XXL Love. Кексики vs Любовь

Зря я это…

В смысле – назвал ситуацию плачевной. На длинных ресницах Максимовской набухают слезы. Нервы даже этой упрямой козы оказываются не из титана. И губы дрожат так душераздирающе, что у меня примерно в том же ритме начинают подрагивать поджилки.

– Тише! – цыкаю на Максимовскую, стараясь спасти скорее себя, а не её. Если она разревется – вот тут я реально начну паниковать. У меня с женскими слезами настолько сложно все…

– Что! – гневно взвивается она тут же, будто вспоминая, на чьей шее, собственно, взяла и повисла. – Я должна за биологию свою извиниться? Да, меня легко довести дослез. Что теперь? Повесь мне на спину стикер “пни меня” и вали куда хочешь.

– И бросить тебя?

– Можно подумать, ты помогать собираешься.

– Ох, балбеска!

Хочется закатить глаза, уж больно её яркий гнев кажется мне сейчас умилительным. Вроде, пострадала, на одной ноге стоит, обеими руками за меня держится, глаза на мокром месте. А все равно выглядит в духе “что за лев этот тигр”.

Но стоять бессмысленно, надо действовать.

– А!

Юлька вскрикивает, когда обе её пухлые ножки оказываются в воздухе, перехваченные под аппетитными коленочками. В качестве вознаграждения же лично мне – она прижимается ко мне грудью. Балдеж!

– Тимур! – Кексик демонстрирует чудеса охерения, и даже вспоминает, как меня зовут.

– М? – я заинтересованно приподнимаю бровь, не торопясь, чтобы не уронить свою бесценную ношу, шагаю в сторону своей машины.

– Ты с ума сошел?

– Сошел, – вздыхаю сокрушенно, – жалко только, что ты лишь сейчас это заметила.

– Да блин! – Юльчик стукает меня по груди мягким кулачком. – Выруби мартовского кота наконец. Я серьезно. Ты спятил? Я же тяжелая!

– Ну-у-у! – я и сам понимаю, что скромная улыбка у меня выходит ни разу не скромной, но чего уж тут. – Кексик, я передам твои восхищения моему тренеру и моей штанге. И заруби себе на носу. Ты не тяжелая. Ты – мягкая.

– Ой, все! – Максимовская закатывает глаза и вся скукоживается, скрещивая руки на груди.

– А можно ли уточнить, Юлия Руслановна, что конкретно вы хотели сказать этим своим "все"? – елейным голосочком уточняю я и кивком подзываю одного из пешеходов, зазевавшихся в нашу сторону: “Парень, дверь открой!”

Парень оказывается сообразительный и отзывчивый. Впрочем, это было ясно изначально – он хотя бы телефон не достал. Кстати о пиндосе с телефоном…

– Слышь, красавец, тебе форму носа не поправить?

Обожаю магическое действие своей улыбки. Оно особенно прекрасно, когда ты только что продемонстрировал силу собственных бицепсов. Даже угрожающей морды лица строить не надо. И тощее недоразумение с ярко-красным прыщом на кончике носа пугливо втягивает голову в плечи, а телефон – в рукав толстовки.

– То-то! – добавляю еще одну улыбку на десерт, и снова разворачиваюсь к Кексику, которая почти затравлено оглядывает салон моей тачки, и морщась, елозит своей дивной пятой точкой по замшевой обивке.

Ох, какая ж все-таки жалость, что нельзя прям сейчас сорваться, найти какой-нибудь потаенный переулок, и поелозить с ней вместе. Сначала больничка, а там уже будем строить далеко идущие планы.

– Ищешь, в каком месте у меня спрятаны вилка и нож? – фыркаю, падая на водительское кресло. – Увы, мне, увы. Последний комплект запачкался. Не могу начать есть тебя прямо сейчас. А мне ужасно жаль, между прочим.

– Угу! – тоном “ну, да, конечно” бурчит Юльчик, отползая от меня в дальний угол машины.

– Очень больно? – обеспокоенно переспрашиваю, пытаясь припомнить, есть ли у меня в аптечке что-то годное, и насколько сильно я забыл азы первой помощи.

– Нет, – все тем же голосом смертельно раненого человека отрезает Кексик. Судя по всему, вздумай я сейчас остановиться и попытаться с ней что-то сделать – эта недоверчивая особа будет отбиваться от меня останком своей туфли.

– Эй, ты так расстроилась из-за Тефтели? – иронично уточняю я. – Сомневаюсь что-то, что он успел так глубоко забраться в твое сердечко, Кексик.

– Откуда тебе знать! – Кексик обнадеживающе возмущенно вскидывается. Что ж, если есть силы бухтеть – значит, до врача её хватит. Своим рукам я не особенно доверяю что-то.

– Брось, – ухмыляюсь я, – ну что ты могла найти в Тевтонцеве? Тебя соблазнила его лысина? Или ты находишь, что лучшая в мире фигура, это шар его пресса, характеризующий его как профессионального пивозавра?

– А ты себя возомнил знатоком женских душ, Тимурчик? – ядовито откликается Кексик. – Представляешь, не все бабы такие дуры, что меряют мужика смазливой рожей. Некоторые взрослеют и начинают ценить чувство юмора. Или, например, способность поддержать беседу.

– Чувство юмора? У Тефтели? – не выдерживаю, выдаю такое громогласное “ха”, что на мою машину пешеход с трех метров оборачивается. – Кексик, ты такая фантазерка. И кстати, девять минут.

– Что девять минут?

– Девять минут мы с тобой едем, и не затыкаемся. Так что можешь ставить себе галочку – я тоже могу поддержать с тобой беседу.

– Р-р-р-р!

– Приехали, моя шоколадная тигрица!

Я не особенно тяну кота за хвост. Даже не выхожу со своей стороны, а выпрыгиваю, не открывая двери. Ну, должны же быть преимущества у кабриолетов, да?

– Может, я все-таки сама? – Максимовская смотрит на меня с опаской. – Вдруг ты меня уронишь?

– Кексик, не обижай мою штангу, мы с ней так долго встречаемся, что подобные мысли для неё худшее оскорбление.

Говорю, а сам наклоняюсь и не теряя зря времени пробираюсь ладонью под аппетитными коленочками. Нетушки. Хренушки ей, сама она пойдет.

А кто меня за шею держать будет? Кто, скажите на милость, будет дышать на меня своей яблочной жвачкой?

– Если уронишь – я Нефедычу твой адрес скажу, – бурчит Юльчик, пока я осторожно её поднимаю, – и скажу, что ты готов всех его котов забрать, с доплатой.

– Боже, какая изощренная у тебя фантазия, Кексик, – поражаюсь в лучших чувствах, – а если нет? Пообедаешь со мной?

Максимовская уставляется на меня таким тяжелым взглядом, что и слов не надо, чтобы понять, насколько короткую жизнь она мне только что пожелала.

– Эй, ну что, я разве не заслужил одно свидание, по-твоему? – задумчиво приподнимаю бровь. – Я ж тебя спас? Спас. Тефтеля бы хренушки смог поднять. Кишка ему тонка.

– Я, может, сама бы допрыгала, – ерепенится Юльчик, – и вообще, если бы не ты…

– Если бы не я, то ты бы сейчас смотрела на дохлых крысок и дохлых бобров, – возражаю, – что, это, по-твоему, достойный досуг?

– Все не просто пожрать! – не унимается Максимовская. – Хоть какая-то фантазия.

– Договорились, – легко соглашаюсь я, – значит, сегодня ты со мной пообедаешь, а потом – проверишь мою фантазию.

– В смысле? – Кексик напрягается и даже ладошкой пытается меня от себя отодвинуть.

– В смысле сходишь со мной на свидание и посмотришь, на какой креатив я способен. Должна же ты с чем-то сравнить Тефтелиных дохлых крыс!

– С чего ты взял, что я на это соглашусь вообще?

– Это ты предложила пари, Кексик, – пытаюсь обезоружить её умиротворяющей улыбкой, – я всего лишь оговорил свои условия. И знаешь что еще?

– Что? – мрачно поджимает губы Кексик.

– Я твое пари уже выиграл, – отвечаю и нажимаю локтем кнопку звонка в травмпункт.

Кажется, она даже не заметила, как я её заболтал!

Глава в которой происходит короткий ряд взаимных поражений

– Бурцев, ты оборзел?

– А что такое?

Паршивец смотрит на меня бесстыжими своими голубыми глазами, хлопает противными белыми ресницами. И продолжает гладить меня по бедру. Широкой, мать её, горяченной ладонью.

Затащил меня, понимаешь ли, в эту чертову приемную, спросил, когда наша очередь в кабинет дежурного травматолога, и… Вместо того, чтобы честно посадить меня на лавочку и свалить на все четыре стороны – усадил к себе на колени и давай мне пятую точку наглаживать.

А я, блин, даже уползти от него особо не могу – и нога болит, и дурой себя посреди людной приемной выставлять не хочется.

Сейчас-то на меня какая-то уставшая тетка с оттопыренной рукой поглядывает с завистью. А узнай она, что меня ни разу не мой парень сейчас по ляжкам гладит – будет смотреть как на шалавень.

– Убери руки! – шиплю в самое ухо Бурцева, так, чтобы никто кроме него не слышал.

– Что, что? Прости, я не слышу, скажи погромче!

Господи, ну и скотина!

Жду не дождусь, когда я выйду за пределы травмпункта и вцеплюсь уже в его наглую рожу. Скажу: “Спасибо за помощь”, – я же вежливая девочка, и тут же вцеплюсь. Уже за вот это вот все.

Сгорая от беззвучной ярости и стиснув зубы, решаюсь поерзать по коленям Бурцева задницей. Ну, а что, я ж свой размер попы знаю! А у него колени, поди, не железные.

Сейчас я, взад-вперед, раз-два, раз-два, они у него заболят и…

– А!

– Гхм!

Этот многообещающий обмен междометиями имеет только один высокий смысл: мои маневры возымели не тот эффект, на который я рассчитывала. И теперь уже Бурцев смотрит на меня как голодный варвар на горячую блинную стопку. А в бедро мне упирается очень даже возбужденный, готовый к бою агрегат.

– Это что… – спрашиваю ошалело, потому что ну… Ну, я понимаю, страдать дурью ради спора. Но ради всех святых, как мог Бурцев завестись в считанные секунды? У него ведь на коленях я! Я! Не Меган Фокс, а я!

– Тебе рассказать с цензурой? Или все-таки отдать должное существующим приличиям? – Тимурчик вроде бы улыбается, но у меня все равно ощущение, что это оскал нацелившегося на дичь крокодила.

– Но как?…

– Как? – Бурцев многозначительно поигрывает бровями. – Давай, двинь попочкой еще раз, Кексик, может быть, заметишь прямую зависимость?

– Ты врешь! – категорично шиплю, попутно начиная осознавать, что по щекам растекается алый румянец смущения. – Все ты врешь, Бурцев. Ты не можешь…

– Так давай! Дерзай, – он улыбается совсем без зубов, тонкой улыбкой ядовитого змея, – если я вру, чего тебе бояться?

– Ничего я не боюсь, – скалюсь возмущенно, хотя на самом-то деле – внутри поджилки нехило так потряхивает, – тем более тебя!

– Ой ли?

Я почти рычу от бешенства и нарочно вдумчиво еще раз прокатываюсь взад-вперед по коленям, на которых сижу.

– Да блин же!

– О, да!

Его эрекция усиливается настолько, что мне приходится даже слегка выгнуться в сторону, чтобы хотя бы не думать о том, что член подо мной может взять и сломаться. Конечно, я желаю Бурцеву всякого плохого и много, много, много – но, чтоб вот так жестко лишить его мужского достоинства… Это перебор, пожалуй.

Увы мне, но выгибаюсь я в сторону не от Бурцева, а наоборот – поближе к нему, поближе к широченным плечам, и поближе к узким сухим губам, изгибающимся в коварной усмешке.

Очень, очень близко к его губам. Настолько, что я чувствую запах его арбузной жвачки. Настолько, что я вижу свое отражение в его зрачках. И голова почему-то начинает слегка кружиться.

Как будто я лечу в эту распроклятую лазурную пропасть, чтобы где-то на её дне разбиться о ледяные шипы…

Ну же, Бурцев, это же ты! Скажи какую-нибудь гадость, приведи меня в чувство, верни мой мир на место. Чего ты пялишься на меня как завороженный?

Какого черта я смотрю на твои губы и вижу каждую трещинку на них, вижу, как ты нетерпеливо касаешься их кончиком языка, пытаясь победить сухость?

Почему у тебя не получается?

Почему у меня не получается?

По…

– Эй, голубки, не вздумайте тут пососаться, ваша очередь!

Отвратительный, чудовищно наглый голос ввинчивается в пузырь тишины, что окутывал меня и Бурцева. И пузырь этот лопается, осыпаясь осколками, донося до нас, что мир вокруг все еще никуда не делся. И некрасивый тощий парень с петушиным хвостом и свернутым носом смотрит на нас с таким отвращением, будто его сейчас стошнит. Кажется, он занимал за нами…

Тьфу ты, Юля, какие еще “нас”? Какие еще “Мы”? С кем? С Бурцевым?

Дайте мне срочно Доместос и зубную щетку – я выжгу эти обкуренные мысли из моей головы.

– Молодые люди, у меня после вас еще пять человек пострадавших, – недовольно покашливает с другой стороны замерший в дверях кабинета травматолог, – мужчина, что вы замерли как приклеенный? Сами занесете свою девушку? Или вызвать медбрата с каталкой?

– Не надо каталку, – хрипло произносит Бурцев, в отличие от меня все еще не отрывающий от меня темных, расширенных зрачков, – я справлюсь.

И он справляется, гребаный терминатор! Снова встает, чуть медленнее, видимо, из-за мешающих ему “обстоятельств”, но встает, так, будто я не каблук потеряла, а полсотни килограммов. Встает, заносит… Шепчет мне на ухо.

– Ну, что, Кексик, даже не хочешь всем сообщить, что ты мне не девушка?

Ай, блин! Вот это я действительно облажалась! А сейчас этот момент явно упущен.

– Так, давайте посмотрим, что тут у нас.

Когда жесткие и грубоватые пальцы травматолога трогают мою лодыжку – я взвизгиваю. Громко и очень прицельно – прямо в ухо Бурцеву. А сам виноват. Какого фига, опустив меня на смотровой стол, он не только не отходит подальше, но даже рук не убирает – типа, за талию меня держит, а сам – по животу меня наглаживает. Меня!

По животу. По моему огромному животу, который два раза в месяц стабильно путают с животом беременной.

Самое кошмарное – откликаются мои гормоны. Гормоны, которые полгода пытаются донести до меня, что хорошо бы для здоровья заниматься сексом, но их заявки стабильно не проходят цензор-контроль воспитания. В смысле заниматься сексом? Без отношений? Без любви? Да меня же сожрет тридцать три поколения замужних женщин рода Максимовских. Тех самых, которых я уже, разумеется, опозорила, потому что они там все “до свадьбы ни-ни”, и вообще-то все поголовно были тростиночки…

Что ж, в семье не без толстухи!

Толстухи, которая прямо сейчас ощущает, как течет по сосудам жидкий бесстыжий жар. Потому что горячие мужские ладони на животе – это для моего тела чуть ли не нажатие на кнопку “Sex On”, если бы такая в моем организме существовала. Эффект ровно такой…

И хорошо, что от моего вскрика Бурцев все-таки вздрагивает и чуть-чуть отодвигается. Плохо, что руки его никуда не деваются. И та самая кнопка, которой нет, остается нажатой. Одно спасение – бесцеремонный травматолог, скептично щупающий мою ногу и слущающий мои завывания.

– Может, тут рентген нужен? – спрашивает Бурцев, и от хриплости в его голосе у меня по спине бегут мелкие горячие мураши. Черт бы его побрал. Если бы он этим своим голосом в свое время не озвучивал всякие противные прозвища – я бы, наверное, уже жидким повидлом ему в руки стекла.

– Рентген? – задумчиво повторяет травматолог, и сверлит взглядом мою лодыжку так, будто у него в глаза этот рентген встроен. – Да. Рентген вам пригодится. Но сначала…

Он плотно стискивает мою ногу в медвежьих клешнях и резко дергает её в сторону. Мне внезапно становится так больно, что аж сознание уплывает куда-то сторону. А потом боль уходит… И я понимаю, что за каким-то чертом уткнулась носом в плечо Бурцева. И он все еще охмурительно-одурительно пахнет. Блин. У него одеколон, что ли, “Альфа-самец” тройной концентрации, что у меня так в голове шумит?

– Сделайте ей рентген и наложите фиксирующую повязку, – тем временем распоряжается травматолог, обращаясь к медсестре.

– Все серьезно? – Бурцев отказывается униматься, кажется, реально вжившись в роль моего парня. – Нужна госпитализация?

– Это вывих, юноша, – буднично откликается врач, – простейший вывих, который я уже вправил. Рентген сделаете на всякий случай, в ближайшие пару недель ногу лучше не нагружать, на каблуках не ходить.

Вот блин.

По той кровожадной улыбке, которую мне адресует Бурцев, я в первую секунду испытываю слабовольное желание добровольно попроситься в больничку. Только количество заказов на ближайшие дни и удерживает меня от этого искушения.

Остается одна жахлая надежда, что я смогу сбежать после рентгена или перевязки…

Куда там!

Как я вообще посмела забыть, что Тимур Бурцев – это на редкость упертый, прилипчивый клещ, который будет вгрызаться в твою плоть, даже если ты с ног до головы маслом обмажешься. Чисто из принципа.

Он отгоняет от меня категоричным “Брысь” медсестру. Самолично, то есть собственноручно пересаживает меня в кресло для транспортировки больных. И сам его катит до рентген-кабинета.

– Что, твой пупок наконец скинул тебе СМС, что вот-вот развяжется, если ты не завяжешь строить из себя Геркулеса? – спрашиваю саркастично, пытаясь избавиться от чувства подвоха.

И ведь реально, к нужному кабинету меня везет…

Не бросил, не завез черт пойми куда по дороге…

– Кексик, – тон Бурцева звучит удивительно мягко, – я бы, конечно, мог тебе объяснить, что мой пупок завязан накрепко узлом двойного Клинча, и ты можешь не переживать за его сохранность. Я бы мог погеройствовать и носить тебя на руках и дальше. Это не сложно.

– Да ну? – ядовито фыркаю, скрещивая руки на груди. Не то чтобы мне хочется обратно “на ручки”, тьфу-тьфу-тьфу, так гораздо проще приводить мысли в порядок, но… Это ж Бурцев! Его кровь я могу пить вместо молочка, так сильно я её вожделела долгие годы в школе.

– Ну да, – буднично откликается Тимурчик, – тут есть кое-какой другой нюанс, Кексик.

– Это какой же?

Тимур останавливает кресло всего на несколько секунд, и наклонившись, чтобы якобы подтянуть пониже ползучий подол моего платья, прижимается к моему локтю…

– Да блин!!!

Не то чтобы я была ханжа, но ощущение вздыбленного, налитого кровью члена, который при соприкосновении с моей рукой будто твердеет еще сильнее – это довольно шокирующее ощущение.

– Ну, уж простите, – ехидненько откликается Бурцев, – ты сама спросила про мой нюанс, вот держи. Другого нету. Вряд ли ты хочешь, чтобы я оприходовал тебя в местном туалете. Так что покатайся в кресле, пока оно у нас есть.

Как он это сказал…

Так спокойно, бесстрастно, что у меня снова стадом по спине побежали мурашки.

Кресло ведь больничное. После всех процедур мне придется из него вылезать. Ногу мне вправили, но навряд ли я смогу так быстро передвигаться, чтобы сбежать от озабоченного Бурцева подальше. И-и-и? Что же со мной будет? Что он со мной сделает?

Глава в которой заключается сделка

– Бурцев, отвези меня домой, а!

Отчаянные времена требуют отчаянных мер!

Оказавшись в машине Бурцева и поняв, что везет он меня прямо в противоположную сторону от моего дома, я решаю прибегнуть к последнему средству, которое хотела бы хоть когда-нибудь применять в адрес этого конкретного мудака – к женским чарам.

Ну, если, конечно, считать мой неуклюжий флирт женскими чарами. Потому что я в этом настолько никакая, что даже стыдно относить себя к женскому роду.

Но… Я смогла вымучать из себя плаксивый тон, состроила самую жалобную физиономию из имеющихся в моем запасе. Боже, да я же его даже за локоть взяла и потянула, как тянут папочек маленькие девочки.

И когда Бурцев бросает на меня удивленный взгляд – начинаю часто-часто моргать, отчаянно надеюсь, что это выглядит обезоруживающе.

А Бурцев… А что Бурцев? В лучших традициях последнего мерзавца он испускает зловещий смешок.

– Ты что, забыла, что проиграла мне обед? И свидание, между прочим.

– Я с тобой не спорила! – силы на то, чтобы отыгрывать измученную фею у меня заканчиваются, включается режим “упрямая коза”.

– Ай-яй-яй, мадемуазель Жюли, – Тимур насмешливо прицокивает языком, – вы настолько не хозяйка своему слову? Как же вы со своими заказами справляетесь?

– У меня в профиле есть приписочка для клиентов, – парирую не сдаваясь, – что я могу отказать в заказе без объяснения причин. И потом, ты сам дурак, что принял мои слова за спор. Больно мне надо – с тобой обедать. Я, между прочим, вообще есть не хочу!

– Ур-р-р…

Вот что за гадство? Кто может так безжалостно опровергнуть твои слова, произнесенные в эту самую секунду? Только желудок. Гнусная, прожорливая бездна! Это он тоскливо завыл, выбрав для своего выступления самое неудачное время. А у Бурцева ликующе вспыхивают глаза.

– Что ж, тогда будем считать, что я иду кормить твоего голодного рептилоида, Юльчик. А будешь сопротивляться – я на тебя жалобу подам.

– И в чем же это ты меня обвинишь? – иронично изгибаю бровь.

– В жестоком обращении с рептилоидами, – весело бросает Бурцев и резко выкручивает руль, сворачивая на ресторанную парковку.

Я смотрю на невысокое здание ресторана “Mio Piacere” затравленным, заколебавшимся взглядом. На мою беду, желудок не унимается, и продолжает выводить тоскливые рулады, намекая, что день был долгий, утро – без завтрака, а поездка в травмпункт – это вообще лютый стресс, который срочно требуется заесть десертиком. А лучше двумя!

– Сука… – неожиданно резко взрывается Бурцев и я вздрагиваю. Пока я тут пыталась придумать, как мне быстренько сбежать от этого героя-любовника – он успел уже проехаться по парковке, к одному единственному свободному месту, и за пару метров до него так яростно вколотить ногой педаль тормоза в пол, что меня резко швыряет вперед, заставляя ремень безопасности больно врезаться в плечо.

– Ты совсем псих? – взвизгиваю возмущенно и являюсь свидетельницей того, как Бурцев резко меняется в лице. От яростно-бешеного до озабоченного.

– Прости, Кексик, – он торопливо разворачивается ко мне, тянется к тому месту, которое я с болезненной улыбкой натираю, – я случайно.

– За случайно калечат нечаянно, – огрызаюсь, отодвигаясь от него подальше, – а таких как ты – галоперидолом колют, по расписанию. Объясниться не хочешь?

Вместо тысячи слов Бурцев просто разворачивается лицом к рулю и мгновенно стекленеющими глазами уставляется в лобовое стекло. Вперед. На стоящий последним в ряду ярко-розовый мерседес.

– Что? Пассия твоя в ресторанчик заехала? – я соображаю быстро. – Ну так тем более не комильфо мне с ней знакомиться. Может, подкинешь меня до ближайшей остановки, и я сделаю вид, что ничего сегодня не было. И тебя сегодня я вообще не видела. И…

– Ну уж нет, – Бурцев говорит так скальпельно-остро, что у меня как-то сразу резко отнимаются все недоговоренные предложения, – мы сейчас встанем и пойдем обедать. Ты и я. Это не обсуждается.

– Я все еще не хочу!

– А туфли новые хочешь? – неожиданно тон Бурцева становится резко деловитым. – Это ведь ты на туфлях сестры каблук сломала, да?

– Ну, да, – я не без тоски смотрю на свои ноги. Яркие красные лодочки на тонких каблучках – маринкины любимицы, одолженные мне только на неделю, и то – только для “устройства личной жизни”. И у меня на данный момент нет понимания не только, как я буду объяснять Маринке гибель её любимых туфель, но и даже того, как я буду, хромая на целый каблук, добираться до дома.

Ох, не так я собиралась проводить время на свидании, ох, не так!

– Тогда давай по-другому, Кексик, раз на свидание со мной ты не хочешь, – Бурцев кивает и нажимает на газ, чтобы все-таки запарковаться рядом с ярко-розовой тачкой, – здесь и сейчас ты соглашаешься побыть моим прикрытием. Зайдешь со мной в ресторан, закажешь что хочешь, побудешь милой полчасика. А я закажу тебе с доставкой такие же туфли для сестры, и вторые – для тебя лично. Привезут, пока обедаешь. Идет?

Сделка звучит неожиданно выгодно.

Туфли Маринке дарил Рашид, а он её баловал как не в себя, благо мог себе позволить. Моих скромных тортовых оборотов на компенсацию вот так с нахрапу не хватит. К Новому Году разве что.

А Бурцев – если судить только по выебистой тачке – сможет обеспечить туфлями роту Золушек. Вот и пусть платит, тем более что и каблук я из-за него сломала. Вот только… Совесть не позволяет соглашаться без торга!

– А еще ты от меня отстанешь, – я воздеваю палец к небесам, – ты в этом на камеру мне поклянешься, и если снова ко мне припрешься – я всем твоим дружбанам рассылку сделаю, что ты – самое последнее брехло в нашей расчудесной столице.

Бурцев смотрит на меня скептично, будто взвешивая варианты.

Потом снова бросает взгляд на розовую “соседку” и кривится.

– Окей. Договорились, Кексик.

Я не ожидала такой быстрой капитуляции. Будто часть меня и вправду верила, что Бурцев ухлестывает за мной взаправду и не хочет верить, что он действительно согласился оставить меня в покое. Хорошая прививка реальностью, однако, получилась.

Что ж! Зато у меня есть уникальная возможность – посмотреть на женщину, которую уже Бурцев вот так, до зубовного скрежета боится. Настолько, что аж не хочет встречаться с ней один.

Это вообще отличный план – посмотрю на врагиню Тимурчика одним глазком, съем за его счет три порции тирамису, заберу туфли и сделаю ручкой. У меня еще дома три заказа на торты. Никто ведь не сказал, что я буду сидеть с Бурцевым все время, да?

– Эй, ну это-то зачем? – возмущаюсь я, когда Бурцев, уже запарковавшись, чуть не вприпрыжку обегает машину, чтобы снова с бараньим упрямством наклониться ко мне с явной целью снова “взять меня на ручки”.