Журавли летят на запад

– О, все детство я мечтала стать богиней, – смеется Ван Сун. – А потом хотела спасать девушек из… публичных домов.

– И почему же вы этим не займетесь?

Она пожимает плечами.

– Вы не придумали, что можно сделать, чтобы устроить их жизнь? Все-таки, их даже замуж будет трудно выдать[18], хотя не думаю, что они сильно этого бы хотели.

– Мне кажется, у меня для этого недостаточно сил, – Ван Сун закусывает губу. – А вам нравится?

– А вы не переводите тему, – У Вэй встает и отряхивает брюки. Они у него на европейский манер, как и одежда Хуа Бай, а вот верх – как будто обрезанное ханьфу: высокое горло, широкие рукава, из которых при желании можно выудить все ту же лису, узоры на краям. У Вэй выглядит странно, так, как не выглядит ни один мужчина в Нанкине и, наверное, в других городах, но почему-то это никого не смущает. Будто его тут и нет – и все проходят мимо, задержав взгляд только на Ван Сун.

– Мне просто интересно.

– Да, пожалуй, нравится. Можно встретить разных интересных людей, – кивает У Вэй.

– Ло Хуан вы тоже встретили в храме?

– Нет, просто в городе, она ругалась с лавочником, и я заслушался. – У Вэй смущенно улыбается, а потом озорно, по-мальчишечьи, пожимает плечами.

– И подошли познакомиться? Она вас не прогнала?

– Не прогнала.

– Тогда вам повезло.

– И я так считаю, – соглашается У Вэй. При разговоре о Ло Хуан он немного оживает, в нем появляется незнакомая детская непосредственность и, возможно, влюбленность. Впрочем, для Ван Все все его эмоции кажутся странноватыми, не совсем понятными, будто…

Она задумчиво смотрит на его улыбку.

Будто он пытается их копировать у кого-то другого.

– Вы когда-нибудь были в ателье? – вдруг спрашивает У Вэй.

– Зачем?

– Пойдемте, – он протягивает ей руку, и Ван Сун видит тоненький, старый шрам на его ладони.

Когда он берет ее за запястье – со странной, не совсем человеческой, не мужской непосредственностью, она чувствует абсолютный холод, который панцирем наползает на ее кожу.

– Вы так замерзли? – охает она.

– Не переживайте, ничего такого, – качает головой У Вэй.

Они идут по улицам быстро – даже, возможно, слишком, У Вэй сверкает своими темными глазами, улыбается и тянет ее за собой, все глубже и глубже в нутро города.

– Так зачем нам туда? – повторяет вопрос Ван Сун.

– Вам очень идет алый, вы знали?

– Как вы это поняли?

– Огненной девушке – огненный цвет.

– У вас есть жена.

От этого возражения – удивленного, слабого – У Вэй искренне недоуменно поднимает брови и фыркает по-лисьи.

– Я не пытаюсь за вами ухаживать. Не так, как если бы хотел с вами переспать.

– Как грубо.

– Мы с вами взрослые люди, а вы точно понимаете, о чем идет речь.

– Вы сейчас назвали меня девушкой легкого поведения?

У Вэй хмурится – недовольно, потревоженно.

– Разумеется, нет. Но вы же должны знать, что не все девушки понимают даже, откуда берутся дети. Я лишь сказал, что вы точно знаете.

– И с чего вы взяли?

У Вэй пожимает плечами, не переставая тащить ее сквозь улицы.

– У вас это в глазах.

– Что именно?

– Злость. Отчаяние. Ненависть. Сила. Желание спасти. Проще говоря, что есть в глазах любой девушки, которая уже прекрасно знает, как ценна и важна.

– Мужчинам?

– Зря вы воспринимаете эти слова в штыки.

Она резко тормозит, так, что У Вэй от неожиданности налетает на какую-то женщину. Они чуть все вместе не падают, женщина роняет сверток с зеленью, с кряхтением его поднимает и уходит, ругаясь.

– Что вы имеете в виду?

– Я не хочу вас обидеть.

– Но продолжаете говорить такой бред.

– Это не бред, я сказал, что вы осознаете свою важность, и вы правы в этом чувстве.

– Но для кого эта важность?

– Я полагаю, для мира.

– Для мужского мира.

– В мире живут не только мужчины.

– Однако удобен он для них.

Ван Сун тяжело дышит и чувствует, как ее грудь высоко вздымается. Волосы, вылезшие из прически, падают ей на лоб, рука болит от холода, пробирающегося под кости.

– Да, вы правы. Мир удобен для мужчин, но какая разница? Вы сильная, яркая и смелая, вы можете делать то, что захотите. Вы знаете об этом мире больше, чем знают многие мужчины, так почему вы по-прежнему так переживаете о том, что подумают они? – У Вэй чуть склоняет голову. Его небрежная коса ложится на плечо.

– Но разве…

– Какая вам разница? Почему вы так переживаете за них, хотя они никогда не будут переживать за вас?

Она цепляется за это странное «они», а не «мы», но Ван Сун решает, что это не сильно важно прямо сейчас.

– И что же мне делать?

– Ничего такого – легко отвечает У Вэй. – Просто делайте то, что хотите, и не оборачивайтесь на тех, кто не способен вас понять. Мы, кстати, пришли.

Следующие два часа они проводят, выбирая ей платье – У Вэй оказывается удивительным поклонником нарядов, бракует многие варианты, потому что те недостаточно раскрывают «сущность» Ван Сун, как он говорит, доводит портную до белого каления, но в итоге останавливается на красном ханьфу с цветочными, чуть острыми узорами по подолу и рукавам.

У Вэй обнимает ее за плечи и подводит к зеркалу.

– Так ведь гораздо лучше.

В зеркале Ван Сун видит себя: растрепанную от бесконечных примерок, с горящими от спора за то, какой цвет лучше, глазами, со следом от чернил на щеке, в пестром ханьфу, которое подчеркивает ее тоненькую талию.

Она быстро прикрывает грязную щеку рукой, а У Вэй смеется ей на ухо.

– До этого она вас не беспокоила.

– До этого я не знала, что испачкалась.

– Ну и что? Вы в любом случае очень красивы. И нет, – он взмахивает рукой, кладя указательный палец ей на губы, – не смейте ворчать, что Ло Хуан будет ревновать. Не будет, потому что у нас разные отношения и основаны они на разном.

– И на чем же они основаны? – Ван Сун смотрит на него с вызовом – и краем глаза в зеркале замечает этот взгляд: гордый, веселый. А он ей правда идет – как и это ханьфу.

– Ло Хуан мне не нравится дразнить, – поясняет У Вэй. – Она моя жена, мне хорошо рядом с ней, мы проживем вместе еще лет тридцать или сорок, а вы… Вы рано или поздно уедете из этого города, начнете свою жизнь, и мне интересно увидеть, какой вы станете.

– Я вам нравлюсь?

– О, определенно, – соглашается У Вэй. – Вы удивительная девушка.

– В романтическом смысле?

– А есть разница?

– Разумеется.

Позже они выходят из ателье и идут к набережной, Ван Сун спрашивает у него:

– Вам ведь что-то от меня нужно?

У Вэй улыбается – лукаво и насмешливо.

– На самом деле да. А как вы это поняли?

– Мне не так часто покупают дорогие наряды и говорят комплименты женатые мужчины.

Ханьфу она сейчас несет в руках, прижимая к груди – обертка приятно шуршит при каждом движении, а ладони холодит атлас. Она жмурится от ветра, дующего ей в лицо, и по-глупому радостно улыбается.

– Я бы сказал все это, даже если бы мне ничего не было нужно.

– Не сказали бы.

– Почему?

– Потому что вы бы ко мне даже не подошли в таком случае.

– Вы так считаете?

Ван Сун кивает.

– Я видела, как вы смотрите на остальных девушек – вам они не особо интересны. Может быть, вы уважаете нас и согласны с тем, что нам нужны права, но общаться с ними ближе вам почему-то не хочется. Мне кажется, что вас в целом не сильно впечатляет процесс общения с людьми. Может быть, дело не в том, что это девушки – вы и с мужчинами редко говорите.

– Вам это Ло Хуан сказала?

Они переходят через мост над рекой – вода сбирается складками, темнит подобно синякам и ползет, пьяно ударяясь о берега. Солнце катается по крышам, и только сейчас Ван Сун замечает, как город широко, как рукава на одеждах раздается в обе стороны: вправо, влево, до самого горизонта, где упирается в городские стены, там – ямынь[19], там – воинский гарнизон, там – театр; город шумит, болтает, что-то продает и покупает, оббегает их вокруг, как рыбки в шумной реке, подпрыгивающей на пороге, чтобы влиться в море.

– Она правда говорила, что вы не очень любите компании, но я сама заметила – даже с портной вы обменялись буквально парой слов.

– Она просто портная, не стал бы я с ней обсуждать наше детство, верно?

– Верно, – соглашается Ван Сун. – Я бы тоже не стала. Но вы на нее даже не посмотрели, как не смотрите сейчас ни на одного из людей. Вам по какой-то причине все равно. А я стала вам чем-то интересна настолько, что вы со мной познакомились, значит, я вам зачем-то нужна.

– Блестяще.

– Ну конечно, Ватсон, – кивает Ван Сун, а У Вэй недоуменно хлопает глазами.

– Кто это?

– Объясню в обмен на рассказ о том, зачем я вам нужна.

– Туше, – улыбается У Вэй. – Я хочу, чтобы вы отправились со мной в путешествие.

– Куда? – Она улыбается в ответ. – У меня был знакомый, Сунь Ань, он уехал во Францию, вы тоже хотите туда?

– Как Сунь Укун[20] или Сунь Ятсен[21]? – мгновенно начинает интересоваться У Вэй.

– Мне кажется, и то, и то. Может быть, вообще, как Сунь Биня[22]. Так куда?

– К сожалению, Франция мне пока не по карману. – Он притворно разводит руками, и Ван Сун кажется, что она слышит в воздухе тонкий-тонкий звон монеток. – По Китаю.

– Звучит не очень безопасно.

– Со мной вам не придется о таком переживать, я вам обещаю.

– Чем клянетесь? – Она не знает, кто говорит сейчас ее устами: кто знает про Шерлока Холмса, Сунь Ятсена, кто понимает, что за обещания нужно принимать плату кровью или душой – в зависимости от того, что обещают. Кажется, она всегда это знала – просто потому, что родилась, думала о чем-то, потому что приняла ханьфу от этого странного человека и позволила взять себя за руку, когда они шли по мосту.

– Какая вы интересная, – У Вэй хмыкает, и в глазах его впервые за все это время сверкает что-то опасное и живое. – А что бы вы хотели?

Она протягивает руку ладонью вверх. На запястье недовольно качается браслет с фигуркой феникса – подарок Хуа Бай.

– Одну каплю вашей крови.

– Дорого берете, моя милая.

– Иначе не соглашусь.

Он взмахивает рукой и проводит ею в воздухе, слышится железный, ржавый звон, и ей на ладонь падает, а затем мгновенно затвердевает, превращаясь в монетку, кровяная капля.

– Используйте ее разумно.

– Я постараюсь. Так куда мы отправимся?

– Не переживайте о дороге, просто возьмите самые важные вещи и приходите завтра на пристань.

– А как же Ло Хуан?

– Она знает, что я хочу уехать на время.

– И так просто отпускает?

У Вэй горько улыбается.

– Ну кто же вам сказал, что просто?

– Что попросила она?

– Сделки с мужчинами гораздо проще, знаете, – сокрушенно качает головой У Вэй. – Они обычно соглашаются на мешок денег, дом, красивый нос или большой… кхм, а вы, девушки, понимаете, что на самом деле нужно просить.

– Вы уходите от ответа, – под ногами что-то мокро хлюпает, но она не решается опустить глаза и проверить, что именно.

– Она попросила ребенка. Чтобы я зачал с ней ребенка.

– Значит, Ло Хуан уверена, что вы не вернетесь.

– Она успела неплохо меня узнать за это время.

– Вы очень жестоки.

– Ничуть. Я сразу сказал ей, что не смогу быть с ней вечно, а наш брак обеспечит ее защитой и даст возможность в будущем получить поддержку у государства, если, конечно, у того останется, чем поддерживать, – У Вэй замолкает. – И не только у государства, знаете, иногда мне кажется…

Но он не договаривает, поэтому продолжить приходится Ван Сун.

– А если не останется?

– Я вернусь и помогу ей.

– И вы уверены, что успеете?

– Я всегда успеваю.

– Зачем вам нужно путешествие по Китаю?

У Вэй усмехается.

– Жил на свете один юноша…

– Меня не интересуют сказки про мужчин.

– Но мужчины считают, что девушки могут быть только их женами, потому и сказки у меня есть только такие, тут уж я не виноват. – У Вэй сокрушенно качает головой, впрочем, даже в этих словах Ван Сун ощущает насмешку над кем-то.

– Вы так не считаете.

– Вы правы, но эта история начинается с юноши. Этот юноша много лет мечтал стать священником, он читал Библию, ходил в церковь на исповеди, больше всего ему нравился Собор Парижской богоматери, невероятно красивое место, в котором, как написал один человек, однажды священник полюбил юную цыганку, а потом уничтожил ее, – все это У Вэй выдает скороговоркой, глаза его насмешливо сверкают, а рот кривится, так, что любой бы понял – он не верит в то, что говорит, – а затем замолкает, проводит раздвоенным языком по губам, переводя дыхание. – Так вот, этот юноша однажды приехал сюда, к нам, и столкнулся с тем, чего понять не мог, мужчины вообще так мало всего понимают, не находите? И натворил дел, а потом сбежал, испугавшись последствий. Я хочу исправить то, что он сделал.

– Это было давно?

– Больше тридцати лет назад.

– И почему вы не начали раньше?

– Я не мог найти человека, который мне в этом поможет.

– А я на это способна? Почему вы так решили?

– Потому что вы хотите куда-нибудь отсюда уехать, – У Вэй пожимает плечами, а затем наклоняется, снимает туфли и дальше начинает идти босиком – по камням, какой-то жухлой траве, по мостовой.

– И это все?

– А разве этого недостаточно? Вы хотите уехать, мне нужно уехать, вы нравитесь мне как человек, я вас немного раздражаю, но не критично.

А потом он ускоряет шаг и, подмигнув ей, отворачивается, начиная смотреть только вперед.

– Буду ждать вас завтра, – и исчезает в толпе, оставляя ее в одиночестве с кружащейся, как от опьянения, головой. – И не забывайте, что вынужденным клятвам духи не внемлют.

Хуа Бай она рассказывает не все. Она даже не знает, с чего начать – что сомнительный эксцентричный знакомый позвал ее в поездку по Китаю, а на руке она до сих пор чувствует запах его крови? Что он ухаживал за ней и сделал подарок? Что он сказал про будущего ребенка Ло Хуан, которая будет вынуждена растить его одна? Что она согласилась с его предложением, даже особо не раздумывая?

– Мне нужно будет уехать, – говорит она в итоге поздно вечером.

Хуа Бай поднимает голову от книги.

– Куда?

Хуа Бай смотрит на нее прямо и открыто – уверенная, спокойная, чуть хмурая, но такая уже близкая и понятная.

– Я пока не знаю. Вместе с У Вэем.

– Понятно.

– Ты не злишься?

Хуа Бай улыбается – скупо, но мягко, так, как она улыбалась всегда только ей, Ван Сун.

– На что я должна злиться?

– На то, что я бросаю тебя ради какого-то мужика с косой, – неловко поясняет Ван Сун.

– Мне просто кажется, что ты уже все решила. Ты хочешь уехать, потому что этот город кажется тебе клеткой, и я это отношение изменить не смогу, да и не нужно этого, может быть, ты найдешь то, что ищешь, где-то в другом месте.

– Но мне ничего не нужно! Я хочу жить тут и помогать тебе, – Ван Сун вздыхает и закусывает начинающую дрожать от слез губу.

– Но зачем помогать мне, если ты можешь сама начать делать что-то свое?

– Пока я просто еду помогать У Вэю в его странной миссии, я даже не очень поняла, чего он хочет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Первая железная дорога в Китае появилась в 1875 году, ее под видом строительства конки проложила британская торговая фирма «Джардин, Мэтисон и Ко» от Шанхая до Усуна. Строительство велось без одобрения правительства династии Цин, и вскоре дорога была выкуплена и разобрана. Здесь и далее упоминаются перемещения героев на большие расстояния по железной дороге, по воде, в первую очередь они метафоричны, пусть и имеют под собой реальную основу. На карте таких дорог не найти, но их и не нужно искать.

2

Когда маньчжуры завоевали Китай, они принудили население носить косы: коса заплеталась на затылке или макушке, а у лба и на висках волосы выбривались. Когда тайпины начали восстание, они намеренно стали отпускать длинные волосы в знак неповиновения, за это их называли «длинноволосые» (чанмао).

3

Тянцзин – столица Тайпин Тяньго, государства тайпинов, расположившаяся в захваченном Нанкине.

4

В тайпинской армии действовало правило, по которому мужчины не могли вступать в брак, поэтому женщины в Нанкине жили в отдельном квартале, в который не допускали мужчин.

5

Лидер тайпинского восстания.

6

Китайские революционерки периода тайпинского восстания.

7

Она говорит о Цыси, та стала регентшей в 1861 году, за четыре года до того, как Сунь Ань покинул Китай. Цыси была наложницей при Сяньфэне, а при императоре Тунчжи, так как тот был слишком юн, стала регентшей и вдовствующей императрицей совместно с супругой Сяньфэна Цыань. В 1881 году Цыань умерла, и Цыси стала единоличной регентшей.

8

«Красный…Цвет желания! Черный…Цвет отчаяния!»

9

В 1692 году был издан указ, разрешавший обращать китайцев в христианство, Ватикан настаивал на том, чтобы новообращенные отказывались от своих прежних китайских верований, но запрета на эти верования добиться не получилось: один из папских посланников умер в тюрьме, другой был выслан.

10

Имеется ввиду договор 1844 года, заключенный по итогам первой опиумной войны.

11

Французский аналог «с глаз долой – из сердца вон».

12

Чэн-хуан – божество-хранитель города, должен был охранять горожан от разных бедствий, а еще отчитывался об их деяниях в загробном суде.

13

Наполеон III – президент Второй Французской республики в 1848–1852 годах, правитель Второй Французской империи в 1852–1870 годах.

14

Цитата Олимпии де Гуж, той, кто написала «Декларацию прав женщины и гражданки». В 1793 году была казнена по обвинению в контрреволюции: за то, что не поддержала радикализацию Французской революции в последние ее годы.

15

Армия восьми знамен – армия маньчжурской династии.

16

Имеются в виду те из чиновников, которые согласились служить маньчжурской династии за определенные привилегии.

17

Увэй – даосский принцип недеяния, отстранения от активной деятельности и вмешательства в жизнь, когда нет причин для действий.

18

Проститутки, актеры, служители тюрем и присутственных мест, мясники считались «подлыми людьми», им нельзя было: вступать в брак с «неподлыми», принимать участие в конкурсных экзаменах на ученые степени, занимать чиновничьи должности, покупать чины.

19

Ямынь – административное учреждение в дореволюционном Китае.

20

Сунь Укун – герой «Путешествия на запад», царь обезьян, один из трикстеров в мировой литературе.

21

Сунь Ятсен – революционер, основатель партии Гоминьдан и первый президент Китайской Республики. Анахронизм намеренный, как и с упоминанием Ватсона («Этюд в багровых тонах» впервые был опубликован в 1887 году).

22

Стратег периода Сражающихся царств (403–221 годы до н. э.), покровитель кожевенников и сапожников.