силы.

– Разумеется. Но в этом и состоит сущность проблемы. Я подумываю о том, чтобы привлечь ска в качестве союзников, и хотел бы, чтобы вы предсказали последствия такого решения.

Шимрод с улыбкой покачал головой:

– Ваше величество, иные чародеи способны предсказывать будущее, но я не вхожу в их избранный круг. Выражая свое мнение как обычный человек, руководствующийся здравым смыслом, я порекомендовал бы не принимать такое решение. Ска – народ, переживший десять тысяч лет сплошных лишений и бед; более суровых людей трудно себе представить. Подобно вам, они стремятся господствовать над Старейшими островами. Если вы пригласите их захватить Лир и предоставите им базы, они никогда не покинут Лионесс. Хотя бы это, по меньшей мере, очевидно.

Казмир слегка прищурился: ему редко приходилось сталкиваться с такой самоуверенностью. Тем не менее он рассудил, что энергичная манера выражаться свидетельствовала в какой-то степени об откровенности; человек, пытающийся изворачиваться и лгать, никогда не выражается ясно и просто. Король спросил нарочито бесстрастным тоном:

– А что вам известно о замке Тинцин-Фюраль?

– Я никогда там не был. Говорят, Тинцин-Фюраль – неприступная крепость; но вам, разумеется, это уже известно.

Король Казмир сухо кивнул:

– Я слышал также, что своей неприступностью этот замок отчасти обязан волшебству.

– По этому поводу ничего не могу сказать. Тинцин-Фюраль строил ученик чародея, Уго Голиас, желавший править долиной Эвандера в полной независимости от синдиков Исса.

– Каким же образом Карфилиот приобрел эту крепость?

– В этом отношении могу только повторить дошедшие до меня слухи.

Нетерпеливым жестом Казмир пригласил Шимрода продолжать.

– Происхождение самого Карфилиота сомнительно, – сказал Шимрод. – Вполне возможно, что он сын волшебника Тамурелло от ведьмы Десмёи. Тем не менее об этом никто почти ничего не знает, кроме того что в один прекрасный день Десмёя исчезла и в тот же день исчез Уго Голиас вместе со всем своим гарнизоном – так, будто их черти взяли, – и замок пустовал, пока не прибыл с вооруженным отрядом Карфилиот, вступивший во владение.

– Похоже на то, что он тоже чародей.

– Не думаю. Чародей вел бы себя по-другому.

– Значит, вы знакомы с Карфилиотом?

– Нет, не знаком. Никогда с ним не встречался.

– И все же возникает впечатление, что вам хорошо известны его биография и характер.

– Волшебники сплетничают не меньше других – особенно если речь идет о таком отъявленном мерзавце, как Карфилиот.

Король Казмир потянул шнур звонка. В гостиную зашли два лакея, аккуратно расставившие на столе вино, орехи и сладости. Казмир уселся напротив Шимрода. Налив вино в два бокала, он протянул один из них волшебнику.

– Ваше величество, примите мои наилучшие пожелания, – вежливо поднял бокал Шимрод.

Казмир сидел, глядя в пылающий камин. Он задумчиво произнес:

– Шимрод, мои устремления, скорее всего, ни для кого не секрет. Волшебник – такой, как вы, – мог бы оказать мне неоценимую помощь. И проявления моей благодарности соответствовали бы вашему вкладу.

Вращая бокал с вином, Шимрод наблюдал за тем, как кружилась темная жидкость.

– Король Даота Одри сделал такое же предложение чародею Тамурелло. Король Айвар Эксцельсус просил о помощи Нумика. Все они получили отказ: волшебники не решились нарушить великий эдикт Мургена, в не меньшей степени распространяющийся и на меня.

– Ба! – отрезал король Казмир. – Неужели власть Мургена так велика?

– В этом отношении – да.

Казмир буркнул:

– Тем не менее в разговоре со мной вы не скрываете свои мнения.

– Такие же рекомендации вы могли бы получить от любого разумного человека.

Король внезапно вскочил на ноги и бросил на стол кошель:

– Вот плата за ваши услуги.

Шимрод вывернул кошель наизнанку – из него выкатились пять маленьких золотых крон. Кроны превратились в пять золотых бабочек; бабочки вспорхнули и принялись кружиться по гостиной. Пять бабочек раздвоились – теперь над головой короля кружились десять золотых насекомых, потом двадцать, пятьдесят, сто. Все они одновременно посыпались на стол, где теперь лежало сто золотых монет.

Шимрод взял пять монет, положил их обратно в кошель, а кошель засунул в сумку на поясе:

– Благодарю, ваше величество.

Чародей поклонился и вышел из гостиной.

Одо, герцог Фолизский, ехал в сопровождении отряда всадников на север через Троаг – безотрадную череду утесов и пропастей – в Южную Ульфляндию мимо Кауль-Бокаха, где стены ущелья сходились так тесно, что три лошади не могли пройти бок о бок.

Вереница небольших водопадов ниспадала в теснину и становилась южным притоком реки Эвандер; дальше дорога продолжалась на север, вдоль ручья. Впереди высился грандиозный пик – Зуб Хроноса, также известный под наименованием Так-Тор. С горы по ущелью спускался северный приток Эвандера; два горных ручья сливались, после чего река текла между Так-Тором и утесом, служившим опорой замку Тинцин-Фюраль.

Герцог Одо объявил о своем прибытии у ворот; его провели по зигзагообразно поднимающейся дороге во владения Фода Карфилиота.

Через два дня Одо покинул владения Карфилиота и вернулся тем же путем в столицу Лионесса. Он спешился во дворе Арсенала, стряхнул пыль с плаща и тут же отправился на аудиенцию к королю Казмиру.

Хайдион, вечно полнившийся слухами, сразу оживился: предстояло посещение важного гостя, достопримечательного повелителя сотни тайн, Фода Карфилиота из Тинцин-Фюраля.

Глава 7

Сульдрун сидела в оранжерее с фрейлинами-фаворитками: Лией, дочерью Тандре, герцога Сондбехара, и Твиссани, дочерью графа Мерса. Лия уже была наслышана о Карфилиоте:

– Он высокий и сильный, гордый, как полубог! Говорят, его взор завораживает!

– Надо полагать, внушительный мужчина, – отозвалась Твиссани, и обе девушки покосились на Сульдрун, постукивавшую пальцами по коленям.

– Внушительные мужчины слишком много о себе думают, – заметила принцесса. – Все, что они умеют, – отдавать приказы, а потом жаловаться, что их не исполняют.

– Но о нем столько рассказывают! – живо возразила Лия. – Моя собственная швея слышала, как сплетничала леди Педрейя. Похоже на то, что Фод Карфилиот – исключительно романтичный персонаж. Каждый вечер он сидит в высокой башне и тоскует, глядя на звезды.

– Тоскует? О чем?

– О любви.

– И какая надменная дева обрекла его на такие страдания?

– Здесь-то и зарыта собака. Он ее воображает. Он поклоняется мечте.

– Нахожу это маловероятным, – обронила Твиссани. – Подозреваю, что он проводит больше времени в постели с девицами из плоти и крови.

– Об этом я ничего не знаю. В конце концов, сплетницы могут преувеличивать.

– И все же любопытно было бы разузнать правду, – заключила Твиссани. – А вот и ваш батюшка король, принцесса.

Лия и Твиссани вскочили на ноги; Сульдрун неспеша последовала их примеру. Три девушки присели в церемонном реверансе.

Король Казмир приблизился размашистыми шагами:

– Фрейлины, я желаю обсудить с принцессой наши семейные дела. Позвольте нам поговорить наедине.

Лия и Твиссани удалились. Казмир долго молчал, разглядывая дочь. Сульдрун наполовину отвернулась; у нее все внутри похолодело от зловещего предчувствия.

Король медленно, почти незаметно кивнул, будто подтверждая какую-то ему одному известную мысль, и произнес напыщенным, напряженным тоном:

– Тебе должно быть известно, что мы ожидаем приезда важной персоны, герцога Карфилиота из долины Эвандера.

– Да, мне говорили.

– Ты уже достигла брачного возраста. Если герцог Карфилиот тебе понравится, я не буду возражать против вашего союза и сообщу ему об этом.

Сульдрун подняла глаза к лицу, окаймленному золотистой бородой:

– Батюшка, я не готова к такому событию. У меня нет ни малейшего желания делить постель с мужчиной.

Казмир кивнул:

– Такое отношение делает честь целомудренной девице. На мой взгляд, оно никак не заслуживает порицания. Тем не менее опасения и колебания должны уступить место государственным интересам. Дружба с герцогом Карфилиотом имеет для нас большое значение. Ты быстро привыкнешь к новому положению. А теперь ты должна вести себя с герцогом очень любезно, с изяществом, не притворным и не преувеличенным. Не навязывай ему общество своих компаньонок: таких людей, как Карфилиот, стимулируют сдержанность и даже некоторая неуступчивость. Но не следует быть и слишком застенчивой или равнодушной.

Отчаявшись, Сульдрун воскликнула:

– Батюшка, мне не нужно притворяться, чтобы изображать неуступчивость! Я не готова к свадьбе! Может быть, я никогда не выйду замуж!

– Полно! – голос Казмира стал резковатым. – В скромности тоже следует знать меру – тогда она даже привлекательна. Но чрезмерная скромность раздражает. Карфилиот не должен подумать, что ты чопорная жеманница. Таковы мои пожелания. Тебе все ясно?

– Батюшка, ваши пожелания мне предельно ясны.

– Вот и хорошо. Позаботься о том, чтобы они оказали должное влияние на твое поведение.

По Сфер-Аркту в город Лионесс спустилась кавалькада из двадцати рыцарей с оруженосцами. Во главе, выпрямившись в седле, как заправский кавалерист, ехал герцог Карфилиот – светлокожий, с курчавыми черными волосами, подстриженными под горшок, и тонкими, правильными, но несколько строгими чертами лица, за исключением рта, подобавшего скорее сентиментальному поэту.

Во дворе Арсенала отряд остановился. Карфилиот спешился, и его скакуна увели два конюха в сиреневых с зеленым ливреях Хайдиона. Свита герцога также спешилась и выстроилась у него за спиной.

Король Казмир снизошел с верхней террасы и пересек двор. Герцог Карфилиот отвесил традиционный поклон, и прочие прибывшие последовали его примеру.

– Добро пожаловать! – провозгласил Казмир. – Добро пожаловать в Хайдион!

– Ваше гостеприимство для меня – большая честь, – отозвался Карфилиот уверенным звучным голосом, достаточно выразительным, но лишенным характерного тембра.

– Позвольте представить моего сенешаля, сэра Мунго. Он проведет вас в апартаменты. Закуски уже приготовлены; когда вы отдохнете, мы сможем непринужденно побеседовать на террасе.

Через час Карфилиот вышел на террасу. Он переоделся в серый шелковый плащ в черную полоску, черные рейтузы и черные туфли – необычный наряд, подчеркивавший его и так уже бросающуюся в глаза внешность.

Король ждал его у балюстрады. Карфилиот приблизился и поклонился:

– Ваше величество, меня радует посещение Хайдиона. Это самый роскошный дворец на Старейших островах! Отсюда открывается несравненный вид на город и море.

Казмир ответствовал с царственной благосклонностью:

– Надеюсь, вы посетили нас не в последний раз. В конце концов, мы почти соседи.

– Именно так! – подтвердил Карфилиот. – К сожалению, меня обременяют трудности, как правило не позволяющие мне покидать замок, – проблемы, неизвестные в счастливом Лионессе.

Казмир поднял брови:

– Проблемы? Их у нас более чем достаточно. У меня столько же проблем, сколько тройсов живет в Тройсинете.

Карфилиот вежливо рассмеялся:

– В свое время мы могли бы выразить друг другу соболезнования.

– С удовольствием поменялся бы с вами своими проблемами.

– Мои разбойники, головорезы и мятежные бароны – в обмен на вашу блокаду побережья? По-моему, такой обмен не принес бы облегчения никому из нас.

– В качестве дополнительной приманки вы могли бы прибавить тысячу своих ска.

– Рад был бы это сделать, если бы ска были моими. Почему-то они не трогают Южную Ульфляндию, хотя в Северной грабят повсеместно.

Два герольда протрубили высокий благозвучный клич, объявляя о появлении королевы Соллас и вереницы ее фрейлин.

Казмир и Карфилиот повернулись, чтобы приветствовать ее. Король представил своего гостя. Соллас ответила на комплименты Карфилиота нежным взглядом, каковой герцог благополучно проигнорировал.

Шло время. Король Казмир начинал беспокоиться. Он все чаще поглядывал через плечо в сторону дворца. Наконец он пробормотал пару слов на ухо лакею; прошло минут пять.

Герольды снова подняли горны и протрубили приветственный сигнал. На террасу – так, словно ее кто-то подтолкнул сзади, – выбежала, чуть не споткнувшись, принцесса Сульдрун; в тени у нее за спиной на мгновение показалось искаженное нервной гримасой лицо леди Дездеи.

Сульдрун приблизилась к столу, лицо ее окаменело. Длинное розовое платье из мягкой материи плотно облегало ее фигуру; из-под круглой белой шапочки на плечи спускались волнистые золотистые локоны.

За неуклонно замедлявшей шаг принцессой следовали Лия и Твиссани. Сульдрун остановилась и повернула голову к морю, скользнув глазами по фигуре Карфилиота. К ней подошел стюард с подносом; принцесса и фрейлины взяли по бокалу вина, после чего скромно отошли в сторону и стали тихо переговариваться.

Нахмурившись, король Казмир наблюдал за дочерью; в конце концов он подозвал сенешаля:

– Сообщите принцессе, что мы хотели бы оказаться в ее обществе.

Сэр Мунго доставил сообщение. Сульдрун слушала его, опустив уголки губ. Она слегка вздохнула, пересекла террасу, остановилась перед отцом и сделала мрачный реверанс.

Сэр Мунго звучно провозгласил:

– Принцесса Сульдрун, имею честь представить вам герцога Фода Карфилиота, владетеля долины Эвандера!

Сульдрун опустила голову. Карфилиот с улыбкой поклонился и поцеловал ей руку. Выпрямляясь, он заглянул ей в лицо и сказал:

– Слухи о красоте и грации принцессы Сульдрун преодолели горные кряжи и достигли Тинцин-Фюраля. Я опасался, что рассказчики преувеличивали, но теперь вижу, что они ни в чем не ошибались.

– Надеюсь, вы не слишком доверяете слухам, – бесцветным тоном отозвалась Сульдрун. – Уверена, что они не доставили бы мне ни малейшего удовольствия.

Казмир нахмурился и живо пригнулся над столом, но Карфилиот успел спросить:

– Как же так? Почему?

Сульдрун отвела глаза, чтобы не смотреть на отца:

– Меня заставляют быть не такой, какой я хочу быть.

– Вам не льстит восхищение мужчин?

– Я не совершила ничего, достойного восхищения.

– То же самое могли бы сказать пышная роза или многогранный сапфир.

– Я не цветок и не украшение – у меня своя собственная жизнь.

– В красоте нет ничего неблагородного, – весомо произнес король Казмир. – Это дар, уготованный немногим. Разве кто-нибудь – даже принцесса Сульдрун – предпочел бы уродство?

Сульдрун хотела сказать: «Прежде всего я предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте». Но она благоразумно промолчала и сжала губы.