Ночь волшебства

Собравшись с мыслями, Жан Филипп продолжил:

– Я получил предложение от очень известной холдинговой компании. У них есть американские партнеры, которые уже заработали целое состояние. Они дают мне возможность стать компаньоном, а на этом можно сделать очень большие деньги. Первоначальная зарплата просто фантастическая, а компаньонство еще более привлекательно. Это именно то, о чем я мечтал, когда думал о возможности заработать много денег, чтобы поддерживать свою семью в будущем.

Тем не менее он оставался напряженным, когда официант поставил перед ними заказанные блюда и ушел. Шанталь ждала, что Жан Филипп продолжит свой рассказ с того места, где остановился, но он молчал.

– Тогда почему мы не заказали шампанское, чтобы отметить это событие? – спросила она, а он подавленно взглянул на нее.

– Потому что это Китай. Именно там сейчас крутятся большие деньги. Компания хочет, чтобы я перебрался в Пекин на срок от трех до пяти лет. А это не такое уж простое место для жизни. Я не могу представить себе, чтобы Валерия захотела перевезти туда детей. Она влюблена в Париж и обожает свою работу здесь. Перед ней открывается карьера, и, возможно, она станет главным редактором «Вог», но ее оклад никогда не сможет обеспечить нас, и она это знает. Такие предложения, как мне, не поступают каждый день, и если я отвергну его, то другого может и не быть. Я могу еще двадцать лет оставаться на месте и пытаться откладывать деньги. Если же мы переберемся в Пекин, я смогу заработать приличные деньги и обеспечить свою семью. Но… боюсь, она возненавидит меня, если будет вынуждена распрощаться со своей карьерой. Мне же придется постоянно выслушивать ее жалобы, и это доконает меня. В общем, ситуация достаточно неприятная, – закончил он грустно.

Шанталь погрузилась в раздумья. Непросто принять решение в такой ситуации. Конечно же, Валерия будет расстроена в любом случае. Ей придется пожертвовать своей карьерой ради мужа. К тому же глупо рассчитывать на то, что ее место продержат за ней три или даже пять лет, кто-то другой непременно займет его. Конкуренция в модных журналах всегда была жестокая.

– А ты советовался с Валерией? – негромко спросила Шанталь, стараясь мысленно взвесить все «за» и «против».

Но ведь Жан Филипп старался ради будущего семьи, а потому все «за», безусловно, перевешивали.

– Мне позвонили три дня назад, и наша встреча состоялась только вчера, поскольку их американские партнеры были в городе, а прошлым вечером мы проводили Белый ужин. У меня просто физически не было времени обсудить все с Валерией. Но это необходимо сделать как можно быстрее. Они ожидают нашего решения через пару недель и хотят заполучить меня уже в сентябре.

– И когда ты собираешься рассказать ей?

– В ближайшее время… Шанталь, подскажи, как мне поступить!

– Однако, – мягко произнесла она, откинувшись в кресле и перестав жевать. – Это непростой выбор. Кому-то придется терять – Валерии, если ты ответишь им положительно, или вашей семье в целом, если отклонишь это предложение.

– Да, оно слишком заманчиво, – признался он, – но что, если Валерия не пойдет на это? Что, если она оставит меня?

Он произнес это таким паническим тоном, что Шанталь испытала жалость к другу. Почему всегда возникает недостаток в золотом тельце? Ничего не происходит так просто, когда речь заходит о больших деньгах. И таким осложнением в данном случае выступает далекий Пекин. Шанталь не могла представить, чтобы Валерия перебралась туда по собственной воле. Ему придется чуть ли не силком перетаскивать ее в Пекин, или же она может наотрез отказаться и продолжить свою карьеру, даже если это будет менее доходно, чем предлагаемая мужу работа. Карьера очень много значила для нее, ведь она вращалась в мире моды уже более десяти лет, влившись в коллектив «Вог» сразу после колледжа. Да, нелегкое решение предстоит принять Валерии!

– Перестань говорить ерунду! Никуда Валерия не денется, она любит тебя, – сказала Шанталь, пытаясь убедить его. – Но, конечно, она будет расстроена, мы оба это знаем. А ты не должен упрекать ее за это. Валерия много и упорно работала в «Вог», и ей светит должность главного редактора, когда тот выйдет на пенсию… Слушай, а ты не можешь поехать в Пекин на более короткий срок? Скажем, на год-два, а не на три-пять? За такой срок тоже можно сделать что-то существенное, разве не так?

Но он покачал головой:

– Я могу попытаться уговорить их на первоначальный срок до трех лет, но меньше не получится. Парень, который там сейчас работает, возвращается на родину. Он провел в Пекине четыре года и открыл офис для компании.

– Тебе известно, почему он уезжает?

– Его жена не смогла там жить и уже год как перебралась в Штаты, – грустно ответил Жан Филипп, они оба рассмеялись.

– Что ж, это показывает, чего мы должны ожидать, не правда ли? – сказала Шанталь, утирая выступившие слезы. – Я думаю, уговорить Валерию будет непросто, зато в течение сравнительно небольшого периода времени можно достичь отличных результатов. Для тебя это станет огромным шагом вперед.

Но Шанталь понимала, как и он сам, что Валерия не оставит свою карьеру, чтобы вернуться в Париж через три-четыре года. К тому времени у журнала будет новый главный редактор, и это будет не она. А ведь Валерия так долго ждала этого момента…

– Я совершенно не уверен, что она поймет это, – вздохнул Жан Филипп. – Для нее их предложение будет означать одно: она должна уйти из «Вог» и перебраться с тремя детьми в какое-то ужасное место, о котором все говорят, что это самый жуткий город, в котором невозможно жить. Я не думаю, что Валерия готова пойти на это.

– Тебе следует больше доверять ей. Валерия умная женщина, и если захочет надежного экономического положения в будущем, то согласится на переезд. И в любом случае ты должен говорить убедительно, доказывать преимущества этого предложения, и постепенно вы с ней обязательно придете к разумному компромиссу.

Впрочем, ни о каком компромиссе речь идти не может. Он должен либо принять предложение, либо отвергнуть…

В таком духе они проговорили весь обед, а потом, выйдя из ресторана, Шанталь попрощалась с ним и, прежде чем свернуть в один из боковых переулков, с улыбкой попросила:

– Позвони мне, после того как поговоришь с ней. – Валерия женщина разумная, и Жана Филиппа любит. Как бы ни обернулось дело, Шанталь не сомневалась, что их взаимоотношения останутся незыблемыми. – Я буду здесь еще несколько дней, а в конце следующей недели надеюсь встретиться со своим младшим сыном в Берлине. Я не виделась с Эриком с февраля, он тогда работал над своей новой композицией и не хотел, чтобы ему мешали.

Новые концептуальные инсталляции Эрика казались ей слишком дерзкими, но все же он был одним из самых талантливых молодых художников, и его творения хорошо продавались. Шанталь гордилась сыном и всегда с удовольствием встречалась с ним. Он жил в Берлине уже три года, много и плодотворно работал и даже обзавелся новой подругой, с которой хотел ее познакомить. Эрик уделял матери гораздо больше времени и внимания, чем его брат и сестра, жившие куда дальше от нее, но она все равно видела его лишь несколько раз в году. Он был слишком занят своим искусством и приезжал в Париж только на Рождество, когда вся семья собиралась за традиционным праздничным столом.

После того обеда Шанталь не общалась с Жаном Филиппом несколько дней, что было довольно необычно, поскольку раньше он звонил ей чуть ли не ежедневно. С тех пор как ее дети разъехались, он считал ее буквально членом своей семьи. Она была полностью погружена в работу и сейчас создавала сценарий о группе женщин в концентрационном лагере в годы Второй мировой войны вплоть до их освобождения.

Шанталь подозревала, что признание Жана Филиппа о предложении ему новой работы было не очень-то хорошо воспринято его женой, и поэтому не хотела звонить ему сама и вмешиваться в происходящее. Она проработала без помех всю неделю и была довольна результатами, а в понедельник утром позвонил Жан Филипп.

– Ну и как дела? – спросила Шанталь, услышав его голос в трубке.

– Все, как ты предполагала, – ответил он усталым голосом. – Только ты говорила, что Валерия будет расстроена. Так вот, это не то слово. Она была поражена, раздосадована и зла, кричала на меня. Из хороших новостей только одна: развестись не предложила.

Шанталь ощутила комок в горле. У Жана Филиппа и Валерии вполне устроенная семейная жизнь, замечательные дети, отличное здоровье, хорошие друзья, любимая работа и чудесный дом в самом лучшем городе мира. Теперь же они должны сделать трудный выбор, в котором один из них оказывался в положении проигравшего и приносил жертву.

– Как ты считаешь, она согласится перебраться в Пекин? – спросила Шанталь.

– Вот прямо сейчас – нет, как мне кажется, но ее решение может измениться. Она думает об этом, а я получил три недели для окончательного принятия решения.

Во вторник они обедали вместе, и Жан Филипп выглядел очень напряженным. Валерия все еще не ответила ему. Для Жана Филиппа все было предельно ясно. Он считал, что им непременно нужно принимать это предложение – по тем причинам, которые весьма доходчиво обрисовал жене. С Шанталь они говорили о других вещах за обедом, и он рассказал ей то, что узнал от Валерии: новостями о близнецах Грегорио пестрели страницы всех газет. Малыши по-прежнему оставались в парижском госпитале, и их состояние пока не улучшилось, ведь роды были преждевременными.

– Бедная Бенедетта, – с сочувствием произнесла Шанталь. К этому времени им уже стало известно, что близнецы родились в ночь Белого ужина, из-за чего их отец так неожиданно и покинул празднество. – Я даже предположить не могу, чем все это обернется. Не уверена, простит ли его Бенедетта, как это делала раньше. – Она нахмурилась и, помолчав с минуту, сказала: – Вполне может быть, что не простит и дело закончится разводом, ведь Грегорио обрел сразу двоих детей от любовницы, а Бенедетта так и не смогла подарить ему ни одного.

Шанталь всегда выражала свои мысли прямо и не скрывала эмоций, хотя годами сохраняла мир со своими друзьями. История Грегорио и Бенедетты потрясла ее. Теперь у него есть дети, а у его жены нет, и оставалось только предполагать, станет ли русская девушка важным фактором в его жизни. Все предыдущие интрижки никогда глубоко не задевали Грегорио, однако этот роман все изменил. Шанталь чувствовала жалость к Бенедетте, а Жан Филипп считал, что Грегорио на этот раз повел себя как идиот и зашел слишком далеко. Жан Филипп всегда оставался верным своей жене, к чему Грегорио был просто не способен.

После обеда Шанталь направилась в продовольственный отдел одного из универсальных магазинов, чтобы купить что-нибудь вкусненькое для Эрика. Перед поездками к сыну она всегда старалась запастись французскими продуктами, по которым он скучал, поскольку ему приходилось питаться жирными немецкими колбасами и шницелями.

Шанталь положила в свою корзину паштет из гусиной печени и отборные деликатесы, печенье, кофе и вообще все то, что, как она знала, обожал Эрик. Он очень ценил материнскую заботу и радовался, когда она приезжала в Берлин с целым пакетом французских лакомств, а этот универсальный магазин был прекрасным местом, где их всегда можно было найти. Она как раз укладывала в корзинку упаковку шоколада, когда заметила мужчину, смотрящего на нее. Лицо его показалось ей смутно знакомым, но, так и не вспомнив, где его видела, она прошла мимо.

Они снова встретились в очереди к кассе. Шанталь опять попыталась вспомнить, не встречала ли его раньше. Возможно, в этом самом магазине? Это был весьма привлекательный мужчина явно за тридцать, скорее даже ближе к сорока, в джинсах и шведских мокасинах и черном свитере. Он стоял в очереди позади нее, и когда Шанталь уже забыла про него, то услышала мужской голос:

– Ну как, ваше желание уже исполнилось?

Шанталь обернулась и на этот раз узнала его. Это был тот самый незнакомец, который принес чудесные бумажные фонарики на Белый ужин, подарил один из них ей и предложил загадать желание.

– Еще нет. Возможно, прошло мало времени, – просто ответила она, и он улыбнулся ей в ответ.

– Значит, надо подождать, и оно обязательно сбудется.

Шанталь кивнула, а он бросил взгляд в ее корзину, впечатленный набором деликатесов, выбранных ею. Сверху лежали две бутылки вина, придававшие корзине праздничный вид.

– Судя по всему, вы собираетесь устраивать дома вечеринку.

– Это гостинцы для сына, он сейчас в Берлине.

– Счастливый парень. У него чудесная мать и отличный вкус, – сказал он, увидев паштет из гусиной печени.

– Он голодающий художник и просто устал от колбас и мяса, – со смехом произнесла Шанталь, и тут подошла ее очередь к кассе. Заплатив за товар, она обернулась, чтобы попрощаться с ним: – Еще раз благодарю вас за фонарики. Вы сделали тот вечер по-настоящему сказочным для всех нас.

В устремленном на нее взгляде карих глаз сквозила мощная энергия, и Шанталь показалось, будто ее пронзил разряд электрического тока. Она вспомнила, что обратила внимание на его взгляд еще во время Белого ужина, когда он велел ей загадать желание. Тогда в его тоне звучала настойчивость, а когда их фонарик пустился в полет, он смотрел ему вслед столь же пристально, как и теперь.

– Я рад, что вам понравилось. Собственно, как и мне. – Его красивое лицо осветила улыбка. – Надеюсь, ваше желание сбудется. И не сомневаюсь, что вы хорошо проведете время с сыном.

– Благодарю вас, – еще раз сказала она, и на этом они расстались.

Еще примерно с минуту Шанталь думала о нем, о его очаровании и странной притягательности, а потом направилась домой, где и упаковала купленные для Эрика деликатесы в чемодан. Она не могла дождаться, когда увидит его. Они не виделись четыре месяца. Столь длительный промежуток времени между их свиданиями был причиной того, что она слишком много работала. Ей нравилось то, чем она занималась. Написание сценариев и скриптов для документальных сцен много значило для Шанталь, заполняло всю ее жизнь, так что плоды ее трудов были великолепны. Она вкладывала всю душу и сердце в то, чем жила: в свои сценарии, в своих друзей и своих детей, даже когда они оставили ее, разлетевшись по миру. И сейчас она была рада, что очень скоро встретится с сыном.

Глава 4

Когда Валерия тем вечером пришла домой с работы, напряжение, повисшее в их доме, можно было резать ножом. Она почти не разговаривала с Жаном Филиппом после того, как он сообщил ей о Пекине. Отправив детей спать, они поужинали в полном молчании. Жану Филиппу казалось, что таким образом жена наказывает его, хотя после того скандала она сказала, что ей надо подумать. И тем не менее ничего не обсуждала с ним, хмурилась, будто прикидывала в уме все «за» и «против» того или другого варианта, решив не отвлекаться на остальные темы, казавшиеся ей сейчас малозначительными.

Их дети были еще слишком малы, чтобы понять причину разлада, царившего в доме, но инстинктивно чувствовали возникшее между родителями напряжение. Окончательное решение вопроса о переезде неизбежно должно было так или иначе отразиться на детях. Валерия считала далеко не идеальным воспитание западных детей, росших в Пекине. Даже если никакие другие аспекты не станут помехой, все равно загрязненность воздуха ужасала, жизненные условия были тяжелыми, поэтому большинство западников не брали детей с собой в Пекин. Детям Валерии и Жана Филиппа было пять, три и два года. Валерия беспокоилась о медицинском обслуживании для них, о риске подхватить какую-нибудь заразу. Убеждая жену переехать в Китай, Жан Филипп приводил примеры, когда другие семьи перебирались туда, и это расширяло горизонты их детей с малых лет. Однако она мучилась сомнениями.

Валерию останавливало еще и то обстоятельство, что мир моды был неумолимой и крайне изменчивой средой, и она вряд ли так просто могла бы вернуться туда спустя три и тем более пять лет. Валерия не была готова отказаться от всего достигнутого. Временами она удивлялась, как Жан Филипп мог даже предложить ей такое. И хотя понимала, что он исходил из общих интересов их семьи, не могла не сердиться на него за желание перевернуть всю ее жизнь с ног на голову.

После первого известия о возможности смены работы он пытался несколько раз поговорить с ней, но она непременно отказывалась.

– Почему бы нам просто не обсудить это? – спросил он, заканчивая ужин и умоляюще глядя на нее.

– Потому что я не хочу. Я не желаю, чтобы ты давил на меня! – вспылила Валерия. – Мне необходимо обдумать это все без твоего воздействия.

– Но я не собираюсь уговаривать тебя или заставлять ехать туда, – рассудительно произнес Жан Филипп, но она не хотела слушать его, потому что не верила ему.

– В самом деле? – Валерия посмотрела на него и положила вилку на стол. – А вот мне сдается, что ты только и ждешь, чтобы я просто согласилась. Это не будет моим решением, Жан Филипп. Ты просто не оставляешь мне выбора. Отправиться вместе с тобой в такое место, которое я уже готова ненавидеть, и при этом поставить крест на своей карьере, либо остаться здесь, и тогда ты будешь всю жизнь корить меня за упущенную возможность. Ты зарабатываешь больше, чем я, и мне уже стало казаться, что ты имеешь и более весомый голос в нашей семье. Но я не думаю, что так уж честно противопоставлять его моему. А что, если мы не приживемся там, или дети начнут болеть, или ты не получишь тех денег, которые так тебя привлекают сейчас? Тогда что?

– Тогда мы вернемся домой, – негромко ответил он.

– И к этому времени я потеряю работу. Мне потребовалось тринадцать лет, чтобы занять высокое положение в «Вог». Почему я должна отказаться от всего этого? Только потому, что ты зарабатываешь больше, или потому, что ты мужчина?

– Мы сделали бы это для нашей семьи, Валерия. Ради нашего будущего. Это будет большой шаг вперед для всех нас. Надеюсь, ты понимаешь, что я прав. Время сейчас работает на нас, рынок развивается, я могу сделать состояние.

– Но нам не нужно состояние, – серьезно произнесла она. – Нам вполне хватает того, что есть.

– Тогда пусть это будет наше окончательное решение. Я просто получил шанс зарабатывать больше и отверг его. Возможно, когда-нибудь мы снова получим такой шанс. Но я не смогу зарабатывать так много во Франции или даже в Штатах, – сказал Жан Филипп, хотя никогда даже не думал перебраться за океан: они полностью укоренились во Франции, и она им очень нравилась.

– Почему деньги должны управлять нашей жизнью? Раньше ты никогда не допускал подобного. И это одна из причин, по которой мне нравится здесь жить. Да и что нас ждет в Пекине? Мы же не китайцы, для нас это совершенно другая культура, да и далеко не простой город. Все такого же мнения. И ты хочешь принести все это в жертву деньгам, которые там заработаешь? Я совершенно не уверена, что тоже хочу этого.

– Значит, мы не поедем, – сказал он, подводя итог нелегкому разговору.

Жан Филипп чувствовал себя побежденным ее аргументами, в особенности связанными с детьми, и не мог отрицать их справедливость. Ему не хотелось лгать ей. Он понимал, что они упускают хороший шанс, что те, кто приглашал его, надолго запомнят этот отказ, но не хотел расстраивать жену.

Валерия, все еще сидевшая за компьютером, пожелала ему спокойной ночи, когда он отправился в постель. Она уже несколько дней не целовала его, а ночью превращалась в злобную фурию, готовую обвинить его в чем угодно. Никогда ранее Валерия так не вела себя, но сейчас чувствовала, что не только вся ее жизнь, но и их брак висят на волоске. Что случится, если они станут перетягивать канат каждый в свою сторону? Ничто в пекинском предложении не привлекало ее, но Жан Филипп отчаянно хотел получить эту работу. Она понимала, что между ними началась война, отравляющая их отношения. Они оба чувствовали, как построенный ими мир распадается на части. Из союзников и единомышленников они в один миг превратились во врагов, что абсолютно немыслимо в их прежней совместной жизни. И каково бы теперь ни было их решение, один из них обязательно проиграет, а то и вся семья окажется в проигрыше.

В пятницу после полудня, когда Шанталь поднималась на борт самолета, который должен был унести ее в Берлин, думать она могла только о предстоящей встрече с младшим сыном. Она везла его любимые деликатесы, два новых свитера, поскольку то, в чем она его раньше видела, выглядело ужасно, а также несколько книг, которые, как ей казалось, он был бы рад прочитать. Она даже захватила с собой набор инструментов, чтобы сын мог сделать у себя хотя бы небольшой ремонт. Шанталь всегда следила за всем в доме, и ее дети неизменно добродушно посмеивались над подобной чистоплотностью. Эрик был единственным, кто ценил это и любил, когда мать опекала его. Ей было крайне жаль, что художественное сообщество Берлина было куда более авангардным, чем в Париже, и профессионально Эрик ощущал себя счастливее именно там. Он чувствовал, что со своим искусством будет куда более нужным в Берлине, невольно лишая тем самым мать столь необходимого ей общения с ним.

Отношения Шанталь с дочерью складывались не так хорошо, как с Эриком, поэтому Шарлотте нравилось жить в отдалении от матери на другой половине земного шара. А Поль просто влюбился в Штаты, когда еще учился в кинематографической школе при Университете Южной Калифорнии, и в тридцать один год выглядел куда более американцем, чем французом, прожив там тринадцать лет. И лишь любимый сын Эрик, нежный доверчивый парень, обожал ее общество. Им всегда было весело вместе. Когда умер отец Эрика, ему едва исполнилось три года, и она воспитывала его одна. Именно по нему она больше всего скучала, даже в свои двадцать шесть лет он оставался для нее ребенком.

Эрик по-медвежьи неуклюже обнял мать, встретив ее около стойки выдачи багажа, и на одолженном у друзей автомобиле отвез ее к себе домой, потому что всегда настаивал на том, чтобы она останавливалась у него, а не в отеле. Он наслаждался их совместными завтраками и длительными беседами. Он зарабатывал на жизнь искусством, но Шанталь время от времени помогала ему материально, хотя он ни о чем не просил ее.

Проживал Эрик в районе Фридрихсхайм, платил совсем крошечную арендную плату за подобные конуре апартаменты, но также снимал студию в этом доме, где устраивал свои инсталляции. Студия Эрика представляла собой одну из лучших авангардных концептуальных галерей Парижа. Шанталь гордилась сыном, хотя совершенно не понимала его работ, и восторгалась его известностью. А еще она любила шумные сборища его друзей и ощущение богемности окружающей среды. Нечастые свидания с Эриком всегда становились для нее настоящим праздником.

Когда они добрались до жилища Эрика, Шанталь достала из чемодана продукты, привезенные специально для него, и он пришел в восторг. Сын тут же открыл банки с паштетом, а Шанталь приготовила тосты в старой духовке, которой он никогда не пользовался. В его обществе она снова чувствовала себя матерью, с удовольствием слушала истории, которые он рассказывал, смеялась вместе с ним над его приколами и говорила о своем сценарии из времен Второй мировой войны. Общаясь с ним, Шанталь остро чувствовала, как сильно по нему скучает и как пуста ее жизнь без детей, разлетевшихся по свету. Увы, то время, когда они были маленькими, миновало безвозвратно, и теперь ей оставалось только довольствоваться короткими и столь редкими встречами с ними.

Что ж, таковым оказалось искусство быть матерью взрослых детей, и оно далось ей не так уж просто. С их отъездом в ее жизни образовалась пустота, но она ни намеком не обмолвилась с ними об этом. Она не считала их виновными в том, что они повзрослели и у них появились свои интересы, как бы горько это ни было для нее. Ей оставалось смириться с таким положением вещей, и у нее это получалось с переменным успехом. Вот, например, свидания с младшим сыном всегда поднимали ей настроение на несколько недель. Приезжая к Эрику, она искренне радовалась, проводя с ним время, а он забрасывал работу, чтобы уделять все внимание матери.

В один из вечеров они пригласили на ужин Аннелизу, его новую подружку. Она оказалась милой девушкой из Штутгарта, студенткой, изучавшей искусство и боготворившей Эрика. Аннелиза совершенно не скрывала, что он, по ее мнению, гений, а Эрик смущался ее восхищением, но был очень рад, что она понравилась Шанталь, несмотря на ее многочисленные татуировки и пирсинг на лице. Шанталь давно уже привыкла к таким художествам: видела у его друзей и подруг, – но сам Эрик, к счастью, ничем подобным не обзаводился.

Шанталь забавляло, сколь ее дети отличались друг от друга. Шарлотта всегда была самой консервативной из всех, сторонилась бесшабашных друзей младшего брата и их образа жизни. Порой девушка даже позволяла себе делать замечания матери относительно ее якобы богемных костюмов и просила надевать что-нибудь более строгое, когда мать навещала ее в Гонконге и они собирались в ресторан. Поль же с радостью принял все аспекты жизни в Штатах, включая бодибилдинг и тяжелые силовые тренировки. В течение уже многих лет он придерживался вегетарианства, всегда просвещал мать относительно всевозможных диет и брал ее с собой в гимнастический зал, когда она бывала в Лос-Анджелесе. Шанталь жаловалась Жану Филиппу, что сын едва не угробил ее своими кардиоупражнениями. Зато, едва покинув Новый Свет, она набрасывалась на нормальную еду и даже иногда курила, когда ощущала потребность в этом. Единственное преимущество жизни в одиночестве заключалось в том, что она могла делать все, что ей хочется, но это была слишком слабая компенсация за то, что она так редко видела своих детей…