Космическая трилогия

– Я в этом уже не уверен, – признал Рэнсом.

Вдруг сказания про эфемерных существ – эльфов, дэвов, призраков, – которые есть у всех народов мира, имеют рациональное объяснение? Правда, тогда с ног на голову переворачивается все представление о мире… Впрочем, после путешествия на космическом корабле Рэнсома мало что удивляло.

– Зачем Уарса послал за мной?

– Уарса не говорил. Полагаю, ему интересно взглянуть на жителя чужой хандры.

– А в моем мире Уарсы нет, – сообщил Рэнсом.

– Вот еще одно доказательство, что ты с Тулкандры, безмолвной планеты.

– Почему ты так думаешь?

Сорн удивился:

– Будь у вас Уарса, он обязательно беседовал бы с нашим.

– С вашим? Через многие тысячи миль?!

– Для Уарсы все по-другому.

– Хочешь сказать, он часто получает вести с иных планет?

– Опять-таки сам Уарса выразился бы иначе. Он никогда не скажет, что живет на Малакандре, а другой Уарса – где-то на другой земле. Для него Малакандра – лишь место на небесах, где он живет с другими. И, само собой, они все часто беседуют.

Услышанное с трудом укладывалось в голове. Рэнсома клонило в сон. Наверное, он просто неправильно понимает сорна.

– Мне надо поспать, Огрей. Толком не разберу, о чем ты говоришь. Может, я и не с Тулкандры вовсе…

– Сейчас мы оба ляжем спать, – заверил сорн. – Однако сперва я покажу тебе Тулкандру.

Рэнсом последовал за ним в дальнюю часть пещеры. Там обнаружилась расселина и ведущая наверх винтовая лестница. Ступени, рассчитанные на рост сорна, для человека были слишком высоки, однако Рэнсому с помощью локтей и коленей удалось-таки ее преодолеть. Сорн держался позади, неся в руке какой-то круглый предмет, излучавший свет. Шли они очень долго, поднимаясь едва ли не к самой вершине. И наконец попали в темную теплую пещеру.

– Она на юге, над самым горизонтом.

Сорн указал на небольшое окошко. Оно чем-то походило на земной телескоп, лишь устроено было иначе. Правда, когда следующим утром Рэнсом попытался объяснить сорну принцип его действия, то сам не понял, в чем разница. А пока он подался вперед, упираясь локтями в стену, и прильнул к оконцу. За ним царила беспроглядная чернота, а в самой середине, едва ли не на расстоянии вытянутой руки, плавал яркий диск размером с монету. Почти весь он был серебристым, лишь в самом низу виднелись неясные очертания темных пиков, увенчанных белыми шапками. Такие же Рэнсом видел на фотографиях Марса… может, это он и есть? Однако, приглядевшись, он различил контуры Северной Европы и кусочек Америки, только перевернутые вверх ногами, отчего Северный полюс очутился внизу (почему-то Рэнсома это неприятно поразило). Так или иначе, перед ним Земля. Кажется, с самого краешку видно даже Англию, хотя картинка немного дрожала, и глаза быстро устали. Не исключено, что и померещилось… На этом крохотном диске поместилось все: Лондон, Афины, Иерусалим, Шекспир, ныне живущие люди и давно минувшее прошлое. Может статься, даже брошенный рюкзак до сих пор лежит на крыльце опустевшего дома близ Стерка…

– Да, – глухо сказал Рэнсом сорну. – Это мой мир.

И впервые за все путешествие ему стало по-настоящему горько.

Глава XVI

Следующим утром Рэнсом проснулся со странным чувством: будто с души у него свалился огромный камень. Затем он вспомнил, что гостит у сорна – и что существо, от которого он всячески скрывался, ничуть не уступает хроссам в дружелюбии. В общем, бояться на Малакандре теперь нечего – разве что самого Уарсы.

Огрей дал ему еды и воды.

– Что ж, – заговорил Рэнсом, – как мне добраться до Уарсы?

– Я тебя отнесу, – сказал сорн. – Для такого пути ты слишком маленький, а я с удовольствием побываю в Мельдилорне. Хросса не стоило отправлять тебя в путь этой дорогой. Почему-то они, глядя на живое создание, не могут понять, что у него иначе устроены легкие и в этих местах ему не выжить. Весьма на них похоже. Если бы ты погиб на харандре, тут же сложили бы песнь об отважном человеке. О том, как упрямо ты шел к цели, невзирая на чернеющее небо и слепящие ледяные звезды. А перед смертью ты, конечно же, произнес бы целую речь. А ведь прояви они немного осмотрительности, можно было показать тебе другой путь.

– Мне хросса нравятся! – сухо произнес Рэнсом. – И они очень правильно думают о смерти.

– Они правы, что ее не боятся, Рэн-со-ом, но они не относятся к ней разумно, не воспринимают ее как естественное свойство наших тел – и порой гибнут очень глупо, когда смерти можно легко избежать. Например, этот предмет спас немало жизней, однако хросса и не думают брать его с собой!

Он показал Рэнсому колбу с трубкой, на другом конце которой висела чаша – видимо, дыхательный аппарат.

– Дыши через нее, когда потребуется. А потом закрывай.

Сорн закрепил колбу у него на спине, а трубку перекинул через плечо и протянул Рэнсому. Того от касаний длинных паучьих рук с семью пальцами на каждой, холодных и костлявых, как птичьи лапы, бросило в дрожь. Чтобы хоть немного отвлечься, он спросил, где был изготовлен аппарат – ведь явно в какой-то лаборатории, а то и на фабрике. До сих пор ему не попадалось ничего похожего.

– Мы придумали, а пфифльтригги смастерили.

– Смастерили? – переспросил Рэнсом, в который раз пытаясь со своим скудным лексическим запасом выяснить экономическое и политическое устройство малакандрийского общества.

– Они любят мастерить разные вещи, – пояснил Огрей. – Лучше всего им удаются предметы на вид красивые, но совершенно бесполезные. Хотя иногда они мастерят разные предметы для нас. Только изделия должны быть сложными; на легкие поделки, пусть даже очень нужные, у них не хватает терпения. Впрочем, нам пора. Садись мне на плечо.

Предложение прозвучало до того неожиданно, что Рэнсом опешил, однако деваться было некуда – сорн уже присел на корточки; оставалось лишь собрать все мужество и взгромоздиться на покрытое чем-то вроде перьев плечо, прижаться боком к длинной блеклой щеке, а правой рукой обвить широченную шею, смиряясь со столь рисковым способом передвижения. Великан осторожно выпрямил спину, и Рэнсом взмыл в небо футов эдак на пятнадцать.

– Все хорошо? – спросил сорн.

– Да, вполне… – выдавил Рэнсом, и они двинулись в путь.

Более всего от человека сорна отличала походка. Он очень высоко поднимал ноги и ставил их необычайно бережно. Рэнсому вспоминалась то крадущаяся кошка, то вальяжно вышагивающий петух, то гарцующая лошадь, но из всех земных созданий ни одно не могло сравниться с сорном. Передвигаться на нем, к слову, было очень удобно. Вскоре голова кружиться перестала, взамен нахлынули забавные сентиментальные воспоминания, как он подростком катался в зоопарке на слоне или, совсем еще маленьким ребенком, на отцовской спине. В общем, стало даже весело. Двигались они довольно быстро: миль шесть, а то и семь в час. Холод был терпим, дышалось благодаря кислородной маске легко. Вот только открывавшийся с плеча сорна пейзаж был довольно унылым. Хандрамит давно пропал из виду. Шли они по дну неглубокого оврага, по обе стороны от которого тянулись голые зеленоватые скалы, испещренные кое-где красными пятнами. Небо у горизонта было темно-синим, в зените – почти черным; прикрыв глаза от слепящего солнца, удавалось разглядеть звезды. Со слов сорна Рэнсом понял, что не ошибался: еще чуть выше – и дышать уже нечем. Даже здесь, на скалах, стеной окружавших харандру, и в мелкой впадине, по которой проходил их путь, воздух был очень разреженным, как где-нибудь в Гималаях, и для дыхания почти не годился. А если подняться еще хоть на сотню футов, на харандру, истинную поверхность планеты, то и вовсе вмиг задохнешься. Поэтому и свет здесь такой яркий, ведь атмосфера его почти не затмевает.

Путники шли к расположенному совсем близко – рукой подать – горизонту, а перед ними на фоне изломанных скал шагала тень сорна с Рэнсомом на плече – донельзя четкая, как силуэт дерева, выхваченного из тьмы автомобильными фарами. Трещины и уступы были резкими и яркими, словно их нарисовала рука древнего живописца, не слыхавшего про законы перспективы. Рэнсом очутился близ тех самых небес, по которым несся на космической колеснице, и его вновь омывали неприкрытые воздушной оболочкой лучи. Поэтому сердце воспарило, и возникло прежнее чувство экстатичного восторга. Казалось, сама жизненная сила непрошено струится нескончаемым потоком. Не береги он в легких воздух, рассмеялся бы. Даже окрестности преобразились. С края оврага свесились пенистые клубы той самой розовой субстанции, которую он и прежде видел издалека. Теперь выяснилось, что она тверда как камень, а внизу клубы собираются в тонкий стебель, будто у растения. Рэнсом угадал – и впрямь точь-в-точь цветная капуста, только розовая и размером с кафедральный собор.

Он спросил, что это такое.

– Древние леса Малакандры, – отозвался Огрей. – Когда-то и на харандре были воздух и тепло. Там жило много существ; сегодня ты, сумей туда подняться, увидел бы их кости. Тогда и выросли эти леса, и с ними народ, которого уже много тысяч лет нет на свете. Росла у них не шерсть, а покров вроде моего. И они не ходили по земле и не плавали в воде, а скользили по воздуху, размахивая широкими лапами. А еще эти существа чудесно пели, и красные леса в те дни звенели от музыки. Увы, сейчас там могут обитать лишь эльдилы.

– В нашем мире такие существа есть до сих пор, – похвастался Рэнсом. – Мы зовем их птицами. А где же тогда был Уарса?

– Там же, где и сейчас.

– Почему он допустил, чтобы они погибли?

– Не знаю. Но никто не должен жить вечно, такова воля Малельдила.

Чем дальше они шли, тем гуще становились окаменелые леса, тем чаще безжизненный пустынный горизонт расцветал ярче летних весенних садов. По дороге не раз попадались пещеры, где, по словам Огрея, жили сорны; порой высокие скалы были испещрены черными дырами, и оттуда доносился неясный шум. «Работают», – говорил сорн, однако Рэнсом так и не понял, о чем речь. И вообще Огрей произносил очень много незнакомых слов, которых хросса в своей речи не использовали. Ничего похожего на селения или города Рэнсом не увидел; должно быть, сорны предпочитали уединение. Пару раз из пещерного зева выглядывала длинная узкая голова, чтобы поприветствовать странников низким трубным голосом, но большей частью каменное ущелье было столь же пустынным, как и вся харандра.

Лишь после полудня, когда путники спускались в расселину, пересекавшую дно оврага, повстречали разом троих сорнов. Те будто не шагали, а скользили, как на коньках. Умело балансируя на крутом склоне – сказывалась необычайная легкость этого мира, – они стремительно неслись вперед, словно корабли под всеми парусами. Двигались сорны столь грациозно, а их оперение так мягко мерцало в солнечных лучах, что Рэнсом окончательно переменил мнение об их расе. Никакие они не «людоеды-великаны», как ему чудилось в первые минуты, когда он вырвался из рук Дивайна и Уэстона; скорее «титаны» или «ангелы». Даже лица их более не внушали ужас: они не застыли в потусторонней гримасе – на них лежала печать величия. Просто сперва Рэнсом – не из трусости, скорее, в силу своей вульгарности – не сумел разглядеть в вытянутых чертах строгость и благородство. Так, наверное, глупый лондонский школьник обсмеял бы Парменида или Конфуция!.. Белые создания проплыли мимо Рэнсома с Огреем, склонив головы, точно макушки деревьев.

Невзирая на холод – тот порой заставлял спускаться с удобного плеча и шагать на своих двоих, – Рэнсом хотел бы, чтобы путешествие продлилось как можно дольше. У Огрея, однако, были свои планы, и он задолго до заката остановился на ночлег в жилище одного старого сорна. Рэнсом понял, что его решили показать местному ученому. Пещера была огромной – не пещера даже, а целый лабиринт из тоннелей и гротов, заполненных непонятными предметами. Особенно Рэнсома заинтересовали свитки из загадочного материала, похожего на кожу, – их покрывала вязь письмен. То явно были книги, которых на Малакандре, судя по всему, не так уж много.

– Лучше держать все в памяти, – пояснили сорны.

Рэнсом спросил, не боятся ли они утратить какие-нибудь важные сведения. Ему пояснили: Уарса ничего не забывает и, если надо, напомнит.

– Раньше у хросса было много книг с песнями, – добавили сорны. – Сейчас их почти не осталось. Хросса говорят, книги разрушают поэзию.

Хозяин жил не один, а с другими сорнами, которые норовили ему угодить. Сперва Рэнсом принял их за слуг, затем, поразмыслив, решил, что это ученики или помощники.

Вряд ли земному читателю будет интересно, о чем они беседовали весь вечер, поскольку сорны засыпали Рэнсома вопросами, не давая ему перехватить инициативу. И допрашивали его совсем иначе, нежели мечтательно настроенные хросса. Сорнов интересовала вся Земля в целом: ее происхождение и нынешняя география, флора, фауна, история человечества, языки, политика и искусство. Выведав все, что Рэнсом знал по одной теме, – а выдыхался он довольно быстро, – они тут же переходили к следующей. Порой они вытягивали нужные им факты не напрямую, а косвенным путем (что говорило об их широком научном кругозоре). Вот Рэнсом обмолвился о деревьях, пытаясь описать процесс производства бумаги – и тем самым заполнил пробелы в своих ответах на ботанические темы; рассказал о навигации – и невольно затронул вопросы минералогии, описал паровой двигатель – и дал представление о земном воздухе и воде. Рэнсом с самого начала понял, что придется быть откровенным; юлить и увиливать – недостойно для хнау, да и попросту бесполезно. Потому он изложил всю историю земной цивилизации как есть; в частности, рассказал о войнах, рабстве и проституции, чем безмерно потряс своих слушателей.

– Все потому, что у них нет Уарсы! – сказал один из учеников.

– Все потому, что каждый из них хочет стать маленьким Уарсой, – уточнил Огрей.

– А какой толк? – возразил старый сорн. – Кто-то должен ими править – кто-то другой, не из их числа. Животными управляют хнау, ими правят эльдилы, а те подчиняются Малельдилу. А у этих созданий эльдилов нет. Они пытаются поднять себя за волосы, или увидеть с одного места всю землю, или родить самих себя.

Особенно сорнов поразили два момента. Во-первых, то, какие колоссальные силы земляне тратят, чтобы поднимать и перемещать разные предметы. И, во-вторых, что на Земле обитает лишь один вид хнау – по мнению сорнов, это сильно ограничивает людскую способность к мышлению.

– Вы мыслите лишь так, как могут существа вашей крови, – объяснил старый сорн. – И не способны понять того, кто другой крови.

Для Рэнсома разговор получился очень утомительным и тягостным. Однако, укладываясь спать, думал он не о человеческой ограниченности или собственном невежестве, а о древних лесах Малакандры и о том, каково жить, постоянно видя перед собой красочный мир, некогда населенный дивными созданиями, но ныне утраченный.

Глава XVII

На следующий день ранним утром Рэнсом снова вскарабкался на плечо Огрею. И вновь их путь пролегал по той же самой залитой светом пустоши. Вдалеке на севере сгущалось охристо-красное облако – огромное и стремительно несущееся на запад. Рэнсом, до сей поры на здешнем небе облаков не видавший, удивился. Сорн пояснил: мол, это песок, подхваченный ветром в одной из северных пустынь. Такое часто случается: песок взлетает на высоту в семнадцать миль, а затем осыпается – порой даже на хандрамит – слепящей песчаной бурей. Жуткий вихрь в пустом небе как ничто другое напомнил Рэнсому, что ныне он за пределами родного мира, на голой поверхности странной чуждой планеты. Наконец далеко на западе облако опало, хотя с той стороны еще долго, пока та часть горизонта не скрылась из виду за изгибом ущелья, висело рыжее зарево, будто от пожарища.

За поворотом открылся новый пейзаж, на первый взгляд совершенно земной: серые гряды холмов, похожих на морские волны, а за ними – привычные уже зеленые утесы и пики на фоне ярко-голубого неба. Впрочем, Рэнсом быстро понял свою ошибку: то, что он принял за холмы, – на деле не более чем заполонивший ущелье сизый туман, который в хандрамите совсем не виден. И впрямь: едва дорога пошла под уклон, сквозь рассеивающийся туман стали проступать пестрые краски долины. Спуск тем временем становился все круче; скалистые пики вдруг сдвинулись, смыкаясь над ущельем гигантской челюстью (с очень кривыми зубами). Спустя миг дорога нырнула вниз – по земным меркам в крутую пропасть – и затерялась в фиолетовой растительности. Рэнсом наотрез отказался спускаться туда верхом на сорне. Огрей хоть и не понял, что смущает спутника, но все-таки покорно снял того с плеча – и понесся вперед, наклонившись к земле, будто конькобежец. Рэнсом последовал за ним, с удовольствием разминая онемевшие ноги.

От красоты нового хандрамита захватывало дух. Он был шире прежнего, и тропа вела путников прямиком к озеру – сапфирово-синему почти идеальному кругу миль двенадцати в диаметре, окруженному фиолетовым лесом. Посреди озера женской грудью вздымался низкий островок красного цвета с рощицей невиданных прежде деревьев. Изгибами гладких стволов они могли посоперничать с благороднейшими из буков, высотой превосходили земные соборы, а увенчаны они были кронами из золотых цветов: ярких, как тюльпан, неподвижных, будто камень, и огромных, точно летние облака. То и впрямь оказались именно цветы, а не деревья, и среди стеблей проступали очертания каких-то построек. «Мельдилорн», – пояснил сорн.

Рэнсом никак не ожидал увидеть нечто столь естественное в своей первобытной простоте, как эту дивную рощицу, притулившуюся посреди яркой долины – словно парящую в лучах зимнего солнца. С каждым шагом в долину холод отступал, а небо становилось бледнее. Вскоре путников окутало тончайшим ароматом гигантских цветов. Очертания далеких скал выглядели уже не столь разительными, их блеск не так резал глаза. Пейзаж обретал глубину и мягкость линий. Где-то там, высоко над головой, маячил край обрыва, откуда они начали путь, – не верится даже, что они и впрямь оттуда спустились. Дышалось легко, полной грудью, и можно было пошевелить в ботинках наконец-то отогревшимися пальцами. Рэнсом услыхал шелест журчащей воды и почувствовал под ногами мягкую траву. Они преодолели харандру и ступили в Мельдилорн.

Тропа вывела путников на широкую лесную аллею, стрелой бегущую между фиолетовыми стеблями к мерцающей глади озера. На самом берегу стояла каменная колонна с гонгом и молотом, богато украшенными резьбой. Зеленовато-синий металл, из которого они сделаны, Рэнсому был незнаком. Огрей ударил в гонг, а Рэнсом в радостном волнении пытался разглядеть резьбу на камне. Рисунки перемежались простыми декоративными узорами. Более всего удивляло, до чего гармонично соединяются резьба и свободное пространство. Схематичные на вид картинки, нанесенные скупыми линиями на манер доисторической пещерной живописи, сочетались с путаным узором вроде кельтских или норвежских орнаментов; причем вместе они, если присмотреться, складывались во фрагменты более крупных картин. Поразительным было и то, что иллюстрации не ограничивались лишь свободным пространством – некоторые арабески включали в себя и кусочек хитроумной виньетки. В другом месте колонны все шло в точности наоборот – и в этом чередовании тоже виделся определенный смысл, некий шаблон. Правда, едва Рэнсом начал разгадывать сюжет, сокрытый в картинках, как его отвлек Огрей. Со стороны острова к ним плыла лодка.

У Рэнсома потеплело в груди, когда он увидел, что гребцом в ней сидит хросс. Тот причалил к берегу, во все глаза уставился на чужака и перевел изумленный взгляд на Огрея.

– Да, Хринха, ты прав, это очень необычный нау, – сказал ему сорн. – Таких ты никогда не встречал. Его зовут Рен-Сум, и он прилетел по небесам с Тулкандры.

– Ему будут рады здесь, Огрей, – вежливо отозвался хросс. – Он прибыл к Уарсе?

– Да, тот за ним посылал.

– За тобой, Огрей, тоже?

– Нет, меня Уарса не звал. Если ты отведешь Рэн-Сума дальше, я вернусь в свой оплот.

Хросс жестом пригласил в лодку. Рэнсом принялся благодарить проводника за помощь и после секундного замешательства снял наручные часы и протянул Огрею, вкратце пояснив, что это такое: то была единственная вещь, которую он мог предложить сорну в качестве подарка. Однако Огрей, повертев часы в руках, неохотно их вернул.

– Такую вещь лучше подарить пфифльтриггу. Да, она радует мне сердце, но пфифльтригг извлечет из нее больше пользы. Наверняка встретишь кого-нибудь из них в Мельдилорне, вот и отдай. И… разве в твоем мире живые существа сами не могут понять, какая часть дня миновала?

– Многие животные, думаю, могут, – ответил Рэнсом. – Но наши хнау давно разучились.

На этом он распрощался с сорном и ступил в лодку. И вот Рэнсом вновь сидел в покачивающемся на волнах суденышке бок о бок с хроссом, ощущал на лице жар от воды, видел синее небо… все равно что вернулся домой. Он снял шапку, сел поудобнее и стал донимать вопросами своего провожатого. Выяснилось, что не только хросса были слугами при Уарсе, как решил сперва Рэнсом; тому прислуживали все три расы хнау, и хросса – самым умелым лодочникам – поручили управлять паромной переправой.

Ему сообщили, что в Мельдилорне он волен делать что хочет и ходить где пожелает, пока Уарса его не призовет – возможно, сразу же, а возможно, и спустя несколько дней. Возле причала будут хижины, там можно переночевать. В ответ Рэнсом как сумел рассказал о путешествии по небесам и о своем родном мире, заодно предупредив хросса об опасных гнилых мужчинах, которые прибыли вместе с ним и до сих пор бродят где-то в окрестностях. Надо было и Огрею про них рассказать… Впрочем, Рэнсом быстро утешил себя мыслью, что эти двое уже каким-то образом наладили контакт с сорнами и вряд ли осмелятся вредить столь могучим на вид созданиям. По крайней мере пока. Хотя его похитители явно замыслили что-то нехорошее.

Наконец лодка толкнулась в берег. Хросс сноровисто привязал суденышко, а Рэнсом встал и огляделся. Гавань была окружена низкими домами – первыми каменными зданиями, которые он увидел на Малакандре. Рядом горели костры. Там, по уверениям хросса, можно найти ужин и ночлег. В остальном остров был пустынен, только в рощице на вершине виднелись какие-то сооружения – похоже, обелиски наподобие гигантского Стоунхенджа. Казалось, там никого нет, но если прислушаться, оттуда в утренней тишине доносился слабый серебристый гул.

– На острове много эльдилов, – вполголоса произнес хросс.

Рэнсом сошел на берег. Сделал пару робких шагов, словно ожидая, что его остановят, постоял немного и столь же нерешительно двинулся дальше.

Трава мягко пружинила, ноги ступали бесшумно, но отчего-то хотелось идти украдкой, на цыпочках. От воды на острове было теплее, чем где-либо на Малакандре; здешняя погода напоминала октябрьские деньки, когда еще тепло, но в воздухе уже ощущается прохлада. С каждым шагом в душе нарастало чувство благоговейного страха, не дающее приблизиться к роще и каменной аллее на вершине холма. Поэтому на полпути Рэнсом свернул направо и пошел вдоль линии берега – якобы затем, чтобы осмотреть остров. Хотя на самом деле наоборот, остров хотел на него взглянуть. Спустя час Рэнсом окончательно в этом убедился, когда сделал одно открытие, суть которого позднее так и не сумел объяснить. В самых общих словах описать это можно было примерно так: по всей поверхности острова тени плясали вопреки движениям солнца. Не будь воздух таким неподвижным, а трава – слишком жесткой и короткой, Рэнсом списал бы это на колыхания от ветра, словно солнце играет в кукурузном поле. Однако световые блики стыдливо ускользали от чересчур пристального взгляда, да и серебристый перелив утихал, стоило к нему прислушаться. Куда ни посмотри – вроде бы ничего не видать, но краем глаза так и улавливается копошение или возня. Впрочем, стоит повернуть голову – и все пропадает, лишь мелькнет напоследок солнечным зайчиком. Несомненно, то были они – эльдилы… Как ни странно, Рэнсом испытывал лишь любопытство, а не страх, будто вовсе не был окружен невидимыми «призраками». Не чувствовал он и раздражения от того, что за ним шпионят, – напротив, казалось, у этих существ есть полное право его разглядывать. Поэтому Рэнсом все более робел, смущался и не знал, куда себя деть.

Понемногу навалилась усталость. Полагая, что в этих местах можно отдыхать и на свежем воздухе, не опасаясь замерзнуть, Рэнсом сел. Мягкая трава и душистый аромат цветов навевали мысли о Земле и ее садах. На мгновение Рэнсом зажмурился, а когда снова открыл глаза, увидел невдалеке знакомые уже здания и лодку на воде. Переправа и дома для гостей. Следовательно, он успел обогнуть весь остров и вернуться на прежнее место. Отчего-то стало досадно. Навалился и голод. Наверное, стоит подойти, попросить еды. Заодно будет чем себя занять в ожидании…

Встав, Рэнсом пригляделся к гостевому дому и увидел возле него толпу существ – с парома выгружались пассажиры. Посреди озера тоже что-то двигалось; в фигурах, бредущих по пояс в воде, Рэнсом с некоторым трудом узнал сорнов. Их было с десяток, не меньше. На остров зачем-то стекались посетители. Вряд ли кто из них намерен причинить вред инопланетному гостю, если тот вдруг выйдет к толпе, однако Рэнсом все равно медлил. Он вновь почувствовал себя новичком в школе: новенькие всегда приходят раньше и из укромного уголка наблюдают, как собираются старые знакомцы. В конце концов Рэнсом решил вовсе туда не спускаться. Он нарезал сорняков, перекусил и вздремнул.