Метресса Ланс

Подумала, насобирала мха про запас, плотно скатала и завернула в остатки полотна. И рану обработать им, и для других санитарных нужд. Промокшие чуни пока развесила на ветках ели. Из этой обуви мне можно было выкроить две пары, а из портков – двое брюк и ещё юбку. Вот только кройкой и шитьем в гнезде под елкой не позанимаешься. И всё-таки со штанами надо было что-то делать. Я решила их хотя бы порезать по длине. Сначала не снимая портков, развязала завязки вокруг бедер, удерживающие низ штанин, и отрезала ножом брючины внизу у щиколоток. Теперь у меня появилось две трубы из ткани, вполне могущие заменить юбку. По крайней мере, мои тощие бедра в отрезок брючины поместились. Ну что ж, тоже прибыль. Могу сшить себе кое-какую одежду. Однако отрезанные лишние штанины проблемы не решали. Портки были в четыре раза шире, чем нужно, и то, что прикрывало филейную часть их прошлого хозяина, было просто примотано поясом и завязками к моему телу. Между прочим, складки, собранные подмышками, мешали двигать руками.

Мозг отчаянно работал в попытках придумать, как же мне из этого богатства ткани сделать более-менее одежду, не имея иголки с нитками, сидя в гнезде под елкой? Я перебирала в голове все те мастер-классы, которые проходила за несколько лет. Ну вот должно же было быть что-то такое? Проблема в том, что для любого из ремесел нужен был инструмент. Спицы, иглы, ножницы. Ладно, ножницы заменить можно ножом, хотя он, прямо скажем, туповат. Спицы из палочек выстрогать.

Так, что у меня в загашнике из знаний есть? Плетение разное, из бумажных трубочек, веток, иголок сосны. Всё не то. А вот, вязание крючком. Скрепить два куска ткани обвязкой крючком можно. Нарежу тонких полосок из лишней ткани вместо ниток, а крючок вырежу своим ножом из… Из чего? В голову полезли всякие крючки, которые делают выживальщики: рыболовные из смолы, костей рыб, колючек боярышника. Снова не то. Вывалила из собранного в юрте мешка барахло на застеленную отрезанную штанину. Богатство, прямо скажем, ни о чем. Горшок с чем-то, мешок с… кажется, это горох или что-то подобное, во втором мешочке опять крупа какая-то. В третьем оказалась серая соль, совсем немного, может, со спичечный коробок. В ещё одной тряпице снова какие-то семена, на редис похожие. К тряпкам и еде я умыкнула медную совсем крохотную чашку-пиалу, ложку деревянную, а тот женский платок оказался украшением типа монисто. На сетку из ниток нашитые кругляши из желтоватой жести и висюльки из каменных бусин. Автор этого украшения подбором цветовой гаммы не занимался, сомнительная красота. Нож короткий, тупой, из черного железа, с лезвием под сорок пять градусов, как у канцелярского ножа. Ну и ещё расшитая нательная женская рубаха. И всё.

Глядела я на эти сокровища и вспоминала, как мы втроем обсуждали попаданцев из книг. Что ни попаданка, то как минимум принцесса, или все принцы её, и дом есть, и …, а у меня двенадцать блестяшек на сетке, один недо-нож, глиняный микро-горшок, семена, пованивающие мышами, и портки в четыре раза больше меня. Хотя есть еще мокрые чуни, кусок ткани, которым тело обмотано, связка шерсти на шее и сапоги. Почти рояль. Есть у меня волосы, нечесаные, грязные, но длинные, и голова на плечах. “Так, так, так. Ну вари, голова, как крючок для вязания сделать”, – посоветовала сама себе.

Я попробовала согнуть блестящую монисту. Руками никак. Да и что этими ручками можно сделать? Они же слабенькие совсем. Кое-как отрезала от сетки один кругляш и начала рассуждать: “Чисто теоретически можно согнуть, если долбить камнем по нему. Металл должен быть мягким, судя по качеству ножа, тут высококачественной металлургией не пахнет. Бронза или не чистый сплав меди, пусть и толстая мониста, с миллиметра толщиной, но скорее всего согнуть можно. Долбить – это шуметь, можно нож поставить и по нему стучать, а чтобы не шумело, тряпкой обмотать ручку ножа. А голова-то молодец, все помнит, мыслить умеет. И я тоже ничего, и Ева молодец, и Элизабетт. Хотя Бетти вряд ли молодец, кажется мне, что именно она удружила с такими условиями моего попаданства. От слова "Попа". Так, а вот этого не стоит, надо не о Бетти думать, а о том, как тельце своё относительно нормальной одежкой прикрыть. И о том, что творится вокруг, забывать не стоит”.

Я аккуратно сложила свои пожитки в мешок, оставив нож, отрезанную штанину и один медный кругляш. Снова оделась, подвязалась, обрезанные широкие штаны примотала к ногам ремнями, которые раньше удерживали чуни. Так себе конструкция, но хотя бы в ткани не запутаюсь. Тщательно прикрыла свое гнездо с мешком и поползла на выход из елового шатра.

Доползла я до края каменного останца и восхитилась открывшимся видом. Скальный уступ, на котором я обосновалась, был частью поднимающегося горного хребта. Прямо под ним располагалось поле, окаймленное могучими лиственными деревьями, сейчас стоящими с голыми ветвями. Все-таки это была либо ранняя осень, либо весна. Поле было частью большой долины, которая с трех сторон была огорожена горными хребтами. И чем выше поднималась земля, тем чаще по склонам росли темные ели или какие-то другие хвойные деревья. Зеленый лес у подножия, где-то с середины хребта, становился белым от снега. Снег, который лежал в тот момент, когда я очнулась в этом теле, по большей части уже растаял; оставались лишь небольшие белые пятна в ямах. Справа от меня поднимался еще один горный отрог. Перед подножием этого отрога бежала речка. Судя по размытому руслу, больше проходившему на ущелье, и выбеленным россыпями округлых камней, речка имела буйный нрав и, видимо, регулярно переполнялась. Как это обычно бывает у рек, берущих начало в горах, после хорошего ливня или с началом таяния снега из мелких ручейков они превращались в буйные бурлящие потоки. Теплело, снег таял, и река прямо на глазах набирала силу.

Место, в котором я оказалась, было красивым, примечательным и обжитым. Во-первых, насколько я могла видеть вдоль долины, зажатой между горами, шла настоящая широкая дорога, кое-где вымощенная камнем. Во-вторых, поле, которым заканчивалась долина, было поделено на несколько частей. В одной части поля, огороженной забором из жердин, на молодой зеленой траве паслись лошади. Прямо подо мной стояли те самые шатры чумы, ближе к речке – добротный рубленный дом с каменными трубами, рядом несколько небольших домиков, навес, хозяйственные постройки; эти условно капитальные строения были огорожены валом с частоколом. Над широкими створками ворот находился деревянный помост и две деревянные вышки по углам. Несмотря на то что все строения были из дерева, это выглядело как настоящая крепость. Крепость прикрывал мост через ущелье, по которому сейчас бежала река. К мосту подходила мощенная в этом месте дорога. Напротив крепости была широкая отсыпанная галькой площадка, где стояли какие-то телеги и повозки. Чуть дальше расположили длинные навесы, накрытые какой-то черной травой. Примечательной была конструкция по обеим сторонам реки: это был самый настоящий разводной мост. Я выползла на свой наблюдательный пункт именно в тот момент, когда мост начали разводить. На этом и на противоположном берегу реки вращали большие деревянные колеса пара лохматых быков. Канаты, привязанные к частям моста, наматывались на барабаны, и конструкция из трех балок с настилом ползла по бревнам, уложенным поперек дороги. Как же они назад все это затаскивают, было непонятно.

На остальной части поля стояли отдельными группами караваны. Тот шатер, который под утро обчистила я, был в составе богатого обоза. Юрт было целых семь штук, несколько добротных крытых тентами телег, напоминавших транспорт переселенцев Америки. В других караванах были разные транспортные средства: одноосные и двуосные повозки, шарабаны и арбы с колесами почти в два раза больше длины телеги. “Ну что ж”, – подумала я, – “Хотя бы изобрели уже колесо, и транспортная сеть у них есть”.

Внизу было довольно шумно. Где-то стучал по наковальне молот, значит, тут была какая-то ремонтная мастерская. Ржали лошади, мычали быки. Лагерь перед переправой проснулся и жил многоголосой дорожной жизнью. В долине по извилистой дороге ползли путешественники. Скоро эта придорожная парковка заполнится, ожидая, пока переправа снова заработает. А для меня такая суматоха и столпотворение совершенно разных людей давали прекрасную возможность прибарахлиться, изучить местных и, возможно, к кому-то прибиться. Странности одежды и неумение говорить можно списать на свое иностранное происхождение. Кто тут проверит? Осталось только понять, как тут относятся к беспризорно шатающимся детям.

Солнце стало припекать, я вытащила из-под елки промокшие чуни, развесила их на солнце. Сама нашла местечко среди камней, так чтобы видеть лагерь внизу и свое убежище, чтобы, если что, быстро ретироваться под елку. Хотя, даже если кто-то найдет шатающегося в лесу худющего подростка, вряд ли сочтет за злодея.

Среди путешественников встречались дети и женщины. Люди были одеты по-разному. Одни женщины носили что-то похожее на кимоно со штанами и платками на голове, другие – многослойные юбки в основном серого, грязно-зеленого и коричневого цвета. У большинства на голове были платки, у парочки я увидела шапки, наподобие шутовского двухрожкового колпака. Дети в основном бегали в длинных подпояснаных рубахах и штанах. А вот девочек в юбках я не заметила.

Еще я заметила, в стороне, где стояли накрытые черной травой узники. Люди были разного возраста и пола, в потрепанной одежде. Сидели в загоне, как скот, у ограды загона на привязи бегали черные лохматые псы. В душе шевельнулся колючий страх – главное остаться свободным человеком. Рабство, это не для меня.

Но пока надо было привести себя в порядок, чтобы не выделяться чужими огромными портками среди толпы. И я принялась за работу. От поваленного серого остова ели отколупала длинную сухую щепу. Сырые прутки на крючок не годились. Кое-как из щепы сделала несколько небольших деревянных шпажек. Парочку заострила, на одной попыталась вырезать крючок. Но нож был тупым, а руки вообще ничего не умели. Да, вот так. Никаких тебе супер навыков прошлого хозяина тела, памяти там… Ровным счетом ничего. Спасибо на том, что ходить могла, руки и ноги слушались, хватательный рефлекс выражен. Девочка в прошлом руками ничего не строгала. Так что пришлось учить саму себя правильно держать нож. Его тупизна была даже на руку, я ничего себе с первого раза не повредила.

К середине дня тело потребовало еды. Снизу от людского лагеря доносились аппетитные запахи жареного мяса, и мое явно недостаточно питавшееся раньше тело пустило слюну и заурчало животом. Горох, что ли, из мешка пожевать?

Я вернулась в свое убежище, достала мешок с горохом, соль и запечатанный горшок. Положила щепоть соли на язык и рассосала. Закинула пару горошин. Разжевать твердые горошины не получалось, лишь раззадоривало аппетит. Может, размочить их? За несколько часов даже в холодной воде горох разбухнет. Тогда хоть смогу пожевать. Стала расковыривать запечатанный горшок, надеясь, что там что-то съедобное. Не зря же это стояло в коробе рядом с крупой? Притертая и запаянная воском крышка отковыривалась очень плохо, но я справилась. Внутри оказались самые настоящие энергетические батончики. Вернее, та смесь, из которой они делаются в нашем мире: мелко нарезанные сухофрукты и орехи, перемешанные с густым медом. Судя по всему, это очень дорогое лакомство, вон как купец прятал его – с собой в шатер забрал.

Я зачерпнула смесь своей ложкой, положила в рот и рассосала, вспоминая курсы выживальщиков и свой собственный медицинский опыт. Жевать медленно, давая возможность телу насытиться в процессе еды. Организм обезумел от такого количества фруктозы, белков и углеводов, выдал в кровь эндорфинов, и меня залило счастьем. Медленно смакуя сладкую массу, я съела четыре полных ложки. Затем закрыла горшок и запихнула его в своем гнезде, прикрыв нательной расшитой рубашкой. Все ценности надо пока тут складывать, а не таскать с собой.

Я снова заняла свой наблюдательный пост и принялась, посматривая за жизнью стоянки, мастерить оголовье крючка. Поставив посередине золотистого кругляшка нож, ударила несколько раз по ручке камнем. Нашуметь я не боялась, гомон лагеря разносился далеко вокруг, вряд ли кто-то вычленит в шуме мой скромный стук.

Мониста слегка прогнулась по выбоине. Я отыскала трещинку в камне, чтобы поставить монисту на ребро. Несколько раз ударила камнем по боку, загибая кругляш пополам. Дальше дело пошло веселее. В согнутую почти пополам монисту вставила оструганную заготовку ручки крючка. Обстучав камнем несколько раз, зажимая импровизированный наконечник. Самое сложное было впереди. Полукруг на конце палки с крючком, конечно, не был. Надо было или сгибать кончик, или отрубать. Я решила вырубить лишний металл. Хорошо, что железо ножа было тверже материала монисто. Плохо, что работала я с мелкой деталью, а руки, непривычные к такому труду, слушались не очень хорошо. Идеальные ручки-крючки.

Тут же моя память из прошлого подкинула ассоциацию. Я словно человек, перенёсший инсульт: всё понимаю, очень хочу действовать руками, а на выходе получается что-то непонятное. Вспомнив о методиках восстановления функций для таких пациентов, осознала, что мои знания, хоть и не профильные, все же оказались кстати. Я делала медленные движения, помогая своей правой руке левой, и повторила это множество раз, пока рука не начла слушаться. Хорошо, что реабилитация шла быстрыми темпами – руки начали отзываться намного лучше.

После получаса неуклюжих попыток и отбитых пальцев, я, наконец, добилась своего. Злость бурлила во мне, как непокорный вулкан: голова знала, как создать идеальный инструмент, а руки всё ещё отказывались слушаться. Однако, как гласит старая мудрость, терпение и труд всё перетрут.

Через час на конце щепки красовался довольно грубый наконечник крючка с острыми краями и носиком, который даже в своём несовершенстве вызывал у меня гордость. Я уселась шлифовать неровности и заусенцы, шаркая свой примитивный инструмент по камню. Мой крючок напоминал скорее гарпун, далёкий от идеала, но уже мог выполнять функцию прокола и поддевания вязки.

Затем пришла очередь точить нож; за неимением настоящего инструмента снова пришлось шаркать лезвие по камню. Идеально острое лезвие я не создала, но уверенно могла оставить надрез на ткани чужих штанов. Нитки, которыми были сшиты штаны, поддавались намного хуже, словно упрямые противники, не желающие капитулировать.

Подготовка инструмента заняла много времени, почти полдня. Я успела снова проголодаться и измучиться от жажды. Вода, собравшаяся в выбоинах камня, являлась соблазнительной альтернативой, но полчаса, терзаясь от жажды, я упорно боролась с навязчивыми правилами своего воспитания: пить сырую жидкость из лужи? Ведь там может скрываться всякое! В конце концов, я преодолела свою брезгливость, дав себе слово, что как только представится случай, я найду способ избавиться от паразитов, начну кипятить воду и ухаживать за собой.

Работая над своим инструментом, я постоянно поглядывала на крепость и лагерь, отмечая, где что находится, и выдумывая, что и как могу украсть из запаса еды. Прогретый солнцем воздух ускорял таяние свежевыпавшего снега, и река заполнила всю ширину ущелья. Люди, осознав, что придется проторчать у переправы несколько дней, устроили импровизированный рынок. Толпа металась между рядами, присаживалась к кострам, оживленно разговаривая. Ограбленный мною купец выставил зазывалу, который уговаривал проходящих заглянуть в его шатер. Наблюдая за этой картиной, я поняла, что шатер посещали люди небедные. Торг у купца шёл бойко, его работник даже привел большого лохматого коня, выторгованного в обмен на какую-то коробку. Нередко из шатра выходили люди, неся горшочки с медовыми сладостями. Этих я провожала недобрым взглядом, задумав украсть еще парочку для себя.

Долго раздумывала, как же переделать свою одежду. Самым простым решением было просто ушить штаны. Во-первых, количество необходимых швов в этом случае намного меньше, во-вторых, не требовалось кроить сложные конструкции. Я разложила брюки на земле и аккуратно распустила боковые швы. С помощью шерстяной нитки измерила охват талии и бедер, добавила десять сантиметров и, вооружившись ножницами, безжалостно отрезала лишнюю ткань с боков. На уровне пояса убрала излишки, и в итоге получилась некая абстракция, напоминающая детский комбинезон-ползунки.

Из оставшегося куска ткани, отрезанного от штанины, я нарезала тонкие шнуры. Стащила с себя моток шерсти, решив пожертвовать часть скрученной нитки на боковые швы будущих штанов. Но перед этим я взялась за одно край нитки будущего бокового шва штанины и, проделав крючком воздушные петли из тканевого шнура, ощутила, как возвращается во мне чувство прекрасного, которое не покидало меня и в прошлой жизни. Практичность тоже не оставила меня: я решила, что мои новые штаны должны иметь возможность расширяться на несколько размеров. Ведь неизвестно, что под низ придется поддеть.

Для реализации этого замысла я взяла за основу традиционную одежду североамериканских индейцев и модные спортивные брюки со шнуровкой по боковому шву. Вот я и привязывала к краю ткани петли, в которые потом можно будет вдеть шнурок и затянуть брюки до той ширины, которая будет необходима.

Инструмент, конечно, у меня был аховый, моторика рук тоже. Это в моем мире развивать мелкую моторику начинали с раннего детства, ученые умы увязывали ловкость пальцев с развитием головного мозга, но этим конкретным телом, в которое вселилась я, никто не занимался, поэтому мне пришлось учить саму себя работать крючком. Неумение, помноженное на ужасный инструмент, выводило из себя, но я пыхтела над поставленной задачей, сантиметр за сантиметром навязывая на край ткани петли. Поймала себя на том, что от натуги пытаюсь языком достать собственный нос. Вот это да, да я просто какой-то питекантроп, Маугли. Пришлось следить не только за тем, что делаю руками, но и за своим лицом.

Первые тридцать петель делала долго, затем пальцы привыкли к новым навыкам, и дело пошло быстрее раза в два. Вторая брючина тоже обзавелась боковыми петлями. Следующие шестьдесят петель, привязанных к переднему полотну штанин, я сделала еще быстрее. Затем вывернула наизнанку штаны, скрепила боковые швы суровой шерстяной ниткой. Получилось, ну уж как получилось. Примерила – по крайней мере, это уже штаны почти моего размера, ничего не мешает двигаться. Воодушевленная первым успехом, я обвязала крючком бока и пояс полотнищ комбинезона. Приделала в районе талии несколько петель под подвязку. Привязала на спинку лямки. Осталось только придумать, как эти лямки крепить спереди, да так, чтобы они в процессе движения не спадали. Навязала на переднюю часть петли, лямки завязала к ним шнурками. К вечеру у меня были самые настоящие штаны на лямках. Почти по моему размеру. Пожалуй, портила вид только ширинка, которая болталась у меня разрезом в районе несуществующей пока груди. Удовольствие от хорошо проделанной работы портил голод. Единственное место, где можно было раздобыть еду, было внизу, в людском скопище. Штаны теперь у меня были, а вот рубахи не было. Солнце клонилось уже к закату, и ушить так же, как штаны, рубаху купца я бы не успела. Решила натянуть под низ комбинезона шитую девичью рубашку; красоту будет за комбинезоном не видать, только рукава и часть головины. Примерила, оценила. Слишком белая и рисунок яркий, привлекать будет. И решила из отрезанной брючины соорудить по-быстрому накидку. Всего дел – распустить шов и под горло подвязать завязкой, которая раньше подвязывала низ брючины. Одела придуманный наряд. Накидка, конечно, так себе, но зато шитье рубашки скрывает. В сумерках, да в огнях костра ничего не разглядят.

И засобиралась посетить людской лагерь, чтобы разжиться чем-то съестным. Свои сокровища сложила в гнездо, прикрыла лапником. Оставила горшок, мешочки с крупой, отрез ткани. Отрезала от монисто два кругляша. Вдруг это местные деньги, может, выменяю на что-нибудь полезное. Сложила еще в мешок миску, ложку, нож и обрезок брючины. Чтобы не таскаться с абсолютно пустым мешком, привлекая своей нищетой чье-то внимание.

Перед отправкой в придорожный лагерь я решила умыться и прибрать спутанные нечесаные волосы. Расчесать их мне было нечем, но попытаться сплести хоть какую-то косу и убрать под бандану я попробовала.

Умывалась из лужи, надеясь, что на самом деле не просто размазала по лицу грязь. Рассмотреть себя было не в чем. Ну, буду считать, что в сумерках мой внешний вид никого не напугает.

Глава 2

Спускалась я вниз уже в сумерках, старательно запоминая дорогу, обходя стоянку купца. Мало ли, признает моих штанах свои потерянные портки? Или решит проверить мешок, а там у меня его ложка и чашка. А мне этого не надо, ещё неизвестно, как в этом мире с пойманными воришками поступают. А то, что кушать хотелось и голой бегала по снегу, так какое дело до этого купцу? И потом неизвестно, что было с этим телом до того, как я в нем оказалась. И честно говоря совсем не хочется получить эти знания, как то боязно.

Я влилась в людское море с видом постояльца. Этому искусству мимикрировать под окружающих мы тоже учились. Самое главное сделать лицо кирпичем и всем своим видом демонстрировать уверенность в своём праве, с поправками на образ. Я представила себя в роли мелкого пацана, едущего с караваном из дальней южной страны. А что? Кожа у меня смуглая, ну или это грязь, волосы тоже темные. Одежда похожа на ту, что носили люди, путешествующие на повозках с большими колесами. У них что женщины, что мужчины носили примерно одинаковые одежки. Завтра из рубашки купца сварганю себе похожий наружный халат, как у китайцев, кажется ханьфу называется.

Я удачно выбрала время вписаться в местную тусовку. Люди, понимая, что переправа откроется через пару дней, радовались нечаянной передышке в пути и при этом бесплатной стоянке. В городах за такой вот постой надо было чем то платить. А тут и базар бесплатный и новости со всего света. Чем то этот лагерь напомнил мне палаточный городок на бардовских фестивалях. Вроде каждый сам по себе, варит, живёт и в тоже время все вместе. Фланируют между стоянками и компаниями, завязывают разговоры, пьют что то веселящее. Даже импровизированный концерт устроили. Я шныряла между компаниями, незаметно пристраиваясь, вслушиваясь в незнакомую речь и таскала с чужих столов куски. В одном месте женщины давали детям блюда со снедью, чтобы те относились мужчинам, которые были уже изрядно навеселе. Ну и я пристроилась на раздачу, блюдо получила и естественно часть еды в свою котомку убрала. Не разносолы, просто лепешки. В другой зачерпнула из котелка травяной напиток, у третьего получила в руки комочки из каши. Наелась, сделала запас. Если постараться, на пару дней растянуть можно. Умыкнула у какого то заснувшего под телегой мужика плащ. Драный, подкопченный, но из тонкой кожи, а значит не промокаемый. Мне сгодится на переделки.

Я двигалась по лагерю не просто так, а с учетом дневных наблюдений. Присматриваясь к людям, вслушиваясь в речь. Вот в книжках о попаданстве герои ну прямо говорят на всех языках мира, а я видимо какая та не та попаданка, никакой старой памяти. Хотя на кое какие звуки тело реагирует. Вот комочки каши, которые назывались байбап, тело узнало, как собака павлова слюну выработало. Там, где мне дали байбап, я покрутилась подольше, вычленила из речи ещё знакомые слова: сяй (травяной взвар с медом), байтор (огонь или костёр), айнар (мужчина), айна (жена мужчины).

Вообще, я просто потрясающий экземпляр для исследования совмещения души и тела. Могу наблюдать, что действительно относится к памяти тела, а что надо нарабатывать. Вот, теорию Павлова уже подтвердила. Байбап слюноотделение вызывает. Речь вроде бы знакома, то есть для организма звуки привычны, а я не понимаю. Посмотрим, с какой я скоростью свою язык. И есть ли та самая память тела? Хотя реабилитологи работают именно с мышечной памятью тел и клеточной памятью сознания, когда по новой учат людей ходить, говорить после травм. Вот только я то внутри сижу, а не снаружи этого тельца.

Вдоволь наевшись, я захотела спать, и спать в тепле, и желательно в безопасности. Многие люди укладывались рядом со своими телегами, на соломе, или просто у костров. Я тоже присмотрела себе местечко под арбой, рядом с большим колесом, и не так далеко от края поля, граничащего со стоянкой купца и с лесом. Подобрала рассыпанную солому, завернулась в украденный плащ. Планировала утром уйти к своей ёлке, продолжить работу над одеждой.

Проспать не боялась. Выпитое и съеденное накануне, не даст проспать. Так оно и вышло, я проснулась в наступивших утренних сумерках. Большой людской лагерь еще спал, только кое где шастали одинокие фигуры. Выбралась из под арбы, подгоняемая потребностями тела. Но по пути к лесу все таки заглянула в большой котел, подвешенный над потухшем костровищем. На самом дне котелка было немного травяного отвара. Эх, надо будет обзавестись какой то бутылкой или флягой.