Заколоченный дом

– Вот она! – прошептала она.

Они распахнули дверь и ринулись вперёд, только чтобы обнаружить, что очутились в какой-то кладовке, натыкаясь на висящую там затхлую одежду.

– О, нет, нет! – взвыла Синтия. – Я никогда, никогда больше не приду в этот ужасный дом!

Но Джойс уже вернула себе самообладание.

– Всё в порядке! Наша дверь как раз напротив. Я теперь вспомнила, где она.

Она вытащила дрожащую Синтию из кладовки и стала пробираться на ощупь через широкое пространство холла.

– Вот она! Теперь мы спасены! – торжествующе воскликнула она, открывая дверь, за которой обнаружился пролёт лестницы.

И пока они спускались, тусклый квадрат дневного света, честного и настоящего, заставил их души воспрянуть. Дождь хлестал крупными каплями, когда они выбрались наружу и помчались к крыльцу Синтии. Но дневной свет, хоть и хмурый от дождя, помог им полностью вернуть себе обычное веселье.

– Кстати, Джойс, – сказала Синтия, когда они стояли на крыльце, отряхивая капли дождя с юбок, – на что ты показывала как раз перед тем, как свеча погасла? Я не успела разглядеть.

– Ах да, нечто самое странное! – прошептала Джойс. – Над каминной полкой висела большая картина. Но знаешь, что? Она висела лицом к стене!

ГЛАВА III. ЛЮБИТЕЛИ-СЫЩИКИ

Пока Синтия склонилась над партой во время самоподготовки, пытаясь распутать безнадёжно запутанное латинское повествование Цезаря о Галльской войне, её соседка сунула ей в руку записку. Рада любой возможности отвлечься, она развернула её и прочла:

Сегодня днем – в З.Д. Сколько у тебя карманных денег?

Дж.

Синтия без труда расшифровала значение инициалов, но не могла представить, какое отношение к делу имеют карманные деньги, так что она написала в ответ:

Ладно. Всего тридцать центов. Больше – на следующей неделе.

С.

Она передала записку Джойс на другом конце класса и вернулась к Цезарю в более радостном настроении. Джойс, как она знала, позже объяснит все загадки, и она была готова подождать.

Прошла почти неделя с первого приключения в Заколоченном доме, и больше ничего не происходило. Джойс и Синтия были здоровыми, нормальными девушками, полными интереса к школьным делам, занятиям на свежем воздухе и общественной жизни, так что у них хватало забот и помимо этого любопытного расследования, в которое они ввязались. Один день заняло собрание клуба, другой – урок танцев, третий – пеший поход, и так далее на протяжении всей последующей недели. Однако, даже среди всех этих внешних увлечений, они ни на мгновение не забывали о своём странном приключении. Оставшись наедине, они только о нём и говорили, строя грандиозные планы будущей детективной деятельности.

– Прямо как в книжке! – восклицала Джойс. – И кому бы пришло в голову, что в этом старом Заколоченном доме таится история. И мы – в самой её гуще!

Первым вопросом Синтии в тот день по дороге домой из школы был:

– Зачем ты спрашивала про карманные деньги? У меня с бюджетом туго, но я не вижу, какое это имеет отношение к делу.

Джойс рассмеялась.

– У меня ещё хуже – всего десять центов до конца месяца! Но тебе не кажется, что нам понадобятся свечи, много свечей, да ещё спички и хотя бы пару подсвечников? Иначе как мы будем перемещаться по этому месту, погружённому в кромешную тьму? А если мы попытаемся стащить их дома, кто-то сразу же заподозрит неладное.

– Десятицентовых свечей нам должно хватить надолго, – начала практичная Синтия. – И ещё десять центов – на целую коробку безопасных спичек. А за пять центов мы купим один подсвечник, но пока лучше остановиться на одном, а то у нас не останется ни цента! Давай купим всё прямо сейчас.

Пока они делали покупки, Синтию осенила ещё одна идея.

– Знаешь что, Джойс, я возьму с собой тряпку для пыли и приберусь вокруг окошка, через которое мы залезаем. В прошлый раз мой свитер был просто чёрным от грязи и паутины, и мама чуть не потребовала объяснений. К счастью, её как раз в тот момент куда-то позвали, а потом она забыла. С тех пор я свитер постирала!

– Отличная идея! – согласилась Джойс. – Моя мамуська тоже хотела знать, как я порвала свитер и так его испачкала. Я сказала, что гонялась за Голиафом, что, знаешь ли, была чистой правдой.

– Я никогда не могу придумать, что сказать, чтобы это была правда, но не выдавало бы всё с головой! – вздохнула прямодушная Синтия. – Хотела бы я быть такой же сообразительной, как ты!

– Не беда! Зато у тебя есть смекалка, Синтия! Я бы никогда не додумалась до тряпки для пыли.

На этот раз проникнуть в Заколоченный дом было проще, чем в первый раз. Перед тем как войти, Синтия тщательно обтёрла от пыли подоконник и всё, до чего могла дотянуться, в результате чего их одежда почти не пострадала. Вооружённые запасом свечей и спичек, они не испытывали ни прежней дрожи, ни страха перед неизвестностью и темнотой. Даже Синтия горела желанием продолжить поиски, а Джойс просто разрывалась от новых идей, некоторыми из которых она поделилась с Синтией, пока они зажигали свечи в подвале.

– Знаешь, Син, я внимательно осмотрела это место снаружи. Мы не видели и трети его, нет, даже четверти! Вот тот флигель от гостиной в сторону твоего дома, и тот, что от столовой, в сторону моего. Полагаю, кухня должна быть в том, но не могу представить, что в другом, если только не библиотека. Мы должны осмотреть их сегодня. А потом ещё весь верхний этаж.

– А я больше всего хочу увидеть ту картину в гостиной, о которой ты говорила, – сказала Синтия. – Как думаешь, мы сможем её повернуть?

– О, мне бы ужасно хотелось, только не знаю, имеем ли мы право! Да и тяжелая она вряд ли нам по силам. Может, просто попробуем заглянуть туда. Знаешь, Синтия, я понимаю, что мы делаем нечто немного странное, находясь в этом доме и роясь тут. Не уверена, что наши родители одобрили бы это. Просто это старьё заброшено так давно, и тут такая загадка, а мы ничего не портим и не трогаем, так что, возможно, это не так уж ужасно. Во всяком случае, мы должны быть очень осторожны и не совать нос туда, куда не следует. Может, тогда всё и обойдётся.

Синтия без колебаний со всем этим согласилась. На самом деле, её чувства по поводу их вторжения были даже сильнее, чем у Джойс, но радость от приключения и тайны, которой они его окружили, перевешивали её угрызения совести.

Когда они были на полпути по подвальной лестнице, Джойс, шедшая впереди, внезапно воскликнула:

– А дверь-то открыта! Вероятно, мы в спешке в прошлый раз её так и оставили. Надо быть повнимательнее впредь и оставлять всё как нашли.

Они на цыпочках прошли по холлу с куда большей уверенностью, чем во время первого визита, останавливаясь, чтобы поднять свечи к картинам, и ненадолго заглядывая в странно разгромленную столовую.

Но первой они вошли в гостиную и долго стояли перед камином, разглядывая массивную раму картины и её вызывающе обращённую к ним деревянную изнанку. Тяжёлый, верёвкообразный шнур с большими шёлковыми кистями крепил картину к крюку, и шнур был перекручен, словно кто-то повернул картину, не позаботившись её поправить.

– Как странно! – прошептала Синтия.

Но Джойс разглядывала кое-что другое.

– Видишь то большое кресло, что стоит спинкой почти вплотную к каминной полке? – воскликнула она. – Мне интересно, зачем оно стоит в таком положении, спиной к очагу. Там же был огонь. Видно по золе и тому полусгоревшему полену. Так вот, не понимаешь? Кто-то придвинул это кресло к камину, встал на него и повернул картину лицом к стене. Интересно, зачем!

– Но послушай! – воскликнула Синтия. – Если кто-то другой вставал туда и поворачивал картину, то почему мы не можем сделать то же самое? Мы же можем повернуть её обратно, после того как посмотрим, правда?

Джойс на мгновение задумалась.

– Знаешь, Синтия, и, полагаю, ты сочтёшь меня странной!, есть две причины, по которым я не хочу делать это прямо сейчас. Во-первых, этот шёлковый шнур, на котором она висит, за столько лет наверняка истлел, и если мы тронем его, всё может рухнуть. А во-вторых, мне почему-то хочется сохранить загадку этой картины до поры до времени, пока мы не осмотрим остальную часть дома и не начнём «складывать два и два». Ты не против?

Синтия, как это обычно с ней бывало, согласилась, и Джойс добавила:

– А теперь давай посмотрим, что в следующей комнате. Думаю, это должна быть библиотека. Дверь в неё прямо отсюда.

Одёрнутые жаждой новых открытий, они осторожно открыли закрытую дверь. Это и вправду, как и предполагала Джойс, была библиотека. Книжные полки сплошь покрывали три стены. Посередине стоял длинный библиотечный стол с старомодной лампой. Четвёртая стена была практически целиком занята ещё одним огромным камином, а над каминной полкой висел ещё один портрет. На нём была изображена прекрасная молодая женщина, и девушки замерли перед ним, зачарованные, и подолгу разглядывали его.

В этой комнате почти ничего не указывало на то, что здесь произошло нечто необычное. Несколько книг были разбросаны вокруг, словно их вытащили и бросили в спешке, но и только. Сильнее всего их привлекал портрет прекрасной женщины – она казалась едва ли не девочкой – над камином. Две исследовательницы обернулись, чтобы вновь взглянуть на него.

– Я заметила кое-что, что отличает его от других, – задумчиво сказала Джойс. – Он выглядит свежее и более… более современно, чем остальные портреты в гостиной и холле. Тебе не кажется?

Синтия согласилась.

– И посмотри на её платье, эти длинные, пышные рукава и большую, объёмную юбку! Это тоже другое. И причёска – не высокая, не напудренная и не замысловатая, а низкая, с ровным пробором, зачёсанная гладко за уши, и этот миленький венок из крошечных роз! Она словно вот-вот заговорит. И, о, Синтия, разве она не прекрасна с этими большими карими глазами! Я чувствую, будто просто влюблена в неё – она такая милая! И я уверена, что она имеет к странным вещам в этом доме куда большее отношение, чем все эти другие, безжизненные дамы с портретов. Знаешь что? Завтра мы пойдём в публичную библиотеку и возьмём ту большую книгу по костюмам разных веков, что я там как-то видела. Тогда, найдя этот фасон, мы сможем определить, в какое примерно время она жила. Что скажешь?

– Как обычно, ты придумала именно то, что нужно. Я бы никогда не догадалась, – пробормотала Синтия, всё ещё не отрывая глаз от портрета прелестной дамы.

Вдруг Джойс нервно вздрогнула:

– Тс-с! Ты ничего не слышишь? Я почти уверена, что слышала звук в другой комнате!

Обе замерли, напряжённо прислушиваясь. Да, звук был – странный, неопределённый, похожий на тихие, редкие шаги, и даже какое-то любопытное, хриплое дыхание. Что-то определённо было снаружи, в гостиной.

– Что нам делать? – прошептала Синтия. – Мы не сможем выбраться отсюда, не пройдя через ту комнату! О, Джойс!

Они снова прислушались. Звук, казалось, приближался к двери. Это без сомнения были тихие, крадущиеся шаги. Внезапно раздался скрежет передвинутого стула, словно его задели по неосторожности. Обе девушки онемели от ужаса. Они попали в ловушку. Бежать было некуда. Им оставалось только ждать в изматывающем напряжении там, где они были.

С завороженностью ужаса они уставились на дверь, когда та, приоткрытая, распахнулась шире, и сквозь проём скользнула серая тень. Джойс вцепилась в Синтию, испустила короткий вскрик, наполовину от облегчения, наполовину от смеха, и прохрипела:

– О, Синтия! Да это же Голиаф!

ГЛАВА IV. КОМНАТА-ЗАГАДКА

Это и впрямь был Голиаф. Кот – громадный, и мурлыкал он так же громко, как был велик сам. Это-то и был тот хриплый звук, который они приняли за тяжёлое дыхание. Его шаги тоже были отчётливо слышны в звенящей тишине, и, по-видимому, это он задел какую-то лёгкую мебель в соседней комнате и сдвинул её с места. В приливе облегчения Синтия схватила Голиафа, плюхнулась на пол и разревелась! предварительно аккуратно поставив свой подсвечник на стол. Джойс же поступила с точностью до наоборот и несколько минут истерично хохотала. Напряжение от неизвестности и ужаса было самым что ни на есть настоящим.

– Как он сюда попал? – всхлипнула наконец Синтия.

– Да через окошко, конечно. И, наверное, он был здесь ещё до нас. Не помнишь, мы нашли дверь наверху подвальной лестницы открытой? Я её закрыла, когда мы поднялись, так что после этого он уж никак не мог бы проникнуть сюда. – Джойс наклонилась и почесала Голиафа за пухлыми щеками, отчего он замурлыкал ещё громче.

– Что ж, раз уж он здесь, пусть остаётся, – вздохнула Синтия, утирая глаза. – Он скрасит одиночество!

Так Голиафу было позволено остаться, и две девушки в сопровождении кота продолжили свою исследовательскую экспедицию. Они вернулись через гостиную и холл, прошли через столовую. Там они на мгновение задержались, вновь окидывая взглядом странную картину.

– Тебе не кажется странным, – вдруг спросила Джойс, – что здесь нет никакого серебра – ни ножей, ни вилок, ни ложек, ни сахарниц, ни… ничего подобного? Зато всё остальное, фарфоровое и хрустальное, на месте. Как ты это объяснишь?

– Кто-то забрался и украл его, – предположила Синтия.

– Чепуха! Никто, кроме нас, здесь не был, это совершенно очевидно. Нет, люди, должно быть, задержались на время, чтобы собрать его и убрать или взять с собой. Синтия, как ты думаешь, почему они ушли в такой спешке?

Но Синтия, лишённая воображения, не смогла удовлетворительно ответить и на этот вопрос, так что лишь промолвила:

– Не знаю, право!

Однако за столовой их ждала комната, которую они ещё не осмотрели. В углу последней две забавные маленькие ступеньки вели к двери, и, открыв её, они оказались на кухне. Здесь царил не меньший хаос, чем в соседнем помещении. Немытая посуда и кухонная утварь были разбросаны повсюду в беспорядке, некоторые предметы даже разбиты, видимо, их бросали впопыхах. Но, помимо этого нового свидетельства того, с какой поспешностью трапеза была прервана, здесь не было ничего, что могло удержать их интерес, и девушки вскоре ушли.

– А теперь наверх! – воскликнула Джойс. – Вот куда мне не терпелось попасть. Ручаюсь, мы найдём там нечто интересное.

Впереди резво пустился Голиаф, а они поднялись по белой лестнице с перилами из красного дерева. Наверху они обнаружили широкий холл, соответствовавший нижнему, протянувшийся от фасада до задней части дома и пересечённый более узким коридором, соединявшим флигели с основной частью дома. Повернув налево, они двинулись по узкому коридору, жадно оглядываясь по сторонам. Двери нескольких спален были распахнуты.

В первую же они вошли. Высокая, старомодная кровать с балдахином, с оборками на валансене, была аккуратно застелена и нетронута. В комнате царил идеальный порядок. Но взгляд Джойс привлекли два подсвечника, стоявшие на каминной полке.

– Вот это находка! – объявила она. – Возьмём их для наших свечей. Они лучше и удобнее, чем наш жестяной. Его мы оставим на крайний случай.

– Но имеем ли мы право трогать их? – усомнилась Синтия.

– Ах, ты слишком щепетильна! Какой, в самом деле, может быть от этого вред? Держи! Возьми этот, а я понесу другой. Должно быть, это была комната для гостей, и в ней никто не жил, когда… всё это случилось. Давай заглянем в ту, что напротив.

Та оказалась точь-в-точь такой же: кровать нетронута, мебель на месте. Ещё одна, по соседству, имела тот же вид. Затем они отважились заглянуть в более узкий коридор над тем местом, что, очевидно, было кухонным флигелем. По обеим сторонам располагались спальни, всего четыре, со скромной, простой обстановкой и узкими кроватями. Каждая комната имела растрёпанный, неухоженный вид.

– Полагаю, это, должно быть, комнаты прислуги, – заметила Синтия.

– Это первая твоя верная догадка! – добродушно парировала Джойс, окидывая взглядом окружение. – И все они ушли в страшной спешке, судя по тому, как всё разбросано. Интересно…

– Что? – нетерпеливо воскликнула Синтия, не выдержав долгой паузы.

– Да так, ничего особенного! Просто интересно, ушли ли они по своей воле или же их отпустили. Не могу сказать. Но кое-что я могу предположить довольно уверенно – они ушли сразу же после званого ужина и не остались ещё на одну ночь. А почему? Большинство их кроватей заправлены, а внизу они всё оставили в беспорядке. Но пошли дальше. Здесь не так уж интересно. Я хочу попасть в другой конец коридора. Там, я чувствую, нас ждёт нечто иное!

Они развернулись и пошли обратно, миновав комнаты прислуги и вновь пройдя мимо уже осмотренных спален.

На другой стороне главного холла они вошли в помещение, которое было не спальней, а, судя по всему, использовалось как гостиная и комната для рукоделия. Возле одного окна стоял старомодный рабочий столик. Два стула и ещё один стол были завалены тканями и одеждой на разных стадиях готовности. Раскрытая рабочая коробка хранила покрытые пылью катушки. Но и здесь не было ничего особенного, что привлекло бы их внимание, и Джойс потащила подругу через холл к другой, полуоткрытой двери.

Едва у них хватило времени осветить её бледными огоньками своих свечей, как они поняли, что находятся у самой сердцевины тайны. Это была ещё одна спальня, самая большая из виденных, и вид её разительно отличался от других. Высокая кровать с балдахином была взъерошена и смята, однако не так, как после ночного сна, а скорее так, будто кто-то повалился на неё, не раздеваясь, и беспокойно ворочался. На полу стояли два сундука, раскрытые и наполовину упакованные. В одном, судя по всему, лежало домашнее бельё, некогда изящное, тонкое и белое, а теперь пожелтевшее и покрытое многолетней пылью. Другой был доверху набит одеждой, женской, весь в оборках, кружевах и шёлках, а на полу рядом лежала большая кринолиновая юбка-обруч, сложившаяся. Ни одна из девушек не могла сходу догадаться, что это такое, эта странная конструкция из проволоки и тесьмы. Но Джойс подошла и подняла её, и та расправилась в её руках. Тогда они поняли.

– У меня есть идея! – воскликнула Джойс. – Мне её подсказала эта юбка-обруч, или кринолин, кажется, их так называли. Синтия, мы, должно быть, в комнате той самой прелестной дамы, чей портрет висит в библиотеке.

– С чего ты взяла? – спросила Синтия.

– Не знаю, просто подозреваю. Но, возможно, позже мы найдём что-то, что это подтвердит. – Она подняла свечу над одним из сундуков и заглянула внутрь. – Платья, шляпки, блузки, – перечисляла она. – О, как же все они странно и старомодно выглядят!

Вдруг с коротким победным возгласом она наклонилась и вытащила наполовину нарядное шёлковое платье.

– Гляди! Гляди! Что я тебе говорила! Вот же платье дамы с портрета, вот эта странная переливчатая ткань, эти огромные рукава, и бархат, нашитый забавным перекрёстным узором! Будешь теперь мне верить?

И правда, Синтия больше не могла сомневаться. Это было то самое платье, без всяких сомнений. Портрет, должно быть, написали, когда наряд был новым. Они чувствовали, что наконец-то сделали большой шаг в верном направлении, определив, что эта комната принадлежала прелестной даме с портрета внизу. Джойс так разволновалась, что едва сдержала ликующий возглас, и Синтия ненамного отставала от неё в своём воодушевлении. Но в комнате имелись и другие детали, требовавшие изучения.

В открытом камине виднелись следы сожжённых писем. Маленькие, наполовину обгоревшие клочки бумаги со слабыми следами письма всё ещё лежали разбросанными на очаге. На туалетном столике в беспорядке были разбросаны предметы туалета, и у самого зеркала стояла пара подсвечников. (Кстати говоря, во всём доме не было и следов свечей. Мыши, без сомнения, давно утащили все их остатки.) В углу стоял большой гардероб, открытые дверцы которого обнажали всё ещё висевшую на крючках одежду, в основном шерстяные платья, ныне превратившиеся в лохмотья от нашествия моли, мышей и времени. У кровати стояла пара изящных, на высоких каблуках, атласных туфелек, позабытых за долгие годы. Всё указывало на поспешное бегство, настолько поспешное, как заметила Джойс, что «дама, вероятно, решила в конце концов не брать с собой сундуки, а уехала, весьма вероятно, лишь с дорожной сумкой!»