Скитания легионера Августа

А под занавес выступления я под аплодисменты публики продемонстрировал свое умение бросать в цель пилум и пугио. Среди приглашенных гостей присутствовал консул Луций Сулла, который потом, при разговоре с отцом, высоко оценил мои навыки обращения с оружием и пообещал посодействовать с назначением меня на должность заместителя командира контуберния в знаменитый Шестой легион «Феррата».

Я прекрасно был наслышан о героическом прошлом этого подразделения. Мы изучали на занятиях его историческую роль в могуществе Римской империи. Его еще называли «Железный» легион. Эмблемой этих отважных воинов был бык и капитолийская волчица с младенцами Ромулом и Ремом. Был у легиона и свой гимн:

Легионер вообще не вечен,

Легионер вообще не вечен, Но, слава Марсу, вечен Рим!

Шестой легион изначально был одним из подразделений, размещенных на территории Испании, под командованием Помпея Великого. Однажды Помпей одолжил легион Юлию Цезарю, перебросив его в Цизальпинскую Галлию для борьбы с вождем кельтов Верцингеториксом во время объединенного восстания галльских племен. Поскольку формально Шестой легион продолжал находиться под командованием Помпея, Цезарь задействовал его в основном в арьергарде, щадя солдат и не выставляя их на передовые рубежи. После победы над галлами, Цезарь вернул легион Помпею, что по времени совпало с началом гражданской войны, инициированной Цезарем после того, как напряженность между ним и Сенатом достигла наивысшей точки.

Политические распри не могли не затронуть и Шестой легион. В битве при Фарсале «Железный» легион сражался на стороне Помпея и был разбит. Тысяча солдат перешли на строну Цезаря, остальные же бежали вслед за Помпеем в Северную Африку.

Перешедшие в Северную Африку легионеры сражались на стороне побежденных в битве при Тапсе, а затем присягнули Октавиану и в конечном счете образовали Шестой Победоносный легион. Именно при императоре Октавиане Шестой легион «Феррата» прославился на весь мир. Под шестым номером в римской армии было несколько легионов, различавшихся эмблемами и наименованиями. Но «Железный» легион отдельно строкой был вписан в вековые летописи.

Время пролетело незаметно, и вот уже мать собирает меня в поход, а отец дает последние наставления. Как я и мечтал, меня направили в Шестой «Железный» легион заместителем декана. Нашему легиону надлежало выдвинуться в направлении гарнизона, находящегося в западной части нашей империи, в городе Арелат. Дело в том, что бесконечные набеги неприятельских отрядов сильно обескровили наши передовые части и поэтому императором было принято решение жестоко покарать врагов, чтобы впредь им было не повадно убивать римских солдат, а заодно и преподать урок всем остальным. Наш экспедиционный легион должен был прокатиться железным катком по врагам Римской империи.

Мой контуберний в количестве десяти легионеров почти весь состоял из новобранцев, за исключением одного солдата, правда, и он был всего лишь в одном походе, но в боевых действиях его подразделение тогда не участвовало, а вело патрулирование местности и занималось сбором провианта для когорты. Зато наш командир, декан Ульпиус, был в нашей когорте знаменитой личностью. Это был его второй поход. При штурме оборонительного вала в Тарасе он проявил необычайную отвагу, и даже получив ранение, продолжал атаковать врага. По результатам этого сражения трибун торжественно вручил Ульпиусу медаль, которую тот с честью носил на своих доспехах. Сначала командир с большим недоверием отнесся к моему появлению в его отряде, да еще и в качестве первого заместителя. Я отлично понимал его настороженность относительно моей персоны. Любимый сынок из богатой семьи, отца которого, к тому же, знал весь Рим. Это обстоятельство явно не добавляло военачальнику оптимизма перед грядущим карательным походом. С самого начала всем было понятно, что предстоят тяжелые кровавые стычки, и не с организованной регулярной армией, сосредоточенной на виду у противника, а с небольшими летучими отрядами германских племен, которые как появляются, так и исчезают внезапно. Тактика врага была нам предельно понятна: напал-отскочил. Но предугадать, когда именно будет происходить то или другое действие, было невероятно сложно. Именно это бесконечное дергание передовых частей и ослабило могущество легионеров, поставив под угрозу наши поселения. И в этот момент Ульпиусу, как никогда, нужна была уверенность в том, что он может полностью доверять своему заместителю. К тому же, как я и говорил, наш небольшой отряд состоял сплошь из новобранцев.

На одиннадцатый день наш контуберний в составе четвертой центурии третьей когорты легиона прибыл в пункт назначения. Гарнизон находился на западной окраине города Арелата. Таким образом этот пункт контролировал две главные дороги и порт, обеспечивающий торговлю с Римом. Трудно было переоценить выгоду столь удачного расположения. Кроме того, через пролив суда доставляли все необходимое для другого нашего гарнизона, находящегося на противоположном берегу залива в городе Агуае Салис.

Дождавшись прихода полного состава легиона, мы приступили к патрулированию близлежащих территорий на постоянной основе. Враг никак не проявлял себя. Это было вполне объяснимо. Нападать на подготовленное к атаке подразделение римлян, на стороне которых явное преимущество по численности и вооружению, было безрассудно. На десятый день легат принял решение заменить весь старый гарнизон на вновь прибывших легионеров. Так день за днем мы охватывали все большее пространство. Нет, конечно, были мелкие стычки с оторвавшимся от основных сил неприятелем, но они, как правило, заканчивались полным его уничтожением. В плен было приказано никого не брать. Исключением служили только те враги, которые могли что-нибудь нам рассказать. Суровость этого решения объяснялась тем, что еще в начале нашего прихода в город Арелат командующий легиона издал приказ:

«Всем противникам Римской империи предлагается в недельный срок сдаться и сложить оружие. В противном случае они будут уничтожены».

Как и следовало ожидать, враг отверг наше предложение, и, к тому же, показательно совершил невероятное по жестокости преступление: напал среди ночи на наш обоз, который вез на родину раненых солдат. Все, кто ехал на нем, были перебиты. Не пожалели никого. На теле одного из убитых солдат враги оставили свой ответ на наше послание. К груди солдата был приколот кинжалом маленький окровавленный холщевый мешок с иссохшей куриной лапой внутри. Всех нас повергло в шок это событие. Пленные, захваченные позднее, рассказали, что таким образом их воины применили против нас силу древних обрядов: заговоренная иссохшая куриная лапа – это вестник скорой смерти. А на вопрос, как зовут их вождя, мы получили ответ: «Тэтэн».

Так мы и стали его промеж себя в дальнейшем называть – Тэтэн Иссохшая Лапа. По разным оценкам, под началом этого предводителя северных племен находилось до тысячи конных и пеших воинов, рассредоточенных по окрестностям. Хотя другие показывали, что одной только конницы у Иссохшей Лапы полторы тысячи. Шансов у этого предводителя против нас не было никаких. Даже если верить в такую численность конных воинов, все равно противостоять пятитысячному «Железному» легиону им было нереально. На протяжении почти двух месяцев мы успешно отодвигали их к горам, тем самым лишая основного преимущества – возможности скрытной и неожиданной атаки с быстрым уходом до прибытия наших основных сил. Мы тоже несли потери, так как враг не сдавался, а бился на смерть. После каждого удачного набега на наши позиции мы обязательно находили иссохшие лапы.

Однажды наш дозор наткнулся на едва заметную пещеру в расщелине горы. Солдаты обнаружили ее совершенно случайно. Дело в том, что, еще не приблизившись к ней, они почувствовали нестерпимую вонь, исходящую из непонятного источника. Обыскав все в округе, они обнаружили прямо за кустами можжевельника скрытый вход в пещеру. Если бы не исходящий оттуда отвратительный запах, его было бы просто невозможно найти. Обследовав грот, солдаты обнаружили сваленные в кучу куриные лапы и головы. По их количеству мы поняли, что, похоже, Тэтэн Иссохшая Лапа надеялся нас всех здесь перебить, раз собирался класть на грудь каждому погибшему римлянину по одной лапе.

А прямо по центру стоял трехметровый каменный истукан с маленькими ручками, упираясь огромной головой с выпученными глазами в свод пещеры. Возле ног этого чудовища находился алтарь, весь усыпанный окровавленными перьями, на котором, видимо, и приносили в жертву этих птиц. Чуть в стороне от статуи стояли три больших чана, наполненные бурой жидкостью, на вид напоминающей кровь. Скорее всего, в них сливали кровь, которой истекали бьющиеся в конвульсиях жертвы, а потом мазались ею перед сражением.

По приказу командира все было сожжено, а каменный идол свален на землю и разрушен. После этого случилось невероятное – неприятель пропал. С этого момента он больше никак себя не проявлял. Мы не знаем, повлияло ли разрушение капища на исчезновение врага, или, может, это было просто совпадение, но враг исчез.

Наступивший мир принес всем облегчение. Наш поход был признан успешным. Понадобилось всего несколько месяцев, чтобы навести полный порядок в этом регионе. Конечно, враг не был полностью уничтожен и, наверняка, где-то затаился и зализывает раны, а может, строит новое капище для жертвоприношения, но и мы не собирались расслабляться.

На общем построении командир легиона Гай Сиртус обратился к нам с пламенной речью и поблагодарил всех легионеров за выполнение поставленной Римом задачи. После этого прошло награждение особо отличившихся в этом походе. Среди награжденных был и наш командир. Приняли решение сделать его помощником командира четвертой центурии и, что самое радостное, – на его освободившееся место неожиданно назначили меня. Друзья искренне поздравили меня с этим решением командования. Позднее я узнал, что именно декан Ульпиус настойчиво рекомендовал мою кандидатуру на место командира своей контубернии. Признаться, я не чувствовал за собой особых заслуг в этом сражении. Старался воевать как все и, по моему мнению, ничем не выделялся на фоне своих легионеров, но эта новая должность заставила меня переосмыслить положение дел. Раньше я полностью полагался на приказы Ульпиуса, почти не проявляя никакой инициативы. Зато теперь ситуация поменялась кардинально. Контуберний – это небольшой самостоятельный отряд, действующий в полном соответствии с задачей, поставленной центурионом. Только слаженные действия таких небольших подразделений, как мое, могли гарантировать победу огромного легиона в непростой битве.

Подозрительный старик

Через неделю после торжественного парада «Железный» легион отправился обратно в Рим, оставив в городе Арелат одну когорту в качестве нового гарнизона. Это была моя третья когорта. Проводив основную часть легиона домой, мы принялись обустраивать свой лагерь. Конечно, враг был деморализован настолько, что можно было не ждать его скорого возвращения. Но в римской армии существовало строгое правило для всех воинских подразделений – солдаты и командиры всегда должны быть заняты работой. Иначе безделье потихоньку притупит бдительность, и расплата за это последует незамедлительно.

В первую очередь стали укреплять оборонительный вал перед крепостью. Для этих целей заготовили в ближайшем лесу бревна и, остро заточив их, вкопали под уклоном в землю, предварительно обмазав смолой заостренные наконечники. Мой контуберний не участвовал в этих строительных работах, а ежедневно проводил конное патрулирование прилегающей к городу местности. Мы в дневное время объезжали все находящиеся рядом селения в поисках подозрительных лиц, а по ночам устраивали скрытые засады, постоянно меняя дислокацию. Дело в том, что трибун когорты приказал не терять бдительность и искать неприятеля, а в довершение ко всему назначил премию за голову Иссохшей Лапы. Месячный отпуск на родину и горсть золотых монет никому бы не помешали. Конечно, ежедневно патрулируя местность, мы не надеялись обнаружить вождя врагов, но задерживали и доставляли в лагерь всех подозрительных лиц. Там над ними устраивали следствие с целью получения информации.

Неделя проходила за неделей. Укрепив оборонительный вал, легионеры начали возводить дополнительно еще две сторожевые вышки. Наше постоянное патрулирование и ночные засады не приносили никаких результатов. Враг никак не проявлял себя, а доставленные в лагерь подозрительные местные жители после недолгого опроса отправлялись по домам. Все бы, наверное, так и продолжалось. Но однажды мы почти случайно остановили на дороге обросшего, сгорбленного старика. Он даже и не вызвал бы своим видом особых подозрений: просто в окрестностях больше никого не было, а вести работу было нужно, и мы решили на всякий случай его проверить. И вдруг, при осмотре его холщового мешка, мое внимание привлекла куриная лапа, которая вывалилась на землю вместе со всякой хозяйственной утварью. Причем лапа эта была с разноцветными коготками. Кто-то не поленился их раскрасить. Я знал, что нам еще никогда не попадались такие лапы, и, сделав вид, что все в порядке, я отпустил этого путника, приказав двум солдатам скрытно последовать за ним. Конечно, его надо было доставить в город и предъявить командованию, но, видимо, юношеский максимализм сыграл со мною тогда злую шутку. Знал бы я в тот момент, к какому результату приведет это мое спонтанное решение.

Один из посланных за стариком солдат вернулся через три часа, оставив своего напарника продолжать наблюдение за объектом. Они все-таки выследили жилище этого путника. Им оказалась неприметная лачуга в небольшом поселении, недалеко от леса, который упирался в невысокую каменную гряду, простиравшуюся на северо-запад. Я хорошо знал эти места, и не раз мы там устраивали засады. Меня подмывало тут же доложить обо всем Ульпиусу, ведь именно он был моим непосредственным командиром, но что я мог ему поведать? Мало ли, по какому поводу этот старец раскрасил когти куриной лапы. Может, он сумасшедший. Хотя на меня он произвел впечатление разумного человека. Нет, лучше понаблюдать за ним еще какое-то время, а потом уже делать выводы.

Составив график поочередного круглосуточного наблюдения за лачугой старика для своих легионеров, благо, что с высоты каменной гряды это было просто устроить, я твердо решил пока держать все в тайне. О чем строго-настрого предупредил свой отряд. Надо сказать, что у меня сложились неплохие отношения с подчиненными, и было заметно их уважительное отношение ко мне. Сначала они так же, как Ульпиус, с настороженностью относились к моей персоне, глядя на дорогие доспехи с гербом моего рода на щите и прекрасно понимая, что отец интересуется моей службой в армии. Но со временем их сомнения исчезли. Я никогда не прятался за спины своих подчиненных и вместе с ними вступал в бой. Мы на равных прикрывали друг другу спины в случае опасности. Передо мной всегда стоял пример Юлия Цезаря, который ел с солдатами из одного котла, уже будучи командующим легионами. Этот был легендарный император, но при этом он помнил многих простых легионеров, которые сражались вместе с ним. Объезжая на коне построение своих войск, он всегда останавливался перед таким ветераном и обращался к нему с приветственным словом, обязательно называя его по имени. Армия боготворила своего командующего.

Я нередко отправлялся в ночной дозор к дому старика с одним из своих солдат. Обычно все проходило тихо и без происшествий. Но вот однажды, поздно ночью, как нам показалось, к нему кто-то пришел. Во всяком случае, мы оба отчетливо услышали скрип двери. Наш наблюдательный пункт находился на достаточно далеком расстоянии для того, чтобы мы могли рассмотреть этого ночного гостя, хотя небо было звездное. Вглядываясь в темноту, мы напрягли свой слух, пытаясь уловить малейший шорох. Неожиданно мой солдат громко закричал. Я в испуге и негодовании уставился на него, не понимая, что происходит. Через несколько мгновений солдат опять пронзительно крикнул, но самым странным было то, что губы его совсем не шевелились. Ведь это, казалось бы, невозможно – так громко кричать, не открывая рта… Но крик опять повторился, только уже с большей силой.

И тут я открыл глаза. Оглядевшись, понял, что по-прежнему нахожусь у входа в расщелину, ведущую в город Мертвых. Пронзительный крик не умолкал. Пытаясь определить источник звука, я посмотрел на вечернее небо и увидел, как две белые птицы пытаются отбить своего птенца у небольшого пестрого ястреба, но сразу стало понятно, что шансов у них не было. Этот печальный зов бедных родителей и ворвался вихрем в мои воспоминания. Ястреб, сделав крутую петлю, улетел, а птицы, видимо, смирившись с утратой, с жалобным криком полетели в сторону гнезда защищать своих оставшихся птенцов. И тут я вспомнил, что во время поисков Серого плаща мне тоже попался ястреб, клевавший пойманную змею. Там ястреб, здесь ястреб – может, это Плутон таким образом посылает мне знак?!

Приближалась ночь. Любопытной ящерицы нигде не было видно, видимо, вечерняя прохлада прогнала ее под один из многочисленных здешних камней. Вот и мне придется в очередной раз спать под открытым небом, укрывшись своим плащом. Идти на ночь глядя в город Мертвых, где в темноте можно наткнуться на этих белых чудовищ, конечно, было верхом безрассудства. Тем более, по рассказам ведьмы – это как раз их время суток.

Нет, надо дождаться рассвета здесь. Еще неизвестно, как меня встретят эти так называемые поселенцы. У меня зубы начинали стучать от страха, когда я представлял, что меня может там ждать. Права была старуха, когда увидела в моих глазах ужас перед грядущими испытаниями. Она во всем была права. Зачем мои солдаты сбросили этого эфиопа в бездонный колодец, наполненный страданиями безвинно загубленных душ… До меня доходили слухи, что иноверцы и людей нередко приносили в жертву своим идолам. А мы, что, лучше поступили? Убитого в бою воина отправили, как говорит старуха, прямо в пекло, будто обычный мешок с землей. Не случись этого, может, и не надо было бы сейчас искать эту пещеру цхетов. Но что сделано, то сделано. Обратно уже ничего не вернуть… Похоже, цепь предыдущих событий и привела меня сюда. Сейчас нет никаких сомнений в том, что все началось именно с Иссохшей Лапы. Видимо, так было угодно богам – отправить меня в дальнюю дорогу испытаний. Но в чем же я провинился перед ними?!

Положив под голову поудобнее свой походный ранец, я постарался заснуть, одновременно пытаясь вспомнить, на чем оборвались мои воспоминания. Так… Цезарь…

Гай Юлий Цезарь! Это был самый почитаемый мной римский военачальник. На уроках истории я бесконечно мог слушать о его завоевательных походах. Особенно меня впечатлила битва при Вогезах:

«Римская империя захотела подчинить себе Галлию, заручившись поддержкой союзников. Племена эдуев согласились принять участие в этом завоевательном походе. Однако не все галльские племена собирались подчиниться Риму и вступили во временный союз с германцами, вождем которых был Ариовист. Последний наращивал свое войско и стал прямой угрозой как для эдуев, так и для римлян. В начале Цезарь решил обхитрить Ариовиста лестью и деньгами, предложив ему статус «друга и союзника Великого Рима», но вождь германцев не повелся на эту уловку, так как был безразличен к громким титулам и вел аскетичный образ жизни. И вскоре Ариовист открыто выступил против Римской империи. Решающим в этом противостоянии стало сражение близ гор Вагезы, недалеко от столицы секванов Безансона. Двадцать одну тысячу римлян поддержали четыре тысячи галльских конников, а также было набрано несколько тысяч воинов из других племен. Ариовист же сумел собрать колоссальную армию. По скромным оценкам, не меньше ста двадцати тысяч пеших и конных. В первую очередь вождь германцев отрезал римлянам и их союзникам пути доставки продовольствия и подкрепления. Но, тем не менее, наступать не спешил, помня о прекрасной выучке римских легионеров. Он решил также переиграть Цезаря, изматывая его войска ожиданием битвы, хотя Цезарь не раз предлагал ему начать сражение. Сам же римский главнокомандующий не мог с такой численностью своих войск броситься в атаку, так как слишком велика была разница в количестве солдат.

Тогда Цезарь пошел на хитрость. Он сменил лагерь, оставив в старом только четыре легиона, а остальные два легиона отвел на новые позиции. Причем постарался все перемещения провести скрытно, но вместе с тем так, чтобы противник об этом непременно узнал. Поговаривают, что для этих целей специально нашли «предателя» среди галлов, но это лишь предположение.

Когда об этом маневре римлян доложили Ариовисту, последний, недолго думая, отправил в атаку все свое войско, полагая, что быстро разделается с двумя легионами Цезаря. Римляне стойко выдержали удар превосходящего противника. И пока ночью германцы залечивали раны, намереваясь уничтожить эти два легиона на следующий день, Цезарь вывел из старого лагеря все четыре легиона и выстроил их в три линии. Сражение шло целый день, к его исходу левый фланг римлян стал ослабевать. Германцы почувствовали победу и усилили натиск на левый фланг.

И в это время Цезарь произвел решающий маневр, он бросил в бой третью линию своей армии, которой командовал Красс. Легионеры при поддержке галльской конницы неожиданно ударили по германцам. Противник не ожидал такого наступления почти поверженного врага и бросился в бега. Моральный дух превосходящей армии германцев был сломлен. Благодаря стратегии Цезаря придерживать свой резерв до критического момента стодвадцатитысячная армия Ариовиста была разбита. Цезарь рисковал всеми своими легионами, но, просчитав действия вождя германцев, победил. Так Рим избавился от опасного противника в борьбе за Галлию».

Прошло две недели, но ничего по-прежнему не происходило. Старик практически не отлучался из дома. У него был крайне ненасыщенный день: утром на базар – продавать овощи со своего огорода, а вечером, когда солнце клонилось к закату и все хозяйственные дела были переделаны – молиться, глядя на уходящее за горизонт светило. Меня уже начали посещать сомнения в целесообразности слежки за стариком. Я все больше склонялся к мнению, что это обычный человек, слегка помешанный на каком-нибудь древнем культе, которых великое множество в этой местности. А ночной визитер нам просто почудился. Мало ли, из-за чего скрипнула дверь… Может, все дело в обычном сквозняке, тем более что старик жил бедновато, и двери в его доме не отличались надежностью. Посовещавшись с отрядом, мы приняли решение через неделю прекратить слежку.

На последнее дежурство я отправился самолично, так сказать – закрывать это неудачное мероприятие. Взял с собой одного своего солдата. Устроившись на наблюдательном пункте, мы уже как-то по привычке всматривались в темноту, понимая, что все бесполезно. Вокруг стояла тишина, только изредка трещал неугомонный сверчок. Небо было звездное, и нам прекрасно была видна дверь в хижину старика. Это еще хорошо, что я не доложил начальству о куриной лапе с цветными коготками. Вот было бы смеху надо мной. Но ничего, сегодня последнее дежурство, и я благополучно забуду о существовании этого старца.

Скрип открывающейся двери прозвучал подобно удару плети, как рукой сняв утреннюю дремоту с наших лиц. Протирая глаза, мы вглядывались в темноту, боясь пропустить малейший шорох. А вдруг ночной визитер прибыл не один? Но, приглядевшись, мы убедились в обратном. Серый призрак в плаще с накинутым капюшоном быстро промелькнул в дверной проем лачуги старика. Тут мы оба уже не могли ошибиться и отчетливо увидели силуэт пришельца, хотя утренний туман мешал рассмотреть его более тщательно. Конечно, увидеть лицо нам все равно не позволил бы капюшон, но походку и фигуру посетителя мы могли бы изучить лучше. Что ж, пришлось наблюдать в тех обстоятельствах, которые нам были предоставлены.

Судя по резким и угловатым движениям, с минимальным сомнением можно было сказать, что это был мужчина. Так обычно двигаются солдаты, в любой момент готовые отразить нападение врага. Надеяться, что ночной гость старика и есть Иссохшая Лапа, было глупо. Что могло связывать кровожадного вождя Тэтэна и немощного старика? Хотя был один предмет, указывающий на возможность такой связи – пресловутая куриная лапа с цветными коготками. Скорее всего, вождь и старик, по крайней мере, единоверцы. Но это было только мое предположение, не претендующее на истину. Уж слишком много было надумано в этой истории, а виной всему – мой юношеский максимализм и желание прославиться среди легионеров, хотя в этом я не видел ничего предосудительного. В моем понимании каждый солдат хочет стать командиром, иначе нечего делать в римской армии, и лучше, пока не поздно, посвятить себя другому ремеслу. Римские законы позволяли легионеру, отслужившему шестнадцать зим, получить неплохую пенсию и надел земли на завоеванных территориях. Кроме этого, начиная с правления Октавиана, легионерам платили жалование по три раза в год в период крупных религиозных праздников Рима, не говоря еще о захваченных трофеях. Сначала такие возможности были привлекательны для случайных людей. Правда, по прошествии некоторого времени, хлебнув всех тягот армейской службы, многие полностью разочаровывались в этом ремесле, но среди моих друзей не было таких сомневающихся.