Конец мира – это только начало: Экономика после краха глобализации

Во-вторых, реки решали проблему… пищеварения.

Даже если какое-то растение съедобно, это не значит, что его можно просто сорвать и съесть. Зерна пшеницы, например, можно, конечно, прожевать и проглотить, но в сыром виде они плохо перевариваются. Саднящий рот, кровавый стул – во все времена это не слишком приятно.

Из зерен пшеницы можно сварить неаппетитную и невкусную кашицу, но при варке разрушаются содержащиеся в зерне питательные вещества, к тому же для приготовления пищи на огне требуется немало дров. Вареная пища может служить дополнением к рациону немногочисленного племени, кочующего с места на место и имеющего возможность находить дрова. Но в пустыне дров не найти. Деревьев там практически нет. Правда, они растут по берегам рек, но запасать дрова – значит отвлекать земледельцев от возделывания земли. Кроме того, продуктивное земледелие в бассейнах рек способствовало росту численности населения, а каждый день варить еду для большого количества людей (на целую общину) было просто немыслимо в мире, в котором еще не было ни угля, ни электричества.

Что в итоге? Расчистка земель, прокладывание оросительных каналов, сев, уход за посевами, уборка урожая и обмолот зерна – таковы были несложные этапы раннего земледелия. Что было действительно сложно, так это с помощью двух камней малыми партиями перерабатывать урожай, чтобы получить муку грубого помола, из которой потом можно было приготовить легкоусвояемую кашу (не требующую варки) или, если в общине были гурманы, испечь хлеб. Источником энергии служила только мускульная сила (человеческая или домашних животных), а безжалостная физика процесса помола зерна требовала столько труда, что человечеству долго не удавалось выбраться из этой технологической ямы.

Реки буквально смыли эту проблему. Водяное мельничное колесо передавало часть кинетической энергии воды на жернова. Вода текла, колесо крутилось, камень терся о камень, и оставалось только подсыпать зерно в чашу для помола. Раз, и готово: вот она, мука!

Водяное мельничное колесо стало первым достижением в области механизации труда. Поначалу вся сэкономленная человеческая энергия направлялась на все тот же каторжный физический труд – обработка новых земель, прокладывание оросительных каналов и увеличение урожаев. Но процесс получения пищи становился все менее трудозатратным, и впервые в истории у нас образовались излишки продовольствия. Это тоже немного освободило нам руки, и для них, разумеется, нашлось новое занятие: управляться с излишками продовольствия. Бац! И вот у нас есть глиняные горшки и цифры. Теперь нужно придумать, как хранить горшки и вести им счет. Бац! И вот мы освоили азы инженерного дела и письменность. Теперь нужно как-то распределять продовольствие, хранящееся на складах. Бац! И появляются дороги. Все наши запасы продовольствия надо где-то централизованно хранить, охранять и учитывать, а полученные навыки – передавать будущим поколениям. Бац! И вот вам урбанизация и система образования[8].

На каждом этапе мы постепенно перенаправляли часть затрат труда, ранее использовавшегося для земледелия, в новые отрасли. Последние, в свою очередь, способствовали развитию технологий земледелия, служившего источником высвобождавшихся трудовых ресурсов. Постоянно ускоряющаяся специализация и урбанизация дали нам сначала городские поселения, затем города-государства, затем царства и, наконец, империи. Оседлое земледелие дало нам более калорийное питание, пустыни обеспечили безопасность, но именно реки дали толчок развитию цивилизации.

В первое тысячелетие трафик был не слишком напряженным.

Приречные земледельческие системы периодически возникали то тут, то там, но мало кому посчастливилось обосноваться в столь удобных локациях, как пустынные регионы. Первые оседлые земледельческие цивилизации располагались в долинах Тигра, Евфрата, Нила, Инда (территория современного Пакистана), реже – в верховьях Хуанхэ (современные центральные и северные районы Китая) и… да, собственно, больше нигде.

Вдоль Миссури, Сены, Янцзы, Ганга и Кванзы тоже могли бы сформироваться поселения, способные со временем стать царствами или даже империями, но им недоставало надежной защиты от соседей. Постоянные набеги (как цивилизованных народов, так и дикарей) ослабляли эти очаги культуры. Даже самая крупная и агрессивная из империй прошлого – Римская – в условиях войны всех против всех, терзавшей человечество на ранних этапах истории, просуществовала «всего» пять веков. Месопотамия и Египет, напротив, просуществовали много тысячелетий.

Самое интересное, что следующий технологический прорыв, приведший к образованию отдельных цивилизаций, не сделал их более долговечными. Напротив, они стали менее долговечными из-за усилившейся конкуренции.

Ветряная революция

В VII в. человечество наконец преодолело ряд технических сложностей, препятствовавших развитию технологии помола зерна, и мельничное колесо обрело новый источник энергии. Вместо водяного колеса, устанавливаемого под конструкцией и работающего на энергии потока воды, мы придумали лопасти и крылья, устанавливаемые над конструкцией, и начали использовать энергию воздушного потока. Другие части конструкции – коленвал и жернова – почти не претерпели изменений, но новый источник энергии изменил географию возможностей развития человечества.

В эпоху воды излишки трудовых ресурсов и разделение труда имели место только на территориях, привязанных к речным системам. В других местах людям приходилось беречь силы для изнурительного труда – помола зерна. С переходом на энергию ветра и ветряные мельницы молоть зерно мог кто угодно. Разделение труда и, как следствие, урбанизация теперь происходили везде, где шел дождь и дул сильный ветер. Нельзя сказать, что новые сообщества были более стабильными или безопасными. Нет. В целом они были защищены даже хуже, чем сообщества эпохи воды. Но использование энергии ветра расширило зону, где в сельском хозяйстве образовывались в сотни раз более значительные излишки трудовых ресурсов.

Широкое распространение новых поселений быстро привело к нескольким последствиям.

Во-первых, благодаря послаблениям в законах географии успеха, жизнь стала гораздо более цивилизованной, но гораздо менее безопасной. Повсюду, где шли дожди и дул ветер, строились города, население которых постоянно конфликтовало с населением других городов. Начинали войны прежде всего те, у кого было больше продовольствия и более развитые технологии, а это означало, что войны не только участились, но и стали более кровопролитными. Существование человеческого сообщества впервые в истории стало зависеть от наличия у него нужной инфраструктуры. Уничтожь мельницу противника, и тот умрет с голоду.

Во-вторых, подобно тому, как в результате перехода от охоты и собирательства к оседлому земледелию география успеха сместилась с нагорий на территории вокруг равнинных рек, протекающих через пустыни, переход от энергии воды к энергии ветра сделал наиболее предпочтительными любые обширные территории, по которым можно было с легкостью перемещаться. Реки – это, конечно, хорошо, но годились и просто открытые пространства. Кроме того, нужны были надежные внешние границы. Пустыня – отличная природная преграда, но защитой могла служить и любая другая территория, непригодная для земледелия. Воинам приходилось передвигаться пешком, а на плечах больших запасов продовольствия не унесешь. В те времена во время наступления воины занимались грабежом, а если вокруг ваших земель украсть было нечего, то и нападали на вас реже и без особого энтузиазма.

Сделайте границы слишком открытыми, и кто-нибудь вроде монголов обязательно превратит вашу жизнь в кошмар. Китайцам и русским пришлось несладко. Населению труднопроходимых территорий трудно бывает добиться культурного единства и сплоченности. Никто не захотел бы оказаться и на месте Персии или Ирландии, погрязших во внутренних распрях. С точки зрения географии золотой серединой оказались территории с прочной хрустящей корочкой снаружи и сочной начинкой внутри: Англия, Япония, Османская империя, Швеция.

В-третьих, новые поселения, зависящие от ветра, вовсе не обязательно были более долговечными, чем старые. По сути, большинство таких поселений появлялось и тут же исчезало, но их было много, и общее количество квалифицированных работников выросло настолько, что скорость технологического прогресса начала бить все рекорды.

Первая фаза оседлого земледелия началась, когда люди более или менее прочно обосновались на своей земле, то есть примерно за 11 000 лет до н. э. Следующие 3000 лет или около того мы одомашнивали животных и учились выращивать пшеницу. Водяные мельницы появились лишь в последние несколько столетий до н. э. (и благодаря грекам и римлянам быстро обрели популярность). Еще несколько веков ушло на освоение ветряных мельниц, повсеместное использование которых началось только в VII–VIII вв.

Но затем история ускорилась. Десятки тысяч первых инженеров изо дня в день корпели над чертежами ветряных мельниц, трудясь во благо тысяч поселений. Их изыскания, естественно, оказали влияние и на многие другие связанные с ветром технологии.

Одна из древнейших ветряных технологий – простейший четырехугольный парус. Да, он, конечно, способен придать судну некоторый импульс, но позволяет плыть только по ветру, что довольно неудобно, если вы, например, не хотите плыть туда, куда несет вас ветер, или если там, куда он вас несет, допустим, высокие волны. Парус большей площади мало что меняет (на самом деле, если вы приделаете к судну слишком большой кусок ткани, то наверняка перевернетесь).

Тем не менее эксперименты с ветряными мельницами привели к постепенному формированию некоторых представлений об аэродинамике. На смену одномачтовым судам пришли многомачтовые, с умопомрачительным набором парусов разной формы, предназначенных для плавания в различных водах и при различном ветре. Более высокая скорость, маневренность и остойчивость судов запустили процесс инноваций во всех сферах – от инструментов и методов судостроения (долой деревянные клепки, давайте металлические гвозди) до техник навигации (хватит прокладывать курс по солнцу, для этого есть компас) и совершенствования вооружений (к черту лук и стрелы, ставим на судно орудийные порты и пушки).

За «каких-то» восемь столетий судоходство полностью преобразилось. Теперь на судно можно было грузить не несколько сотен фунтов, а несколько сотен тонн, и это не считая вооружений и багажа экипажа. Пересечение Средиземного моря в направлении с севера на юг, когда-то считавшееся чрезвычайно опасным, практически самоубийственным, теперь стало лишь этапом многомесячных трансокеанских и даже кругосветных плаваний.

Это повлекло за собой шквал последствий.

Государства, имевшие доступ к новым технологиям, обрели колоссальное конкурентное преимущество. Они получали огромные доходы, которые, в свою очередь, шли на строительство защитных сооружений, развитие системы образования и увеличение численности бюрократического аппарата и личного состава вооруженных сил. Города-государства на севере Италии стали полноценными независимыми региональными державами наравне с империями той эпохи.

А прогресс продолжал нестись вперед на всех парусах.

До появления океанского судоходства огромные расстояния казались настолько непреодолимыми, что мировой торговли практически не существовало. Дороги строились только на территории поселений, и не было такого разнообразия товаров, которое позволило бы развивать торговлю (те немногие, кому посчастливилось проживать на территориях с судоходными реками, становились, соответственно, самыми богатыми). Торговый ассортимент был ограничен в основном экзотическими товарами: специями, золотом, фарфором. Эти товары занимали в трюме мало места, что позволяло брать на борт достаточные запасы воды и продовольствия.

Товары стоили дорого, и торговля была делом трудным и опасным. Чтобы явиться в чужой город с груженной товарами повозкой и пытаться купить еду, нужно было быть таким же идиотом, как те граждане, которые сегодня в аэропорту вешают на свои чемоданы серебряные багажные бирки[9]. Из-за нехватки продовольствия ни один торговец не мог проделать весь путь в одиночку. В торговле участвовала целая сеть из сотен посредников, растянувшаяся по маршруту, как нитка жемчуга, и каждый стремился продать товар дороже, чем купил, повышая цену. Наценки на товары, перевозимые по трансконтинентальным маршрутам типа Шелкового пути, достигали 10 000 %. Соответственно, товары должны были быть легкими, малогабаритными и иметь длительные сроки хранения.

Развитие океанского судоходства решало все эти проблемы.

Новые суда могли месяцами не приставать к берегу и, соответственно, не подвергаться угрозам с суши. Благодаря большой грузоподъемности заходить в порты для пополнения запасов воды и продовольствия можно было гораздо реже, а когда все-таки приходилось это делать, внушительный арсенал сразу давал местному населению понять, что не стоит ошиваться около судна, пытаясь что-то стащить. Отсутствие посредников снижало цены на предметы роскоши более чем на 90 % (и это еще до того, как государства начали поддерживать торговцев-мореплавателей, с помощью оружия захватывавших территории, где произрастало сырье для специй и производились шелк и фарфор, столь высоко ценившиеся во всем мире).

Самые мудрые государства[10] не довольствовались доступом к поставщикам товаров и торговлей. Они захватывали порты, располагавшиеся по маршруту торговых судов и военных кораблей, чтобы те могли заходить в них и пополнять запасы воды и продовольствия. Доходы росли. Если судно могло пополнять запасы во время плавания, не было необходимости брать на борт воду и продовольствие с расчетом на целый год. Соответственно, в трюме оставалось больше места для ценных товаров (или лихих парней с пушками, защищавших судно… либо занимавшихся грабежом)[11].

Доходы от торговли дорогими товарами, свободный доступ к ним и накопление капитала сделали и без того богатые (благодаря наиболее выгодному географическому положению) государства еще более могущественными. Потребность в обширных площадях пахотных земель не исчезла, но намного важнее стало умение защищаться от нападений с суши. Заморская торговля приносила кучу денег, но и содержание доков, портовой инфраструктуры и судов, требовавшее использования новейших технологий, обходилось недешево. Деньги, вкладываемые в развитие торгового флота, по определению не тратились на укрепление обороноспособности государства.

Новая география успеха формировалась не там, где строили лучшие суда или готовили лучших моряков, а там, где не нужно было беспокоиться о нападениях с суши и, соответственно, можно было спокойно строить стратегические планы на будущее. Первыми морскими державами были страны, располагавшиеся на полуостровах, а именно Португалия и Испания. Если враг может напасть только с одной стороны, сосредоточиться на развитии судоходства гораздо легче. Но страны, располагавшиеся на островах, были защищены еще лучше, и со временем англичанам удалось обогнать испанцев.

Было немало и таких государств, которые сумели овладеть техниками судоходства, но не смогли угнаться за Испанией или Англией. Появление в Европе нескольких примерно равнозначных государств (от Франции до Швеции и от Италии до Дании) говорило о том, что, какой бы революционной ни была технология океанского судоходства (с точки зрения как обеспечения продовольственной безопасности, так и процветания и военной мощи), став всеобщим достоянием, она уже не могла существенно влиять на расстановку сил. Что она могла, так это обусловить колоссальный разрыв между странами, которым удалось ее освоить, и странами, которым этого не удалось. Франция и Англия не смогли завоевать друг друга, зато смогли отправиться к далеким берегам и захватить чертову пропасть стран, отстававших от них по уровню технического развития. Доминирующими государственными образованиями вскоре стали не изолированные земледельческие сообщества, а морские империи – центры мировой торговли, обладавшие глобальным влиянием.

Протяженность торговых маршрутов теперь составляла не десятки, а тысячи километров, и объемы торговли как в денежном, так и в натуральном выражении взлетели, даже несмотря на то, что себестоимость товаров резко упала вследствие удешевления морских перевозок. Эти изменения повлияли на процесс урбанизации двояким образом. С одной стороны, развитие отраслей экономики, связанных с морской торговлей, и головокружительное разнообразие продаваемых товаров требовали от империй создания центров, куда можно было бы доставлять любые грузы, перерабатывать их и продавать. Запрос на урбанизацию и разделение труда стал как никогда мощным. Удешевление перевозок сделало возможной транспортировку не только экзотических товаров, но и древесины, тканей, сахара, чая и пшеницы. Продовольственные товары теперь можно было доставлять в столицы империй с других континентов.

С другой стороны, эти изменения не просто обусловили появление первых мегаполисов. Они способствовали формированию центров урбанизации, в которых никто не возделывал землю, поскольку все занимались исключительно созданием добавленной стоимости. Ускорение урбанизации и рост количества квалифицированных работников подстегнули технологический прогресс. Меньше чем за два столетия мореплавания Лондон – город, расположенный на более значительном расстоянии от торговых центров Шелкового пути, чем любой другой евразийский город, – превратился в самый крупный, богатый город мира с самым грамотным населением.

Сосредоточение материальных благ и технических знаний в одном месте быстро привело к технологическому прорыву. Без какой-либо помощи извне англичане разработали такое количество новых технологий, что сумели изменить ход развития цивилизации.

Промышленная революция

Несмотря на постоянное совершенствование и все более широкое применение технологий, обусловленные развитием океанского судоходства, сохранялось множество ограничений, с самого начала сдерживавших развитие новых технологий. Еще относительно недавно, в XVIII в., все используемые человеком источники энергии можно было разделить на три вида – мускульная сила, вода и ветер. В течение предшествующих 13 тысячелетий люди всячески старались подчинить себе эти природные силы, чтобы с наименьшими затратами получать как можно больше энергии, но если ветер не дул, вода не текла, а плоть слабела от голода, ничего не получалось.

Ситуацию полностью изменило использование ископаемых видов топлива. Генерация пара с помощью сжигания сначала угля, а затем и нефти позволяла вырабатывать энергию где угодно и в любых количествах. Судоходство перестало быть сезонным, поскольку топливо теперь можно было грузить на борт. Стократный рост объемов производства энергии и возможность ее целенаправленного применения полностью изменили отраслевую структуру экономики. Началось развитие добывающей промышленности, металлургии, строительства, медицины, сферы образования, производства вооружений, обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства, и в каждой отрасли формировался особый технологический уклад, который, в свою очередь, менял жизнь людей.

Успехи медицины не просто способствовали снижению заболеваемости, но удвоили продолжительность жизни. Бетон позволил строить не только хорошие дороги, но и многоэтажные дома[12]. Красители не просто положили начало формированию химической промышленности, но способствовали развитию производства минеральных удобрений, благодаря которым объем валовой продукции сельского хозяйства вырос вчетверо. Благодаря выплавке стали – более легкой, менее хрупкой и более устойчивой к ржавчине, чем железо, – эффективность всех отраслей экономики, будь то транспортное машиностроение, легкая промышленность или производство вооружений, выросла в разы. Все, что снижало потребность в физической силе, забивало очередной гвоздь в гроб каторжного труда. Аналогично использование электроэнергии не просто повысило производительность труда, но и обеспечило освещение в темное время суток, которое, в свою очередь, подарило нам дополнительное время. Отодвинув момент наступления ночи, люди получили возможность тратить больше времени на то, чтобы (учиться) читать, и население становилось все более грамотным. Это позволило женщинам начать жить жизнью, в которой были не только дети, дом и огород. Без электричества было бы невозможно движение за права женщин.

В новую индустриальную эпоху главным фактором прогресса были уже не мускулы, вода и ветер, и даже не энергия как таковая, а капитал. Все в ту эпоху – железные и шоссейные дороги, сборочные линии, небоскребы или военные корабли – было – как бы это сказать? – новехоньким, с иголочки. Все пришедшее на смену инфраструктуре прошлых тысячелетий было более легким, более прочным, более быстрым, более высококачественным. И все это нужно было создавать с нуля. Для этого нужны были деньги. Много денег. Потребность в промышленной инфраструктуре обусловила новые методы привлечения финансовых ресурсов. Так возникли капитализм, коммунизм и фашизм.

Простая экономика, основанная на перемещении товаров оттуда, где высокое предложение, туда, где высокий спрос, стала гораздо более сложной. Промышленные районы, где производились большие объемы новых уникальных продуктов, соседствовали с другими промышленными районами, где производились примерно такие же объемы других новых и столь же уникальных продуктов. Дальнейшая экспансия зависела лишь от двух факторов – наличия финансовых ресурсов для обеспечения промышленного роста и возможности доставлять товары туда, где их готовы покупать.

Логика географии успеха изменилась. На протяжении всей истории с момента перехода от эпохи охотников и собирателей к эпохе водяного колеса расположение на реке всегда считалось плюсом. В этом плане ситуация не изменилась. Но теперь этого было недостаточно, а всего необходимого для успеха не было ни у кого. Разветвленные судоходные речные сети способствовали развитию внутренней торговли и накоплению значительных объемов капитала, но последнего было недостаточно для того, чтобы одновременно и финансировать развитие территории, и покупать плоды этого развития. Торговля играла все более серьезную роль, будучи как источником торгового капитала, так и генератором потребительского спроса, или, попросту говоря, покупателей. В плане капитала самого большого успеха добилась Германия. Благодаря тому что территории вокруг Рейна, Эльбы, Одера и Дуная были чрезвычайно эффективны с этой точки зрения, Германская империя стала самым могущественным игроком той эпохи. Но морем заправляла Британия, а значит, именно она контролировала доступ к торговым путям и покупателям, которые нужны были Германии для мирового господства.

Регионы, географическое положение которых считалось наиболее выгодным в эпоху мореплавания, сохранили свои преимущества и в индустриальную эпоху. По мере развития промышленности морские державы с доминионами в самых отдаленных уголках мира становились все более обширными, могущественными и опасными. Благодаря океанскому судоходству влияние этих держав простиралось фактически по всему миру, а развитие производства вооружений, и в частности изобретение автоматического оружия, летательных аппаратов и горчичного газа, сделало это влияние очень опасным. К тому же мощный флот в сочетании с развитой промышленностью позволял морским державам нападать друг на друга, добираясь до границ противника в любой точке земного шара за какие-то дни или даже часы, а не за месяцы или недели, как ранее.

Промышленная революция привела к тому, что всего через два поколения после первых настоящих промышленных войн (Крымской войны 1853–1856 гг., Гражданской войны в США 1861–1865 гг. и Австро-прусско-итальянской войны 1866 г.) дело дошло до самой кровавой бойни в истории – двух мировых войн, унесших жизни около 100 млн человек. Одна из причин того, что эти войны привели к такому количеству жертв, – тот факт, что технологии промышленной революции не только позволяли производить более мощные вооружения, но и многократно усиливали зависимость культурной жизни, технологического развития, устойчивости экономики и отношения общества к войне от искусственной инфраструктуры. Противники наносили удары по объектам гражданской инфраструктуры, потому что именно она обеспечивала возможность ведения войны. Но она же поддерживала и систему образования, и занятость, и здравоохранение, и продовольственную безопасность.

Помимо всего прочего, мировые войны показали, что география по-прежнему имеет значение. Пока Британия, Германия, Япония, Китай и Россия уничтожали ветряную, водную и промышленную инфраструктуру друг друга, один относительно молодой народ, поселившийся на относительно новой территории, не только не стал объектом геноцида, но и воспользовался войной для широкого внедрения технологий применения энергии воды и ветра, строительства флота и наращивания промышленного потенциала своей страны. Во многих случаях ему все приходилось делать впервые.