Сага о принце на белом коне. Книга 1

– Где? – обогнув топчущегося на месте жеребца Барти, он выдвинулся вперед, прикрывая пришлых от неведомой, но очевидно страшной угрозы. – Что случилось?

– Вот! Да вот же! – заорал сзади Барти, судорожно тыкая Торвальда в плечо. – Ты что, не видишь его, что ли?

– Кого? А! Это! – рассмеявшись, Торвальд уронил в ножны наполовину вытянутый меч. – Не бойся. Это всего лишь Мертвый Лейви!

Мертвый Лейви неуверенно улыбнулся. Пробужденное движением мышц, сложное плетение шрамов на его лице пришло в движение: левый глаз почти закрылся, а правый, наоборот, слепо вытаращился, глядя куда-то в небо.

– Здоров, Торвальд. Хотел бы сказать, что рад тебя видеть, да не хочу врать, – низким глухим голосом просипел Лейви. При жизни он был хорошим певцом, но что поделать. Смерть никого не щадит.

– Здоров, – печально улыбнулся Торвальд. – Что, недолго в этот раз твоя мешкала?

– Да сразу почти прибежала. Дня два прошло или три, как ты меня под землю положил. Ну что, окажешь старому другу еще одну услугу?

– Отчего же не оказать? – спрыгнув с коня, Торвальд все-таки вытащил из ножен меч. – Как всегда, в висок?

– Давай, – Лейви послушно склонил свою угловатую, уже несколько раз расколотую голову и уперся покрепче – чтобы ударом точно убило, а не опрокинуло.

Торвальд сосредоточился, напряг мышцы и примерился.

– А ну стоять!

Окрик у пришлой получился таким строгим, что Торвальд действительно замер. Застыл в полуразвороте с занесенным для удара мечом.

И какого, собственно, хрена?

Лейви, с трудом повернув голову, поглядел на пришлую с разочарованным удивлением.

Общее мнение выразил, как всегда, Барти.

– Ив, ну ты чего? – удивленно протянул он. – Дай людям закончить!

– Да, – согласно просипел Лейви. – Давайте уже кончать. Пока Альдис не поняла, что я из дома ушел.

– А она скоро поймет? – опустив, наконец, меч, нахмурился Торвальд.

– Сам угадай. Я вилами сено за хлевом кидал. Альдис пошла в дом, ужин готовить – ну, я дождался, когда она рыбью чешую на улицу выплеснет, вилы в землю воткнул – и деру.

– А при чем тут рыба? – не поняла Ива.

– Если Альдис почистила рыбу – значит, сейчас жарить будет, – охотно объяснил Лейви. – А жарение рыбы – дело серьезно. Его вот так вот не бросишь.

Понимания на лице Ивы не появилось.

– Пока Альдис занята, она не станет проверять, что делает Лейви, – сжалился над чужачкой Торвальд. – А значит, у него есть время меня отыскать. Долго, кстати, по городу бегал?

– Нет, что ты. Я к Биргиру сразу зашел, он объяснил, что ты около Восточных ворот отираешься. Так что, рубить будешь? – Лейви снова выставил вперед многократно проломленную шишковатую голову.

– Буду конечно, – Торвальд поднял меч.

– Да прекратите вы эту ерунду! – пришлая, неловко завозившись, перекинула ногу через коня, на мгновение зависла, вцепившись в седло и гриву, а потом спрыгнула. Чересчур длинный плащ опал полами в грязь, и Торвальд непроизвольно поморщился.

Ну мать же твою!

Раз уж не подшила – придерживай!

– Так. Ты – туда, – пришлая ткнула Торвальда пальцем в грудь, вынуждая отступить влево. – А ты – туда, – точно таким же жестом она отогнала Лейви вправо. – Никто никого пока не рубит. Сначала мы во всем разберемся.

– Да в чем ты еще разбираться хочешь? – закатил глаза Барти. – Все ясно, как таблица умножения! Включи мозги: Лейви мертвый! Жена поднимает его и заставляет работать – а Торвальд возвращает обратно в могилу. Кроту понятно!

– Ну, я не крот. И у меня возникают некоторые вопросы, – упрямо насупилась Ива.

Торвальд в сомнении покосился на Лейви. Первым его порывом было одернуть пришлую. Чтобы не лезла без спроса в чужие дела. Но потом Торвальд задумался. И понял: если кто и может справиться с колдуньей, так это другая колдунья! Уж наверное пришлая будет сильнее, чем эта упертая сучка Альдис.

Но решение принимать должен был Лейви. Это же его смерть!

– Что скажешь? – подтолкнул он локтем бывшего дружинника. – Рубить – или сначала поговорим?

Лейви провел рукой по голове, стряхивая с толстой, нарядно заплетенной по случаю погребения косы налипшие травинки и мусор. Торвальд буквально видел, как перекатываются мысли в его голове – тяжелые и неспешные, как впряженные в плуг волы.

– Ладно. Давайте поговорим, – наконец кивнул он. – Отчего не поговорить с пригожей девицей. Только отойти надо бы – хоть вот туда, за сараи. Чтобы Альдис нас не застукала.

Глава 5. О супружеском долге. В плохом смысле этого слова

Барти, потянув за повод, развернул своего жеребчика – и Ива окончательно перестала понимать происходящее.

– Эй, ты куда собрался?

– В смысле – куда? Отсюда подальше. Ты знаешь, как Альдис орет? Галки с деревьев падают.

– Барталомео Хаанесаалале! – Ива уперлась кулаками в бока. – Подними свою тощую жопу, слезь с коня и замкни это гребаное пространство! Ты тополог или хвост собачий?!

– Ну тополог, тополог, – Барти тоскливо оглянулся на Торвальда в поисках поддержки, не нашел ее и слез с коня. Покрутив кисти, он размял пальцы и внимательно оглядел улицу, прикидывая векторы закольцовки. – Господи, Ив, ну почему ты вечно создаешь людям проблемы? При чем тут ты? При чем тут я? Восставшие зомби – это проблемы отдела безопасности и контроля! Каким боком тут штатный тополог и артефактор?

Не переставая бубнить, Барти начал плести замыкание. Воздух вокруг пятачка, окруженного стенами домов, задрожал и поплыл, искажая контуры зданий.

– Что он сейчас делает? – наклонившись к Иве, прошептал Торвальд.

– Выполняет трансформацию гомеоморфного пространства. Параллельно фалломорфируя. Барти у нас удивительно многогранная личность и высококвалифицированный специалист.

– А, – озадаченно моргнул Торвальд. – Ага.

Склонившись, он оказался так близко, что Ива отчетливо видела россыпь бледных веснушек на светлой коже.

– Барти сворачивает пространство, – усовестилась Ива. – Когда он закончит, никто не сможет подойти к этому месту – и никто не сможет из него выйти. Представьте себе круглый дом без дверей. Мы внутри, все остальные снаружи. Вот, смотри!

Бредущая по улочке курица, достигнув границы замыкания, вдруг заколыхалась, поплыла, вытягиваясь, как растаявшая жвачка. Изогнувшись бесконечной вибрирующей дугой, она скользнула за несуществующий угол, возникла снова с другой стороны улицы и продолжила свою неторопливую прогулку, склевывая с земли какой-то мусор.

Торвальд проводил ее задумчивым взглядом, какое-то время помолчал и очень серьезно кивнул.

– Я понял. Это полезное колдовство.

– Весьма. Но не самое уместное в данном случае. Барти прав – сейчас тут должны работать не мы, а безопасники. Вы что, не сообщали нашим о проблеме?

– Почему? – удивился Торвальд. – Сообщали. Сначала отец попытался сам с Альдис договориться, а когда не получилось – попросил у ваших колдунов помощи.

– И что?

– И ничего. Сказали, что наша колдунья – наши проблемы.

– Ну да, – закончив плетение, Барти несколько раз встряхнул кистями и болезненно сморщился. – Вот черт. Помедленнее надо было. А ты, Ив, как из сказки вышла. Подумай сама: Лейви не буянит, людей не жрет. Даже под ворота «Норд Кристал» не гадит. Ну на что тут безопасники реагировать-то должны?

Ива, закатив глаза, сделала широкий жест, очерчивая несчастного Лейви с головы до пят, словно манекен в витрине. Бедняга смущенно потупился и пригладил вышитую рубаху. Лучше не стало. Лейви был бесповоротно и категорически мертв. Там, где меч Торвальда раз за разом проламывал череп, под коротким ежиком волос проступали глубокие нейронные вмятины, так и не затянутые до конца соединительной тканью. Барти, оглядев его, равнодушно пожал плечами:

– И что? Я тоже не Аполлон. Это же не повод привлекать безопасников.

– Но ты хотя бы живой! – не собиралась сдаваться Ива.

– Сейчас живой, завтра не живой, – блеснул философической максимой Торвальд. – Вы что делать-то собирались?

– Для начала хотелось бы разобраться, – Ива оглянулась, не обнаружила ничего, пригодного для сидения, и прислонилась плечом к стене. Тяжелые темные бревна были холодными и сырыми даже на вид – но волчий плащ оказался на удивление эффективен. – Рассказывайте. Все и по порядку.

Торвальд, вопросительно покосившись на Лейви, откашлялся, пригладил ладонью короткую аккуратную бородку. И начал рассказывать.

Умер Лейви в конце лета. Пошел в гости к двоюродному брату крышу на новом сарае ладить, навернулся с балки да и сломал себе шею.

– Ну да, – виновато развел мосластыми руками Лейви. – Такое с каждым может случиться.

– Вот именно, – поддержал своего знакомца Торвальд. – Такое может случиться с каждым! Но Альдис втемяшила себе в голову, что Лейви упился бьером.

– Да-да! Втемяшила! – поддакнул Лейви. – А сколько я того бьера выпил? Ну кружечку, ну две. Да и не удался в тот раз у Свена бьер. Слабенький получился, желтенький – как будто корова нассала. Разве нормальный мужик с двух кружек водички упьется? Вот скажите мне, благородная дева!

– Всякое бывает, – дипломатично уклонилась Ива. С одной стороны, бьер, по вкусу напоминающий сильно разведенное водой пиво, действительно содержал минимум алкоголя. А с другой… Ну не производил Лейви впечатления трезвенника. Даже в таком вот потустороннем виде.

– Ну вот и я говорю – всякое бывает! – увлекшись рассказом, Торвальд подался вперед, закрыв головой солнце, – здоровенный, тяжелый, горячий. Чтобы не таращиться ему в грудь, Ива задрала голову и уперлась взглядом в глаза – светло-серые, прозрачные, как холодная зимняя вода. Серебряная у центра, по краю радужка наливалась тревожной грозовой синевой. Завороженная контрастом, Ива ненадолго потеряла связь с реальностью, а когда очнулась, Торвальд уже выкладывал подробности конфликта. – …с ней и так, и эдак, но Альдис уперлась: пьяный был. И ни с места, хоть мехом внутрь вывернись. Когда мы Лейви хоронили, она даже вису над его могилой сказала. О недостойных мужах, которым бьер важнее, чем битвы, подвиги и семья.

– Да, Альдис у меня талантливая, – нежно улыбнулся перекошенным синим ртом Лейви.

– Ага. Талантливая. Просто слов нет, какая талантливая. Альдис-то и раньше приколдовывала: зубную боль заговаривала, понос у овец, бледную немочь у детей. Ничего, в общем, особенного. Но когда Лейви умер – наварила каких-то зелий, два часа пела на могиле, руны рисовала – и подняла его!

– Да! Подняла! – наябедничал Лейви. – Вырвала из чертогов сумрачного Хелля! Где я беседовал с героями и богами…

– Ты же рассказывал, что ничего не помнишь, – подозрительно прищурился Торвальд. – Темнота, пустота, все такое.

– Это я сначала не помнил. А потом память прояснилась! Были боги, были – вот как тебя Торора видел. Да и героев я тоже повидал немало.

– Это что же герои в Хелле забыли? Все знают, что они на пиру у Отана, в Авалле.

– Ну не все же время им жрать! Нужно и родственников навещать. Да и герои, знаешь, разные попадаются. Кто-то в битве умирает – а кто-то и дома! Ну вот запнется, скажем, упадет неудачно. Шею сломает. Что же он теперь, не герой?! – воинственно выпятил грудь Лейви. – Не суди павших героев, Торвальд, недостойное это дело!

– Ладно, ладно, не сужу, – Торвальд, отступив, вскинул руки. – Ты был с героями. А потом оказался на скотном дворе. С вилами.

– Нет. Сначала с пилой и топором, – погрустнел Лейви. – Альдис сказала, что в доме дрова закончились. Очаг топить нечем, дети есть хотят. У нас как раз в прошлом году родился младшенький, Сэмунд, – на жутковатом перекошенном лице Лейви проступила мечтательная нежная улыбка. – В общем, помог я ей сначала с дровами, потом с вычинкой шкур, а там уже и стены к осени конопатить надо…

– Лейви ей где-то месяц помогал, – оборвал пространный рассказ Торвальд. – А потом захотел вернуться в могилу. Сначала по-хорошему попросил – Альдис отказала. Потом ругаться начал, скандалить. Ну а потом к ярлу пришел. За справедливым судом.

– А ярл, надо полагать, обратился к нашим специалистам? – Ива выразительно посмотрела на Барти. Тот безмолвно закатил глаза.

– Да. Отец обратился к вашим магам. Они ответили, что Лейви безопасен, а с колдуньей мы должны сами разбираться.

– И почему же не разобрались?

– Отец попытался! Но Альдис доказала, что Лейви остался ей должен. Он взял серебряный венец из ее приданого, обменял на тройку волов – а волы потом возьми и издохни. Так что теперь Лейви должен отработать цену венца.

– Но я мертвый! – горестно всплеснул руками Лейви. – А мертвые никому ничего не должны!

– Ты это не мне, ты это бабе своей бешеной доказывай, – мучительно, как от зубной боли, скривился Торвальд. – В общем, не смог отец Альдис приструнить. Не по закону это было.

– И тогда Торвальд убил меня! – радостно сообщил Лейви.

– Да. Тогда я его убил. Через неделю Альдис снова провела свой обряд. Лейви поработал, пришел ко мне…

– И ты его убил, – забывшись, перешла на ты Ива. Торвальд то ли не обратил внимания, то ли ничего не имел против сокращения дистанции. Поэтому просто кивнул.

– Ну да. Убил. С тех пор так и повелось. Она поднимает – я возвращаю в могилу. Она поднимает – я возвращаю.

– И вот уже где мне этот гребаный круговорот! – рубанул себя ладонью по острому кадыку Лейви.

Ива, задумчиво постукивая пальцами по бедру, еще раз перебрала все известные факты.

Дано: поднятый магией покойник. Из местных. Колдунья тоже местная, прилив силы получила при контакте с выбросом из кромлеха. Базовый уровень скаканул, плюс стресс, плюс острая потребность – ну, она и выдала офигительно успешный результат. Местные власти колдунью не одобряют, руководству компании на колдунью плевать.

В случае вмешательства первые будут довольны, вторые не обратят внимания.

– Отлично, – подвела итог размышлениям Ива. – Давайте остановим этот круговорот. Торвальд, мне нужна кровь!

Глава 6. О высоком искусстве охоты

– Какая именно кровь нужна? И сколько?

Торвальд очень надеялся, что пришлая удовлетворится бараном и до человеческих жертвоприношений дело не дойдет. Не то чтобы Торвальд был таким уж чувствительным, но одно дело – убить врага и совсем другое – связанного раба. Во-первых, раб полезный. А во-вторых, беспомощный. Как-то это не по-мужски.

С другой стороны, если придется выбирать между вечным покоем бывшего дружинника и жизнью раба – ответ, увы, очевиден. Но Дарри Торвальд ни за что не отдаст. Даже ради посмертного счастья Лейви. Может, кого-нибудь из дворовых работников или…

– Любая годится, – ответила наконец Ива, и Торвальд тихонько выдохнул. – Немного, мне только печати нарисовать.

– Петух годится?

– Вполне.

– Отлично! Ждите меня здесь, – Торвальд прыжком взлетел в седло и вопросительно оглянулся на Барти. Тот небрежно махнул рукой: проезжай, все нормально.

И Торвальд поехал.

Сжав челюсти, он направил коня прямо на невидимую стену. Жемчужный уверенно двинулся вперед, потом запрял ушами, раздраженно дернул головой и засбоил, затанцевал на месте в тщетной попытке свернуть. Торвальд, и сам не испытывающий желания штурмовать невидимые преграды, вполне его понимал – однако отступить от своего слова не мог. Покрепче перехватив поводья, он решительно высылал Жемчужного вперед. Медленно, нехотя конь двинулся к границе неведомого, перешагнул ее, и… ничего не произошло. Торвальд просто поехал дальше по улице, изо всех сил удерживая на лице выражение равнодушной небрежности.

Как будто он каждый день колдовские границы пересекает.

Коротко свистнув, Торвальд толкнул Жемчужного пятками под живот, и конь, прижав уши, сорвался в галоп. Сзади возмущенно вскрикнула женщина, из-под копыт с истеричным кудахтаньем порскнули куры, но Торвальду было плевать. Во-первых, он очень спешил. А во-вторых, прямо сейчас ему нужно было сделать что-нибудь эдакое. Закричать, подпрыгнуть, пнуть стену… Или промчаться бешеным галопом до дома, распугивая встречных.

Влетев на подворье, он на ходу спрыгнул с седла, швырнув поводья подбежавшему Дарри.

– Где наш черный петух? Тот, что с большим красным гребнем?

– Там где-то, – неопределенно махнул рукой Дарри, оглаживая Жемчужного по темной от пота шее. – А что случилось?

– Ничего. Мне просто нужен петух. Да оставь ты коня, никуда он не денется. Пошли!

– Куда?

– Петуха ловить!

Лицо у Дарри вытянулось, рот приоткрылся – но задавать вопросы раб не решился. Не говоря ни слова, он накинул поводья на коновязь и широким шагом двинулся за длинный низкий сарай, в котором хранились садовые инструменты и упряжь. Остановившись на углу, он махнул рукой Торвальду.

– Вот он. В очистках роется.

Торвальд осторожно выглянул из-за сарая. Роскошный черный петух взрывал ярко-оранжевыми лапами капустные листья, расшвыривая бурые клочья гнили. Солнце играло в длинных хвостовых перьях, рассыпаясь синие-зелеными бликами.

Торвальд прикинул диспозицию.

– Стой здесь, а я с той стороны зайду. Сейчас мы его в угол загоним.

– Думаете? У петуха крылья не подрезаны. Он же полетит, зараза!

– Ну так сбивай, чтобы не полетел! – не слушая возражений, Торвальд крадущимся шагом двинулся к петуху, отрезая его от выхода.

– Цып-цып-цып, – затянул он, и Дарри тут же подхватил: «Цыпа-цыпа-цыпа!»

Торвальд старался звать мягко и нежно, но хеллев петух все-таки почувствовал фальшь. Задрав голову, он вперился в Торвальда одним глазом – круглым, золотым и безумным, как луна в полнолуние.

– Цыпа-цыпа-цыпочка! – умильно пропел Торвальд, на всякий случай расставляя руки. – Иди сюда, цыпа!

Тревожно вытянув шею, петух несколько раз рванул когтистой лапой землю. И начал медленно отступать.

– Цыпочка! Хорошая цыпочка! Иди сюда, мальчик, – так же льстиво и лживо пел Дарри, приближаясь к петуху с другой стороны. Он шел на полусогнутых, растопырив руки, и если хеллева птица имела какие-то сомнения относительно их намерений – она определенно их утратила.

– Цыпочка! Хорошая цыпа! – Торвальд уже осознал всю бессмысленность обманной операции, но остановиться просто не мог. – Иди сюда, цыпа.

Ага, как же! Хеллев петух, вдруг прекратив неспешное отступление, крутнулся – и рванул к проходу между стенами. Торвальд прыгнул вбок, петух заложил крюк, метнулся в одну сторону, потом в другую.

– Ату! Гони его! Гони! – заорал Торвальд, длинным прыжком бросаясь вперед. Пальцы коснулись гладкого, как лед, оперения, скользнули, и Торвальд с размаху ткнулся ладонью в грязь. – Твою мать!

Встряхнув рукой, он сразу же вскочил, но петух, воспользовавшись шансом, рванул на прорыв. Дарри, с боевым криком прыгнув вбок, развернул гребаную птицу, но тоже поскользнулся на гнилой капусте.

– Сука! – выкрикнул он в низкое серое небо за мгновение до того, как опрокинулся на спину. Торжествующе заорав, петух подскочил, тяжело захлопал крыльями и перелетел через распростертого на земле Дарри.

– А ну стоять! – Торвальд длинным броском снова отрезал птицу от прохода, зачерпнул грязи и швырнул вправо. Отвлекающий маневр сработал, петух изменил траекторию и бросился влево. Поднявшийся на четвереньки Дарри издал вопль, достойный берсерка, и метнулся навстречу. Ошалев от ужаса, петух заметался, снова попробовал взлететь, рухнул в грязь – и, пригнувшись, рванул туда, где надеялся найти убежище.

В курятник.

Дарри бросился за ним, но Торвальд не собирался уступать победу. Наддав, он вышел вперед, влетел в распахнутые двери вслед за петухом и остановился, ослепленный густым сумраком. В курятнике душно и едко пахло дерьмом, влажными перьями и гнилой соломой. Несколько раз до боли зажмурившись, Торвальд наконец-то начал различать контуры и силуэты. Вон те полосы – это насесты, вертикальная штука в углу – лесенка. А вон то пятно мрака в углу – это затаившийся петух.

– Ну что, сволочь, добегался? – спросил у него Торвальд и медленно, осторожно двинулся вперед. Под ногами что-то нежно хрустнуло раз, другой, но Торвальду было плевать. Когда до цели пара шагов – плевать на помехи.

Петух, сообразив, что его укрытие обнаружено, заметался, но было поздно. Прыгнув, Торвальд ухватил его за вороной водопад перьев на хвосте, дернул – и прижал наконец-то к груди.

– Есть! Я его поймал!

Гордый победой, он вышел из душной вонючей тьмы, вскинув петуха над головой, как голову вражеского предводителя. И нос к носу столкнулся с Финной.

– Отлично. Просто замечательно. Какой ты у меня молодец, – мать медленно, вдумчиво оглядела его с головы до ног, особое внимание уделив сапогам. – Еще и яйца передавил. Туви, что ты устроил?

– Петух. Вот, – Торвальд, отступив на шаг, вытянул руки, отгораживаясь трофеем от сурового взгляда.

– Я вижу, что не свинья. И очень этому рада, – судя по плотно сжатым губам, никакой радости мать не испытывала. – Ну и зачем тебе понадобился петух?

– Это не мне. Это пришлая ведьма потребовала. Для ритуала, – зачастил Торвальд. – Мы будем Лейви в могилу возвращать. Так, чтобы он больше не поднялся. Нужна куриная кровь. Я решил, что черный петух подойдет.

– Лейви? – лицо у матери смягчилось. – Вернуть Лейви в могилу – это благое дело. Но почему ты сам ловил петуха? Есть же рабы, слуги.

– Не было времени искать. Меня ждут, мам!

– Пришлая ведьма? Прямо сейчас? – мать снова поджала губы. – А ты ничего не забыл?

Торвальд быстро оглядел себя. Меч на месте, петух на месте. Даже штаны чистые.

– Вроде бы нет.

– Ведьме нужна кровь. И во что ты будешь ее собирать?

Беззвучно выругавшись, Торвальд дернулся хлопнуть себя по лбу, но руки были заняты.

– Да! Точно! Дарри, тащи сюда вон тот ковш!

– Нет! – коротко бросила Финна, и Дарри, рванувшийся было исполнять приказ, застыл на месте. – Никаких грязных ковшей. Ты собираешь кровь для благородной девы. Изволь позаботиться о том, чтобы это выглядело прилично. Дарри, принеси из дома зеленую плошку. Ту, что с цветами. И корзину с тряпкой! Не в зубах же ты все это потащишь.

Зажав птицу под мышкой, Торвальд терпеливо дожидался возвращения Дарри – и думал о том, как сложно устроены женские мысли. Когда у мужчины просят кровь – он добывает кровь. Но попроси то же самое у женщины – она вспомнит и про плошку, и про корзину. И даже про тряпицу, чтобы эту корзину перевязать.

Глава 7. О мудрых людях и дураках безмозглых

Торвальд точно знал, где находится этот сраный пустырь между сараями. Знал так хорошо, что мог бы найти его в безлунную ночь, в грозу и в буран. Но пустыря не было! Торвальд проезжал дом старой Сигны, поворачивал, проезжал коровник Стури, потом конюшню… и оказывался около кузницы Рыжего Бьерна! Три раза он разворачивал коня в тщетной попытке доехать куда надо, три раза направлял его прямо за угол конюшни – и три гребаных раза Жемчужный упирался мордой в стену кузницы. Не было никакого таинственного колыхания воздуха, не было никаких вспышек, молний или вроде того. Просто сначала ты здесь – а потом ты там. Как будто кусок улицы просто вырезали, аккуратненько укоротив реальность.

– Очень смешно, – сказал в пустоту Торвальд. – Ну просто очень. Барти, кончай херней маяться!

– Сейчас-сейчас! – голос Барти звучал приглушенно и напряженно. Торвальд хотел верить, что причина – в могучей и загадочной магии, но сердце подсказывало: хрен там плавал. Этот засранец просто пытался не ржать! – Что-то у меня не получается, вернись и попробуй еще раз!

Ну не сукин ли сын?

– Лейви, мать твою! – воззвал к здравому смыслу Торвальд. – Ты хочешь обратно в могилу или нет? Я же могу этого петуха прямо тут выпустить! – и угрожающе потряс корзиной.

Невидимые голоса захихикали, потом невнятно забормотали – но бормотание оборвал окрик Ивы:

– Барти! Вот как работать, так хрен уговоришь же!

– Да ладно, чего ты… – мгновенно поскучнел незримый Барти.

Реальность вздрогнула, мигнула – и Торвальд узрел наконец-то закуток между сараями. Барти, краснея ушами, смущенно и весело улыбался, Лейви, прислонившись плечом к стене, ржал, одной рукой зажимая рот, а другой утирая с рожи слезы. И только Ива, одинокий голос разума в этом приюте умалишенных, смотрела сердито и строго.

– Барти, тебе делать нечего? Мы же вроде спешим, – Торвальд, протянув Иве корзину, спрыгнул с коня.

– Не ругай его, – все еще икая от смеха, вмешался Лейви. – Это вообще-то моя идея была.

– Твоя? Лейви, мать твою! Мы тут пытаемся тебя упокоить – а ты шутки шутить вздумал?!

– Ну так самое время шутить! Если не сейчас – то когда? – вытерев лицо рукавом, Лейви икнул, хихикнул и снова икнул. – Видел бы ты свою рожу! Как будто сунул руку бабе под юбку, а там вместо…

Торвальд оборвал шутника ударом в плечо и выразительно указал взглядом на Иву.

– Ох. Простите, высокородная дева, – неубедительно смутился Лейви. – Не для ваших ушей такие шуточки.