Плохие мужчины

Потом он притянул Эми к себе и забыл о новом знакомце, да и после почти не вспоминал – до того дня, когда нашел на крыльце мусорный пакет, издающий тот самый запах.

Удивительно, что не сообразил сразу, что к чему. Потом, в «Уэзерспуне», дошло.

Первым желанием было немедленно вернуться в полицейский участок, однако инспектор Атертон Джона ненавидел и в его реакции сомневаться не приходилось. Наверняка заявит: «Пытаетесь заставить нас потратить время на этого парня только потому, что он пользуется ужасным парфюмом?»

Вместо этого Джон вызвал такси и уже через некоторое время, пробравшись в заросший кустарником садик на задах дома Сирила, вскрыл прогнившую оконную раму ванной комнаты, которую хозяин так и не удосужился заменить.

Пролезая в окно, осознал, что чертовски боится: сердце стучало как сумасшедшее, ладони вспотели. Впрочем, свое состояние Джон отметил с почти профессиональной отстраненностью. Никогда еще ему не доводилось проникать в чужой дом, уж не говоря о том, что его хозяин помог раскрыть одно убийство и, по всей видимости, виновен в другом. То есть даже не в одном. По крайней мере – в шести…

В ванной было холодно. Как и в большинстве домов Викторианской эпохи, санузел во время реконструкции пристроили к задней части кухни. Сирил начал снимать со стен розовую кафельную плитку в стиле семидесятых, но до конца дело не довел.

Джон прислушался, хотя несколько минут назад на стук в дверь никто не отозвался. В доме царила мертвая тишина, и он перелез через бортик ванны, в которую спустился из окна.

Аромат дезодоранта был ошеломляющим. Джон было засомневался – тот ли самый это запах? Впрочем, ошибиться невозможно: на полке у раковины стояли три баллончика «Axe Stellar», а четвертый, пустой, лежал в корзине для мусора. Он открыл аптечку, где нашлась еще пара штук.

Что ж, лишний раз убедился, что дешевыми (хотя и нишевыми) спреями для тела Сирил пользуется неумеренно.

Джон скрипнул зубами и тихо прошел из ванной в кухню. Что он хотел найти? Мусорные мешки? Ножовку? Однако разве это не самые обычные вещи, которые просто обязаны быть в доме строителя?

Терзавший его страх засел глубоко внутри, между желудком и легкими, превратившись в зуд, который возникал всякий раз, когда Джон был на грани открытия. Загадка почти решена, осталось лишь сложить воедино кусочки головоломки, найти ту самую, единственную улику, необходимую для решительного доказательства виновности – или для оправдания.

К страху примешивалась легкая паника: покинул полицейский участок после допроса по поводу одного преступления и тут же совершил другое.

Господи, ну что за нелепая идея? Десятки тысяч людей пользуются этим дезодорантом, и это вовсе не значит, что хоть один из них является преступником. Сирил Уолкер был свидетелем по делу об убийстве, вот и все. Слушал эфиры Джона. Хороший парень, у которого не хватает времени для ремонта запущенной ванной.

Ладно. Он просто быстренько здесь осмотрится – иначе зачем вообще пришел? Потом выберется из чужого дома и займется решением собственных проблем. Что-нибудь выпьет.

Линолеум в кухне был липким, и подошвы издавали неприятный чавкающий звук. Так… Оборудование встроенное, с дверцами под дерево, как делали в восьмидесятых. Пустая тарелка с крошками, нож со следами масла, чашка с засохшим осадком от чая… Одна загадка разгадана: понятно, что Сирил ел на завтрак. Джон фыркнул и выдвинул несколько кухонных ящиков. Нет ли там пригодных в качестве оружия ножей? Несколько меню от кафешек, торгующих едой навынос, в одном из ящиков – рулон мусорных мешков. Самые обычные мешки, однако Джон на всякий случай оторвал один и сунул в карман. Позже глянем на него внимательнее…

Единственным современным предметом обстановки оказался тихо и удовлетворенно рычащий холодильник: большой монстр американского производства с вместительной морозилкой в верхней части. Джон открыл его, изучил бутылку молока и банки с пивом, затем взялся за дверцу морозилки.

На полке, подобно упаковкам с мороженым, лежало пять человеческих голов.

Джон замер, не в силах ни ахнуть, ни отскочить. Не мог отвести взгляд, и подробности навсегда отложились в его памяти. Синевато-серая кожа, впалые щеки, лица вялые и сморщенные. Кристаллики льда повисли на бровях, на волосах и на отросшей на подбородках щетине. На срезе шей – замерзшие бордовые капли. Глаза у всех закрыты, кроме крайнего справа: у этого в щелях между веками виднеются белки. Если дотронуться – любой из экспонатов кошмарной выставки наверняка окажется ледяным и твердым, словно камень. Теплый палец прилипнет к замороженной плоти, а когда Джон попытается его отдернуть, отсеченная голова вывалится из холодильника и упадет ему прямо на грудь – тяжелая, словно у потерявшего сознание пьяницы; из холодных губ на рубашку просочится ниточка слюны…

Он невольно сунул руку в морозилку.

– Что вы здесь делаете, Джонатан?

На какой-то миг он решил, что заговорила одна из голов. В чувство его привел тяжелый запах «Axe» и знакомые приятные интонации. Этого человека Джон держал за друга. Он обернулся, не опуская руку. Сирил стоял на пороге кухни с длинным ножом мясника в руке, направив его в грудь непрошеному гостю. Наверное, поэтому в кухонных ящиках ничего и не нашлось.

– Тебе обязательно надо было сунуть сюда нос, правда? – Голос Сирила звучал печально. – Не мог с собой совладать. Нет бы оставить это дело в покое.

– Не убивай меня…

Джон сам не узнал собственный голос – хриплый, задыхающийся.

– Я бы с удовольствием, дружище. Ты вообще не тот тип, который меня интересует.

Сирил прыгнул к нему. Джон рефлекторно отскочил в сторону и выбросил руку вперед, ощутив, как к кончикам пальцев приклеилось нечто холодное и твердое. Из морозилки с тошнотворным звуком выпал круглый предмет, и в груди у Джона вдруг полыхнуло огнем. Все случилось так быстро, что он не смог разобрать, где больно – внутри или снаружи.

– Что ты с ними сделал? – выкрикнул Сирил и нагнулся, поднимая голову с пола.

Господи, взял ее в руки, баюкает, словно ребенка…

Джон воспользовался представившимся шансом и бросился из кухни. Он бежал по темному дому, слыша за спиной непонятные звуки. Позади осталась гостиная с заваленным прессой столом, впереди – узкий коридор, ведущий к выходу на улицу. Под ногами скрипели голые доски пола; до маленького окошка во входной двери еще далеко.

Стало горячо в задней части шеи, под затылком. Тяжелое дыхание отдавалось у него в ушах – то ли его собственное, то ли Сирила. Джон потянулся к двери, и жаркий огонь в груди превратился в ослепляющую боль. Он вскрикнул и схватился за ручку, однако мокрая ладонь соскользнула. Кровь… Его кровь!

– Господи, пожалуйста… – зашептал Джон.

Сейчас последует новый удар ножом – на сей раз в спину. Лезвие пройдет сквозь легкое, доберется до сердца, потом вонзится еще раз, и еще, пока он не упадет замертво. Сирил его расчленит, рассует части тела в мусорные мешки и разбросает их по городу, а голову положит в морозилку, рядом с остальными. Наступит непроглядная тьма и пустота…

Убийца, тяжело топая, выбежал из кухни, и в этот миг дверь открылась. Джон, спотыкаясь, выбрался на крыльцо, испытав шок от внезапного яркого света и охватившей его паники. Снова боль – на этот раз в плече и задней части шеи. Он умудрился выбежать на улицу и, выскочив на дорогу, замахал руками перед приближающимся автобусом. Сирил бежал от дома с окровавленным ножом в руке. Джон заколотил кулаками по ветровому стеклу, оставляя на нем красные мазки. Перед тем как отключиться, успел увидеть искаженное от ужаса лицо водителя, который наверняка решил, что самый его жуткий ночной кошмар внезапно стал явью.

7

«Я ШЕЛ НА ЗАПАХ»

ЗНАМЕНИТЫЙ ПОДКАСТЕР ВЫНЮХИВАЕТ МУСОРЩИКА

Ирония судьбы: преступления Мусорщика (Сирила Уолкера) раскрыты тем самым подкастером, который брал у него интервью для своего эфира.

– Что тебя рассмешило? – спрашивает Сюзи.

Я отвожу взгляд от телефона и смотрю на сестру. Та только рада отвлечься от своего салатика со свежими фруктами, обезжиренным йогуртом и семенами чиа. Мы завтракаем в нашем обычном кафе в Челси, находящемся ровно посередине между моим домом и ее квартирой. Здоровая пища – нечто новенькое. Официант немало удивился, когда сестра заказала подобное блюдо вместо неизменных вафель с двойной порцией шоколада.

– Нет, ничего, – бормочу я и кладу телефон экраном вниз.

Фотография Джонатана, приложенная к редакционной статье, восхитительна: он стоит в саду, улыбаясь кому-то за кадром, и ветерок ерошит его волосы. Снимок старый; сейчас волосы отрасли – сама видела в начале недели на авторском вечере. Пока Джонатан в больнице: пресса сообщает, что Сирил Уолкер ударил подкастера ножом, прежде чем тот успел выскочить из дома.

Эта подробность заставляет меня испытывать еще большее влечение.

– А, знаю, в чем дело! – говорит Сюзи.

– И в чем же?

– Сидишь в «Тиндере»?

– Чего-чего?

– В «Тиндере» или в «Хиндже» – приложениях для знакомств. Или в приложении для поиска сексуального партнера – как оно там называется?

– Понятия не имею. И вовсе не собираюсь туда заходить. Просто читала новости.

– Не ври! Все вижу по твоему лицу, знаю, о чем ты думаешь.

Надо сказать, что Сюзи не в курсе моего маленького хобби. Она никогда не сомневалась в официальной версии смерти Гарольда и о других моих жертвах ничего не слышала. Мы очень близки; шесть лет назад я переехала в Лондон, убегая с места одного из своих преступлений, и сестра присоединилась ко мне уже через три недели. Правда, даже родным сестрам порой требуется хоть ненадолго отдохнуть друг от друга. В любом случае тревожно, что Сюзи способна отгадать по моему лицу, о чем я размышляю. Вдруг планирую убить человека? А если твержу про себя: «не забыть зайти в магазин за лампочками»? Есть какая-то разница в мимике или нет?

– Ну, и о чем же?

– Ты только что увидела фото человека, по которому сходишь с ума. Кто он?

– О, – пожимаю плечами и закрываю страничку. – Так, снимок одного парня на новостном сайте.

– Какого парня? Дай посмотреть!

– Нет уж! Не собираюсь слушать, как ты высмеиваешь мои вкусы.

– А что я могу сделать, если ты совсем не разбираешься в мужчинах? – Сюзи хватает свой смартфон и несколько раз тычет пальцем в экран. – Вот, гляди, какой милый. Точь-в точь Финли, а?

Она демонстрирует снимок Криса Хемсворта и облизывает губы.

– По-моему, нет.

На самом деле – немного похож, особенно нижняя часть лица. Однако Финли – придурок, и я не намерена поощрять увлечение сестры. Меня вдруг осеняет: именно Финли стал причиной ее внезапного стремления к здоровому образу жизни. Не зря она на той неделе упоминала, что его прошлая подружка была не в пример стройнее.

– Сюзи, ты и без здоровой еды совершенна. Ты хороша именно такая, какая есть.

– Да знаю. – Она тянется к моему телефону. – Какой у тебя пароль?

– А что ты хочешь?

– Загружу «Хиндж».

– «Хиндж»?

– Это приложение для знакомств.

– Нет, не надо.

Я убираю смартфон, и сестра надувает губы.

– Если уже западаешь на мужиков из новостей, тебе обязательно нужно с кем-то познакомиться. Целый год провела отшельницей!

– Ничего подобного. Я встречалась с Томом, а еще с Ридваном.

– Так то еще до Рождества было! Причем оба – редкие зануды.

– Что могу сказать? Люблю занудных мужчин.

– Их никто не любит.

– Ну… я не считала их скучными.

Я лгу. На самом деле один другого стоил.

Последнее время с мужчинами у меня действительно не очень. Сюзи права: вроде попадется приличный, а в конечном счете все равно окажется занудой.

Мне нравятся хорошие мужчины, а они, как правило, скучны. Пожалуй, это главный и весьма трагический парадокс моей жизни.

Мне скоро тридцать, вот и тянет на философию. Подобные временные вехи заставляют женщину задумываться. Должно быть, моя безумная влюбленность в Джонатана Дерозье определяется ходом биологических часов.

– Боишься втюриться, поэтому и выбираешь неинтересных мужчин, – упорствует сестра.

– Знаешь, что такое любовь для гетеросексуальной женщины? Это совокупность лжи и компромиссов.

– Прекрасной лжи, прекрасных компромиссов.

– Не собираюсь заходить на сайты знакомств. – Кладу телефон в карман. – Если только ты сама туда не заглянешь.

Сюзи улыбается, словно кошка, отведавшая сметаны.

– Мне это ни к чему. В следующие выходные Финли берет меня в Париж.

– Если предлагает – это одно. Если едет на конференцию программистов и не возражает, чтобы ты присоединилась, – это немного другое.

– Он предлагает. Будешь доедать? – указывает она на лежащие передо мной яйца по-флорентийски.

– Если клянешься не подписывать меня на сайты знакомств.

Сюзи снова дуется, и я придвигаю к ней тарелку. Никогда не умела на нее обижаться.

– Не хочу отдаваться на милость компьютерных алгоритмов, – объясняю я, а сестра тем временем уплетает мое блюдо. – Сама в состоянии найти подходящего мужчину.

* * *

После завтрака звоню в больницу, представляясь миссис Дерозье, и мне говорят, что он уже выписался. Жду выхода его новой программы, такого эфира об убийцах, который затмит все остальные выпуски. Шикарный материал для Джонатана – ведь он лично выследил серийного убийцу и даже получил удар ножом.

Жду день, другой. Джонатан не выходит в эфир.

Жду неделю, две.

Тишина. Его нет ни в сети, ни на телевидении. Ни одного интервью в прессе. Как же так? Самая громкая история в карьере, а он, вместо того чтобы выжать из нее максимум, исчезает…

8

Шотландия, три месяца спустя

На первые два звонка Эди, литературного агента, Джон не ответил – даже перенес телефон в тот угол хижины, где не было приема. Затем решил прогуляться вокруг озера. Слонялся, отмахиваясь от мошек, и не возвращался в дом, пока его почти не съели.

Увы, когда прозвучал третий звонок, он успел порядочно выпить, потому и поднес трубку к уху.

– Я уже начала опасаться, что ты меня избегаешь, – хриплым голосом курильщика, потребляющего две пачки в день, сказала Эди.

– Не принимай на свой счет, – буркнул Джон. – Я вообще всех избегаю.

– Да, у меня все нормально, спасибо, что спросил. Как сам? Северное нагорье пошло на пользу?

– Более-менее. По ночам вот не очень. Если не сплю, то неплохо. Звезд здесь тьма-тьмущая, забываешь, что на земле есть люди.

– До сих пор мучают кошмары?

Ответ был настолько очевиден, что Джон просто промолчал. Кошмары преследовали его с той самой минуты, когда он заглянул в холодильник Сирила.

– Сегодня звонила Луиза, спрашивала насчет контракта на вторую книгу, – подала голос Эди.

Луиза была его редактором, однако, пожалуй, эта история ушла в прошлое.

– Я не буду ее писать.

– Необязательно о Мусорщике. О любом другом случае, хотя, естественно, издательство предпочло бы опубликовать материал о деле Мусорщика.

– Я завязал с книгами.

– Ты мог бы взять за основу темы своих эфиров.

– С подкастом тоже покончено. И не только с ним. Я сыт по горло преступлениями, убийствами и маньяками. Они стоили мне брака с Эми и душевного равновесия. С меня хватит.

– Грустно от тебя такое слышать. Издательство попросит вернуть аванс.

– Мне плевать.

– У тебя есть деньги?

– Не знаю.

– Когда мы подписали соглашение, ты был вежливым и энергичным молодым человеком, – вздохнула агент. – Ты восторгался жизнью и страстно желал справедливости. Хотел изменить мир к лучшему… Что случилось с тем Джонатаном?

– Он нашел расчлененный труп и пять отрубленных голов в тот самый день, когда его бросила жена. – Джон потянулся за бутылкой виски и налил новую порцию. – Тут ведь ничего нового. Какой смысл звонить, написала бы по электронной почте.

– На сообщения ты не отвечаешь. Но ты прав – я тебя набрала не для того, чтобы поговорить о новой книге.

– Звучит несколько зловеще.

– Ты хоть раз за эти несколько месяцев получал почту? Я не электронную имею в виду, а обычную.

– Нет.

– С последним письмом ты точно захочешь ознакомиться.

– «Захочешь» – не совсем правильное слово. – Джон сделал хороший глоток.

– Джонатан, скажи правду: ты пьян? Поверь, я не собираюсь тебя винить, хотя сейчас всего-то два часа дня. Просто хочу знать, в каком ты состоянии.

– Я в порядке.

Эди нравилась ему как человек, и даже очень, поэтому он добавил:

– Здесь самое подходящее для меня место.

– Ты там еще не начал разговаривать с овцами?

– Почему сразу с овцами? Тут еще и лососи есть.

– Неужели тебя так довели кошмары…

Мертвые глаза. Запавшие щеки. Восковая кожа. Кристаллики льда на ресницах и голубых кончиках носов…

– Могу спать только после выпивки.

Точно так же говорил и его отец.

– Тебе надо вернуться в Лондон, Джонатан. У тебя здесь друзья.

– Друзья были у нас с Эми. А у меня лично ни одного нет.

– Слушай, ты ведь меня понял. Тебе не следует превращаться в отшельника. У меня дома есть гостевая комната, на двери которой табличка с твоим именем. Можешь пожить у нас с Мардж, сколько потребуется. Только скажи.

– Приеду на суд, если понадобится выступить в качестве свидетеля. Но жить мне лучше здесь.

– Не уверена, что это настоящая жизнь, – мягко сказала Эди.

Самое интересное, что она была права.

– Ладно, – вздохнула агент. – Забери завтра почту, и я еще раз позвоню. Тебе действительно нужно с ней ознакомиться. Я тут кое-кому кое-что обещала. Потом поговорим. Сходи в почтовое отделение, пожалуйста. Можешь сам меня набрать в любое время.

– Пока, Эди. Береги себя.

Джон нажал на кнопку отбоя и, прихватив бутылку, вышел на улицу – насладиться дикой природой.

В словах Эди был смысл, а в его отшельничестве – нет. Только какими он располагал вариантами? Стоило подумать о книге или подкасте, и перед глазами немедленно появлялись пять отрубленных голов и расчлененное тело шестой жертвы, которую выбросили, словно мусор. Он вспомнил стук, с которым один из страшных экспонатов выставки Сирила выпал из морозилки, и слова инспектора Атертона:

«Если вы делаете из убийства гламурный продукт, рано или поздно получаете труп на своем крыльце».

А больше Джонатан ничего делать и не умел. Как и его отец.

* * *

На следующий день он забрал в деревне скопившуюся за две недели почту. Женщина за стойкой, которую явно ничему не научили предыдущие визиты Джонатана, попыталась его разговорить:

– Завтра опять обещают дождь, – начала она, вручая ему пачку конвертов. – Крыша все протекает? Должно быть, ужасно, когда в доме сырость.

Во время ливней дождевая вода просачивалась сквозь прорехи в шифере и стекала по стене кухни. Джонатан постоянно держал пластмассовое ведро у дивана и кастрюлю у кровати – в тех местах, откуда тоже капало. На прошлой неделе обнаружил выросший в ванной гриб, просунувший мягкую шляпку в щель между стеной и полом. В дождь по окнам снаружи ползли прозрачные струи, из-за которых воздух казался серым, а озеро походило на старый железный лист. Джонатану отсутствие цвета нравилось и даже успокаивало: лучше так, чем яркая круговерть, возникающая по ночам перед закрытыми глазами. Лучше запах сырости, чем тот смрад, что отложился в его памяти.

– Обязательно напомню Каллуму Моррису, как только его увижу, – продолжила женщина. – Он худший арендодатель в мире, пальцем о палец не ударит, пока его не пристыдишь.

Джонатан пожал плечами и ничего не ответил.

Заглянул в магазинчик: надо было купить фасоль, бекон, яйца, хлеб, молоко и кофе, а еще пару пачек парацетамола. В отличие от предыдущих дней, задержался у стойки с газетами, глянул на заголовки. Политика, войны, скандалы. Внезапно осознал, что ищет новости об убийствах, и ему стало не по себе.

Поразмыслив, он купил еще одну бутылку виски.

* * *

Джон сел в припаркованный на улице видавший виды «лендровер», включил печку и начал просматривать письма. Он помнил, сколько корреспонденции получал в Лондоне, как она шлепалась на пол сквозь прорезь в двери. Говорят, люди перестали писать письма на бумаге, однако ему приходили счета за газ, электричество и интернет, открытки от друзей, приглашения на свадьбы и крестины. Просьбы о сборе средств, письма от матери Эми и от поклонников, которые переправляли ему Эди и издательство, реклама и прочая макулатура.

Жена обожала листать мебельные каталоги и с удовольствием переставляла хотя бы раз в месяц всю обстановку в доме. Хорошо, что только в воображении. Если почту забирала Эми, то раскладывала ее на кучки: это тебе, это мне, это никому не нужно. Раньше, когда поступала важная корреспонденция, она вскрывала конверт и прикрепляла письмо на холодильник разноцветными магнитиками в форме всякой еды – чтобы Джон, решив сделать перерыв в работе и подкрепиться, обязательно его увидел. Увы, это было давно.

Итак, он получил на почте один большой конверт и еще два пухлых пакета. Точно не от друзей; те немногие, что остались, долго пытались до него дозвониться, пока не сдались. Возможно, они отправляли и письма в электронную почту. Джон не мог сказать наверняка: интернет в хижине не работал, а все приложения из телефона он удалил.

Он догадывался, что содержится в конверте, потому не глядя отложил его на пассажирское сиденье, и письмо лежало, дожидаясь, когда его наконец откроют.

Пластиковые пакеты были подписаны знакомым почерком Эди. Почтовые штампы свидетельствовали, что один из них отправлен две недели назад, другой – позавчера. Сперва Джон открыл тот, что пришел давно, и мельком глянул на выписку о выплате авторского вознаграждения, которое теперь составляло его единственный источник дохода. Эти деньги он пожертвует Службе поддержки жертв преступлений. Там же лежало требование выплаты по кредитной карте и выписка с банковского счета – и то, и другое поступало его агенту. Он не стал их изучать – и так понятно, что в первом документе цифра существенная, во втором – незначительная. Впрочем, извещения от банка зачем-то открыл. Наверное, по привычке; а может, в душе шевельнулось чувство долга – Джон раньше стремился вовремя оплачивать счета и контролировать расходы.

Он вытряхнул из пакета десяток писем от поклонников и просмотрел их без особого интереса. В четырех содержались просьбы взяться за расследование нераскрытых дел – трех убийств и поджога. К одному из писем была приложена кучка пожелтевших вырезок из газет. Еще несколько месяцев назад они наверняка пробудили бы в нем охотничий инстинкт.

Запершись в кабинете и плюнув на скучающую жену, он обмозговал бы каждый нюанс.

Его взгляд упал на два знакомых голубых конверта, на которых аккуратными большими буквами были выведены адрес Эди и фамилия Джона. Отправитель – Саймон Симонс – с завидной регулярностью писал ему уже несколько лет. Запихнув все, кроме выписки о вознаграждении, обратно, Джон открыл второй пакет.

Именно о нем и говорила Эди. Снова несколько писем от Саймона, еще четыре – от других фанатов и один белый конверт с липкой бумажкой для записок.

Джонни, прочти обязательно. Прошу тебя. Э.

Это письмо он положил рядом с выпиской и большим нераспакованным конвертом, затем сгреб в кучу все остальное, вышел из машины и выбросил макулатуру в ближайшую урну.

Вернувшись в коттедж, Джон сварил крепкий кофе и плеснул в него виски. Проглотил две таблетки парацетамола и заставил себя сесть за обшарпанный стол. Надо просмотреть почту. Он переводил взгляд с одного письма на другое, сознавая, что их содержание ему вряд ли понравится.

Наконец, выругавшись, открыл бумажный конверт, на котором отправителем значился адвокат Эми. На долю секунды в нем зародились безосновательные надежды, однако беглый взгляд на лежащий внутри бланк лишь подтвердил первоначальные опасения. Джон отодвинул его в сторону и взялся за пластиковый пакет, который Эди советовала получить как можно быстрее. Прочтя послание, отпечатанное на одном листе, издал низкий отрывистый звук, напоминающий рычание попавшего в западню дикого животного.

Вскочил из-за стола, опрокинув стул, подхватил оба письма, бутылку виски и, открыв ногой дверь, вышел на воздух. Надвигалась буря.

9

Я караулю у почтового отделения, и наконец Джон выходит на улицу. Он серьезно похудел с того дня, когда я видела его последний раз, и все же не узнать его невозможно. Выглядит жутко. Одежда болтается, как на вешалке, волосы в беспорядке, будто не расчесывался уже с месяц. Неопрятная борода, большие темные круги под глазами.

И все же он невероятно, неправдоподобно красив.

По сторонам не смотрит, проходит мимо моего «BMW» и открывает дверь в маленький магазинчик. Рисковать не следует – я увидела достаточно, и все же выскальзываю из машины и следую за ним. Джон сосредоточенно идет по проходу между стеллажами, снимает с полок упаковки и бросает в корзину так, словно покупки его раздражают. Выбор продуктов так себе. Неудивительно, что он отощал.