Заполняющий свет

Он направился в душ.

Сбросив использованную одежду и сложив её в специальный пакет, Сван встал под тёплые бьющие струи воды.

– Бу! – В душевую кабину с перекошенным лицом влетел Яворский. Хотел, видимо, проверить, как патологоанатом отреагирует, но на лице молодого человека не дрогнула ни одна мышца. Он был готов к провокации.

«Предсказуемо, Вадим Вадимович», – подумал он и густо намылил голову.

Мылся он долго. Даже через спецодежду в волосы въедался запах формалина, а утром ему на свидание с Алёной. Промыть такую шевелюру было непросто.

– Пидорас, что ли? – Яворский презрительно косился, наблюдая, как Сван расчёсывает и сушит волосы феном. А тот назло не торопился.

– Ладно, парень, мне до твоей ориентации дела нету, а вот денег заработать ты можешь. Мне нужна твоя помощь.

Молодой человек надел чистую хирургическую пижаму и халат и направился в ординаторскую. Налил в электрический чайник воды, включил и устало потянулся.

– Ты же понимаешь, что у меня нет другого выхода, кроме как приставать к тебе. Если есть хоть один шанс из ста, что мне не показалось, будто ты видишь и слышишь меня… А мне не показалось! Но почему-то ты это скрываешь. Я не отстану.

Сван налил себе чаю. Есть не хотелось, однако он понимал, что надо хоть чем-то перекусить, и распаковал пачку печенья.

– Пойми, – Яворский сел напротив, – мне, как мёртвому, все эти земные дела теперь побоку, но речь о моей дочери. Прошу, скажи, что ты мне поможешь!

Призраки умерших исчезали максимум на третий день, впереди у Свана было два выходных. Да, он видит их и слышит, но стоит дать слабину, как они сядут ему на шею. Эх, с бабкой вышла промашка. Сиди теперь, давись печеньем, обжигайся чаем, терпи занудство Вадима Вадимовича.

Дело не в том, что ему было трудно помочь дочери умершего. Сван был твёрдо убеждён, что нельзя нарушать не им установленный порядок. Есть некая высшая сила, которая решает, когда человеку подавиться крабом, и вмешиваться по просьбе призрака в последующие события нельзя, обязательно нарушишь баланс. Разговор с отошедшей от тела душой – вещь противоестественная, а потому не должен влиять на жизнь людей.

Покончив с чаем, Сван упал на диван и прикрыл глаза, пытаясь уснуть.

– Я не отстану от тебя, даже не надейся, – не унимался Яворский. – Сам подумай, как я могу? Ты мой единственный шанс. – И запел ужасно противным голосом:

Девки по лесу гуляли

И поймали зайца.

Целый день они искали,

Где у зайца яйца.

– Это бабка пела, – смущённо пояснил он и принялся орать следующую частушку.

На зайце c яйцами Сван чуть не заржал, еле сдержался. И зараза же эта Надежда Мироновна!

Поспать так и не удалось. Совершенно разбитым молодой человек поутру покинул место службы и окунулся в ласковую свежесть больничного сада, чуть слышный аромат цветов и птичьи трели.

Неужели Яворский отстал? Стены морга не были ему преградой. Видимо, смирился с неудачей. Сван облегчённо выдохнул и ускорил шаг, лавируя между лужами, оставшимися после поливальной машины.

До дома своей подруги он доехал на автобусе, забежал в кофейню за стаканчиком американо и в цветочный магазин.

– Свежие розы, молодой человек? Только что поступили.

– Пять голубых голландских гортензий, пожалуйста.

– О, ваша девушка с претензией!

– Ещё с какой… – Он широко улыбнулся, но продавщица не увидела его белоснежной улыбки, спрятавшейся за чёрной маской.

Пышные бутоны нежных цветов полностью переключили мысли Свана на Алёну. Шагая по улице, он представлял, как своим звонком в дверь вытащит её из нагретой смятой постели. Она выйдет к нему без церемоний, лохматой и сонной. Он обнимет девушку и уткнётся носом в её шею, жадно втянет аромат нежной кожи и задержит дыхание, чтобы сохранить его в памяти навсегда.

Так оно всё и случилось.

– Мне только что снились цветы. Как ты угадал? – пробормотала она сонным голосом.

– Они тебе всегда снятся…

Сван любил эту её утреннюю беспомощность, когда в Алёне ещё не проснулась тигрица. Полусонная, она была полностью в его власти, млеющая и томная. Они нырнули в омут шелковистых простыней.

– Давай будто я сплю. Лежу неподвижная, беззащитная… – Алёна закрыла глаза и чуть запрокинула голову, погружаясь в истому от своих фантазий. – Хочу прекрасный сон…

Сван задыхался, ощущая губами, как сильно бьётся жилка на её шее. Зажав пальцами набухший сосок, он оттянул его, покрутил и сдавил чуть сильнее. Алёна невольно подалась к нему бёдрами и издала глухой стон. Его руки и губы жадно, но нежно ласкали тело девушки, спускаясь всё ниже. Алёна откликалась, сминая ладонями простыню, но не выходя из роли Спящей красавицы. Ничто вокруг не могло прервать этой сладкой неги.

– А вот и я! – заорал над его ухом Яворский и плюхнулся рядом на кровать.

Сван резко дёрнулся, тошнота подкатила к горлу. Его обдало жаром, но уже иной страсти.

– Что с тобой? – Всё было настолько плохо, что даже девушка заметила и открыла испуганные глаза.

– Я на минуту, – сдавленно прошептал он.

Вне себя от ярости молодой человек направился в ванную.

– Я так и знал! Я был уверен! – довольно кричал Яворский, следуя за ним.

Сван с перекошенным от гнева лицом повернулся к призраку.

– Ты не понимаешь, что так нельзя?! – горячо прошептал он, открыв кран, чтобы заглушить звук своего голоса. – Мы не должны разговаривать!

– Как хочешь, но я не отстану, – решительно заявил Вадим Вадимович.

– Слушай сюда! – Сван бы взял призрак за грудки, но это было неосуществимо. – Ты сию секунду исчезаешь! И прилетаешь вечером ко мне домой. Я буду спать – не буди, жди. Если сейчас ты опозоришь меня перед Алёной, на помощь можешь не рассчитывать.

– Адрес? – деловито уточнил призрак.

– Тебе не нужен адрес. Просто подумай, что хочешь оказаться рядом со мной. Так это работает в твоей реальности.

– Это точно? Без обмана?

– Исчезни! Немедленно! – сквозь зубы процедил молодой человек.

Яворский понимающе выставил ладони и начал пятиться, пока не скрылся за дверью.

Сван умылся холодной водой, с трудом привёл чувства в порядок, но настрой был безвозвратно утерян. Не удастся отрешиться от проблемы. Теперь хотя бы не разочаровать девушку.

Глава 3

Подушка намокла. Сван тяжело выходил из вязкого сна, трепетали ресницы. Липкие щупальца тянули назад, в забытьё, тело налилось свинцом.

Он резко открыл глаза, часто дыша. Руки онемели, с лёгким покалыванием по ним быстрее побежала кровь. В комнате царил полумрак.

– У тебя красивая мама, – донеслось со стороны. Сван не повернул головы на звук. – Жизнь – самый большой обман. Нас всех жестоко надули.

– Я тебе не психотерапевт. – Молодой человек сел и посмотрел на прозрачную тень Яворского, пристроившуюся на его письменном столе.

Призрак тыкал пальцем в кнопку, пытаясь включить настольную лампу, но его рука проваливалась сквозь столешницу.

– Говори по делу! – строго осадил его Сван.

– Что ты за человек такой? – скривился Вадим Вадимович. – Трудно посочувствовать покойнику?

– По-моему, ты в полном поряде. Давай так: говоришь, чего хотел, или вали отсюда. Выслушивать твои излияния я не намерен.

Яворский покачал головой, оставил в покое лампу и сел на стул.

– Моя первая жена Вика умерла одиннадцать лет назад. Я её очень любил, она родила мне прекрасную дочь Милану…

– Короче!

– Позже я женился на Ольге. Она моложе меня, красивая, но тварь…

– То есть короче ты не умеешь, – нетерпеливо оборвал его Сван.

– Это и есть короче! – возмущённо заорал призрак. – Я собирался с ней развестись, но по глупости не составил брачный договор, а потому она должна была получить половину моего немалого капитала. А меня жаба душила! Понимаешь?! Я и так на неё непомерно тратился, а она, сука, себе альфонса завела.

– И?!

– Год я выводил деньги со счетов, оборачивал их в бриллианты и прятал. Мечтал посмотреть на её удивлённую рожу, когда оказалось бы, что делить нам почти нечего. А у меня дочь! Получается, я её тоже оставил с носом, переведя в бриллианты основную сумму своих накоплений. – Яворский насупился и замолчал.

– Ну, и?.. – Сван посмотрел на часы, ещё надо было бежать на встречу.

– Вот я и прошу тебя передать моей дочери послание о том, что она должна забрать их.

– Хорошо, передам. Это всё?

– Ты тупой?! Я же не сказал, где находятся бриллианты. Думаешь, я их в сейф положил?

– О’кей! Где же?

– Тебе я не могу вот так напрямую выложить, – развёл руками призрак. – Откуда мне знать, что ты за человек. Себе присвоишь. Какие у меня гарантии?

– И чего ты тогда от меня хочешь? – удивился Сван.

– Бумагу возьми и запиши. Передашь Милане.

Молодой человек встал с кровати, зажёг настольную лампу и вооружился ручкой и блокнотом.

В шалаше шуршит шелками

Жёлтый дервиш из Алжира,

И, жонглируя ножами,

Штуку кушает инжира.

– И это всё? Она точно поймёт?

– Очень на это надеюсь. Большего сказать не могу, сам понимаешь.

– Супер! – кивнул Сван. – Мы закончили?

– Мне страшно, – жарко прошептал призрак. – Скажи, что со мной будет?

– Я не знаю, – смягчился молодой человек.

– Но ты же много видел таких, как я?

– Да, слишком много. Я вижу вас постоянно и везде, потому стараюсь игнорировать. Скоро ты исчезнешь. А что тебя ждёт дальше, я не знаю. – Он помотал головой. – Я выполню твою просьбу, но и ты имей совесть, не превращай мою жизнь в кошмар. Исчезни и не появляйся!

Яворскому ничего не оставалось, как согласиться. Он покорно вылетел в окно, а Сван направился в душ.

Освежившись, молодой человек надел тёмно-синие рваные джинсы и чёрную майку. Мельком взглянув в зеркало, решил волосы оставить распущенными.

Перед тем, как уйти, Сван заглянул на кухню. Мама сидела на своём привычном месте – подоконнике – и курила. Вдвоём они занимали двухкомнатную квартиру на третьем этаже сталинского четырёхэтажного дома с мутной историей.

Арине Борисовне всего год оставался до полтинника. Как заметил Яворский, женщина она была красивая, только он недостаточно её узнал, чтобы понять, насколько она далека от реальности окружавшего её мира.

Привычным движением Сван поцеловал мать в лоб, потрепал ёжик на её голове и присел рядом на подоконник. Она молча протянула ему сигарету, которую курила. Молодой человек сделал две затяжки и вернул её обратно.

– От кого цветы? – Он мотнул головой в сторону шикарного букета роз, стоящего в вазе на столе.

– Не знаю. – Арина Борисовна безразлично пожала худыми плечами.

– Записки не было?

– Я не смотрела.

Сван спрыгнул и покопался в букете.

– Есть! – радостно воскликнул он. – Держи!

Она отмахнулась.

– Ладно, сам прочту. «Мы с вами незнакомы, но я имею счастье видеть ваш прекрасный облик в окне. Не откажите в личной встрече». Он назначает тебе свидание. Завтра, в семь вечера, в кафе, что в «Рассвете». Пойдёшь?

– С какой стати? – Она оторвала взгляд от вида за окном и с недоумением взглянула распахнутыми карими глазами на сына.

– Ну, не знаю… Вдруг понравится.

– Невозможно, Сван. – Она протянула ему свою тонкую прохладную ладонь, и он прислонил её к своей щеке. – Убегаешь?

– Да, в клуб.

– Люблю тебя, мой мальчик.

– И я тебя…

Он ещё раз поцеловал маму в лоб и поспешил на свидание.

Модный клуб надсадно шумел. Всем хотелось выделиться, взвинтить эмоции. Пили много, говорили громко, почти кричали из-за оглушающей музыки, понтовались и кривлялись.

Алёна уже ждала на их месте у барной стойки, жадно вглядываясь в толпу и отмахиваясь от назойливых предложений. Кусочек ткани на тонких бретелях – будто платье. Тонкая подошва, каблуки и две кожаные полоски – будто туфли. Воздушная, гибкая нимфа с нереально длинными ногами.

Поздоровались они французским поцелуем.

– И впрямь обалденная модель! – услышал Сван у себя за спиной и возмущённо уставился на девушку.

Та скривилась в извиняющейся гримасе и застенчиво пожала плечиками. Глаза молодого человека зальдились.

– Прости, прости, прости, – страстно зашептала Алёна ему на ухо. И громко добавила, обращаясь к нагловатого вида незнакомцу: – Да! Сван, познакомься – это Эдик. Он предложил небольшую халтурку, прямо здесь, на крыше. Ночной город и всё такое… На полчаса, не больше. Минимум макияжа…

– Ну что, готовы? Или по шоту опрокинем?

– Веди! Куда? – зло сверкнув глазами исподлобья, грубо ответил Сван.

– Осади, мальчик, я тебе плачу.

Девушка испуганно зажмурилась.

– Расслабься, Алёна, – успокоил её молодой человек.

Эдик прокладывал путь сквозь танцующую толпу, словно рубил лианы в непроходимых джунглях. Молодые люди шли следом, держась за руки.

Они с трудом добрались до лифта, и тот взметнул их на самый верх, на смотровую площадку. Там вовсю шла фотосессия – реклама какой-то алкогольной бурды.

– Лена вас подкрасит, – распорядился Эдик. – Алёна – норм, Сван накинешь вот эту куртку. Пятнадцать минут. – Он отошёл, оставив их на попечение нахмуренной гримёрши.

Сван был раздражён буквально всем. Даже руки Лены пахли табаком, а от неё самой несло перегаром. Сраный Эдик, дерьмовое пойло, пошлая кожаная куртка, банальная локация. Мало? Бездарный фотограф!

– Ребят, больше страсти! – скомандовал Эдик.

Страсти?! Смотря какой… Ненависть – пожалуйста, сколько угодно. Только горячее желание побыстрее освободиться заставило Свана отмести личное, собраться и отыграть нужный образ.

«Не роль красит человека, а человек роль», – успокаивал он сам себя.

– Вот, отлично! То что нужно!

– Слушай, Сван, – ласково начал Эдик, когда они отработали. – У меня к тебе заманчивое предложение…

– Нет! – резко ответил молодой человек.

– Я поговорю с ним, – шепнула Эдику Алёна, а он сунул ей в руку пачку купюр.

– Поговори…

Они стояли возле лифта, когда девушка протянула Свану деньги.

– Твоя доля.

– Оставь себе. – Ему было противно к ним прикасаться.

– Сван, ну прости. – Она прижалась к приятелю, капризно вытянув губки.

– И как это работает? – удивился он, заходя в кабину. – Я думал, мы потусим, расслабимся вдвоём. А ты! Ведь не в первый раз! Всегда так, Алёна! Куда бы мы ни пришли, ты везде стараешься меня продать. Я не обезьянка! Предупреждаю, что сегодня согласился, только чтобы тебя не подставлять. Больше не проси!

– Сван, тебе деньги не нужны?

– Представь себе, нет!

– Ну, конечно! У тебя же есть твоя мерзкая работёнка! А я могу зарабатывать только так! – обиделась девушка.

– Зарабатывай! Я что? Против? Но меня не впутывай. Поняла?!

Сван не вышел с ней на этаже, где располагался клуб, а поехал вниз. Алёна пыталась прожечь его взглядом, пока закрывались двери лифта.

Нервы взвинтились настолько, что чувство самосохранения сдохло. Он пошёл домой пешком, рискуя не дойти целым и невредимым. Ни маски, ни толстовки с капюшоном в этот раз на нём не было, ещё и волосы развевались на ветру.

В школе, во дворе мальчишки били его постоянно. Именно назло им он и отрастил длинную шевелюру.

– Эй, красавица, куда торопишься? – Примерно так всё и начиналось.

Подойдут ближе, увидят, что ошиблись полом, обязательно врежут. Пронесло, настаивать не стали.

Мама уже спала, когда он вернулся домой. Дорога заняла больше двух часов. На середине пути отпустило, слопал мороженое и досадовал о своей глупой вспыльчивости. Подумал, не вернуться ли? Зря Алёну одну в клубе оставил. Кольнула ревность. Нет, надо было наконец постоять за себя. Всё правильно! Жалко, что так вышло, но он поступил верно. Давно бы так.

Не включив свет и не раздевшись, Сван упал на кровать. Собрался было закрыть глаза и забыться сном, да заметил мелькнувшую в углу тень.

– Какого чёрта!

– Геннадия забрали, – обречённым голосом откликнулся Яворский. – Жена с любовником празднуют мою смерть, а дочь плачет, не могу на это смотреть. В морге жутко.

– Попросись, как бабка, – безразличным голосом ответил Сван.

– Страшно. Можно я с тобой посижу? Я тихо. Ты спи, мешать не буду.

– Ладно.

– А ты чего из клуба пришёл злой и трезвый?

– Обещал тихо…

– Соврал, надеялся поговорить.

– Я работаю в морге, вижу призраки скончавшихся людей, моя сестра умерла от передоза, и мне наплевать на твои умозаключения.

– Ты – крут, я тебе завидую. Правда!

– Не сто́ит… Не бойся, тебе там понравится. – Сван уснул, едва договорив фразу, и уже не слышал вопроса, произнесённого обречённым голосом:

– Откуда ты знаешь?

Глава 4

Утром, едва открыв глаза, Сван первым делом вспомнил про призрак, но Яворского в комнате не оказалось. Надо было воспользоваться выходным днём, чтобы закрыть этот вопрос, тем более что именно на сегодня были назначены похороны.

В какой форме передать послание дочери покойного, он решил практически сразу. Никому и никогда Сван не рассказывал о своей способности, и нарушать обет молчания не собирался.

Молодой человек не спеша позавтракал, принял душ и распечатал на принтере текст следующего содержания: «Милая моя девочка, это письмо ты получишь в случае моей смерти. Не печалься и не плачь. Помни, что папа всегда любил тебя. Я собирал для тебя бриллианты. Ты узнаешь, где их искать, по подсказке:

В шалаше шуршит шелками

Жёлтый дервиш из Алжира,

И, жонглируя ножами,

Штуку кушает инжира.

Будь счастлива, дорогая. Целую. Папа».

Сван прочёл, остался доволен и запечатал письмо в плотный конверт. Девушке он решил представиться сотрудницей нотариальной конторы, которой было поручено передать это неофициальное завещание. Молодой человек не сомневался, что на самом деле выполнение таких поручений не практикуется, но это лишь детали, в данном случае – несущественные. И предстать перед Миланой он решил именно девушкой, чтобы без лишних усилий расположить её к себе.

Надеть на себя женский образ Свану было гораздо проще, чем мужской. Достаточно гладко выбриться и натянуть утягивающие шорты. Распущенные волосы, неброский макияж, облегающее чёрное платье. Маленькой грудью никого не удивишь, а талии молодого человека могла позавидовать любая девушка. Туфли сорок второго размера оправдывал высокий рост. Сумочка и тёмные очки дополнили траурный образ.

Сван вздохнул на своё отражение в зеркале и посмотрел на часы. Пора. Перед уходом он заглянул в комнату к маме. Арина Борисовна сидела за письменным столом в наушниках и переводила корейский фильм. Тонкие пальцы летали по клавиатуре, записывая реплики героев. Она работала дома, и на улицу выходила только по необходимости, предпочитая уединение.

Молодой человек не стал целовать маму в лоб накрашенными губами, а лишь коснулся своей щекой её щеки.

– Куда ты такой красавицей собрался? – Она остановила видео.

– На похороны.

– Миленько. – Арина Борисовна осмотрела его с ног до головы. – Чего-то не хватает… Подожди! – Она вскинула палец. – Серёжек…

Женщина достала из шкатулки бархатный футляр с надписью «Тиффани».

– Мама, не надо. Правда, это лишнее. К тому же они безумно дорогие, а я неизвестно ещё в какую передрягу вляпаюсь.

– Нет-нет, возьми. – Она открыла футляр и заплакала.

– Мамочка, прости, я не хотел тебя расстроить. – Сван обнял её за трясущиеся плечи.

– Всё хорошо, сынок. – Арина Борисовна улыбнулась сквозь слёзы. – Это ты меня прости. Ты вовсе на неё не похож. Давай, я сама надену.

Она бережно достала грушевидные серьги из платины с ярко-синим танзанитом в обрамлении бриллиантов, и Сван покорно разрешил вставить их ему в уши.

– Так-то лучше…

Это всё из-за смерти старшей сестры… Агата умерла в пятнадцать лет, от передозировки наркотиков на вечеринке у подруги. Ему тогда только исполнилось десять.

Сестра лежала в морге, когда её отец в бешенстве орал и бил их маму, обвиняя Арину Борисовну в смерти дочери. Он словно дикий зверь набросился на беззащитную, убитую горем женщину, а Сван в страхе забился в угол.

Вот тогда она и появилась – Агата. Прозрачная тень с искорёженным страданием лицом. Она беспомощными руками призрака пыталась оттащить отца от мамы, била его по спине и кричала, громко кричала, но никто, кроме Свана, её не видел и не слышал.

Отчаявшись хоть что-то изменить, девочка подошла к брату и завопила в его залитое слезами оцепеневшее лицо: «Трус! Забился в угол! Помоги маме! Позови соседей! Сделай что-нибудь!»

Агата и не надеялась, что Сван её услышит, но не могла просто стоять и смотреть.

И он встал, решительно, сжав кулаки, и пошёл защищать мать. Но только и успел, что замахнуться, как полетел в сторону.

– Брысь, приблудный ублюдок! Вот кому следовало подохнуть, а не моей крошке Агате! – Отец горько заплакал и обессиленно скатился по стене.

Подоспели полицейские и медики, которых вызвали соседи, и всё было как в тумане. Отца Агаты увели, маму увезли на скорой. Она отбивалась, не хотела оставлять сына одного, но по её лицу обильно лилась кровь из рассечённого лба, и они её не слушали. Остался шрам, в который Сван и целовал маму каждый день.

– Ты видишь меня? – осторожно спросила призрачная Агата у перепуганного брата.

Он кивнул.

– Я посижу с тобой. Не бойся. Всё хорошо. Ты молодец!

Они болтали всю ночь. Под утро он уснул, а сестра исчезла. С тех самых пор Сван обрёл способность контактировать с призраками умерших людей. Он этого очень не хотел, но изменить свою судьбу уже не мог. А мама каждый год в день рождения Агаты покупала ювелирное украшение и складывала в шкатулку дочери, которую она же ей и подарила. Нормальными людьми им уже никогда не стать.

«Быстро сунуть конверт в руки, сухо пояснить, выразить соболезнование и со скорбным видом удалиться», – думал Сван, подъезжая к крематорию на такси.

Мест на парковке не осталось, пришлось выскакивать на ходу. У входа толпились люди. В торжественно-траурных нарядах, с огромными букетами в руках. До начала церемонии прощания ещё оставалось несколько минут, и они предпочитали переговариваться на улице, не спеша заходить внутрь.

Похожую по описанию девушку Сван приметил сразу. Дочери Яворского едва исполнилось шестнадцать лет. Милана – изящная, среднего роста, с милым личиком и пшеничными волосами – стояла рядом с огромным мужчиной (возможно, охранником) и смотрела на окружающих злым прищуренным взглядом. Губы девушки нервно дёргались, а пальцы рвали кончик шейного платка.

– Милана Яворская? – мягким женским голосом спросил подошедший к ней Сван.

Она критическим взглядом окинула незнакомую девушку и слегка смягчилась – образ ей понравился.

– Допустим…

– Мария Нарица. Я сотрудница нотариальной конторы, которая обслуживала Вадима Вадимовича. Примите мои соболезнования. У меня к вам поручение от вашего отца. Очень короткое, не задержу. Оно неофициальное. Вот! – Сван достал из сумочки письмо и протянул девушке. – Милана, в нём ваш отец сообщает вам что-то очень важное.

Девушка слушала рассеянно. В это самое мгновение подъехал автомобиль мачехи, и её внимание переключилось. Она не отрывала ненавидящего взгляда от молодой эффектной женщины, исправно играющей роль убитой горем вдовы. Ольга покрыла голову платком и постоянно утирала слёзы.

– Милана, вы меня слушаете?! – Сван повысил голос.

– Да-да, спасибо. – Она машинально взяла протянутый конверт и, не взглянув, сунула его в рюкзачок.

– Милана, это очень важно. Не забудьте, пожалуйста. В ваших же интересах…

Последние слова утонули в общей суете. Народ стал медленно продвигаться внутрь помещения, следуя за скорбящей вдовой.

У Свана не было желания провожать Яворского в последний путь, и так уже насмотрелся на него вдоволь.

– К сожалению, я не смогу присутствовать. Милана, ещё раз: примите мои соболезнования. Ваш отец был замечательным человеком. Простите, я откланяюсь.

– Ты чего?! Сейчас самое веселье начнётся! Потом будешь локти кусать, что пропустила такое представление. Идём, идём, не пожалеешь. – Девушка, не церемонясь, потянула новую знакомую за руку.

Свана встревожили её слова. Хотя какое ему, в сущности, дело до игр этой малолетней? Он свою миссию выполнил. Но фатум уже втянул его в общий поток скорбящих людей.

Посреди огромного траурного зала центральной фигурой возвышался массивный дубовый гроб в обрамлении цветов. Старый знакомый, Яворский, лежал в нём как новенький, помолодевший и красивый, будто заснул. Это уже постарались сотрудники похоронного бюро. На столе у Свана Вадим Вадимович выглядел менее привлекательно.

Ничего другого он и не рассчитывал здесь увидеть, разве что удивила живая музыка. Похожая на колышущуюся на ветру иву, девушка в длинном графитовом платье играла на скрипке попурри из душераздирающих мелодий. Тех, кто не собирался проливать слёзы о безвременно покинувшем этот мир Яворском, должен был растрогать надрывный плач инструмента. Сван даже слегка позавидовал покойнику, так прекрасна была эта живая игра, всплески чувств. Какой-то мужчина торжественно произносил речь. Но что она стоила в сравнении с музыкой? Слова растворялись, теряли смысл. Он уже не жалел, что не ушёл. Ради этой скрипачки…