Яма

Со славным мсье дез Эссаром мы расстались сердечно, потом бригадир отвез нас в соседний Сен-Мало и устроил в недорогом, но славном пансионе, окна которого выходили на крепостную стену и морскую ширь, мерцавшую под луной.

На следующий день, к полудню, мы намеревались отправиться на вокзал.

Забегая вперед, скажу, что назавтра, 2 января, парижский поезд снова уйдет без нас.

Маленькие приключения закончились. Началось большое приключение. Очень большое.

Утро мы провели безмятежно. Спешить было некуда, до отправления поезда оставалось несколько часов. Господин предавался дзэну – ухаживал за своей красивой внешностью: подравнивал виски и усики, вдумчиво причесывался, делал маникюр. Одним словом следовал завету великого Ямамото Цунэтомо, который рекомендовал самураю не пренебрегать румянами и пудрой, чтобы всегда достойно выглядеть.

Я же увлеченно работал над повестью о трех мудрецах, то и дело глядя на серый морской простор в поисках вдохновения. Потом на окно села большая черно-белая чайка, посмотрела на меня круглым глазом и предостерегающе стукнула клювом в стекло.

В следующее мгновение раздался частый стук в дверь.

– Откройте! Это Бошан!

Бригадир не вошел в номер, а вбежал. На щеках у него пунцовели пятна, глаза сверкали.

– Какое счастье, господа, что вы еще не уехали! – Жандарм задыхался от волнения. – Из Во-Гарни прибежал гардьен. Рано утром он пришел в замок и обнаружил хозяина мертвым.

– Ай-я-яй, – скорбно сказал я и молитвенно сложил ладони. – Мсье дез Эссар был довольно стар, но все равно очень жалко. Да ниспошлет ему Будда хорошее перерождение.

– Погоди, Маса, – поднял руку Эраст Петрович. – Если бы господин дез Эссар просто умер, бригадир так не волновался бы. Что с-случилось? Рассказывайте по п-порядку.

– Гардьен сказал, что хозяин, видно, споткнулся, упал, ударился и проломил себе голову. Но Вассье (так зовут слугу) человек нервный. Увидев бездыханное тело, он ничего толком не разглядел, сразу побежал в полицию. Я же, явившись в дом засвидетельствовать кончину, обнаружил следы взлома. В одном из окон выбита форточка, на подоконнике грязный след, дверцы буфета, где хранится столовое серебро, нараспашку. Это убийство! – Бошан задыхался от возбуждения. – У меня на участке произошло настоящее убийство, а я не знаю, что делать! Мсье Фандорин, мсье Сибата, ради бога! До парижского поезда еще целых два часа. Едемте на место преступления. Помогите мне начать расследование.

Эраст Петрович поморщился. Убийство было самого скучного сорта.

– Уверен, б-бригадир, что эта задача вам вполне по силам. Вор наверняка оставил множество следов и улик. Просто действуйте по учебнику мэтра Бертильона.

Бошан пробормотал:

– Ах, какая досада, что мистер Холмс уже уехал. Я бы, конечно, обратился за помощью к нему.

Эта реплика, кажется, задела Эраста Петровича. Меня, признаться, тоже. Мир устроен несправедливо. Самым гениальным детективом считается не самый гениальный детектив, а тот, про кого пишут книжки. Звездой сыска Шерлока Холмса сделал доктор Ватсон, подумал я и твердо пообещал себе, что прославлю на весь мир Эраста Фандорина таким же способом. Тем более что литературный труд чрезвычайно приятен.

– Чемодан собран, господин, – сказал я. – Отчего бы нам не прокатиться? Этого требует и долг учтивости по отношению к человеку, который вчера угостил нас хорошим ужином.

Через двадцать минут мы были в замке, с которым накануне я прочувствованно расстался навсегда.

Мы с господином поклонились телу несчастного мсье дез Эссара, чья мечта о приключениях столь печально осуществилась. Потом Эраст Петрович осмотрел труп.

Судя по вмятине и синяку на виске, беднягу убили тяжелой бронзовой вазой, валявшейся рядом, на ковре. У вора при себе не было даже ножа – схватил первое, что попало под руку. Крови вытекло совсем мало, удар пришелся по ночному колпаку.

Бригадир показал выбитое стекло, отпечаток на подоконнике.

– Стоптанная г-галоша, тридцать сантиметров, – сказал господин, поглядев в лупу. – Преступник высокого роста, не меньше метра восьмидесяти пяти. Телосложения при этом эктоморфического, иначе не пролез бы в форточку. Это уже особая примета: нужно искать долговязого, очень худого с-субъекта. А что у нас тут?

Он подобрал с пола драный картуз, не замеченный жандармом.

– Пахнет давно не мытыми волосами… – Нашел волосок, опять поднес увеличительное стекло. – Рыжий. Вот вам еще одна п-примета.

– Тощий длинный бродяга с рыжими волосами, – кивал бригадир, записывая в книжечку. – Сейчас из-за кризиса полно безработных и бездомных, они забредают и в наши тихие края.

Потом мы постояли перед буфетом, из которого явно что-то пропало, но не всё. Большое серебряное блюдо и два массивных кубка остались на месте.

Казус действительно был самый заурядный.

Господин вернулся к покойнику – должно быть, из почтительности, – а я стал подводить итоги. Бошан внимательно слушал, делая пометки.

– У американцев этот разряд преступлений, один из самых распространенных, называется «a burglary that went wrong», незадавшаяся кража со взломом, – объяснял я. – Это когда застигнутый врасплох воришка совершает убийство с перепугу и потом в панике сматывается. Произошло вот что. Вор пролез через форточку, начал вынимать серебро из буфета, но сверху на шум спустился хозяин – в халате и колпаке. Вор увидел дез Эссара слишком поздно, чтобы скрыться. Схватил вазу, ударил, а потом сбежал, даже не забрав остальное серебро. Вылезал тем же путем, через форточку. Вы ведь обратили внимание, что галоша отпечаталась носком к окну? Тогда же, вероятно, убийца обронил картуз и не заметил этого. Что нужно сделать дальше? – спросил я старательно скрипевшего карандашом жандарма.

– Что? – переспросил он, глядя собачьими глазами.

– Первое: вызвать слуг, хорошо знающих дом, и установить в точности, что` из серебра пропало. Второе: обойти скупщиков краденого…

– У нас их нет. Это же провинция.

– А ломбарды есть?

– Один, в Сен-Мало.

– Ну так наведайтесь туда. И обязательно пройдитесь по кабакам. Преступник – человек незамысловатый. После такой встряски наверняка захотел выпить. Может быть, налакался и валяется где-нибудь. Найти тощего дылду с рыжими волосами вам будет нетрудно. И у вас в послужном списке появится раскрытое убийство. Поздравляю.

Я посмотрел на свой «хэмпден». Была уже четверть двенадцатого.

– Господин, нам пора на станцию.

Эраст Петрович зачем-то снял с мертвеца ночной колпак, повертел его, пощупал и вдруг сказал:

– Мы не едем в Париж. Мы будем расследовать это дело. Оно интересное.

– Что ж в нем интересного? – удивился я.

Не отвечая, господин вышел в коридор и поднялся по лестнице в хозяйскую спальню. Мы с бригадиром шли следом, недоуменно переглядываясь.

Склонившись над смятой постелью, Эраст Петрович тщательно оглядел подушку в лупу.

– Хм. Очень странно. Нет даже микроскопических капелек крови. Неужели дез Эссара действительно убили внизу?

– А где же еще? – изумился я. – Конечно, внизу. Стукнули по голове тяжелой вазой.

– Ты невнимателен, Маса. По следу от удара видно, что били лежащего. Я решил, что преступник прикончил дез Эссара в кровати, а потом стащил вниз.

– Зачем?! – дуэтом воскликнули мы с Бошаном.

– Чтобы инсценировать незадавшееся ограбление. Изобразить убийство как с-случайное.

Я решительно ничего не понимал.

– Кто бы стал это делать? И ради чего?

Господин укоризненно покачал головой.

– Чем разглядывать серебро в буфете, лучше заметил бы другую п-пропажу. Чехол от картины лежит, а самого портрета нет.

В самом деле! Дез Эссар вчера сказал, что повесит портрет девушки-корсара на почетном месте, над камином. Парусина действительно лежала на дровах, но картины в салоне не было!

– Ты помнишь рассказ дез Эссара об иностранце в зеленых очках, который предлагал за портрет большие деньги? Не странно ли, что владелец картины убит, а она исчезла?

– Очень подозрительно, – признал я. Бошан просто почесал затылок. Он уже ничего не записывал, а только хлопал глазами.

– Но моя версия о том, что хозяину проломили голову в постели, не подтверждается. И это з-загадка, – задумчиво произнес Эраст Петрович. – Осмотрим-ка тело еще раз.

Мы спустились. Покрутив мертвую голову так и этак, а потом перевернув труп спиной кверху, господин присвистнул.

– Видите круглую вмятинку вот здесь? – Ткнул покойнику пальцем ниже затылка. – Феноменально сильный удар каким-то овальным предметом.

– Пальцем?

– Нет, диаметр чуть больше пальца. К тому же даже у тебя не хватило бы силы на такой удар. Дез Эссар спал на животе. Кто-то очень точно, с превосходным знанием анатомии, переломил четвертый позвонок. Вот почему в постели нет крови. Чем били – загадка. Следов от такого оружия я прежде не встречал. Потом убийца надел на мёртвое тело халат, стащил вниз и нанес еще один удар, вазой. Расчет был на то, что провинциальная полиция несведуща в криминалистике и не станет слишком тщательно копаться во вроде бы очевидном преступлении.

– Я и не стал бы, – признал Бошан. – Даже в голову бы не пришло.

– Это преступление совершено профессионалом наивысшего класса, – резюмировал Эраст Петрович. – Но убийца никак не предполагал, что расследованием тоже займется профессионал [он скромно не прибавил «наивысшего класса»], и потому преступник немного снебрежничал. Посмотрим, не совершил ли он и других оплошностей. За мной, господа!

Ах, как же я любил – и сейчас люблю – самое начало сложного расследования! Азарт, предвкушение охоты, аппетитный аромат тайны! Бригадир Бошан, кажется, был слеплен из того же теста. Может быть, из него и получился бы дельный сыщик.

Взволнованные, мы устремились за Эрастом Петровичем, который перешел на рысцу, очень похожий на взявшего след сеттера.

От окна, через которое влез, а потом вылез преступник, господин побежал по дорожке. После новогоднего заморозка наступила оттепель, снег стаял, и отпечатки галош были хорошо видны. Они довели до широкой лужайки, простиравшейся перед замком, и пропали.

– В той стороне ворота, – прошептал Эраст Петрович и по газону понесся к кустам, за которыми располагалась подъездная аллея.

Мы тоже бежали, но отстали, потому что у меня короткие ноги, а Бошану мешала сабля на боку.

– Ага, так и есть! – донеслось из кустов. – Как вам это нравится?

Господин держал в руках две потрепанные галоши.

– Еще одна оплошность. Он был уверен, что полиция не станет обыскивать парк… А вот это с-совсем интересно… – Вынул из галош скомканную газетную бумагу. – Настоящий размер обуви у преступника гораздо меньший. Отпечаток на подоконнике оставлен специально – чтобы полиция разыскивала человека большого роста…

Я тоже не терял времени даром.

– Вот его настоящая обувь, – показал я на довольно четкий отпечаток около лужи. – Размер миниатюрный. Это коротышка, ниже метра шестидесяти. И никакой он не бродяга.

– Да, наш клиент щеголь, – согласился Эраст Петрович. – Одет в синий бархат.

– Как вы всё это выяснили? – пролепетал бедный Бошан, не знавший, кого из нас слушать.

– Подметка остроносая, модного рисунка, рифленый каблук. Это очень дорогие штиблеты, – объяснил я.

А господин снял двумя пальцами с ветки нитку.

– Здесь убийца зацепился рукавом за колючку. Синий бархат, видите? Итак, прежние приметы отменяются. Тот, кого мы ищем, не высокого роста, не бродяга и не рыжий – кепка, разумеется, тоже оставлена для м-мистификации. Это очень хорошо одетый субтильный коротышка в синем бархатном плаще или пальто. И у него с собой довольно большая картина. Приметный субъект, не правда ли?

– Где только его искать? – развел руками Бошан.

– Начнем с железнодорожной с-станции. Человек в зеленых очках пытался купить картину в Париже. Резонно предположить, что туда же отправился и портрет. Парижский поезд еще не ушел?

Я взглянул на часы.

– Пять минут, как отправился.

– Это ничего. Едем на станцию. Если пассажир, соответствующий приметам, сел на поезд, бригадир даст телеграмму и голубчика п-примут по прибытии.

Бошан обрадовался, что и от него наконец есть польза.

– Положитесь на меня! Папаша Плюрьен, станционный жандарм, очень любопытен. На его скучной работе это неудивительно. Он не мог проглядеть такого приметного субъекта. Я отобью депешу в Реннский комиссариат. Возьмут как миленького!

Пышноусый папаша Плюрьен сказал нам:

– Пассажиров село немного. Год только начался, народ пока не расшевелился. Такого, как вам надо, точно не было.

Бошан ужасно расстроился. Он уже предвкушал, как будет отправлять важную депешу в комиссариат.

– Что же делать, мсье Фандорин? Неужели вы ошиблись, и дело не в картине?

– Я не ошибся. Я просто хотел сразу исключить второй вариант, – ответил Эраст Петрович.

– А первый какой?

Господин достал из кармана два скомканных клочка газеты – той самой, что была засунута в галоши. Расправил, показал.

– Лондонский «Морнинг пост», вчерашний номер. Это значит, что убийца накануне приплыл пакетботом из Англии. Если не поехал поездом в Париж, значит, собирается вернуться обратно. Сегодня есть рейс?

– Да, они ежедневные. Тут ведь курорт, очень популярный у англичан. Есть два рейса Сен-Мало – Саутгемптон. По четным дням, то есть сегодня, пароход отплывает в шесть часов пополудни.

– Отлично, – кивнул господин. – Времени более чем достаточно. В Сен-Мало!

… По дороге в город я сказал по-русски, потому что не хотелось терять лицо перед бригадиром Бошаном – он смотрел на меня почти с таким же благоговением, как на Эраста Петровича:

– Я совсем ничего не понимаю. Дез Эссара вызвали из Парижа телеграммой вчера перед рассветом. В тот же день из Лондона приплыл Бархатный Коротышка. Откуда он узнал, что дез Эссар возвращается домой, да еще везет с собой картину? И потом, зачем профессиональному убийце такой высокой квалификации мазня, которой красная цена сто франков? Объясните, господин.

– Понятия не имею, – ответил Эраст Петрович, и мне сразу стало легче. – Но очень хочу побеседовать с маленьким ф-франтом, чтобы он удовлетворил наше любопытство.

На пристани мы направились в пароходную контору, и Бошан, пользуясь привилегией мундира, потребовал кассира.

Беседу провел Эраст Петрович.

– Продали ли вы сегодня билет первого класса до Саутгемптона мужчине маленького роста в синем бархатном пальто?

Я хотел спросить, почему именно первого класса, но догадался сам. Человек, который покупает дорогую одежду и обувь, наверняка и путешествует с комфортом.

– Мужчине? Нет, – ответил кассир, и я было расстроился. Но он тут же прибавил: – Был мальчик в синей бархатной куртке, англичанин. Я удивился, как это он путешествует один.

– М-мальчик?

Мы пораженно переглянулись.

– Ну как – мальчик. Подросток лет пятнадцати-шестнадцати. Такой миловидный, золотые волосы до плеч. Сразу видно, что из хорошей семьи. Может быть, даже лорд.

– Это не наш, – шепнул я господину и спросил у служителя: – А во втором или в третьем классе никто похожий билета не покупал?

– В синем бархате? Нет.

Мы стали совещаться.

Бошан предложил дождаться отплытия, когда все пассажиры соберутся на причале, и посмотреть, не появится ли кто-нибудь более подходящий на роль убийцы. Да и на юного лорда тоже посмотрим, что он за птица.

Я был того же мнения, только считал, что не нужно отлучаться от кассы. Вдруг убийца еще не приходил за билетом и явится сюда?

Но Эраст Петрович сказал, что сидеть без дела несколько часов скучно. За это время можно попробовать разыскать юного пассажира и проверить, представляет он для нас интерес или нет, а прошерстить пассажиров перед отплытием мы успеем.

– Да как вы его найдете? – удивился Бошан, обводя рукой набережную, дома, кишащие народом улицы. – В этаком муравейнике?

– Элементарно, – ответил господин и поморщился. – Я хочу сказать, очень п-просто. Представьте, что вы провели весьма активную ночь. Лазили в форточку, совершили убийство и прочее. Вы устали и не выспались. Пароход отплывает только в шесть часов пополудни. Что вы сделаете?

– Завалюсь спать.

– Тогда с-следующий вопрос. Какая гостиница в Сен-Мало самая дорогая?

– «Юниверс».

– С нее и начнем.

Мы начали с самой дорогой гостиницы города Сен-Мало и ею же закончили. Портье сразу сказал: да, утром появился очень молоденький англичанин. Держался уверенно, по-взрослому, попросил лучший номер, велел подать туда завтрак, а потом не беспокоить его до пяти часов.

– Был ли у него при себе багаж? – спросил Бошан. – Плоский предмет вот такого размера?

– Или рулон? – прибавил я, подумав, что картину можно снять с рамы и свернуть.

– Нет, только небольшой чемодан.

Жандарм попросил книгу, в которую записывают постояльцев. В ней значилось «John Jones, London». Это немного подняло нам настроение, а то мы совсем сникли – очень уж маловероятной кандидатурой на роль хитроумного киллера казался английский барчук. Однако имя «Джон Джонс» выглядело фальшивкой. Я знавал в Америке четырех Джонсов. Одного звали «Элвертон Джонс», второго «Ланселот Джонс», третьего «Мелькисидек Джонс», а четвертого и вовсе «Гудхоуп Джонс», потому что мальчикам с самой распространенной фамилией никто не дает еще и самое распространенное имя. Как в Японии, например, никто не назовет сына «Судзуки Итиро» – это все равно что оставить человека вообще без имени.

– Сейчас мы выясним, наш это к-клиент или нет, – сказал Эраст Петрович. – 21-й номер в бельэтаже. За мной, господа.

Я заглянул в замочную скважину. В тридцать девять лет зрение у меня было отличное.

Кто-то лежал на кровати. Неподвижно.

– Спит, – шепнул я.

Господин кивнул: открывай.

Я вынул из потайного карманчика универсальную отмычку, поплевал на нее и очень деликатно отпер замок.

Жандарма оставили в коридоре, ибо у него скрипучие сапоги и он не учился искусству бесшумного перемещения.

Сначала мы приблизились к кровати. На ней безмятежно посапывал миловидный юноша, по подушке разметались золотые кудри. На убийцу этот херувим был совсем непохож.

Потом господин стал осматривать разложенную на стульях одежду, а я занялся чемоданом. Он был дорогой, хорошей кожи. Я осторожно открыл замочки, сумев не щелкнуть. Поднял крышку.

Очень надеялся увидеть сложенный холст, но увы: внутри были только сорочки, белье да плоская маленькая фляжка, в какие наливают горячительные напитки. Ничего криминального в багаже не имелось.

Послышалось тихое шипение. Эраст Петрович манил меня пальцем.

Улыбаясь, он показал мне рукав синей бархатной куртки – на локте была дырочка.

– Quod erat demonstrandum, – прошептал господин. На латинском языке это означает 証明終わり. И в полный голос позвал: – Бригадир, ваш выход. Арестуйте преступника.

Томившийся за дверью Бошан ворвался с топотом, потрясая револьвером. Грозно закричал:

– Vous êtes en état d’arrestation![4]

Юноша сел на кровати, хлопая ясными голубыми глазами. Чудесные кудри рассыпались по плечам. В расстегнутом вороте нижней рубахе покачивался многоцветный амулет – эмалевая райская птичка.

– What the fuck? – пробормотал он, из чего можно было заключить, что он вряд ли из хорошей семьи. Дальнейшие высказывания подозреваемого укрепили меня в этом мнении.

Эраст Петрович перевел на английский слова бригадира про арест, и Джон Джонс (буду называть его так) сказал: «Да какого хрена?» Когда же Бошан схватил его за плечо, взвизгнул: «Полегче, дядя!» Это определенно был подросток из нехорошей семьи, а может быть, и вовсе сирота, не получивший совсем никакого воспитания.

Интересно, что изумленным Джонс выглядел, а вот испуганным – нисколько.

– Одеться, обуться-то можно? – спросил он, спуская ноги на пол.

Я внимательно осмотрел его штиблеты, заодно убедившись, что именно они наследили в парке Во-Гарни. Прощупал брюки и пиджак, причем в потайном карманчике первых обнаружил однозарядный пистолетик – миниатюрный, но вполне смертоносный, если стрелять в упор, а из-под лацкана извлек длинную-предлинную иглу. Вид у нее был опасный.

– Какой интересный м-мальчик, – заметил Эраст Петрович. – Бошан, будьте начеку.

Пока интересный мальчик одевался, жандарм держал его на мушке.

– А китаеза кто? – спросил плохой подросток, посмотрев на меня. Взгляд у него был острый и быстрый, как у хорька.

– Кто надо, – невежливо ответил я, потому что с хамами вежливость излишня и потому что мне ужасно надоело все время объяснять: я не китаец, я японец.

– Начальник, причесаться-то можно? – повернулся к бригадиру Джонс. – У тебя пушка, чего я тебе расческой сделаю.

Он взял со столика щегольской футлярчик резной кости – совсем маленький, меньше, чем в ладонь. Держа с двух сторон за кончики, продемонстрировал Бошану: видишь, ничего опасного.

Потом сделал резкое движение – будто развел руками. Футляр разделился надвое, каждая половинка сверкнула сталью. Тут же последовало движение в обратном направлении: два коротких, узких клинка с хрустом вонзились Бошану в уши и остались там торчать – будто у жандарма по бокам головы вдруг выросли костяные рога.

Скорость, с которой осуществилась эта смертоносная операция, была поразительной, но еще быстрее Джонс действовал дальше.

Бошан не успел рухнуть на пол, лишь выронил револьвер, а шустрый юноша уже сунул руку в чемодан, под одежду, и вытянул нечто длинное, поблескивающее, змееобразное. Развернулся в мою сторону, слегка повел рукой, и что-то свистнуло, рассекая воздух. Это был небольшой стальной шар на цепочке – я никогда раньше не видел такого оружия. У меня отменная реакция, и все же я отпрянул недостаточно проворно. Чертова железяка чиркнула меня по лбу, совсем слегка, и тем не менее в глазах потемнело. Полуоглушенный, я ударился задом об пол – в тот самый миг, когда упало тело бедного Бошана. Увы, ему не суждено было стать настоящим сыщиком.

Всё кружилось и плыло. Я тряхнул головой, чтобы прояснилось зрение.

Джонс наскакивал на господина, нанося удары своим свистящим шаром слева и справа. Скорость была поразительной – как у атакующей гремучей змеи.

Эраст Петрович уворачивался, но ему приходилось трудно. Очень уж боек оказался вундеркинд – непонятно, откуда он такой взялся! Я не люблю непонятного и не люблю, когда кто-то хочет убить господина. Поэтому я вынул свой «браунинг» и два раза выстрелил: в правую ногу вундеркинду и в левую.

Он завопил и свалился, а господин с упреком сказал:

– Маса, зачем ты это сделал? Стрелять я тоже умею.

– Извините, рассердился, – ответил я. – Э, ты куда?

Это я обратился к Джонсу, потому что он не угомонился, а пополз по полу, на локтях, причем не к двери, а в противоположную сторону – наверное, очумел от боли.

Он дополз до чемодана, и я снова вскинул пистолет, готовый, что утомительный подросток достанет еще какое-нибудь орудие убийства. Но нет, он схватился за фляжку.

Снова грохнуло. Это выстрелил «герсталь». Пуля попала в златоволосый затылок, проделав дырку точно посередине. Джонс застыл.

Я кинулся к нему, перевернул. Голубые глаза затуманились, губы растянулись в мечтательной улыбке.

– Рай, – услышал я тихий шепот, – я в рай, и тьфу на вас на всех…

Взгляд застыл, губы сомкнулись. Он был мертв.

Наступила моя очередь предъявлять претензии.

– Зачем вы его укокошили, господин? Кто теперь удовлетворит наше любопытство? Неужели мы так и не узнаем, почему Джонс убил дез Эссара, куда делся портрет и откуда берутся такие удивительные подростки?

Эраст Петрович осторожно взял фляжку, отвинтил крышечку. Поморщился.

– Разве тебе не показалось странным его неудержимое желание выпить в такой неподходящий момент? Понюхай-ка.

Запах был отчасти знакомый – еще с российских времен, когда мы охотились на бомбистов. Нитроглицерин и что-то густое, цветочное, вроде розового масла. Господин терпеть не может этот запах.

– Видишь двойную стенку? При ударе к-колба разбивается, внутренний реагент смешивается с внешним, и происходит взрыв. В этом замкнутом помещении нас размазало бы по стенам.

– Он хотел взорвать себя вместе с нами? Но это поступок не бандита, а самурая! – восхитился я.