За дальний поход к островам Бессмертия

Вместе с Бенгаликом на Б-397 были списаны еще несколько моряков с Б-213: торпедист Владимир Жидков (моряк его призыва), кок Андрей Вербицкий (призыва на полгода старше) и еще трое матросов младшего призыва. К новому месту службы все они поехали на бригадном автобусе.

Путь оказался неблизким. В описываемое нами время Б-397 стояла в бухте Чажма, в доке, где гражданские рабочие старательно готовили подлодку к дальним морским плаваниям: чистили и суричили цистерны, ремонтировали акустику и т. д., и т. п. Что касается моряков, то они красили механизмы в отсеках, делали приборки, занимались проворачиванием механизмов и аппаратуры, заступали на вахты по лодке и в своих кубриках, исполняли прочие обязанности по службе.

Так уж получилось, что Бенгалик уже во второй раз за время службы оказался в доке, и снова не с самого начала доковых работ, пропустив всю экзотическую атрибутику вхождения подводного корабля в это специализированное сооружение.

К тому же он уже во второй раз своим появлением на новом месте службы «выживал» из экипажа и с боевого поста Р-32 радиометриста Лёню Русакова. Впрочем, тот уже в начале ноября уходил в запас, так что приход Алика на Б-397 просто способствовал его обратному списанию на не чужую для него Б-213, откуда он и демобилизовался через короткое время.

Команда Б-397 жила в четырех кубриках, разбросанных по периметру дока, в центре бассейна которого стоял Его Величество подводный корабль.

Романтика дальних плаваний поселили в Северном кубрике, состоявшем из маленькой спаленки, спальни побольше, что служила одновременно и столовой, гальюна и умывальника. Спальни располагались справа от трапа, спускавшегося в это «металлическое жилище», а гальюн и умывальник находились слева от его ступенек.

Этот кубрик находился к сходням на лодку ближе всех остальных матросских помещений. В нем обитали моряки БЧ-1 (штурманская часть) и БЧ-4 – РТС (акустики, радисты, метристы, ЗАС, ОСНАЗ). Однако моряков самого старшего призыва в нём не оказалось. Оказывается, все они устроились в просторном Южном кубрике.

Там обитали и все старослужащие представители БЧ-4 и РТС: командир отделения метристов старшина первой статьи Илья Овчинников (Илюша), командир отделения радистов Анатолий Фридрих (Толян), командир отделения ЗАС Юрий Пирогов (Пирог).

Скорее всего, они просто решили не расставаться со своим годовским призывом, тем более что в Южном кубрике по выходным и праздничным дням крутились отечественные художественные фильмы и проводились собрания команды. В общем, годки получали все тридцать три удовольствия, не сходя с насиженного места.

Надо сказать, Бенгалик был вовсе не против такого уклада жизни: в Северном кубрике вместе с ним находились лишь матросы призывов на полгода старше и на полгода младше его, а из его призыва на службу там оказались всего лишь двое моряков: командир отделения гидроакустиков Владимир Петренко (позывной Ваха) и радист Анатолий Подольский, которого все просто звали «Толик».

Большинство матросов, что призвались на флот одновременно с метристом, жили большей частью в Восточном кубрике, самом дальнем от сходней на лодку и, соответственно, от Бенгалика. Жидков был поселён в Западном кубрике, где обитала его минно-торпедная БЧ-3. Этот кубрик был расположен от сходней на лодку чуть дальше Северного.

Моряки Б-397 с гордостью величали свою подлодку, не так давно перебазировавшуюся с Камчатки во Владивосток, «гвардейской», а порой еще и «дважды краснознамённой». При этом они шутливо называли себя «командой-бандой батьки Шелковенко». Командиром подлодки как раз и был легендарный моряк капитан второго ранга Шелковенко Василий Степанович.

Глава 3. Команда-банда батьки Шелковенко

Уже скоро Бенгалик смог убедиться, что такое «самовозвеличивание» имело вполне законные основания. На подлодке Б-397 царила так называемая «матросская демократия»: старослужащие моряки младшие призывы не угнетали, и молодежь трудилась только исходя из распорядка дня, делая приборки в отсеках лодки да в кубриках дока, отрабатывая наряды на камбузе дока да бачкуя в своих отсеках.

Что касается ночных нарядов для наказания нарушителей корабельных уставов и флотских понятий, то на Б-397 их не было вовсе, даже за распорядком дня следили почему-то не старшины срочной службы, а мичманы и офицеры.

Как выяснилось позже, таково было распоряжение капитан-лейтенанта Петраковского, недавно назначенного на эту лодку старпомом. Еще по одному приказу Петраковского именно офицеры и мичманы осуществляли надзор за выполнением всех командных работ, в том числе и авральных.

Эти странные распоряжения были главной стратегической ошибкой нового старпома в целой череде его тактических ошибок и просчетов в отношении команды Б-397. Поэтому хоть он и проявлял отменное служебное рвение и высокие профессиональные качества, той железной дисциплины, что успешно им наводилась на Б-213, на его новом месте службы не было и в помине.

Дело в том, что бурная деятельность Босса в должности старшего помощника пришлась не по нраву всей команде Б-397, но особенно её старослужащим морякам, которые, как и Бенгалик в бытность на Б-213, сочли уважаемого Юрия Владимировича за упрямого солдафона и необузданного бурбона, хотя и признавали в нём могучую, колоритную личность.

А уж если ты, имея хоть семь пядей во лбу, вошел в конфликт со всей командой, причем такой отчаянной, то тут уж извини, дядя Босс, но абсолютно при любой своей удаче, ты сразу от неё получишь сдачи! Вот как раз именно с такой вот «сдачи» и начнется разворачивание панорамы основных событий нашей очередной морской эпопеи.

После сытного обеда, по закону Архимеда (а команду в доке кормили неплохо) полагается поспать – и все обитатели Северного кубрика дружно возлегли на свои коечки. Бачковой Борис Путинцев, матрос двухметрового роста и могучего телосложения (позывной Мамонт), в темпе помыв посуду, также завалился на свое ложе и буквально через минуту уже мощно храпел в обе дырки, заглушая мерное сопение остальных отдыхающих.

Бенгалик, удивленно оглядев всё это сонное царство, решил прилечь на свою постель, но башмаки всё же не снимать. Он хорошо помнил, что капитан-лейтенант Петраковский, будучи старпомом на Б-213, матросам на послеобеденный отдых всегда отводил не более пятнадцати минут: только-только приляжешь отдохнуть, как тут же слышатся крики дежурного: «Команде – Большой сбор! Построение на пирсе (или верхней палубе)».

Вот Алик и решил, что вряд ли Босс отказался от своих привычек и на новом месте службы. Ясное дело, что на Б-397 наш герой тоже не собирался бегать бобиком, но какой толк, когда сначала снимаешь башмаки, а потом тут же их обуваешь, ведь подлежать-то на койке всё равно не дадут.

– Большой сбор! – донесся до слуха новобранца далекий крик, как ответ на его мысли. – Команде построиться на верхней палубе лодки!

«Вот так, – мысленно усмехнулся Бенгалик, принимая на коечке сидячее положение, – что и следовало ожидать: наш разлюбезный дядя Босс может в лёгкую изменить любой из своих многочисленных любовниц, но себе он не изменяет никогда!»

– Большой сбо-ор! – запело наверху сразу несколько голосов.

Новичок Б-397 встал на ноги и с изумлением огляделся: никто из обитателей Северного кубрика на этот «вокализ» не отреагировал, продолжая дрыхнуть как ни в чем не бывало.

– Большо-ой сбо-ор!!! – наверху надрывался уже целый хор, но обитатели кубрика по-прежнему на это «пение» не обращали абсолютно никакого внимания.

Бенгалик, пусть на Б-213 и был противником каждодневных больших сборов, но тут всё же немного заволновался и решил, на всякий пожарный, толкнуть в бок Путинцева:

– Слушай, Боря, а там вроде как объявлен Большой сбор?

Мамонт Боря, изумленно приоткрыв левый глаз, долго и непонимающе взирал им на Бенгалика, а потом, пробурчав недовольным басом: «Ну и хрен с ним!», перевернулся на другой бок и захрапел пуще прежнего.

Старший матрос с Б-213 озадаченно почесал затылок: этот рулевой-сигнальщик, матрос Путинцев, отслужил на флоте на полгода меньше его, но ведет себя уже круче, чем самые крутые годки на прежней лодке Бенгалика!

Да что там говорить, никто из старослужащих матросов Б-213 даже и мысли себе не мог позволить, чтобы так откровенно игнорировать приказы Босса! На той лодке Босс имел непререкаемый авторитет, и еще какой! А тут что творится? Здесь пренебрежение к Боссу выказывает не только Мамонт, весь Северный кубрик проявляет с ним солидарность! Ни один из его обитателей на команду «Большой сбор» даже краем уха не повел и нежным шепотом не отозвался!

Нет, ребята-октябрята, надо всё же выйти на стенку дока и посмотреть, что делается наверху – а вдруг вся остальная команда уже давно построилась, и тогда всем лежебокам Северного кубрика Босс устроит настоящий Международный Женский День!

Бенгалик, поднявшись наверх, взглянул в направлении лодки. То, что он узрел, изумило его уже до самых глубин бунтарской души: на верхней палубе лодки стояла лишь кучка мичманов и офицеров, среди которых ростом и комплекцией выделялась могучая фигура старпома, в великом раздражении мерившая верхнюю палубу подводного корабля широченным военно-морским шагом. Однако, кроме верхневахтенного, уныло стоявшего с карабином на стенке дока у сходней на подлодку, поблизости от места построения не было видно ни одного матроса Б-397!

Глава 4. Большой сбор – дело серьёзное!

Бенгалик, потихоньку спустившись вниз по трапу, снова прилег на коечку. Обувь он по-прежнему не снимал, ведь было неясно, что может последовать дальше.

– Большой сбор!!! – послышался крик у самого входа в кубрик. Затем по трапу застучали торопливые шаги, и в помещение ворвались средних лет мичман и молодой лейтенант.

– Что здесь такое?! – возмутился офицер, увидев перед собой матросское сонное царство. – Ну-ка, подъем! Старпом объявил Большой сбор! Быстро встать и выходить строиться!

Все обитатели «разлюли-малины» наконец-то проснулись, но подниматься со своих лежачих мест не спешили. Бенгалик, видя такую картину, тоже продолжал подлёживать.

– Встать! – скомандовал ему лейтенант. – И – марш наверх!

Бенгалик медленно сел. Присели на своих коечках и молодые матросы: сигнальщики Боря Путинцев, Боря Фомин и Коля Черепанов, плюс один из акустиков, Пётр Савельев (позывной Мамочка), но вставать в полный рост не спешили. Матросы постарше тоже проснулись, но продолжали лежать на койках, будто совершенно не слыша энергичных команд старших по званию.

– Тарасюк, тебя что, контузило? – язвительно спросил мичман рослого усатого старшину второй статьи, лежавшего на своей койке с открытыми глазами, без каких-либо попыток приподняться или хотя бы пошевелиться. – Не слыхал, что ли, слухач, команде объявлен Большой сбор!

– А по какому авральному случаю объявлен Большой сбор? – хладнокровно поинтересовался «слухач».

– Работать пора! – сердито ответил мичман.

– Вот и работай, – усмехнувшись, отвечал акустик, – а у меня остались еще двадцать пять минут от «адмиральского часа»!

– Старпом объявил команде Большой сбор! – многозначительно произнес лейтенант, подошедший к месту разговора. – Выходит, Петр, так старпому и доложить, что тебе служить не хочется, ты больше думаешь, как с часок поспать?

Пётр лениво усмехнулся:

– Мне этот часок подарил адмирал – и не старпому, от нечего делать, его отнимать. Так ему и доложи. – Тарасюк не стал уточнять фамилию адмирала, подарившего ему этот «часок».

– Хорошо, – с угрозой в голосе произнес лейтенант, – вот как ты мне сейчас сказал, так я ему и доложу!

– Будь ласков. А еще доложи старпому, что Большой сбор – дело серьезное, чтобы объявлять его каждый божий день из одного только выпендрежа! И успокойтесь, на построение мы скоро придем.

Лейтенант и мичман, ошеломленные борзостью акустика, переглянулись и, что-то бормоча себе под нос, поднялись наверх, а «Тарасюк и Компания» стали, не спеша, готовиться к построению.

Бенгалик, которого снедало веселое любопытство, снова первым из членов Северного кубрика поднялся на стенку дока. Там он увидел, с кое-какими изменениями, всё ту же картину: Босс, всем своим видом напоминая матерого льва, запертого в тесной клетке, теперь уже гневно мерил шагами стенку дока возле сходней на лодку – три-четыре шага туда, три-четыре обратно. Офицеров и мичманов возле него не было видно – похоже, разошлись по кубрикам доносить до команды приказ старпома о Большом сборе.

На верхней палубе лодки стояло лишь несколько старослужащих моряков, а по всему периметру дока виднелись остальные матросы «гвардейской команды», в одиночку и кучками медленно бредущие к месту построения. Но самое интересное, оказавшись за десяток шагов от Босса, все, без исключения, резко ускорялись и на сходни уже буквально вбегали, так что разъяренному старпому и придраться-то к кому-либо из них было вроде как не за что!

Бенгалик, проделав точно такую же «комбинацию», встал невдалеке от ограждения рубки, с большим интересом наблюдая за продолжением «спектакля». Последними на построение как раз и шли матросы Северного кубрика, самого ближнего к месту события.

– А ну, бегом!!! – не вытерпев, проревел Босс, и матросы перешли на этакую ленивую трусцу.

А самым последним из команды как раз и оказался Пётр Тарасюк. Он от самого кубрика шел в темпе ниже среднего, а проходя мимо старпома, даже и не подумал ускориться. Босс кинул на него сердитый взгляд, но почему-то никаких враждебных действий не предпринял, только его зубы, как показалось Бенгалику, заскрежетали.

– Тарас, чего пешком бредешь? Была команда «бегом»! – с усмешкой крикнул Петру голубоглазый и длинноносый старшина первой статьи.

Этот моряк обладал высокой атлетической фигурой, можно сказать, что он выглядел поистине былинным богатырем. В то же время в его голосе отчетливо слышались властные интонации.

– Был молодым – бегал, – спокойно отвечал ему Тарас, ступая со сходней на лодку, – теперь пусть бегают другие.

И тут Бенгалик подумал: «Эти двое – явные лидеры в команде, но, похоже, не очень-то ладят между собой!»

В дальнейшем выяснится, что это предположение было не таким уж и далеким от истины.

И вот, наконец-то, команда в полном составе построена на корпусе лодки, и Босс с сумрачным видом выходит перед строем. По его лицу проплывают грозовые тучи, глаза мечут молнии.

– Кому-то что-то было неясно?! – с гневом заговорил он. – Был объявлен Большой сбор, так?! – Он обвел строй суровым взглядом. – Так? Или не так, спрашиваю?!

– Так точно, так! – подал свой голос могучий старшина.

В этом голосе, невзирая на согласие, странным образом слышалась еще и насмешка, но старпом, по-видимому, расслышав только согласие, бросил в сторону богатыря благожелательный взгляд:

– Правильно, Сеня, а вот другие этого не понимают! Или не хотят понимать! Наше построение – и это по команде «Большой сбор»! – длилось целых сорок шесть минут! Сорок шесть минут!!! Как это называть, а?!

Босс вновь пробежался взглядом по шеренгам матросов, немного помолчал, а затем продолжил свою эмоциональную речь:

– Это форменное безобразие! Разгильдяйство – вот как это надо называть! Оборзели до крайности! Большой сбор – дело серьезное, а вы все его превратили в посмешище, в позор для всего военного флота!!! Поэтому сейчас мы с вами будем учиться построениям по команде «Большой сбор». Предупреждаю: вышагивающим, подобно кисейным барышням, я тут же отпендюлю оборзевшие задницы!

И Босс, для наглядности, резко махнул вперед правой ногой, по-видимому, изображая пендель в чью-то «оборзевшую задницу».

– Будьте уверены, последние разгильдяи от меня эту «боевую награду» обязательно получат! А сейчас… – Старпом, выдержав небольшую, но выразительную, паузу, выпалил могучим басом:

– Бегом марш по кубрикам!!!

Матросы, сломя голову, бросились к сходням, которые угрожающе затряслись от топота множества ног. Команда в темпе разбегалась по своим кубрикам. Бенгалик, в компании товарищей по кубрику, добежал до своего жилища. Все смеялись и перебрасывались веселыми шутками, словно участвовали в некой увлекательной игре.

Старшина второй статьи чуть выше среднего роста и с энергичными чертами лица, подойдя к Тарасюку, произнес с удивленной иронией в голосе:

– Ничего себе, Петро, так у тебя ж, оказывается, с Боссом полное совпадение по всем основным вопросам!

– Это по каким еще основным вопросам? – в свою очередь удивился тот. – Ну-ка, Вован, разъясняй!

– Что Большой сбор – дело серьезное! – ответил Вован.

Все дружно расхохотались, а Бенгалик вспомнил, что еще по приходу на Б-213 он первые три недели служил с этим моряком. В той команде этот Вован, по фамилии Новиков, числился осназовцем и был особенно дружен со своим тёзкой электриком Калашниковым.

Оба этих матроса, невзирая на свой, тогда еще небольшой срок службы, вели себя как заправские супермены, только Калаш излучал уверенность и хладнокровие, а Новик отличался отвагой и решительностью в поступках. Потом он был переведен на другую лодку, и вот Алик увидел его уже на Б-397.

– Большой сбор!!! – послышался далекий крик.

«Интересно, а что дальше будет?!» – подумал метрист, уже ожидая от команды самого непредсказуемого поведения.

– Бегом!!! – донесся львиный рык старпома, явно не желавшего шутить.

Все обитатели Северного кубрика со всех ног устремились к месту построения. Ясное дело, что они, используя близость кубрика, прибежали туда самыми первыми. За ними примчались матросы Западного кубрика. Чуть позже – Южного.

Все, благополучно оказавшиеся на корпусе подлодки, стали веселыми криками подбадривать матросов Восточного кубрика, будто участвовали в каком-то спортивно-развлекательном шоу. А «восточные жители», памятуя угрозу старпома «про отпендюливание оборзевших задниц», неслись как спринтеры на олимпийских играх – никому не хотелось оказаться последним!

– Вот так и надо строится по команде «Большой сбор»! – Босс с удовлетворенным видом взглянул на наручные часы. – Старый результат перекрыт почти в семь раз! Это радует, но на будущее жду от вас более быстрых построений – и с первого же раза. Всем ясно?

Команда хранила таинственное молчание, которое авторитарный Юрий Владимирович счел за знак согласия.

Вот только ожидания старпома оказались напрасными: на следующий день первое послеобеденное построение по команде «Большой сбор» затянулось уже более чем на пятьдесят минут, и хотя оно тут же снова было перекрыто в семь (или даже более) раз, Бенгалик заметил, что этот высокий результат уже не принес Боссу былого удовлетворения. Похоже, что до разума старпома стало доходить – команда над ним откровенно прикалывается!

Глава 5. Беседа по душам в офицерской кают-компании

– Ну, что ж, мой друг, – тихо промолвил он с дружеской улыбкой, – сожалею, но разговора по душам у нас не получилось. – И тут в его правой руке вдруг появился пистолет!

Из романа Олега Спицына – Алексея Спицына «Банда Бритоголовых Медведей»

Бенгалик уже несколько дней обслуживал свое заведование на боевом посту Р-32 подлодки Б-397, тесно сотрудничая со своим командиром отделения Ильёй Овчинниковым. Они с Ильёй как-то сразу сошлись характерами. Было заметно, что Илья, улыбчивый парень и опытный моряк-радиометрист, оказался вполне доволен как знаниями своего нового товарища по специальности, так и его человеческими качествами. Был удовлетворен новым подчиненным и молодой командир БЧ-4 лейтенант Шавырин, который в деятельность БП Р-32 практически не вмешивался.

Что касается Алика, то он старался своих начальников ни в чем психологически не напрягать, по службе не подводить, все их указания выполняя мгновенно, без лишних слов и, по возможности, на высоком уровне. На новом месте он вел себя дисциплинированно. Впрочем, причин и возможностей для каких-либо самоходов и «битья баклуш» у него здесь не находилось.

Шел очередной день службы. Бенгалик, получив от Ильи указания по службе, вышел из рубки радиометристов, намереваясь спуститься в трюм третьего отсека, как увидел стоявшего в Центральном Посту капитан-лейтенанта Петраковского.

– Бенгал, – вдруг обратился к нему Босс негромким голосом, – зайди-ка на пять минут в офицерскую кают-компанию.

Всю эту фразу он произнес тоном, больше напоминавшим просьбу, чем приказание. Метрист, недоумевая, что бы всё это значило, зашел в кают-компанию. Там никого не было. Секунд через пятнадцать появился старпом. Он тут же плотно прикрыл за собой переборочную дверь, и это насторожило Бенгалика:

«Интересно, что ему от меня надо? Неужто заметил, как меня смешат его большие сборы на Б-397?»

– Присаживайся, братец! – Петраковский, дружелюбно улыбнувшись, указал на обитое кожей сиденье. Алик сел подчеркнуто неторопливо.

– Ну, и как тебе служится на новом месте? – немного помолчав, мягко поинтересовался старпом.

Бенгалик, не зная, что ответить, сначала лишь плечами пожал, а потом, заметив, что офицер ждет от него более определенного ответа, коротко вымолвил:

– Вполне нормально.

– Говоришь, нормально? По нашей команде не скучаешь?

– По какой? – решил уточнить Бенгалик.

– По Двести Тринадцатой.

Метрист задумался: действительно, несмотря на уважительное отношение к нему большинства новых сослуживцев, особенно матросов его призыва, здесь он порой чувствовал себя не в своей тарелке. На «гвардейской» Б-397 многие флотские понятия трактовались несколько иначе, чем на Б-213, а уж того братства, что было у него на прежнем месте службы с большинством матросов команды, обычным уважением не заменить. Но, как он уже понял, в этом экипаже даже обычное уважение дорогого стоит.

– Что же ты молчишь? – донесся до слуха Бенгалика голос старпома.

Бенгалик взглянул на Босса:

– Товарищ капитан-лейтенант, теперь я служу на Б-397 – когда же мне скучать?

– В этом ты, конечно, прав, – с унылым видом согласился Босс, – скучать нам на службе некогда, однако, насколько же экипаж Б-213 был сознательней этого, насколько был более дружным, сплочённым! А здесь что?.. – И он, недоговорив, огорченно махнул рукой.

Алик прекрасно понимал, что мучает старпома. «Был более дружным, сплочённым…» – это серьёзно? Как раз в сплоченности команде Б-397 отказать было нельзя, но ведь эту «сплоченность» каждый понимает по-своему. Вряд ли кому-то, а особенно старослужащим матросам, может понравиться, когда им угрожают отпендюлить задницы, хотя бы эти угрозы исходили и от старшего помощника командира корабля! У всех моряков имеется чувство собственного достоинства. Но, кроме того, всегда есть люди, обладающие и повышенным чувством самоуважения. Взять, к примеру, того же Петра Тарасюка.

И еще, Босс, лишь только появившись на Б-397, сразу же оказался в тени популярности её бывшего старпома, капитана третьего ранга Огородникова, морского волка, прошедшего с экипажем огонь, воду и медные трубы. Вся команда частенько его вспоминала, постоянно сравнивая с Петраковским, и это сравнение, увы, всегда оказывалось не в пользу последнего.

Опытные мореманы считали, что новый старпом или бесится с жиру, или старательно корчит из себя некоего адмирала Рожественского, антигероя русско-японской войны, прославившегося на всю Россию своим самодурством. Этот новоявленный «старпом-адмирал» тоже задолбал своими капризами, особенно большими сборами, не давая команде нормально отдохнуть в адмиральский час.

Но вот чего Босс хочет лично от него? Каких-нибудь слов поддержки? Или, быть может, каких-то конкретных действий? Ну, к примеру, он с ним согласится, что команда Б-397 во всём уступает команде Б-213, что, конечно, не так, а если потом его суждение дойдет до всё слышащих матросских ушей? И как, скажите на милость, ему потом тут служить, ведь такие слова и поступки по всем флотским понятиям называются только одним словом – предательство!

– А здесь что? – повторил офицер, так и не дождавшись ответа от задумавшегося матроса.

– А здесь, товарищ капитан-лейтенант, Гвардейская Дважды Краснознаменная подлодка Буки-Триста Девяноста Семь! – на этот раз ответил офицеру матрос, не удержавшись от усмешки.

Босс, внимательно смотревший на Бенгалика, заметил эту усмешку и, по всей видимости, счел её вместе с ответом за издевку над собой.

– Ну, что ж, всё ясно! – молвил он, сдвигая брови и снова принимая свой привычный суровый вид. – Иди же, Бенгал, на свой боевой пост и служи на новом месте так же образцово-показательно, как ты всегда это делал на Б-213! Сожалею, что тебя потревожил! Убедительно прошу о нашей беседе позабыть!

Уже ночью, лёжа в кубрике на койке и обдумывая произошедшее, Бенгалик пришел к выводу, что старпом Петраковский, кого он со времен своего прихода на Б-213 считал за грубоватого солдафона, напыщенного буффона, необузданного бурбона и вообще чуть ли ни за личного врага, этим днем искал в нём родственную душу. Об этом говорило всё, даже то, что он дружески ему улыбнулся и назвал Бенгалом. Искать-то он эту душу искал, но так и не смог найти!