Казни египетские. Дело Морозова

Наталья Гайс

Казни египетские. Дело Морозова

Глава 1. Вечерний сеанс

Осень в наших местах пахнет, как и везде: опавшей листвой. А еще дымом топящихся углем печей. Народ постепенно перебирается в дома, пустеют дворы и улицы, но все чаще слышится музыка посиделок по хатам, запах праздников и нет-нет, да потянет откуда-то самогоном.

Сейчас как раз наступила такая пора – ноябрь, поздняя осень, огороды убраны, подвалы заполнены купоркой, овощами, запасами и можно подумать о душе.

Антон Валерьянович Морозов уже восьмой год служил участковым в этом поселке. Как вернулся с фронта в сорок пятом в родные места, так и затянула его новая работа и местный уклад. Там, на войне, самой важной и насущной мечтой помимо победы стала мечта просто вернуться домой. Ни деньги, ни высокие должности, ни большие города. Просто домой. Туда, где с детства все запахи знакомы, где все односельчане – это большая семья, в которой ты рос, плохие они, или замечательные. Они тебе дороги и за них, за тот далекий, укромный уголок мира ты готов сражаться до последних сил. Лишь бы еще хоть разок увидеть их простые, родные лица, послушать их задушевный байки, услышать их песни, вдохнуть тот воздух.

Вот и вдыхал, и следил за порядком, безопасностью и был счастлив. Сегодняшний же воздух его насторожил. Ядреная сивуха разлилась по осеннему вечеру, смущая милицейскую добропорядочность Морозова.

– Вот черт их разберет, где гонят! – выругался он в сердцах, остановив свой милицейский мотоцикл между Степной и Садовой. – Кажись, с Садовой тянет.

Морозов свернул налево и медленно поехал вдоль длинной стороны поселка. Нехорошо в окна заглядывать, но, что поделать – такая работа. Внимательно принюхиваясь и всматриваясь, вычислить очаг преступного самогоноварения Антон Валерьянович все же смог. Гнала самогонку Брагина баба Даша – щупленькая такая, улыбчивая пенсионерка. Проживала одна, работы по хозяйству много, а помочь некому.

– Я ж не для себя, Антон Валерьянович, – вытирая руки о цветастый фартук, виновато оправдывалась женщина, – ото ж можа поможет кто по хозяйству когда, так мне и будет чем отблагодарить. Я ж немного.

– Я вижу. Три четверти уже нагнали, баба Даша! Прекращайте, а то на исправительные работы вас отправлю.

– Да господь с тобой, Антоша! Я ж тебя с детства знаю. Ну неужто отправишь?

Женщина горестно приложила ладонь к щеке и запричитала на все лады.

– Заканчивайте и сворачивайте это дело! – Антон резко рубанул рукой воздух. – Не то и себя, и меня под статью подведете. На этот раз прощу, но станете еще безобразничать – не взыщите!

– Ой, спасибо, родненький ты мой! – женщина снова заулыбалась, озорно прищуривая свои голубые, молодые еще глаза. – Может первачку?

– Да что вы… Баба Даша! Милиционеру самогонку предлагаете!

– Ну а что? Шо ж ты не человек разве?

– Не уважаю я это дело, Дарья Тимофеевна и вам не советую! Все, откланиваюсь! Всего хорошего!

Антон выехал на дорогу и направил мотоцикл к клубу, где только что должен был закончиться вечерний сеанс. Так как клуб располагался чуть ниже всего поселка, то люди всегда долго поднимались по тропинке.

Но что-то очень суетливо в этот раз поднимались. Кто-то рыдал, раздавались охи-ахи и что-то неспокойное почудилось участковому, заставив его остановиться у спуска.

К нему тут же подбежали люди и затараторили наперебой о том, что хотели уже идти в гараж звонить в милицию, а тут и он как раз.

– Что случилось? – милицейская его чуйка беспокойно заметалась. Слишком перепуганы были люди.

– Так ведь Соня там… – раздался из толпы дрожащий женский голос.

– Соня? Какая Соня и что с ней?

– Грязнова, – грубо бросил голос мужской. – Мертвая она, а телефон в клубе не работает.

– Мертвая? Вы уверены? Что? Несчастный случай? Плохо стало? Что с ней?!

– Мы не знаем, – понуро заговорила темноволосая женщина в деловом костюме, – девушки в уборную пошли, а она там… на дубе, что неподалеку.

– Так, кто-нибудь, со мной! Покажите. А остальные в гараж – вызывать скорую!

Вихрастый парень в темно-сером пальто шустро запрыгнул в люльку и Морозов дал газу под бугор.

Из-за тумана вокруг казалось светлее, но видимость была плохая, а потому когда марево расступилось, взору участкового предстал вечерний пейзаж: дуб, кусты жимолости и старая скамья. И это все. Никакой висящей девушки он не обнаружил.

– Вот те раз! И где же тело?

– Так только что… здесь, – молодой человек растерянно развел руками и ринулся осматривать кусты, – она весела здесь! Вниз головой.

– Может показалось вам?

– Как показалось? Всем?! И я вас уверяю, что это была Соня и цвета она была жуткого.

– Какого-такого цвета?

– Да синего. Я немного покойников видел, но такого цвета не встречал.

– Что ж вы подле тела не оставили никого?

– Оставили! – Василия, словно осенило. – Степана Яцуценко и деда Филиппа.

– Ну так значит они тело и похитили. Они сами назвались здесь остаться?

– Дед Филипп назвался, а Степан с ним просто остался и все.

– Ясно… Ты бы, Вася, здесь меньше топтал. – Морозов достал из кармана кителя квадратный, новенький фонарик и осветил им ветви сурового, старого дуба. Что-то он там определенно нашел. – Пойди-ка, там, в люльке, принеси веревку. Будем это место ограждать.

– Так ведь нет трупа.

– Иди, говорю! Есть… кое-что.

Глава 2. Наказание кровью

Утро обещало быть хлопотным. День в поселке начался с тайн и трагедий. Девушка пропала, одиннадцать человек видели ее мертвой, а на ветке дуба Морозов обнаружил редкую, русую прядь волос. Соня Грязнова была светло-русой, сероглазой, с высоким голосом и сросшимися над переносицей темными бровями. Почти как у Морозова.

Буянов Филипп Николаевич шестидесяти семи лет и Яцуценко Степан Сергеевич двадцать пяти лет тоже сгинули в никуда. А потому были объявлены в розыск в первую очередь как главные подозреваемые.

Следователь Евграфов Юрий Валентинович, человек дотошный и молодой, прибыл на происшествие сразу же. Его манера осмотра места преступления сильно отличалась от обычной. Он все время принюхивался, вынюхивая что-то в прямом смысле этого слова. Место снабдили фонарями насколько смогли, но толку в этом было немного. Девушку обнаружить не удалось. Криминалист Андрей Андреевич аккуратно снял волосы с ветки, пофотографировал следы, которых было здесь не мало и тоже к чему-то принюхался.

– Чувствуешь? – тут же заметив странность в его поведении, спросил Евграфов. – Тухлыми яйцами откуда-то несет.

– Сера, полагаю, – задумчиво ответил Андрей Андреевич, снова понюхав сумерки перед собой. – Оттуда несет, – он кивнул в сторону балки. – Надо идти.

Да трех часов ночи оперативная группа по крупицам обследовала дубовую балку и протекавший через бугристое ее нутро широкий ручей.

Вблизи балки запах стал резче – добавилась сырость и ржавчина. Источником зловония оказался ручей, цвет которого был отчего-то бурым.

– Андрей, зачерпни на анализ, – приказал Евграфов, задумчиво надув свои красиво очерченные, пухлые губы. – Если это не органика, то химия. Откуда, интересно? Кто мог слить? Это ж надо… Утром звони в райком. Пусть разбираются…

Однако наутро ситуация сильно ухудшилась. Из нескольких близлежащих поселков понеслись жалобы и слухи о грязной, зловонной воде не только в водоемах, но и в лужах, и даже из водопровода.

То была истинная правда. Антон Валерьянович Морозов, повернув в шесть утра кран на кухне, чтобы набрать в чайник воды, отдернул руку, как от кипятка. Вода из-под крана полилась темно-красная, маслянистая, вонючая. И это не та вода, которую надо сливать после ремонта – ржавая, постепенно очищающаяся. Это вообще на воду не походило. Антон осторожно подставил руку и понюхал красное вещество на своих пальцах. Запах что-то напоминал. Тогда он осторожно лизнул палец и тут же сплюнул. Кровь!

– Не может быть! Что это?!

Морозов побежал в ванную и открыл кран там. Кровь! Тогда он ринулся во двор – к уличной колонке. Картина повторилась.

Он было подумал, что спит, потом решил, что в водоочистительную систему что-то попало непотребное. Потом пошел к соседям. Сонный сосед, почесывая пузо, встретил Антона сурово.

– Хорошо, что пришел, – заявил он с порога, – у нас в кране ерунда какая-то.

– У вас тоже кровь?!

– Кровь?! – сосед после такого заявления проснулся окончательно. – Откуда?!

Откуда поселки заливало кровью – выяснить так и не удалось. На очистительных сооружениях все оказалось в порядке. Ничего постороннего там не обнаружили. Но и источников такой кровопотери тоже нигде не предполагалось.

Радиус распространения кровавой жидкости составлял километров тридцать, а потому из обкома поступил приказ воду или как ее теперь можно было назвать, перекрыть, водоемы оцепить, вызвать из Москвы комиссию и подвергнуть загадочную жидкость тщательному анализу.

Паника поднялась нешуточная, люди говорили о конце света, несколько семей уехали к родственникам, власти приняли решение продержаться до конца дня, а наутро эвакуировать людей из залитых кровью местностей.

Про Соню Грязнову все забыли, так как запасов чистой воды не осталось и наступили первые страшные симптомы жажды. Вода вся превратилась в кровь. Пить можно было только молоко. Каждый второй заговорил о колдовстве, каждый пятый об иностранной диверсии. Второе казалось тревожнее, так как предполагало стать началом войны, о которой и вспоминать-то было страшно после той, недавно окончившейся, выкосившей полмира.

Морозов за весь день не присел ни разу. Он посетил каждый дом, дабы убедиться, что людям есть, чем утолить жажду и они не голодны. Ведь варить ничего не выходило. Разве что в молоке. Все, что где-то было водой, стало кровью. Словно за одну только ночь кто-то взял и внес корректировки в бытие. Только вот бытие это касалось нескольких поселков. Возможно в этом и крылась загадка происходящего, но разгадать ее не представлялось пока возможным.

* * *

Серафима Грязнова полдня просидела в милиции, ожидая хоть каких-то известий о пропавшей дочери. Следователя на месте не было. Видимо искал Соню. Этим себя Серафима и успокаивала, изучив все трещинки в старом паркетном полу, все звуки, запомнив всех ходивших туда-сюда сотрудников отделения, привыкнув ко всем специфическим запахам милиции и почти полюбив этих хороших, как ей казалось, людей, от которых зависит жизнь ее единственной дочери.

Когда причина коридорной суеты стала ей более-менее понятна, на душе у Серафимы стало горько и уныло. Она поняла, что дочерью ее никто не занимается. Все поглощены проблемами воды.

К вечеру Серафима снова постучала в кабинет начальника отделения, но на месте его не оказалось. И когда это она его пропустила? Наверное, когда в уборную отлучалась. Следователь Евграфов тоже не вернулся и Серафиму посетила гениальная, на ее взгляд, мысль. А не пойти ли ей к участковому? Хороший ведь у них участковый. Отзывчивый, участливый и жертвовать умеет, и образованный. Может он ей чем и поможет? Хоть и наговорили ей про него на днях всяких глупостей, но вот заодно она его и спросит.

В десятом часу вечера, когда Антон Валерьянович Морозов наконец-то вернулся домой, снял сапоги и, с горечью вспомнив, что воды нет и помыться не получится, побрел к холодильнику за единственным возможным ужином – молоком. Можно конечно яичницу пожарить. Благо жажду есть чем утолять. Молока у него еще полторы четверти.

И как только он пригубил кружку с холодным, таким желанным напитком, в дверь постучали. Антон все же сделал пару глотков и нехотя побрел открывать. Тело ныло от усталости, час поздний и кого там принесло?

На пороге стояла промокшая до нитки Серафима. Зачем пришла, он понял сразу.

– Храни бог, Антон Валерьяныч! Ты прости уж за беспокойство.

– Проходи, Серафима, чего мокнуть-то! – по-доброму пригласил Морозов женщину, боль которой была ему понятна.

Серафима вошла в коридор своими окровавленными сапогами, затоптав рудой грязью все половики.

– Благодарствую!

– Дождь пошел, что ли? – растерянно глядя на ее сапоги, отрешенно произнес Морозов и вдруг оживился. – А как же это тебя кровью не залило? – Он снова распахнул дверь и протянул под дождь руку. Капли падали чистые, прозрачные, благостные. Антон жадно слизнул их с ладони и засмеялся. – Так это же многое меняет! Но как же… – Он оценил темно багровый цвет луж во дворе и радость улетучилась. – Значит лишь на земле кровью становятся. Что же это за феномен такой?

– Конец света, – обреченно произнесла Серафима и быстро перекрестилась.

– Глупости говоришь! Всему есть объяснение! С неба же не идет кровь! Вот тебе и причина. Она в земле.

– Скажете тоже… Была б то краска, али кислота какая, а то кровь…

Антон поспешил на кухню и взял со стола пустую металлическую миску.

– Ничего! Выясним, что это за кровь! – Он подставил миску под дождь и когда набралось немного воды, долго и внимательно на нее смотрел. Вода как вода. Антон залпом опрокинул миску и снова подставил под пресноватые крупные капли. – А ты что пришла-то, Серафима?

– Так ведь Сонька моя так и не нашлась, – женщина обиженно шмыгнула маленьким, чуть вздернутым носом и небрежно утерла ладонью не то слезы, не то сбежавшие с мокрого, желтого платка, капли.

Антон занес в дом полную миску воды, поставил ее на кухонный стол и пошел одеваться.

– Надо проехать по поселку и сказать всем, чтобы собирали дождевую воду. Ее может надолго хватить. Дай бог, дождь и завтра не прекратится. – Он вдруг вспомнил что и испуганно посмотрел на Серафиму. – Ты может пить хочешь?!

– Хочу, Антон Валерьяныч! Весь день росинки во рту не было.

– Сейчас! – обрадовался Морозов и снова побежал на кухню. – Вот те раз… – раздалось оттуда. – Как же это? А ну-ка снова!

Морозов пробежал мимо Серафимы с полной крови миской и выплеснул ее содержимое за порог.

– Что, кровь? – тоскливо бросила ему Серафима.

– Щас, погоди. – Морозов опять спешно прошагал на кухню, а Серафима устало опустилась на черно-кожаную, продавленную от времени, банкетку. – Сейчас наберем. – Участковый вернулся с чистой миской и снова набрав воды, протянул измученной жаждой и горем женщине. – Пей, Серафима! Пей и поедем!

Серафима жадно прильнула к миске и освежающая, прохладная жидкость живительно потекла по всему ее нутру, тут же придав ясности и уверенности.

– Благодарю, Антон Валерьянович! – Женщина вытерла губы и заправила выбившуюся рыжеватую прядь волос под платок. – А куда поедем-то?

– Ну так по домам же поедем! Если ты готова конечно мне помочь. – Он вдруг как-то осекся и сник. До того ли ей сейчас? – Я отвезу тебя домой. А завтра с утра займусь поисками Сони.

– А тот же как? – Сразу оживилась Серафима.

– Кто тот?

– Ну тот… следователь. Он же ищет.

– Ну вот мы вместе с ним и будем искать, – с легкостью соврал участковый.

Серафима глубоко и облегченно вздохнула.

– Ну если ты, товарищ Морозов, то я спокойна.

– Я, я. Я буду искать твою Соню. Поехали?

Глава 3. Варя

На следующий день по всем охваченным бедствием поселкам была направлена комиссия с подробной инструкцией о том, как запастись дождевой водой. Дождь, слава погоде, пока не прекращался. Однако инструкция помогла мало, так как вода не превращалась в кровь лишь соприкасаясь с живым существом. Можно держать ее в руках, можно навьючить емкостями с водой животных, но стоит ее поставить на неодушевленную поверхность, как она тут же становилась кровью.

К обеду дождь прекратился и кто из жителей смог обеспечить себя водой, было не ясно. Однако многие махнули на это рукой и разъехались кто куда, оставляя, возможно навсегда, проклятые кем-то места.

Морозов, как и обещал, занялся поисками Сони. Ни к какому следователю Евграфову он, конечно же, не пошел, зная наверняка, что в сложившейся ситуации милиция поисками заниматься не станет.

Антон изучил место вокруг дуба досконально. Вооружившись старой, отцовской лупой, сантиметр за сантиметром, практически перебрав землю, камни и жухлую траву, он исследовал не только островок предполагаемого убийства Сони Грязновой, но и не малый диаметр вокруг этого места. Найдено им было, в итоге, восемь потенциальных улик, назначение и историю которых оставалось выяснить. Каждый найденный предмет он аккуратно помещал в отдельный конверт. Новенькая гайка, белая капроновая нитка, окурок от импортной сигареты, немного погнутый значок ГТО, приятно пахнущий осколок какой-то бежевой смолы величиной с абрикосовую косточку, обертка от карамельки «раковые шейки», ржавый гвоздь и винная пластиковая пробка.

– Да уж, – усмехнулся Морозов, окинув взглядом найденные им вещицы уже дома, в спокойной обстановке, – драгоценности любого мальчишеского кармана.

Ну, гайка, к примеру, может быть от мотоцикла, мопеда, велосипеда. В одном только Чичерино мотоциклов пятнадцать наберется, а велосипедов и того больше. Столько подозреваемых – это серьезно. Ну что же – значит обойдем всех.

Улика вторая – окурок от сигареты Chesterfield. Так и написано вокруг фильтра, а над надписью изображение короны. Сигарета выкурена наполовину. Баловство… Значит у него их много. Иностранец? Он здесь только один. Был как-то. Еще летом. Сигареты мог кому-нибудь подарить. А вот кому? Тому, к кому приезжал или просто по дружбе? А может женщине? Он гостил у Гниловых всего три дня. Помимо них, часто общался с Галиной Ковалевой, что стало поводом для шуток.

Антон выписал на листик список новых задач: первое – проверить все мопеды, велосипеды, мотоциклы. Второе – побеседовать с Гниловыми и Галиной. Дальше осколок смолы. Антон чиркнул спичкой и поджег его прямо на цветастом, голубеньком блюдце, на которое обычно водружал бутерброд. Осколок задымился приятным, словно женские духи, ароматом.

– Ладан кажется, – произнес Морозов вслух и тут его мысли разбежались в разные стороны. – Поп, что ли, здесь был? Или прихожане? Так в церковь у нас только старушки ходят. Что делать здесь старушкам и для чего носить с собой ладан?

Морозов судорожно вздохнул и написал следующую задачу: опросить посещающих церковь старушек.

Улика следующая: ниточка капроновая. Ну, вроде как капроновая. На ее счет у Морозова были другие планы, которые он приберег до вечера. А вот конфетный фантик – это задача сложная. Конфеты употребляет большинство. Обертка свежая, даже дождь ее не потрепал. Остается лишь расспросить в магазине, кто на этой неделе покупал «раковые шейки». Хотя преступника, если это был именно он, могли и угостить.

«Гвоздь ржавый, сотка, погнутый, но обтертый. Значит использовался», – написал Антон в блокноте и порылся в своих соображениях. Тут уж только отпечатки, которые мог смыть дождь.

– Надеюсь, хоть что-то осталось, – успокоил себя Морозов и записал в блокнот визит в Каменск, к старому знакомому отца – бывшему криминалисту.

Значок ГТО казался ему самой существенной уликой, так как это же награда, отличие, память. Таким просто так не разбрасываются. И хозяин значка наверняка переживает его пропажу. Его в любом случае следует вернуть, но прежде выяснить, кто в поселке сдавал нормативы.

Оставалась винная пробка. Хотя заткнуть ей можно было все, что угодно. Как бы понять, что ей затыкали? Надо подумать.

Антон отложил записи в сторону, надел коричневую кожаную куртку, так как под вечер стало холодать и поехал в магазин – купить что-нибудь к чаю. Хотя какой, к чертям, чай? Воды-то нет. Будем пить горячее молоко. Или какао.

В магазине горел свет и работало радио.

«Хвастать, милая, не ста-а-ну…», – услышал Морозов еще на улице и удивленно повел бровью.

Внутри однако никого не было, пахло шипром, жареной колбасой и новой кожей. Справа, на прилавке была выложена куча разноцветных отрезов ткани и стояли две пары хромовых сапог. Рядом раскрытая книга учета, карандаш и очки.

– Илья Германович! – позвал участковый и в дали, за шторками, что-то затарахтело. – Ну где ты там? Все хозяйство разбросал. Ну, а коли украдут?

– Иду-иду! – Что-то снова громыхнуло и из подсобки в магазин вошел пучеглазый, взволнованный брюнет в синей рубашке и бухгалтерских нарукавниках по локоть. – Переучет у меня тут, Антон Валерьянович!

– Так ты закрывай магазин и переучитывай на здоровье. А так… Пропадет что-нибудь, а мне потом ищи. Ты там ужинал, что ли? Пахнет у тебя вкусно. И весело, смотрю… Сделай-ка радио потише. Не до музыки сейчас. Или не находишь?

Антон внимательно посмотрел на продавца и оценил его виноватый вид.

– Да перекусил на бегу. Сейчас закроюсь и снова пересчитывать. Людей мало. Разъехались, ну и… жажда всех мучает, а не голод. Сами понимаете.

– Еще как! Ну а я вот за лакомством. Коробка-то у тебя найдется?

– Из-под пирожных. Вам, как обычно?

– Как обычно. Два эклера, две корзиночки и две полоски.

Илья Германович ловко ухватил пирожные медными щипцами и аккуратно разложил в розоватой, чуть погнутой коробке. Морозов обратил внимание, что руки-то у него дрожали. Молодой, вроде еще. Помоложе него будет. Может случилось что?

– Что, Антон Валерьянович, когда вода у нас будет, не слышно?

– Главное источник проблемы найти, Илья Германович. Ну а так… Может сегодня вечером что-то и прояснится.

Продавец придвинул Морозову коробку и внимательно прищурил свои темно-карие глаза, словно так ему слышалось и думалось лучше.

– А что же там должно проясниться?

– А вот завтра и узнаем. Ты скажи, как супруга твоя, как дочка?

– Ой, дай бог каждому так! Супруга неугомонная у меня. На хор ходит. Теперь вот в театральный кружок записалась. Дочка в садике. Подрастает. Только вот с этими проблемами… Как бы нам всем уехать не пришлось.

– Ну-ну, будет тебе! Все образуется. Давай не оставляй товар без присмотра. – В подсобке снова что-то грохнуло и Морозов по-звериному напрягся. – Что там у тебя? Кто-то еще есть?

– Говорю же – товар перебирал. Упал, наверное. – Глаза Ильи Германовича Гнилова из карих стали как-то сразу густо-черными, а белки глаз налились кровью.

Морозов несколько секунд смотрел на него оценивающе. Гнилов растерянно пожал плечами.

– Ты не болен ли, товарищ уважаемый? – выдал наконец-то участковый и Гнилов судорожно сглотнул. – Что-то мне глаза твои не нравятся. Шел бы ты домой.

Морозов вышел на улицу и не успел отъехать, как музыка из магазина снова полилась громче.

Вечер был тихий, туман рассеялся. Надо бы еще дождя, раз дела такие. Луна сквозила сквозь серые, рваные облака, опавшая листва вдоль обочины казалась еще ярче в свете новеньких, желтых фонарей. Жизнь в поселке наконец-то стала налаживаться. Люди приезжают целыми семьями, дома строят деревянные, добротные, школу вот надо бы расширить, а то и новую построить, а то что ж все в бараке, да в бараке, освещение провели. Хорошо…

Морозов проехал по Горького, к домику под липами, отворил калитку, поднялся на высокое крыльцо и постучал в дверь.

Открыла ему темная шатенка с красивыми, бирюзовыми глазами.

– Добрый вечер, Лилия Алексеевна. Я за Варей. У вас она еще?

– Добрый, добрый, Антон Валерьянович, – женщина застенчиво улыбнулась какой-то идеально-женственной улыбкой и пропустила Морозова войти.

– А я вам пирожных привез. Знаю, вы с дочкой любите. Ну что платье? Закончили? – Участковый вошел и поставил на круглый, с синей скатертью, стол, коробку. Здесь уже небрежно теснились шелковые и бархатные лоскуты кирпичного, красного и рыжего цвета, кружева с золотой тесьмой, мелкие золотые пуговки, катушки ниток, сантиметр, кувшин с тыквенным соком и раскрытый журнал мод. В комнате пахло сигаретами, Красной Москвой и почему-то хозяйственным магазином.

С кухни радио влюбленно распевало «На крылечке твоем».

– У вас тоже музыка?

– Вы хотите ее запретить? – рассмеялась Лиля, поправив пальцами волосы. – Оставьте нам хоть что-нибудь утешающее.

– В поселке катастрофа, Лилия Алексеевна! К тому же девушка пропала.

– Так ее не убили? – Лиля быстро направилась на кухню и выключила радио.

– Никто точно не знает. Варя, ты скоро? – крикнул Морозов в соседнюю, зашторенную комнату.

– Я слышу, что ты пришел! – ответили оттуда молодо и задорно. – Я уже готова!

Шторки раздвинулись и в зал шагнула невероятная красавица с обворожительной улыбкой и немного лисьими глазами. Чуть рыжеватые отлив волос был в тон терракотовому, бархатно-шелковому платью на ней и ослепительно подчеркивал молочно-бледный оттенок лица, шеи, декольте.

– Варька, ты как картина! – Лиля умильно сложила наманикюренные пальцы и с завистью стрельнула на приятельницу колдовским своим взглядом.

Антон только теперь вспомнил про фуражку и быстро ее снял, зачарованно взирая на Варвару.