Баймер

– Свободу, – ответил я. – Это немало.

Его глаза смотрели в меня пристально. Я чувствовал, как он прощупывает каждую мою извилину, трогает сердце, берет на ладонь и взвешивает почки и печень.

– Брешешь, – определил он. – Ну ладно, настаивать не буду. Просто думаю, что ты тайком… или не тайком работаешь над какой-то программой. Которая перевернет мир и сразу сделает тебя толстым и богатым. Нет-нет, я не спрашиваю!.. Пусть это остается твоей тайной. Просто, Андрий, ты мне тогда понравился. И как работал, и как держался, и что брякал в ответ на умные вопросы. Я ж говорю, у меня есть на людей чутье. Если решишься перебраться под мое крыло, у тебя будет не только хорошая зарплата… ты и так, наверное, зарабатываешь неплохо, но это ведь не главное, верно?.. При желании я могу купить те компы, которые еще не скоро поступят в продажу. Если честно, то у меня есть такое желание, только руки не доходят. Вернее, времени на все не хватает. На других фронтах я преуспел, а здесь сильно отстал. Правда, у меня есть программист… был. Хороший парень, но пришлось уволить. Так что ты попался вовремя.

С эстрады спустился толстенький музыкант, по-бабьи длинные волосы сзади перехвачены голубой ленточкой. Я не видел, когда он обошел столы, но вдруг появился справа от Конона, шепнул льстиво:

– Босс, наша певица очень жаждет с вами познакомиться…

Конон отмахнулся:

– Некогда, некогда.

Музыка здесь грохотала не то чтобы с силой камнепада, но что-то в теле отзывалось, подмывало на дикие бесшабашные поступки, на чисто нашенское: а, пропади оно все, будь что будет, авось не пропадем, не сидеть же сиднем…

Бот, который с широким лицом, посматривал по сторонам, замечал красивых женщин, в этих случаях грудь у него становилась шире, лицо значительнее, зато второй, с ястребиным носом, успевал и слушать нас внимательно, хотя тоже успевал замечать все вокруг. К нам еще дважды подходили официанты и заговорщицки сообщали, что вот те красивые молодые женщины могли бы подсесть к нашему столу, но коршуноносый всякий раз отстранял брезгливым жестом.

В дверях появился шофер, поднял горизонтально руку и постучал пальцем другой по циферблату. Конон вытер пальцы салфеткой, скомкал и бросил на стол. Я посмотрел, как он поднимается, даже не заплатив, метрдотель это видит, но ни звука. Я тоже встал, вышли вместе.

Ночь, в мокром асфальте, как в зеркале, отражается весь город, за время ужина поливалка прошла раза три, не меньше, воздух все еще свежий, влажный, почти тропический.

Конон уходил, с ним уходил и шанс как-то изменить жизнь. И тогда я спросил, бросаясь в неведомое, как в прорубь:

– А что я должен у вас делать?

ГЛАВА 6

За широким окном, непривычно высоким и широким, искряще-синее море. С астрономической неспешностью проплывает снежно-белая, чуть подсвеченная снизу оранжевым, пышная облачная гора. Хорошо видно каждый выступ, но вообще-то гора слишком сказочная, неземная, в этот плоский мир она приплыла из моего Забытого Королевства, слишком чистая и хрустящая, а здесь ее быстро превратят в тяжелую грязную тучу…

За другим окном тоже небо и облака, как и за третьим, которое на кухне. Облака наравне с моей семнадцатиэтажной башней, каждое утро мое сердце просыпается радостно и в ожидании чуда. Насточертели узкие крохотные окна-бойницы замков, приземистые здания дворцов, когда не просто прижат к земле, а буквально размазан по ней, как житель двумерного мира.

Здесь прозрачный хрустящий воздух, без всякой примеси дорожной пыли, коровьих лепешек, помоев и мусора, невыделанной кожи, конского пота, отработанных паров бензина, свежеуложенного асфальта. Здесь воздухом можно упиться и опьянеть, в то время как там, внизу, вместо воздуха сухая ядовитая смесь, брань смердов и простолюдинов, текущие в канаве помои…

Я выпрыгнул из постели, только теперь видны плоские крыши домов. Из верхних этажей дома напротив, к примеру, видят меня, но только до пояса, а там пусть дают волю фантазии.

Вспомнил вчерашний разговор, но, когда завтракал и пил кофе, помалкивал. Отец за столом напротив шуршит газетой, в последнее время он болезненно пристально следит и за политикой.

На полочке звякнул телефон. Отец снял трубку, я видел, как наморщил лоб, потом глаза его с таким усилием поднялись поверх газеты, словно он выжимал тыщу на разогнанном Celeron’е без кулера. Отыскали меня.

– Тебя.

Я взял трубку:

– Алло?

– Андрей? – послышался сильный уверенный голос. – Это от Конона. Машина у подъезда.

Я пробормотал, чувствуя себя довольно глупо:

– Сейчас спущусь.

Отец выждал, пока положу трубку, поинтересовался печально:

– Новые друзья?

– Да нет, – ответил я как можно небрежнее. – Это шофер. Ждет у подъезда.

– Такой же длинноволосый? – спросил он с горькой усмешкой, хотя я никогда не был длинноволосым. – Шофер – это разносчик наркоты? Я слышать, что «отъехать» – это впасть в кому от передозировки.

– А не въехать, – отпарировал я, – это не врубиться, если по-старому.

Он аккуратно сложил газету, выпрямился. Красиво и печально всмотрелся в меня, у меня красивый отец, это я черт-те что, потом замедленно поднялся и вышел на балкон. Через пару минут я услышал его голос:

– Там три машины. Это запор или жигуляшка?

Я промолчал, обулся и поскорее вышел. Лифт долго не вызывался, я нервничал, не люблю заставлять себя ждать, привык, что в Интернете каждая минута стоит деньги, а халявный допуск на днях оборвался, в универе снова сменили пароль.

У подъезда, в самом деле, три машины. Я остановился на крыльце в нерешительности. Из третьей вышел крепкий моложавый мужчина, тот самый, что был у Конона вчера за шофера, на вид лет сорок.

Он распахнул дверцу и уставился на меня с вопросительным видом. Машина с эмблемой мерса, наверное, и есть мерс.

Я подошел, сказал:

– Меня зовут Андрий. Не Андрей, а Андрий.

– А меня Сергей, – ответил он дружелюбно. – Андрий? Жаль, Андрей лучше.

– Чем?

Он удивился:

– Как это чем? Я бы говорил: Андрей, держи хвост бодрей – коров ведут. А так пока придумаешь что-то новое… На заднее сиденье или на переднее?

– На переднее, – ответил я.

– Хорошо, – одобрил он. – Конон тоже предпочитает переднее. Когда без баб, ессно. Но ремень все-таки застегни, застегни! Теперь штрафуют.

Когда мы отъезжали от подъезда, я едва не вывихнул шею, пытаясь увидеть наш балкон. Увидел ли отец, в какую крутейшую тачку я сел?

Сергей лихо и на скорости выкатил со двора, погнал машину, явно нарушая скоростной режим. Постарше меня лет на пятнадцать, но с таким запасом оптимизма подобные ржущие жеребцы до глубокой старости остаются Сережами. От них много не ждут, да они и сами всегда довольны своей жизнью, положением.

Он сидел расслабленно, машиной словно бы не управлял даже, сама набирает скорость, перестраивается, а когда встретилась небольшая пробка, этот Сережа без раздумий вырулил на тротуар, промчался, пугая прохожих, миновал место затора, а там снова съехал прямо через бордюр, словно у него не низкосидящий мерс, а всепроходный джип.

– А чо у тебя голова такая? – спросил он вдруг очень серьезно.

– А что в ней не так? – удивился я. Потрогал макушку. – Вроде бы еще не квадратная…

– Даже не лысая, что дивно! И формой, как у людёв… Мне Конон велел привезти яйцеголового, а у тебя голова почти как у человека. Только вот ухи…

– Да какой я яйцеголовый, – ответил я. – Обыкновенный безработный инженеришко.

Машина поворачивала, накручивала спираль, все на огромной скорости, я чувствовал ликование, этот Сергей как-то угадывает смену светофоров, идет на большой скорости, ГАИ, к счастью, не видать, асфальт как бархатный, машина идет будто по ковру.

Машина выскочила на Кутузовский. Здесь шоссе добротное, солидное. Не бархатное, как на современных эстакадах, а именно добротное. И дома по обе стороны улицы, не дома, а слоны. Огромные слоны, что как шли на водопой, приняв за реку блестящую после поливочных машин ленту шоссе, так и остановились: массивные, солидные, грузные.

Затем дорога сузилась, пошла петлять, асфальт в выбоинах, зато по обе стороны показались деревья, выросли в размерах, метнулись навстречу, но струсили столкнуться с железным авто, побежали по сторонам дороги. Да не просто деревья, а густой дремучий лес. Это не какая-то зачуханная Европа, где ни одного дерева, которое само по себе, а не посажено по плану, здесь прямо под Москвой не только дремучие леса, но и вообще места, куда не ступала нога человека.

Деревья бегут по обе стороны ровные, корабельная роща на корабельной роще, даже внутри машины запах хвои, листьев, мха и близость грунтовых вод. Не потому, что в самом деле близко, просто каждый ствол – гигантский насос, что безостановочно тянет из глубин холодную воду – чем холоднее, тем лучше! – прогоняет по стволам, спасая деревья от перегрева, и сбрасывает с листьев, то есть потеет.

Еще поворот, еще, этот Сергей нарезает петли, как автогонщик. Я не спец по машинам, но чувствую, что здесь и мотор усиленный, и тормоза еще те, да и колеса не зря такие широкие, эти уж если схватили дорогу, то их хватку, как у питбуля, ломиком не расцепишь…

Наконец дорога выровнялась, шире не стала, зато асфальт пошел удивительно ровный, по такому же мы гнали час назад на новенькой эстакаде. Показались ворота, в обе стороны тянулся забор, добротный, высокий, из хорошо прокованных чугунных прутьев.

Сергей остановил машину. Из малозаметной будочки вышел квадратный парень в пятнистом комбинезоне, сейчас даже старые бабки ходят в таких, а еще президенты обожают в таких униформах фотографироваться и позировать перед телезрителями.

– Антошка, чо так долго? – спросил Сергей насмешливо. – Сказано же: семь раз отпей – один раз отлей!

Парень, которого Сергей назвал Антошкой, посмотрел недружелюбно:

– Это у тебя такие шуточки, придурок?.. Другого ничего предположить не мог?

Сергей хлопнул себя по лбу, сделал понимающее лицо.

– Ах да, прости, прости… Как жаль, верно, что место клизмы изменить нельзя?

Парень зарычал, явно не так быстр в шуточках, но, судя по его движениям, я догадывался, что в схватке достаточно быстр, а удары молотом в лоб умеет держать лучше, чем уколы булавкой в задницу.

Он заглянул в машину, я ощутил холодный взгляд его рыбьих ничего не выражающих глаз, потом он вернулся, створки ворот поехали в стороны.

Дальше дорога пошла торжественно-чистая, Сергей довольно похохатывал, я молчал, поглядывал искоса на него, очень вроде бы не похожего на меня, однако…

Остроумие, мелькнула суматошная мысль, – это всего лишь острый язык, а вовсе не ум, а в наш век информации так и вовсе просто емкий хард в черепе. А то, что ныне сходит за остроумие, – всего лишь быстро работающая поисковая машина подобно Rambler’у или Apport’у. Но это заемное остроумие намного заметнее, чем ум, и вот уже остроты сыплются со всех сторон, каждый тинейджер украшает свою речь шуточками, приколами, хохмочками… Я сам украшаю, чтоб не выглядеть слишком занудным, и этот бот за рулем тоже украшает, и все-все украшают, от президента страны до самого сопливого первоклассника… так размываются грани между умным и придурком, богатым и бедным, старым и молодым – демократия, мать ее! Весь мир становится одинаково ироничным, а мы все вот это… старательно принимаем за ум. Вроде бы мы сами умные, с умными общаемся, умные вокруг нас мельтешат туды-сюды, туды-сюды.

По обе стороны ухоженный газон, а деревья все как будто перенесены с картин допотопных рисовальщиков: огромные и толстые, с красиво изогнутыми ветвями, с наплывами на потрескавшейся коричневой коже, широкие, а под сенью ветвей… что такое сень?.. поместится целая рота. Или барин со слугами, наложницами и прочими баядерками.

За редкими деревьями показался замок. Сергей вел машину уже медленно, осматривался. Деревья уходили в стороны, замок приближался, это оказался хоть и не замок, но особнячок, который средний герцог счел бы неплохим замком. Три этажа, а сверху еще и мезонины, если это мезонины. Словом, всякая надстроечная лабуда, башенки, фиговинки, навороты, а под таким особнячком-замком наверняка еще и подземные гаражи, сауны и прочие штуки уходящего века. Единственное, что меня заинтересовало, так это параболическая антенна класса хай-энд-зэкс на крыше. Это не только прием телепередач, но и всякие другие возможности, о которых пока только мечтаю с отвисшими до пола слюнями, не поскользнуться бы…

Слева от дорожки за кустами мерными толчками вздымаются серебряные струи. Машина двигается бесшумно, я опустил стекло, слушал журчание. Кусты расступились, струи бьют вокруг скульптурной группы, где Геракл разрывает пасть писающему мальчику. В воздухе пахнет свежестью, будто совсем-совсем рядом море, альбатросы и люди Флинта песенку поют.

В сотне шагов слева от дороги маленький пруд. Камни у самой воды блестят, как огромные яйца динозавров. На той стороне пруда столы под огромным раскидистым дубом. Наверное, дубом, я в вегетатике не силен, для меня есть только сосна, ель и береза, а все остальное – дубы. За столами люди, судя по манерам – NPC’ы, я рассмотрел белоснежные скамьи с резными спинками, настолько ажурные, словно вырезаны из слоновой кости.

Деревья остановились. Машина перестала покачиваться, а птичьи трели стали громче и чище, словно с саунд бластера переключились на три-дэ долби. Сергей указал в окно:

– Вон к тому дереву… Конон в синей рубашке. Сейчас вон швырнул мяч и снова к шашлычкам, видишь?

– Найду, – пообещал я.

– Удачи, – сказал он. – А, черт…

– Что? – спросил я тревожно.

– Стой на месте. Он не любит, когда двигаются.

Я осторожно огляделся, полагая, что из кустов за мной следит злыми глазами здоровенный ротвейлер или бордоский дог. Вместо пса к нам быстро шел прямо через кусты, почти бежал, худощавый, но накачанный мужчина в камуфляжной форме. Взгляд его был прицельным, он уже определял, где у меня самые уязвимые места, куда надо бить, чтобы дробить суставы, ломать кости, рвать связки, и что надо делать, чтобы я орал, но не терял сознания.

Я узнал того, с ястребиным носом, что сопровождал Конона вчера и демонстрировал, что охраняет его лучше, чем берегут президента.

– Привез, – определил он, хотя трудно было сказать что-то более очевидное. – Ну-ну…

– Привез, – ответил Сергей легко, но я все же уловил в его голосе некоторую суховатость или даже напряжение. Чувствовалось, что если к Антону на воротах он относится дружелюбно, хоть и дразнит, то с этим отношения несколько другие.

Человек в камуфляжной форме уставился мне в лицо. Холодок протек по всему моему телу от кончиков ушей до пяток. У этого человека не только глаза, но и все лицо убийцы. Возможно, он еще никого не убил, но этот взгляд, эти складки у рта, эти косо срезанные веки шизофреника…

– Как зовут? – потребовал он.

– Андрий, – ответил я послушно. Злюсь, когда вот так бесцеремонно начинают задавать вопросы, сами оставаясь в тени, но собственная интеллигентность не дает вякнуть, указать, что меня уже вчера называли по имени, злюсь молча, наживая язву. – Меня пригласили.

– Ах, пригласили, – протянул он саркастически. – Об этом забудь, понял?.. Приглашают только гостей, а тебя позвали, чтобы предложить работу. Если пройдешь тест, то примут. Если нет – то пинок в зад, понял?.. Здесь публика не твоего поля… Меня зовут Руслан Гвидонович, я – шеф службы безопасности. Козаровский Руслан Гвидонович, запоминай! Без моего ведома здесь не должна даже муха пролететь, понял?

Я покорно кивнул.

– Что? – переспросил он зло. – Не слышу!

– Понял, – ответил я. – Все понял.

Он отступил на шаг, оглядел меня с головы до ног снова. Я стоял смирно, в голове тоскливое: куда занесло дурака, почему не засэйвился, сейчас бы вошел с того места, как только сели в ресторане… а то и вовсе на фиг этот ресторан, в гробу видел этих жареных червяков, жил и не жалел, эти приключения на мафиозных дачах смотрятся лучше в компьютерных играх… Там бы ты у меня, гад, по-иному бы заговорил перед дулом BFG…

Козаровский сказал наконец милостиво:

– Ладно, иди. Вон туда через кусты. Но помни: после Конона главный здесь – я!

Я чувствовал, что они с Сергеем провожают меня взглядами. Козаровский не упустит случая расспросить обо мне, а Сергей из тех, кто не только все расскажет охотно, но и что-нибудь соврет для красивости…

Кусты раздвинулись, как занавес. Мне казалось, что иду по прекрасно отрендеренной поверхности газона старинного английского замка. Трава зеленая, ровная, по ней хоть на танке промчись, не заметит, следов не останется.

Из абсолютно ровной, как бильярдный стол, зеленой поверхности поднимается огромное картинное дерево. Такие видел только на полотнах средневековых мастеров: неимоверно толстое, с наплывами, красиво изогнутые ветви как в лезгинке раскинуты в стороны, явно выросло на просторе, не надо тянуться к солнцу, а все вширь, вширь, как допетровский купчина…

Яркая изумрудная зелень под этим деревом, буду звать его дубом, строже, благородных приглушенных тонов, а дальше, вырвавшись из-под тени, снова легкомысленно веселая, яркая, нахальная, прущая вверх, несмотря на все газонокосилки и всех газонокосильщиков, мечтающих стать властелинами мира.

В самой тени привольно расположились столы, лавки, несколько легких кресел. В стороне, чтобы дымом и огнем не жечь листья низко опущенных веток, раскорячился длинный мангал. Вкусно пахнет жареным мясом, луком, слабым вином. Не меньше двух десятков шампуров с нанизанными розовыми комочками мяса, между ними белеют полоски лука…

От группы мужчин поднялся Конон. Еще более загорелый, крепкий, веселый, глаза блестят то ли от выпитого, то ли от осознания, что у него allammo с вечным боезапасом, даже BFG всегда под рукой.

– Привет, – сказал он. – Привет, привет!

Я стоял смирно, он меня обнял очень сердечно, только что не расцеловал, я слышал, что самые любезные люди на свете – мафиози, и чем мафиози крупнее, тем приветливее, радушнее и любезнее.

– У вас здесь очень красиво, – сказал я. – А бэкграунды так и вовсе отпадные.

Он взглянул остро, помедлил, неожиданно усмехнулся:

– Пойдем, представлю тебя гостям.

Теперь я взглянул на него искоса, ожидая подвоха, а он повел меня, продолжая обнимать за плечи, к группе NPC. Они перестали разговаривать, переключились в активный режим. На меня смотрели с интересом и ожиданием.

– Мой старый знакомый, – провозгласил Конон. – Очень старый. Я даже не думал, что столько лет прошло. Тогда мы с ним работали еще в оборонке… Эх, славное было время! Зовут его Андрий. Как видите, я собираю свое старое племя профессионалов…

Это прозвучало двусмысленно, как будто мы с ним в паре кого-то убивали или грабили, а теперь вот более удачливый помогает младшему. Но делать нечего, я коротко поклонился всем сразу, профессионал так профессионал, сказал Конону вполголоса:

– Может быть, я лучше сразу пойду взгляну на аппаратуру?

Он коротко усмехнулся:

– Нет уж, сперва оттерпи здесь, у шашлычков!

NPCы довольно засмеялись, только я взглянул на Конона искоса. Он снова сказал, как припечатал. Догадался, что мне гораздо интереснее посмотреть его компы, чем сидеть с богатыми и уважаемыми людьми в приватной обстановке, завязывать знакомства, кушать с ними шашлычки из отборнейшего мяса. Понятно, половина населения нашего города отдала бы полжизни, только бы очутиться вот здесь, среди приглашенных, но мне в самом деле по фигу эти NPC, а вот компы интереснее. Отец рассказывал, что в его молодости, входя впервые в квартиру нового знакомого, всякий автоматически устремлялся к полкам с книгами. В его пещерное время именно там было настоящее богатство, роскошь, пиршество духа, хозяин выставлял его напоказ, и каждый гость летел к книжным полкам, как ослепленная ночная бабочка на лампу. Теперь же всякий, я имею в виду мое поколение, устремляется к чужому компу. И хотя тот вроде бы персональный, то есть чужому включать вроде бы даже неприлично, но включаем, мы ж не письма чужие просматриваем, всего лишь взглянуть характеристики, прогнать по тестам, это ж сколько он обрабатывает пикселей в секунду, какая шина, что за мама, сколько RAM, а тут еще коварный голос произносит над ухом, что новенькую прогу ночью качнул из Сети, изумительные вещи творит, и вот уже пальцы сами находят экзешный файл… Время ускоряется, откуда-то из пространства высовываются руки, ставят сбоку тарелку, на тарелке что-то, сметаешь машинально и можешь опомниться, только когда осмотрел прогу, проверил ее на новенькой гейме, у меня такая же, но надо ж взглянуть, как идет на этой тачке…

Конон, придерживая меня за плечи, подвел к плетеному креслу. Прямо передо мной в двух шагах роскошный мангал. Мясо разрумянилось, края становятся коричневыми, воздух пропитан ароматом жареного с лучком и еще чем-то остреньким и зовущим. Двое ботов колдуют с приготовлением: переворачивают, меняют местами, один вовсе поливает из бутылки сухим вином, пока более продвинутый не отобрал и не стал обмакивать в вино длинное гусиное перо, каким еще Пушкин писал, после чего величественно побрызгивал на шашлычки с этого перышка, ну прямо шаман в блестящей рясе на ритуале освящения Московской окружной дороги.

NPCы как NPCы, ничего необычного, потому я на них внимания почти не обращал, а вот к ботам присматривался. У обоих скелетная анимация и явно качественно новое боевое AI, если сравнивать с тем, что дежурит на воротах. Хотя веселились вместе с NPCами, но и выполняли некоторые полезные функции, как-то: раскупоривали бутылки, бегали в дом за новыми, переносили кресла, предугадывали желания гостей и старались их выполнить загодя. А так как AI ботов явно не очень, здесь все силы брошены на графику, на размер карт, то желания гостей удовлетворялись с лихвой, сами боты тоже оттягивались по полной, пробовали то водочку, то коньячок, но закусывать не забывали, морды только с виду пьяненькие…

Один посмотрел на меня и сказал понимающе:

– А, компьютерный гений… Конон о тебе говорил. А правда, что на стыке математики и кибернетики родилась новая наука – кибениматика?

Второй хохотнул, сказал доброжелательно:

– Меня зовут Гриць… правда, оригинально?.. А вот его и вовсе дико – Иван!

– Меня Андрий, – ответил я. – Андрий, не Андрей.

Иван, криво усмехаясь, откупоривал бутылку водки. Глазами указал мне на другую. Я взял в руки, по этикетке типографским способом шли деловитые буквы: «Перед злоупотреблением охладить». Круто, шутник у нас хозяин… Не удивлюсь, если он и к этому бизнесу причастен. Нелегальное производство водки, как я слышал, дает прибыль, сравнимую с продажей наркотиков.

С другой стороны, когда я увидел в его саду эту скульптурную группу, где Геракл разрывает пасть писающему мальчику, я ощутил, что мне чем-то симпатичен этот бывалый и тертый мафиози… если он мафиози, кстати. Вообще-то мы всех богатых с легкостью записываем в мафиози, что в целом правильно, там на сотню разве что один волей случая или невероятной удачливости окажется без криминала, но этот, с криминалом он или нет, чем-то симпатичен…

Однако чувство настороженности не покидает, я повертел в руке бутылку, поулыбался, поставил обратно на стол. У меня всегда либо застрянет, либо сорвется, либо пробка нырнет вовнутрь.

ГЛАВА 7

Над дорожкой, закрытой аккуратно подстриженными кустами, показалась блестящая марсианская тарелка. Я тряхнул головой, очки едва не слетели, в самом деле, худею. Тарелка проплыла малость, остановилась, по ту сторону кустов раздался щелчок хлопнувшей дверцы.

Марсианская тарелка поплыла обратно, а в нашу сторону, бесцеремонно раздвинув зелень, пошла прямиком молодая женщина с веселым лицом и быстрыми живыми глазами.

Конон поднялся, раскинул руки. Женщина дала себя обнять, ее лицо посветлело, взгляд веселых глаз быстро обежал присутствующих. Конон отечески поцеловал в щечку. Крупные карие глаза с живейшим интересом оглядели стол, шашлыки, нас, остановились на краткий миг на мне, я ощутил тепло.

– Как у вас здорово!.. Не понимаю, почему так скучно у нас?

Конон вежливо поинтересовался:

– Анжела, ты знаешь, как я всегда счастлив тебя видеть! Но где же Митрий Митриевич?

Женщина всплеснула белыми нежными руками:

– Ох, и не спрашивайте!.. Вторую неделю мается с простудой.

Конон покачал головой.

– Как? В такую жару?

– В жару только и того, – заметил Гриць. – Не зимой же. Зимой же холодно! Вообще-то простуда – это недомогание, от которого есть целый ряд неэффективных лекарств, самое популярное из которых – виски.

Он сам себе с готовностью хохотнул, а Анжела присела на корточки перед мангалом. С ломтиков мяса срывались прозрачные капли, багровые угли шипели, как разъяренные коты, стреляли быстрыми сизыми дымками. Она смешно щурилась, фыркала, дула на струйки дыма, ухватила один шампур, с торжеством отпрыгнула, словно захватила у врага богатую добычу.