Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть четвертая

– И что с того? – Ворон смотрел не на поле, а на свой рисунок. Как тут было удержаться и не глянуть, Руппи и глянул. В артиллерийском деле бывший адмиральский адъютант разбирался постольку-поскольку, но общий смысл уловил – размещение орудий, направления обстрела, пехотное прикрытие. На первый взгляд ничего особенного. Ну, притащат пушки, разместят, откроют огонь, только китовники не из тех, кто топчется на месте и грозит кулаками, возьмут да и ударят с трех сторон. И что тогда? У Хексберг Руппи в победе и Ледяном не сомневался, на берегу от былой уверенности остались ошметки, из которых удалось слепить что-то вроде веревки: хочешь – вешайся, хочешь – впрягайся и тяни. Куда-нибудь… Фельсенбург потер внезапно разнывшееся плечо и вновь поднял трубу, мешать Кэналлийскому Ворону он не собирался, верить с прежней безоглядностью – тоже, это как-то вышло само.

Глава 5. Гельбе

1 год К.В. 1-й день Зимних Скал

1

Зрелище было впечатляющим. Выкрашенные красным древки, уставившиеся в синее веселое небо острые рога наконечников, реющие на ветру узкие флажки…

– Скажи, хороши? – крикнул держащийся рядом Имре.

– Хороши, – совершенно искренне подтвердил Иноходец.

Витязей Балинта, что брали в седла падавших от усталости беженцев, Эпинэ запомнил на всю жизнь. Соколы Гашпара казались такими же отчаянными, гордыми и при этом веселыми, и все же тяжелая кавалерия от легкой отличается, как палаш от шпаги. Пришедшие к Хербстхен были даже на глаз крупнее и шире в плечах, а их кони казались родными братьями Дракко – та же огненно-золотая масть, точеные ноги, лебединые шеи, – но более рослые, с могучей грудью, мощным шейным гребнем, пышными «щетками». «Густых» лошадей, как и слишком уж роскошных красоток, Робер недолюбливал и по возможности избегал, но эти были великолепны и достойны своих всадников. Алаты строй держали отменно, не давая застоявшимся коням спутать ряды. Рысь, пока лишь рысь, разве только ты догоняешь своих. Робер с Имре и Дьердем догоняли. Длинный Гергей отстал раньше: его соколец шел последним и обходился без пик и болтавшихся в ременных петлях булав. Все верно: прикрывать спину удобней клинками.

– Удачи тебе, Дьердь, – желает Имре, сдавая к вцепившемуся в склон седому можжевельнику, – живи!

– И вы живите! – Рука в праздничной, шитой золотом перчатке взмывает вверх: место Дьердя до конца боя здесь, а им – дальше, опережая текущий по оврагу живой поток. Склоны становятся выше, ясная небесная полоса съеживается, скоро река – алаты торопятся к пологому спуску, ведущему к замерзшей Хербстхен; там неподалеку русло делает резкий поворот, и вражеским рейтарам разрыв берега не виден. До поры до времени.

– Успеем, – Имре думает о том же, да и как иначе? – Будь уроды пошустрей, разъезды бы уже дали знать.

– Все равно, – не выдерживает Робер, чувствуя себя искрой осеннего пожара. – В карьер бы!

– Будет тебе карьер, – обещает Имре. – Ой, будет!

Кони – рыжие, золотистые, гнедые, изредка соловые, еще реже – вороные; то улыбающиеся, то сосредоточенные физиономии всадников, шлемы, кирасы, булавы, медвежьи шкуры – все это стремительно врезается в память и тут же уходит назад. Ховираш уверенно обгоняет шеренгу за шеренгой, он, похоже, привык быть впереди.

– Живите, – окликает от своего сокольца Гергей-низкий, едущий рядом ветеран крутит длинный ус и пропадает из глаз. Впереди несколько шагов пустоты, дальше маячат блестящие гнедые крупы.

– Мои, – в голосе Имре слышится гордость. – Считай, догнали. И вовремя.

Сквозь поредевший лес пик просвечивает алое полотнище. Большое, не чета квадратным сокольцам. Овраг еще больше сужается, а витязи идут по шестеро в ряд; нетронутой снежной полосы вдоль склона теперь достает лишь одному, приходится, к очевидному неудовольствию солового, пропустить Имре вперед.

– Потерпи, – утешает жеребца Эпинэ, – сейчас встанем в строй.

Конь сварливо хрюкает, то ли не понял талиг, то ли решил выказать норов.

– Терпи, – повторяет Робер уже по-алатски, сдерживая готового растащить бузотера. Зима при всем своем морозе пока выдавалась малоснежной, иначе лошади бы уже выдохлись, и это если б вообще удалось пробиться! Хотя рейтарам тогда бы пришлось не слаще… Метели и непролазные снега разгоняют армии по норам до лучших времен, не вообще лучших, а для войны.

Последняя или первая, смотря с какой стороны считать, шестерка остается за спиной, и вот оно, знамя! Золотой сокол на алом древен, как Осенняя охота, и столь же вечен.

– Эномбрэдастрапэ!

Солнце бросает в овраг пригоршню самоцветов; в глазах вспыхивает пламя, жаркие искры поджигают снега, где-то поет охотничий рог, где-то согласно лают ставшие на след гончие. «Боговы охотнички смерть гонят», и та бежит и будет бежать, пока огненные копыта бьют рыжие листья, белые снега, юную траву…

– Вижу, вы поладили! Ну, скажи, хорош?

– Что?

Балинт… то есть Гашпар упирает руку в бок, смеется. Рядом Имре, Коломан, ветеран-знаменосец, пара конвойных с обнаженными саблями. Скоро бой, они почти пришли.

– Я про коня, – объясняет Карои. – Совсем обалдел, забыл, что ты все же не алат.

– Я и сам забыл. – Как же въелся в душу вроде бы чужой язык, или это дар Золотой ночки? – Ховираш – умница. С характером, но честный и понимает с полунамека.

– Такого всадника любой конь слушать будет.

– С лошадьми я всегда ладил, – не стал ломаться Робер, – а вот с пиками дела прежде не имел. Только и видел, что в Сакаци на гобеленах. Балинт… я про брата твоего, саблями обходился.

– И зря, – не преминул встрять Коломан. – С пиками, набрав ходу, всех снесешь. Да сам сейчас увидишь, речонка скоро уже, минут пять… Погоди-ка! Скачут.

– Ага! – подтвердил, приложивший к уху ладонь Имре. – Наметом идет.

– Значит, угадали.

– Теперь главное – далеко ли поганцы?

– Дозорный возвращается, – объясняет Гашпар, – спешит, так что сам понимаешь…

– Да, несрочные вести так не возят.

Витязь в снежном облаке вылетает из-за мохнатого от кустов выступа, Карои высылает коня, несется навстречу, гонец машет рукой в сторону поворота.

– Лукач, – узнает витязя Имре. – И уже дрался.

2

Началось удачно. Высланная дриксами разведка, едва вынырнув из-за поворота, угодила под сабли алатской, более многочисленной, и полегла вся, до последнего человека.

– Что будет теперь делать старший китовник? – Карои спрашивал всех и никого. – Ясно, что ждать вестей, но потом-то, когда их все не будет и не будет? Могут ведь, сволочи, попятиться, встать и приготовиться. Растекутся по склонам, примутся стрелять сверху, гоняйся потом, да и многовато их. Не меньше троих на пару наших.

– Рейтары еще могут понестись вперед и выскочить к пологому берегу раньше вас, – не стал скрывать дурных мыслей Робер. – Получат свободу маневра…

– Обойдутся! – рыкнул витязь. – Блох им кошачьих, а не свободу. Будут плясать под наши скрипки, или я не Гашпар Карои! Ты эту самую Хербстхен видал?

– Имре говорит, эдакое ледовое «ущелье», по сторонам не разбежишься.

– Вот! – Гашпар усмехнулся, но как-то по-волчьи. – Самое место для нашего тарана. Стой тут.

Ховираш был против, но его не спрашивали. Таскаться хвостом пусть и за самым дружелюбным командующим Эпинэ не собирался, к тому же речь шла о панцирниках, с которыми Иноходец дел не имел даже во сне. Нет, то, что в лобовой схватке всё будет за алатов, он понимал, но, если рейтары при их численном превосходстве смогут развернуться и пустить в ход пистолеты, витязям небо с кошку покажется. У каждого «гуся» не меньше четырех выстрелов, если гады догадаются бить по лошадям, никакие пики не выручат… Но это если развернутся и догадаются! Тут как в детской игре про платок, нож и камень. Сумей выставить против чужой слабости свою силу и не дай поставить чужую силу уже против своей слабости. В поле рейтары себя бы показали, но внезапному таранному удару на стиснутой берегами реке они ничего не противопоставят, преимущество в стрельбе и численности тут не выручит.

– Не грусти, – подбодрил Имре, на коего новость если и произвела впечатление, то лишь в смысле «ну наконец-то подеремся!» – Сейчас Гашпар дозорному хвост накрутит, и начнем. Первым Коломан двинет, а ты с «верхушкой» в моем сокольце пойдешь, но уж тут в первом ряду.

– Спасибо. Коломан как начнет?

– Да как обычно! Выйдут на лед, станут в четыре шеренги, первые две – копейные, третья-четвертая – с кончарами. О, закончили.

Давешний дозорный уже несся туда, откуда явился, надо думать, передать приказ начальства. Освободившийся Карои коснулся шлема и поднялся в стременах, вытянув вверх руку с зажатой в ней плетью, которую и крутанул над головой.

– Точно, начинаем, – успел хохотнуть Имре, и тут по всей колонне взвизгнули сигнальные рожки. Как наладившиеся драться жеребцы.

Эхо еще гуляло от склона к склону, а Коломан уже тронулся с места, и тут же двинулся Имре. Соколец за сокольцом ускоряли ход, переводя лошадей в маховую рысь. Выезженные опытные кони, все еще не ломая строй, вырывались из овражной узости и, на ходу перестраиваясь, неслись по взбитому шипастыми подковами снегу, по обнажившемуся хрустящему льду. Мелькали украшенные редким кустарником склоны, стремительно приближался обещанный поворот. Скоро… Сейчас все и решится… Вот оно: от поворота звучит рожок, неся долгожданную весть, белый мыс с одинокой разлапистой елкой улетает за спину.

Передовой соколец, повинуясь команде, переходит в галоп, шлейф снежной пыли из-под копыт почти скрывает спины, щетина торчавших над головами всадников пик почти мгновенно исчезает. Всё, изготовились для удара, а что рейтары? Знакомый пистолетный треск заставляет сжать зубы. Рейтары таки стреляют, но мало, раздери их закатные твари, мало!

3

Огня толком дриксы открыть так и не смогли, но это еще ничего не значило. Со своего места Робер видел, как дрогнула, будто сбиваясь с шага, последняя атакующая шеренга. Где-то витязи сблизились, где-то в строю возникли разрывы, сквозь которые градинами посыпались всадники в сером. Трое, пятеро, десяток… Куда больше было лошадей с памятными по Торке серо-черными вальтрапами и опустевшими седлами – третий и четвертый ряды пустили в ход кончары, прореживая тех, кто избежал пик. И все же некоторым повезло, пусть и сбавив ход, вынестись дальше.

– А вот эти – наши! – машет плетью Имре. – Вперед! Бей!

Проскочившие и опомниться не успели, как угодили под накативший на них вал второго сокольца. К чести дриксов – ни бежать, ни бросать оружие никто не стал. По возможности сбившись поплотнее, рейтары встретили врагов клинками. Сразу призывно и возмущенно заржал соловый – дескать, чего же ты, гици, тянешь? И в самом деле, чего? Короткое движение шенкелем, и жеребец дождавшейся мыши кошкой прыгает вперед, врываясь в кровавую метель. Раздумывать некогда – из общей кучи вываливается пара «горников» и несется вперед, явно желая зажать с двух сторон. Не выйдет, дорогие! Умница Ховираш послушно берет в сторону, уводя седока из-под двойного удара. Свеситься влево, пропуская чужой замах над головой, вонзить шпагу в открытый серый бок, и тут же выпрямиться в седле, выдергивая клинок. Теперь второй… Нет, не успели. «Гусь» вовремя не сообразил, что к чему, и, как жук на булавку, оказался насажен на кончар подоспевшего витязя. А это еще кто?

Целящийся в Робера горник курок спустить не успел – развоевавшийся Ховираш в запале цапнул вражескую лошадь; бедняжка прянула в сторону, всадник попытался восстановить равновесие, не успел – шпага чужую шею не достала, а вот чья-то сабля срубила руку с пистолетом. Перевязь Люра, ну почти…

– Цел? – круглолицый Гергё стряхивает с клинка кровь.

– Да!

Справа лязгает сталь, там еще вовсю рубятся. Враги кончились лишь в пределах досягаемости клинка, а так их много, и рев Гашпара гонит управившихся на помощь первым шеренгам. За алатов скорость, напор и доспехи, за китовников – численность. Одно уравновешивает другое, значит, вперед. Эномбрэдастрапэ!

Слитно рявкают дриксенские пистолеты, на сей раз со стрельбой вышло как должно, но дать дружный залп – не значит остановить.

Крутится, крутится яростная, брызжущая кровью карусель сабельной схватки. Бьется о клинки солнце, хлещет на снег кровь, вскипает алым, застилающим глаза туманом. Ржут, визжат, чуть ли не ревут озверевшие жеребцы, орут люди, что-то звенит, стучит, взрыкивает. Ударить, увернуться, отпустить повод, поднырнуть под чью-то руку, послать солового в появившуюся брешь. Конь чует всадника просто изумительно, да еще и помогает, как копытами, так и зубами; мелькает непонятно-знакомое лицо, мельтешат золотые искры, что-то горячее плещет в щеку, выскочивший навстречу горник оседает, но не падает, не может – сапог застрял в стремени. Одуревшая лошадь пытается вырваться из лязгающего ужаса, кого-то сбивает, в образовавшуюся брешь лезет белоглазая тварь. И получает свое.

Крупы с подрезанными хвостами, серые спины… Дриксенские горны где-то впереди играют полузабытое «Назад, к знамени», и рейтары отступают, послушно, с готовностью.

Пики оказались для не имевших доспехов и шедших плотным строем рейтар весьма неприятным сюрпризом, и вот они, итоги, под копытами алатских коней. Передовые эскадроны дриксов переколоты и вырублены почти полностью, им было ни прорваться вперед, ни отступить, ни уйти в сторону – берега крутые. Потом кто-то умный сообразил, что в узости с алатами не сладить и надо отходить. Только странно, что перед отступающими никого. А первый-то соколец где?

– Ты как? – Коломан с присными, похоже, взялся опекать дорогого гостя.

– Ничего… вроде… – Ох, гици, ну и дурак ты! Первый соколец никуда не делся, вот он, вокруг, это ты ухитрился прорубиться в первые ряды. – А неплохо получилось!

– Еще бы, только зубы-то мне не заговаривай! Цел?

– Даже не поцарапан. – Ховираш тоже невредим и полон желания продолжать в том же духе… шпага – в порядке, и шкура на плечах не мешает. – А как ты? И где Гашпар?

– Порядок наводит. Восстановим строй, и вдогон.

– На плечи сесть гадам, – подхватывает раскрасневшийся Имре, – и не отпускать! А то отдышатся и устроят нам тут…

Глава 6. Гельбе

1 год К.В. 1-й день Зимних Скал

1

Летом захватившая правый берег Хербстхен водопляска стала бы приличным укрытием, но сейчас переплетение гибких зеленых ветвей с уцелевшими, похожими на белые цветочки плодами только мешало пробираться. Ни от пронизывающего ветра, ни от чужих взглядов заросли не спасали, впрочем, подглядывать за Арно с его разведчиками пока было некому – сражение разминалось где-то в четверти хорны к северу, зато ветер на кручах так выл, что временами заглушал звуки боя, который сам же и доносил.

– К полудню «гусям» вовсе весело станет, – заметил вслушивавшийся в дальний гул Барсук. – Нашим которым… Сказал бы кто осенью, что мы с Бруно спутаемся, вот ей же ей, в рожу бы дал!

– Прямо цельная аллегория! – припечатал Кроунер и, как всегда, погладил свою Бабочку. – Капитан, а видно-то паршиво! Пере-дисло-цироваться б!

– Да уж, – согласился Арно. С того места, куда они вышли, неплохо просматривались распадок меж холмами, изгиб берегов, уходящий в сторону дриксов, и само скованное льдом русло. Что дальше, не давал разглядеть поворот, что ближе – сам холм, по которому пьяными змейками выплясывала поземка. И это при чистом, ни облачка, небе!

– Надо подниматься. – Раньер нахлобучил шапку поглубже. – Даст Создатель, не унесет.

– Надо, – решил виконт и поежился. – На самую вершину лучше не лезть, так, трети на две. Луи, останешься с лошадьми, остальные со мной.

Холм был не из пологих и к тому же оказался каменист до безобразия, так что Арно успел сто раз похвалить себя за то, что сменил кавалерийские сапоги на бергерские, с толстенными подметками. Водопляска с упорством истосковавшейся по обществу красотки совала в глаза и в нос свои «цветочки» и цеплялась за серые полотняные накидки, в которых по случаю зимы щеголяли разведчики, так что ни любоваться окрестностями, ни думать о разгорающейся за спиной драке во время подъема не выходило, огляделись, лишь выбравшись из зарослей.

Что сразу бросилось в глаза, так это перепаханный снег на речном льду. Неопрятная серая с желтым полоса по ширине занимала чуть ли не все русло и тянулась в обе стороны, сколько удавалось разглядеть.

– Кавалерия прошла, – сделал очевидный вывод Раньер. – Много, не меньше пары эскадронов.

– Ясное дело, – кивнул Арно, – вопрос – куда и кто.

– Для алатов преждевременно, – заявил со своей всегдашней глубокомысленностью Кроунер, не забывавший шарить глазами по холмам в поисках неведомых академикам елок, – не сломя ж голову они неслись?

Савиньяк вытащил часы и убедился, что чувство времени ни его, ни ударившегося в естественные науки капрала не подвело.

– Теоретически, – подбросим подчиненному очередное умственное словечко, – Карои успевал промчаться руслом и скрыться за тем дальним поворотом. Но только теоретически.

– Именно, что ерунда, – Барсук понял начальство по-своему. – Это ж каким бешеным карьером от самого лагеря лететь надо, чтобы успеть? Лошади выдохнутся, и на кой? Нет, парни, «гуси» это! В тыл к нам пролезть решили, но мы-то дальше куда? За ними? Алатов упреждать вроде поздно уже.

2

Теплый плащ фок Зальмер отбросил почти сразу, как начали размещение орудий. Оставшийся в одном мундире полковник наперегонки с Вороном носился по возникавшей прямо на глазах позиции, отдавая приказы, что-то подправляя, поворачивая, поднимая…

С местом для батареи Алва не прогадал: почти у гребня возвышенности, где уклон был едва заметен, но через пару десятков шагов делался гораздо круче, попробуй, влезь! Оставалось убрать камни покрупнее, чтобы не спотыкаться при неизбежной беготне, и из них же нагромоздить на самом краю подобие стенки. Не укрытие, какое там, а чтобы пушки не съезжали. Тут тебе не корабли, где орудия держат тросы, прокатится по пологому немного, грань перевалит – и прощай, оружие! Это честно бегавший за «отцом» Руппи и сказал, после чего воспоследовало краткое «займись!». Руппи занялся, но стоять пнем, глядя, как солдаты и младшие офицеры воюют с валунами, было муторно, будто перевязь Бермессера нацепил. Наследник Фельсенбургов выхватил лом у одноухого мушкетера, кликнул на помощь румяного здоровяка, и мир стал прост и понятен: выворотил на пару с Быком Бони каменюку, толкнул к уже нависающим над душой катильщикам, вытер лоб, занялся следующей… И так пока не кончились валуны, которых оказалось меньше, чем отпущенного эйнрехтцами времени.

– Ух ты! – напарник радостно ткнул ручищей в возникшую на склоне булыжную нашлепку и бросился на помощь к ворочающим орудия товарищам, время поджимало, но они успевали!

Успевало начальство, успевали тащившие пушки пехотинцы, успевали артиллеристы, в полчаса на пустом месте развернувшие батарею. На взгляд Руппи – вполне приличную, хотя бедняга Зальмер обходил выкаченные на склон орудия со смесью негодования и смирения перед неизбежным на лице.

Еще они успели, злобно ругаясь и призывая вперемежку Создателя с Врагом, подтащить и разложить ящики с зарядами, выложить горки ядер, и даже – вот ведь сноровка – часть этих горок как-то огородить, чтобы каменные шары не разбегались по склону от сотрясений. Водворив на место какую-то корзину, Руппи с благодарностью хлебнул из чужой фляги и позволил себе оглядеться. Оказалось, китовники тоже не мешкали, и внизу на равнине стало весело и чуть ли не празднично. На пехоту под знаменами с кесарским Лебедем уже надвигалась пехота в таких же мундирах, но под другими флагами. Сразу шесть полков, никак не меньше, поплотней сбив ряды, шли в самоубийственную атаку и вот-вот должны были оказаться в пределах досягаемости центральной батареи Бруно.

– Они предсказуемы, – подошедший Алва смотрел не на поле, а в небо, поигрывая орденской цепью. Золото, эмаль и бриллианты – «Верная Гудрун»… Принцессу назвали в ее честь, и Гудрун была верна. Пусть подонку, но до смерти.

– Глянь-ка, – рассеянно попросил Ворон, – в центре ничего нового не творится?

– Нет, монсеньор. – Надо думать о сражении! О сражении, а не о тех, кто уже мертв… – Кто не пошел в первой волне атаки, так и стоит на месте.

– Ожидаемо.

– На правом фланге эйнрехтцев оживленно палят, – по своей инициативе доложил Руперт. – Почти все скрыто дымом, но решительной атаки китовники там не предпринимают. Про Рейфера и этого не понять: дыма не меньше, а расстояние больше.

– Его уже не убили, – на поле Алва все же глянул, но отнюдь не в сторону Рейфера, – пусть теперь отбивается!

Солдаты продолжали возиться у пушек, быстро прошел, почти пробежал фок Зальмер, мелькнул здоровяк Бони, но пока они с Вороном были вдвоем. Как некогда на мостике «Ноордкроне»… Кальдмеера, прежнего Кальдмеера, можно было спрашивать обо всем, он не лгал.

– Монсеньор, как вы оцениваете наше положение? Я знаю, что некоторые вопросы перед боем не задают.

– Моряки всегда были суеверны, – Алва склонил голову к плечу, так вот у кого Фридрих подцепил эту манеру! – Бруно, как полководец, сильней фок Ило, а фок Гетц не свободен, и ему достался Савиньяк. Сюда горникам не прорваться.

– То есть все решается здесь… Почему вы считаете Бруно сильней фок Ило, и при чем он вообще, ведь теперь командуете вы?

– Не я, а герцог Фельсенбург, и не командую, а уравниваю шансы. Армия, Руперт, сродни лошади, и она привыкла к Бруно, а почему он сильней Ило… Потому что Кальдмеер в свои сорок стал адмиралом цур зее.

– Я слышал, что вы всегда шутите.

– Часто, но не сейчас. Кальдмеер – напрочь лишенный пронырливости и связей мещанин, но кесарь его заметил и поднял. Будь у фок Ило, при его происхождении и друзьях, сопоставимый с Бруно талант, он бы уже лет пять как оспаривал первенство в армии. Нет, там, где речь идет о банальной войне, Бруно побьет эйнрехтского франта без труда, дело в другом. До вчерашнего дня у китовников было два козыря – отсутствие страха и то, что в глазах множества честных вояк они выглядели правыми. Перемирие с недобитым врагом полководцев не украшает, хуже только заискиванье перед подчиненными.

– Старый бык не заискивает, скорее, наоборот.

– И поэтому еще цел, и с армией. Вчера с убийством монаха и Глауберозе, кстати – мои соболезнования, китовники остались без правоты, с одной лишь бесноватостью. И вот этот козырь бить нам, от Бруно тут толку немного. – Ворон резко обернулся. – Ну, полковник, как дела?

– Господин командующий, батарея готова! – доложил фок Зальмер, переводя дух и оправляя мундир. – Несмотря на значительное количество недостатков, мы можем открыть огонь.

– Подробнее.

– На указанной вами позиции установлено двадцать два орудия. Размещены удвоенные запасы пороха и ядер. Расчеты у пушек и ждут вашего приказа.

– Очень мило, – одобрил Алва, тьфу ты, герцог Фельсенбург и вообще родной отец. – Накиньте плащ… Уж не помню, кто подметил, что жизнью ради отечества жертвовать можно, а вот здоровьем – нежелательно. Вам понятно?

– Да, господин командующий!

– Тогда приготовиться к открытию огня. Наводим на центральные батальоны! Руппи, идем, глянешь, как это делается на суше.

Первый шаг совпал с донесшимся справа грохотом. Центральная батарея Бруно дала по наступающим полный залп.

3

Самым разумным было отправить весточку Валентину и двинуть берегом за гусиной кавалерией, но Арно успел только первое. Едва безотказный Барсук вскочил на куда менее безотказную Лиску и умчался, события понеслись, как воз с горы.

Слева из-за поворота выкатились рейтары, только не горные, серо-черные, как следовало ожидать, а настоящие кесарские «лебеди»; фок Ило таки поделился с Гетцем конницей! Плотная серебристо-серая колонна бодро рысила по льду вслед за предшественниками, но возмущенные подобной наглостью «фульгаты» даже выругаться толком не успели. Эйнрехтцы резко сбились с аллюра и бросились торопливо перестраиваться, разворачивая строй поперек русла. Не успели – навстречу им, можно сказать, из-под самых ног Арно, галопом вынеслись… нет, не алаты, все те же рейтары, правда, на сей раз – правильные, горные. Эти валили толпой, без строя, но в союзничков все же не врезались, а подались по сторонам, выбираясь в первую очередь на левый берег, благо склоны там были пониже и не в пример более пологими.

– В авангарде шли и по носу получили, – поделился очевидным умный Раньер. – Дальше-то что?

– Ишь, выкарабкиваются, – Кроунер возмущенно шмыгнул носом – Гады горные, уларами именуемые… Дальше тут промоинка есть, с холма видно, как бы и сюда не полезли. Другим бы и в бошки не взбрело, а эти привыкли по пересеченной местности шастать.

– Могут, – согласился Арно, которого занимали прежде всего алаты. Если витязи просто врезали сунувшимся, куда их не звали, гадам, это одно, а если пустились вдогон? Если растянулись и налетят сейчас на этих… перестроившихся.