Всем женщинам нравится это (+иллюстрации)

Эрли Моури

Всем женщинам нравится это (+иллюстрации)

Глава 1. Карась уходит на дно

Происходило что-то странное и, пожалуй, страшное. Никогда на Дачном не было такого ветра и таких волн! Вы можете представить двухметровые волны на нашем озере? Все-таки Дачное далеко не море. Самое скверное, что нас понесло! Понесло быстро, все дальше от берега в сторону Срединных островов, несмотря на то что я старательно работал веслами.

– Говорил, мотор надо ставить! – проворчал Карасев. Его сердитые слова почти не слышались в реве ветра.

Быть может, и надо мотор. Мне не хотелось возиться с установкой, и плыть к островам мы не собирались. Трехлошадный Golfstream так и остался лежать рядом с джипом под охраной Лорда. Кстати, Лорд – пес Глеба Карасева будто предчувствовал, что произойдет нечто такое, чему нет здравого объяснения. Задрав морду к небу, потемневшему от туч, он поскуливал, когда мы грузились в лодку. А когда отплывали, смотрел на нам в след такими печальными глазами, словно навсегда прощался. Если бы Глеб не прикрикнул на него, наверное, бросился за ними вплавь.

– Саня! Лодку! Лодку против волны держи! Перевернет к черту! – вцепившись одной рукой в сидение, другой в крепежную ленту орал Глеб, будто я без него не понимал, как надо.

Однако следовать бессмысленным указаниям Карасева, да и своему разумению не получалось: нас швыряло, вертело, точно мы попали в океанический шторм. «Тайга» стала совсем неуправляемой, и от моих стараний уже не было никакого толка. Злой, остервенелый ветер срывал с волн щедрые пригоршни воды. Они хлестко били в лицо, заливали лодку. Мой рюкзак, вещи Глеба, удочки и улов – четыре крупных карася и полуторакилограммового карпа – вынесло за борт. Удивительно как мы еще держались в лодке, которой как щепкой играла внезапно разыгравшаяся стихия. И это происходило на Дачном, относительно небольшом озере, шириной этак километров пять-шесть! Сильный ветер здесь иногда бывает, но таких волн не могло быть в принципе!

– Да что за херня! Дай я буду грести! – рассвирепел Карасев, недовольный моими стараниями.

Он привстал, отпуская крепежную ленту. Я хотел было заорать на него, осадить, но в этот момент лодку резко качнуло налетевшей волной, накренило, ставя на бок. Я не успел и слова выкрикнуть, как Карась вылетел за борт. Бросая весла, я схватился за веревку, тоже привстал, вертя головой, отплевываясь от бившей в лицо воды и вглядываясь зеленовато-темные волны. Глеба не было! Не было нигде!

– Карась! Карась, сука! – прокричал я, до боли сжимая резавший пальцы капроновый трос.

Карасева не было! Глеб хорошо плавал, но в этих, кипящих от ярости ветра водах, захлебнуться и утонуть проще простого. Ветер стал таким, что когда я открывал рот, у меня раздувались щеки. Не знаю, смерч это или какой-то необъяснимый природный пиздец.

Мысль о том, что Глеб утонул, стала столь тяжелой, что подкосились ноги. Я осел на залитое водой дно, рука безвольно скользнула по туго надутому борту. Глеб! Мой лучший друг с первых классов школы! Больше двадцати пяти лет вместе! В какой-то особо горький миг мне стало все равно, что будет дальше. Лодку начало вертеть с бешеной силой, колючий ветер норовил содрать с меня мокрую одежду. В ладонь вонзился рыболовный крючок – не знаю откуда он взялся. Сейчас я даже не думал его выдернуть. Через мгновенье дно лодки оказалось над моей головой. Беспощадно и жутко воды Дачного сомкнулись надо мной. Меня тянуло на дно, тело словно стало каменным.

Быть может, холодная вода отрезвила меня, вмиг смывая оцепенение, отчаянье после произошедшего с Глебом. Близость смерти придала сил. Мерно работая руками и ногами, стараясь не поддаваться панике, я устремился к поверхности. Открыл глаза, пытаясь найти взглядом «Тайгу». С нее должен был свисать трос, который я так неудачно выпустил из рук.

К моему изумлению, сквозь толщу воды пробивались лучи солнечного света. Этого никак не могло быть, ведь меньше минуты назад небо было затянуто тучами! Самыми черными тучами, которые мне доводилось видеть за всю жизнь! Трудно поверить, что за десяток-другой секунд тучи разошлись. И вода… вода уже не казалась такой холодной.

Не найдя взглядом лодку, я вынырнул. Жадно, со звериным хрипом вдохнул воздух. Он ворвался так волшебно, так мощно, что казалось треснут реберные кости. Кружилась голова, ломило в висках. Яркий солнечный свет слепил глаза. Ветра не было и в помине. Вокруг меня простиралась водная гладь, а над головой раскинулась сапфирово-синее небо. Клянусь, такого неба не бывает в Подмосковье! А если бывает, то только в редкие ясные дни сентября. Сейчас же был май.

Я повернулся, ища взглядом нашу лодку. И увидел ее. Перевернутая вверх дном красно-черная «Тайга» плавала от меня метрах в ста. Недалеко за ней поднимался берег. При чем вид его был такой, что… Я еще больше засомневался, что нахожусь на Дачном. Уж как-то слишком зелено там и деревья точно не березы с елями. В голову заползла бредовая мысль: то, с чем мы с Глебом столкнулись, было смерчем. Этаким, необычным, необъяснимым, фантастическим смерчем. И меня он куда-то унес. Здравый смысл такое принимать отказывался. Ну, какой нахрен смерч? Разве может он появиться всего за пять минут при вполне спокойной погоде? Даже если может и меня в самом деле унесло, то… Клянусь, это не Подмосковье. Не может быть в Подмосковье сейчас такой теплой воды! А если меня каким-то чудом унесло на юг, этак к Краснодару или в Крым, то смерч никак не может переместить меня на такое безумное расстояние и практически мгновенно!

В общем не складывались в моей голове исходные данные с реальностью, образовавшейся перед глазами. Даже если дать волю фантазии, все равно как-то не складывалось.

Выдернув крючок из ладони, окрашивая светлую воду кровью, я поплыл к лодке. Поплыл неторопливыми гребками, стараясь успокоиться, приберечь силы. Добраться без лодки к берегу, пожалуй, было проще, но не бросать же здесь нашу с Карасем «Тайгу» – служила она много и исправно. К тому же «Тайга» – единственное родное тело кроме моего собственного на многие километры вокруг, потому… Потому как я окончательно утвердился: это не Подмосковье. Будто в подтверждение моим соображением в воздухе послышался неприятный, шелестящий стрекот. Я повернулся голову налево и увидел летящую низко нал водой стрекозу. Если только можно назвать это чудовище стрекозой. Она была размером с крупную утку.

Вот эта встреча меня разволновала еще больше. Потому как я не идиот и понимаю: таких стрекоз как бы не бывает. Меня начали донимать совсем больные фантазии, но я отстранился от них и поплыл к «Тайге». Сейчас самое главное было выбраться на берег – все рассуждения потом. Еще несколько гребков, и мои пальцы дотянулись до туго накачанного борта нашего суденышка, вцепились в веревку.

Перевернуть лодку днищем вниз, при этом самому находясь в воде, мне было не по силам. И я воспользовался приемом, который однажды проделывал Глеб. Тот раз, когда по нашей дурости возле островов случился неприятный казус и мы перевернулись. Набрав воздуха, я поднырнул и выдернул весло из крепления. Затем подплыл с кормы, закинул весло на днище и кое-как вскарабкался сам. Стоя на одном колене, точно индеец на каноэ, я принялся грести к берегу.

Из головы не выходил Глеб Карасев. Глеб, сука! Ну как же так?! Я не мог поверить, что он утонул! Как-то не вязалось слово «смерть» с этим всегда жизнерадостным идиотом! Быть может все-таки выбрался и сидит там на берегу вместе со своим Лордом, оплакивает меня. А я здесь… Только хрен его знает, где это «здесь».

Стрекоза снова пролетела рядом, в этот раз ближе ко мне, неожиданно громко стрекоча радужными крыльями. Показалось, что меня обдало потоком воздуха. Нет, это точно не Подмосковье. И, пожалуй, не Россия. Куда же меня занесло? Боже, как мне будет не хватать Карася!

Через несколько минут нос «Тайги» зашуршал галькой. Я спрыгнул в воду, намотал на руку трос, оскользаясь, потянул лодку дальше на траву. Сразу же вспомнил о мобильнике. Он точно не выпал, поскольку хранился во внутреннем кармане куртки, но после моего глубокого заплыва вряд ли был работоспособен. Расстегнув молнию, я вытащил Сяоми, практически без надежды нажал боковую кнопку – в ответ из отверстий внизу закапала вода. Однако, прощаться с этой полезной штукой было рановато. Вот, к примеру, Паша Зубров, когда был с нами на рыбалке искупал свой мобильник, основательно так искупал – минут двадцать лежал в воде, пока нашли – и нечего, заработал на следующий день, когда феном просушили.

По-хорошему, мне следовало сейчас не тыкать кнопочки, а достать из мобильника аккумулятор и основательно просушить, но без отверток, увы, это сделать невозможно. Я просто положил свой многострадальный Сяоми на солнышке, сняв чехол. Рядом положил куртку, выложив из карманов все содержимое: бумажник с водительским удостоверением, домашние ключи, носовой платок и кусок наживки на карпа – какого хрена она в кармане! – складной нож. Вот нож, швейцарский и великолепным функционалом, на данный момент был моим главным достоянием – его я сразу убрал в карман мокрых джинсов. А куртку расстелил рядом с «Тайгой» – пусть сохнет. Можно было снять рубашку и джинсы – солнышко припекало почти как летом в Крыму – но я решил пока не оголяться, поскольку собирался обследовать близлежащие окрестности. Для этого мне пришлось бы пробираться через кусты, которые довольно плотной стеной вставали справа от меня.

Оставив вещи сохнуть, я поднялся вверх по пологому склону, взобрался на крошечный холмик, а дальше. Дальше я увидел нечто такое, что заставило меня обомлеть.

Отсюда, за высоким кустарником, было плохо видно то самое место, что приметил я между ветвями. Бросив взгляд на лодку и разложенные на просушку вещи, я поднялся еще выше, пробравшись в прореху в кустарнике. Теперь стало ясно, что зрение меня не подвело: дальше, в сотке шагов возвышались цветы похожие на ромашки и колокольчики, однако цветы необычные – они вымахали выше моего роста. Причем каждый цветок колокольчика был размером с два моих кулака, а ромашки с крупные подсолнухи и лепестки у них были не белые, а нежно-розовые. Огромные стрекозы, гигантские цветы…. Меня начали одолевать еще более беспокойные мысли. Все ли в порядке с моим собственным размером? Перспектива быть сожранным каким-нибудь колорадским жуком-гигантом или склеванным воробьем мне не улыбалась.

Однако, у меня под ногами ползали вполне себе нормальные муравьи и еще какие-то букашки. Вдали в синем небе кружили птицы, похожие на ласточек, и вряд ли они слишком отличались размером от привычных мне. Я не знаю, как все это объяснить. Разве что все происходящее вокруг какая-то непостижимая галлюцинация, но тогда следует признать, что наша с Глебом вылазка на рыбалку тоже галлюцинация. По крайней мере с того момента, как мы поймали последнего карася и началась эта неожиданная, чудовищная буря. Снова мои мысли вернулись к Глебу и снова кольнуло в сердце.

Прислушиваясь, наблюдая, я недолго походил возле цветов. Заинтересовали пчелы. Они здесь тоже были, занимались обычной пчелиной работая, подлетая к цветам, заползая в них, чтобы собрать нектар. Гудевшие басовито крупные пчелы, но не огромные. И бабочки здесь водились. Кстати, бабочки потрясающие: крылья размером с мои ладони, многоцветные, яркие, прямо-таки сказочные.

Меня насторожил шорох в траве. Здесь она была повыше, чем на берегу, и сложно судить, какое существо скрывалось в ней. Шорох негромкий, не слишком пугающий. Я сделал несколько шагов, осторожно раздвинул траву и увидел существо, похожее на суслика. Быть может даже обычного суслика. Он смотрел на меня бусинками черных глаз с любопытством, не испытывая ни капли страха. Затем пискнул и скрылся в густой траве.

Прежде чем выработать план действий на ближайшее время, я решил вернуться к лодке. Она и сохнувшие возле нее вещи теперь представляли особую ценность. Да, кстати, крючок с обрывком лески, который я выдернул из своей ладони: он тоже мог оказаться огромной ценностью. Зря я выкинул его. Ведь в этом озере вполне может быть рыба. В моем положении рыбалка – самый простой способ добычи еды. Не на сусликов же охотится. У меня имелись подозрения, что места эти не слишком обитаемые, и вряд ли я здесь в ближайшее время повстречаю человека. Если вообще когда-нибудь повстречаю.

Вот с последним я очень сильно ошибся. У начала спуска к озеру послышались шаги. Поначалу будто какой-то шорох, но потом вполне ясные шаги. Хрустела береговая галька под чьими-то ногами. И в пору было бы мне поспешить, спрятаться за кустами. Нет, я далеко не трус, но при моих обстоятельствах куда разумнее занимать позицию неприметного наблюдателя.

Я обернулся, попятился к зарослям кизила. Кстати, видом вполне обычного кизила, который я ни раз собирал за дачами у родителей. Осторожно, стараясь не выдать себя шорохами, попятился и замер. В разрыве листвы я увидел бордовую в клетку рубашку Карасева! Да, именно его рубашку Глеба! Хотя в лодке он был в серой ветровке, логично предположить, что Карась мокрую ветровку снял.

Еще миг и я окончательно убедился, что парень в клетчатой рубашке Глеб. Я чуть не заорал от радости! Она нахлынула теплой волной, иголочками пошла по всему телу! Ну, конечно, Карась не может утонуть! Карась не может просто так исчезнуть из моей жизни!

– Эй, ты, чертяка! – крикнул я, сдерживая хохот, рвущийся из груди.

А вот Карась в отличие от меня заорал! Заорал точно умалишенный и ломанулся через кусты. Ко мне, разумеется.

Обнялись, встретившись на середине поляны! Обнялись так крепко, что едва устояли на ногах.

– Это пиздец! Это пиздец, Саня! – приговаривал он, ощупывая меня, словно не веря в мою достоверность.

– Как же ты?! Как тебя снесло, утянуло, я готов был следом прыгать! – вырвалось из меня. – Но думаю, если я с лодки, то тогда уже нас двоих никто не спасет. В такую бурю сами же на «Тайгу» не залезем, только ее потеряем и сами уйдем на дно!

– Дурак был бы, если бы прыгнул! Это все равно как если б один с балкона свалился, прыгать за ним следом! – пальцы Глеба чуть не разорвали мой рукав.

– И представляешь, минуты не прошло, как «Тайгу» нахрен перевернуло! – продолжил я. – Думал, все, пиздец! С жизнью вмиг прощался! А вынырнул: тишь да гладь, солнышко светит, на воде волны вообще нет! Такое же не бывает! В принципе быть не может, но есть!

– Да я то же самое! В воду ушел, пытаюсь всплыть. Всплыло, а тут, – он простер руки к озеру. Потом повернулся, указал на лодку. – «Тайга» наша – это большое дело! Шмоток моих не осталось? И рюкзак все, да?

– При тебе еще унесло, – напомнил я, направляясь к лодке.

– Да помню я, помню. Это так, на всякий случай спросил. Ведь оно видишь как: унесло, но могло же назад принести, – отозвался Карась, закинув на плечо мокрую ветровку.

Глеб иногда тупит. Иногда сильно тупит и от этого бывает весело, но иной раз совсем не весело.

– Я тебе, сейчас кое-чего скажу, только ты сначала присядь, – продолжил он, подходя к лодке.

Я обернулся, гадая, чем он мне собирается удивить. Вообще, после случившегося, удивить меня было крайне сложно.

– Присядь, Шуруп! – настоял он. – Я ж о тебе пекусь. А то сейчас шлепнешься, головушкой, нянькайся потом с тобой.

Прозвище – Шуруп пришло ко мне еще в детстве от отца. Я в карманах часто носил гайки, винтики и всякие части от конструктора, ну и отец прозвал меня сначала Винтиком. Была такая сказка про Незнайку и его друзей, среди которых заметное место занимал некий Винтик и Шпунтик. Вот и я стал как бы Винтиком. Одноклассники прозвище, данное отцом, переврали на свой манер и начали величать меня Шурупом. Я не возражал, даже малость гордился, потому как любил возиться с железками и мастерить всякое. А Винт или Шуруп для прозвища не слишком велика разница.

Чтобы не расстраивать Карасева я все же присел на нос «Тайги» и с любопытством уставился на него:

– Ну, вещай свое сногсшибательное

Глава 2. На поляне Ланиты не скучно

– Ну? – поторопил я его, опасаясь, что Глеб никогда не родит новость, которую опасно слушать стоя.

– Сань, если кратко, то… – он умел играть на нервах: выдержал гроссмейстерскую паузу и с трагической важностью произнес: – Мы в глубокой жопе.

– Жопе? – меня начал пробирать смех, я схватился за живот, затрясся, «Тайга» тоже задергалась подо мной от веселья. В самом деле я мог бы упасть. Как же мудр был Карась, что заставил меня не слушать эту потрясающую новость стоя! – Жопе, да? – переспросил я. – А чего тут так зелено? Птички поют, слышишь?

Откуда-то сверху, с той самой стороны, где я прогуливался возле огромных колокольчиков, доносились трели птиц, которых я прежде не слышал.

– Ты дебил? В жопе – это аллегория или как там это называется. Шуруп, не валяй дурака. Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Давай по-серьезному. Шутки сейчас бодро идут нахер. Решим насущные проблемы, тогда повеселимся, – с суровым видом Карасев достал из кармана куртки пачку «Парламента». Даже открыл ее, искоса поглядывая на меня. Лишь когда начал вытягивать сигарету и у той оторвался фильтр, спохватился, что сигаретки мокрые. Выругался и окончательно утвердился: – Да, мы в жопе! Зеленой, с птичками, цветами и прочей хренью! Я даже покурить не могу, блять! И это не смешно! В общем так, если до тебя мои аллегории не доходят, тогда тяжелая конкретика: это не Земля, Сань. Это другая планета. И мы – попаданцы. Вникаешь? Самые настоящие попаданцы – как в книгах Андрея Круза или этого, Эрли Моури. Не смотри так, Шуруп, я не свихнулся. Нормально у меня с головой. Именно поэтому я могу делать такие непростые выводы.

– Да я особо не спорю. Уж это точно не Дачное, – я бросил взгляд на озеро, игравшее рядом солнечными бликами, и начал расстегивать рубашку. Давно ее следовало снять, разложить на просушку. – Все это точно не Подмосковье и не Россия, – продолжил я. – Как бы у самого глаза есть и сображалка работает. Давай так, Глеб, если по-серьезному: ты чего здесь такого видел, что делаешь подобные выводы? Спрашиваю без подковырки.

– Дохрена чего видел. Эти растения, лес там дальше с большими деревьями, даже не большими, а огромными – все это не наше, Сань. Оно как бы похоже, но лишь похоже. Понимаешь? Вот, к примеру, гриб у ручья видел. Выглядит как обычный мухомор: шляпка красная в белый горошек, весь такой… – он на миг замялся, – идеальный, что ли: цвет яркий, шляпка глянцевая, белые пятнышки ровные. Образцовый мухомор. И все бы хорошо, только он мне почти по пояс. А ранее, как только выплыл, на берег выбрался, смотрю, лягушка сидит. Здоровая такая, размером с небольшой арбузик. Зеленая с желтыми пятнышками, глаза на выкате, синие. Невинные глазки, как у моей Лизы.

– Если как у твоей Лизы, то только с виду невинные, – съязвил я.

– Да, только с виду, – согласился Карась, присев на корточки напротив меня. – Так вот, я ближе к ней подхожу и говорю ради забавы: «Чего ты тут сидишь, сучка этакая?». Она на меня посмотрела как-то нехорошо, точно на комара, пасть приоткрыла, словно усмехаясь, а там зубки. Вникаешь? Зубки! Ведь не бывает у лягушек зубов! Если такая огромная прыгучая тварь водится где-нибудь в Африке или Южной Америке, то точно не зубатая. Я не ботаник и не зоолог… Или кто там этими глупостями заведует? Но на своем образовательном уровне это вполне понимаю.

– Согласен. Здесь что-то очень не так. Мне тоже кое-что довелось повидать. Там выше, – я кивнул вверх по склону. – Цветы растут типа ромашек и колокольчиков. Так вот они метра два-три вымахали. Это как бы не совсем по-земному. Есть еще версия, что мы каким-то образом очутились где-то в Южной Америке и поэтому здесь все так…

– Какой к ебеням Америке?! Идем, покажу кое-что. Такое, что мысли о всякой Америке у тебя сразу из головы вытряхнет. Идем, здесь недалеко! – он встал, поманил за собой.

– Ну в Америке, это я сказал тоже так, образно, – оправдался я, вставая. – Мол, на Земле мы, но в непривычных для нашего разумения местах. Был еще вариант, что это галлюцинация…

– Шуруп… – Карасев с укоризной посмотрел на меня. – Ты же со школы считался умником. Вот что ты сейчас несешь?

Да, я был не прав. Сам понимал, что несу откровенную ерунду и с Южной Америкой, и с галлюцинациями. Наверное, у Карася было побольше то ли смелости, то ли наглости, чтобы признать без лишних умственных церемоний, что мы – попаданцы, и перед нами сейчас совершенно неведомый мир. Мир, который не описан ни в одной книге.

– Далеко еще? – спросил я, следуя за Карасем в обход зарослей по склону.

– Еще немного. Очкуешь, что «Тайгу» и шмотки твои утянут? Не утянут. А место, куда мы идем, прямо-таки божественное. Сюда давай, – он свернул к ручью и направился вдоль русла вверх.

Шагов через триста мы вышли на небольшую поляну, с трех сторон ограниченную высокими цветущими кустами. Цветы на их пышных ветвях были крупные, источавшие приятные ароматы. Однако вовсе не цветы привлекли мое внимание, а возвышавшаяся посреди поляны статуя. Нефритовое изваяние миловидной девушки. Ее задумчивое лицо казалось во истину божественным; зеленые глаза пронзительными; изящную фигуру облегала необычная одежда, почти не закрывавшая тело и высеченная из камня с таким мастерством, что вот-вот шевельнется от легкого дуновения ветерка. У ног этой каменной богини в продолговатой выемке лежали увядшие цветы и что-то похожее на лесные орехи, горстка засохших ягод.

– Хороша девица, но слишком большая. Мысль улавливаешь? – Карась прищурился.

Я промолчал, позволяя ему развивать эти соображения дальше. Наклонился, зачерпнув в пригоршню немного воды из родника, бившего справа от постамента статуи.

– Ты чего, Сань? Проняло тебя, да? – Карасев несильно толкнул меня в бок.

– Да. Неожиданно как-то, – признал я. – Глубоко проняло. Сделана так, будто она живая. Такое ощущение, словно сейчас шевельнется и заговорит. Крайне полезная находка, Глеб. Здесь напрашивается два важных вывода: в этом мире живут люди, люди очень искусные в таком вот искусстве, и это место не так далеко от людского поселения. Цветы, орешки, ягоды эти, – я наклонился, внимательнее разглядывая все, что лежало в продолговатом углублении, – наверное, это что-то вроде подношения и почитают как богиню.

– Капитан Очевидность, – хмыкнул Глеб, сунул руку в карман и достал что-то, потом достал что-то из другого кармана. – Ну-ка смотри сюда и охреневай.

Я сделал, как он сказал – охренел. И было с чего: в его ладони засияла увесистая горстка самоцветов. Я не специалист по вопросам дорогих камешков, но передо мной явно были не стекляшки, а штуковины очень похожие на крупные бериллы и рубины. Были еще какие-то синеватые с золотистыми прожилками. Некоторые камни носили следы шлифовки, другие были большей частью матовые, необработанные.

– Все это здесь прихватил. Рядом с орешками и этим гербарием, – он указал взглядом на засохшие цветы у ног статуи. – Теперь можно сделать еще несколько полезных выводов. Кстати, глаза у нее, наверное, из изумрудов. Может залезть как-то выколупать? Нож, надеюсь, ты не потерял?

– Глеб, не надо этого делать! – решительно предостерег я. – Во-первых, воровство и грабеж – не наш промысел. Вообще, что на тебя нашло? Во-вторых, включи голову. Пойми, на этом ты точно не разбогатеешь. Давай смотреть правде в глаза: назад, в наш мир мы, может, не вернемся никогда. А в этом, если такие камешки лежат просто так, вместе ягодами и орехами, то их ценность не слишком велика. Из-за твоего разбоя мы отгребем больше проблем, чем выгоды.

– Ладно, убедил. Камешки просто припрячу. По крайней мере пока. И каменную бабенку лишать изумрудного зрения тоже не посмею. Убедил – не гуманно это. А она хороша, – Карасев вскарабкался на постамент. – Реально, как живая, сучка. Ох, как бы я хотел с такой познакомиться! Да так, чтобы поближе! Совсем близко! – глаза Карася расширились и хищно сверкнули.

Хотя Глеб был женат, хранить верность Лизе у него как-то не получалось. Причем в его бесконечных грехах Лиза почему-то обвиняла меня. Дважды она ездила с нами на рыбалку с ночевкой. Причем присоединялась неожиданно в самый последний момент, подозревая, что собираемся вовсе не на рыбалку. Карась тогда настоял, чтобы мы поехали не на Дачное, а к прудам возле Лыково – там комаров побольше. Вот после этого у жены Карасева пропало всякое желание сопровождать нас к рыбным местам.

– Ну ты сволочь, я все Лизе расскажу! – шутя пригрозил я. Вообще, «расскажу Лизе» стало между нами этаким приколом, можно сказать мемом для использования в узком кругу. – Слезай, давай, хватит ее лапать, – я потянул его за ногу и, становясь серьезным, добавил. – В это место должна вести хотя бы какая-нибудь тропа. На мой взгляд, оно слишком значимое, чтобы оставаться в стороне от дорог и сколь-нибудь заметных тропинок.