Опасные видения

РЕПОРТЕР:

– Ради наших слушателей вне Америки, которым может быть не известно о нашем национальном обычае – Дне Именования… он был зарожден панаморитами. По достижении совершеннолетия гражданин может когда угодно взять новое имя, лучше отвечающее его характеру или цели в жизни. Надо заметить, что Дядя Сэм, несправедливо обвиняющийся в том, что он требует конформизма от граждан, поощряет индивидуальный подход к жизни. И это несмотря на то, что правительству приходится следить за растущими архивами.

Отмечу и еще один интересный момент. Правительство заявляет, что Дедуля Виннеган был умственно неполноценным. Надеюсь, слушатели меня простят, если я займу немного вашего времени и объясню причины. Итак, если вы незнакомы с «Поминками по Финнегану», классикой начала XX века, – несмотря на стремление вашего правительства обеспечить вас бесплатным образованием в любой период жизни, – писатель Джеймс Джойс взял название из старой водевильной песни.

(Полузатемнение, пока кратко объясняется значение слова «водевиль».)

– Песня была о Тиме Финнегане, ирландском подносчике кирпичей, который напился, свалился с лестницы и якобы погиб. Во время ирландских поминок по Финнегану на труп случайно плещут виски. Финнеган, почувствовав «живую воду», встает из гроба пить и плясать со скорбящими.

Дедуля Виннеган всегда утверждал, что песня основана на том, что хорошего человека ничем не удержать, а первый Тим Финнеган – его предок. Это смехотворное заявление правительство и приводит в своем иске против Виннегана.

Однако Виннеган предоставил документы в поддержку своего заявления. Позже – слишком поздно – было доказано, что это фальшивки.

АКСИПИТЕР:

– Иск правительства против Виннегана поддержал народ. Граждане жаловались, что негосударственный профсоюз – это недемократичная и дискриминационная практика. Его работники зарабатывали сравнительно много, а многие граждане довольствовались гарантированным доходом. И тогда на Виннегана подали в суд по обвинению – разумеется, совершенно справедливому – в разных преступлениях, в том числе попрании демократии.

Завидев неизбежный конец, Виннеган завершил свою преступную карьеру. Он каким-то образом похитил двадцать миллиардов долларов из федерального хранилища. Это, кстати говоря, равняется половине валюты, ходившей тогда в Большом ЛА. Виннеган пропал с деньгами – не только их украв, но и не заплатив за них налог. Непростительно. Даже не знаю, за что столь многие романтизируют поступки этого злодея. Что там, я даже видел фидо-постановки, где он выступает героем – хоть и под другим именем, конечно.

РЕПОРТЕР:

– Да, народ, Виннеган совершил Преступление Века. И хотя в конце концов его нашли и сегодня похоронят – где-то, – дело еще не раскрыто. Федеральное правительство заявляет об обратном. Но где деньги – двадцать миллиардов долларов?

АКСИПИТЕР:

– Вообще-то деньги давно потеряли ценность и интересны разве что коллекционерам. Вскоре после кражи правительство отозвало всю валюту и выпустило новые купюры, чтобы их не путали со старыми. Правительство в любом случае давно это планировало, потому что считало, что валюты слишком много, так что перевыпустило только половину прежнего.

Я сам очень хочу знать, где деньги. И не успокоюсь, пока не узнаю. Буду искать их в свободное от работы время.

РЕПОРТЕР:

– И его у вас будет в достатке, если юный Виннеган победит в суде. Что ж, народ, как многим из вас известно, Виннеган был найден мертвым на нижнем уровне Сан-Франциско через год после исчезновения. Тело опознала его внучка; отпечатки пальцев, ушей, сетчатки, зубов, группа крови, волос и десятки других параметров совпадали.

Чайб, который все это время слушает, думает, что на это Дедуля наверняка потратил несколько миллионов из украденных денег. Точно он не знает, но подозревает, что какая-то исследовательская лаборатория вырастила его дубликат в пробирке.

Это случилось через два года после рождения Чайба. Когда Чайбу было пять, его дедушка вернулся. Он въехал в дом, не сказав маме ни слова. Доверял он только Чайбу. Конечно, Дедуля не мог оставаться совершенно незамеченным, но Мама все-таки говорила, что никогда его не видела. Чайб считал, что она хочет избежать обвинений в соучастии. Но наверняка не знал. Может, она и правда закрыла эти «явления» от остальной части мозга. Ей-то это не сложно, она и так никогда не знала, вторник сегодня или четверг, и не могла назвать год.

Чайб не обращает внимание на похоронных агентов, которые требуют ответить, куда деть тело. Он подходит к старой могиле. Уже видна верхушка овоидного гроба; длинный слоновий хобот копателя акустически крошит и всасывает почву. Аксипитер, теряя свой многолетний самоконтроль, ухмыляется репортеру и потирает руки.

– Ну ты еще спляши, сукин ты сын, – говорит Чайб: только гнев сдерживает нарастающие в нем слезы и плач.

Вокруг гроба расчищают место для хватательных манипуляторов. Те опускаются, подцепляют и поднимают на траву черный гроб из облученного пластика, в арабесках из фальшсеребра. Чайб, увидев, как налоговики вскрывают гроб, начинает было что-то говорить, но захлопывает рот. Он пристально наблюдает, подогнув колени, как для прыжка. Сгрудились фидо-репортеры, их камеры в форме глаз уставились на кружок вокруг гроба.

Крышка со стоном поднимается. Раздается большой взрыв. Клубится густой черный дым. Аксипитер с его людьми – почерневшими, с распахнутыми белыми глазами, – вываливается из облака, заходясь в кашле. Фидо-репортеры разбегаются кто куда или подбирают камеры. Те, кто стоял подальше, видят, что взрыв произошел на дне могилы. Только Чайб знает, что это открытие крышки гроба активировало устройство в могиле.

И он же первый смотрит в небо, на снаряд, вылетевший из могилы, потому что только он его ждал. Ракета забирается на сто пятьдесят метров, и фидошники наконец наводят на нее камеры. Она взрывается – и на ее месте между двумя круглыми объектами разворачивается лента. Объекты раздуваются и оказываются воздушными шарами, а лента – большой растяжкой.

А на ней – большие черные буквы:

Подделки по Виннегану!

Свирепо пылают зарытые под могилой двадцать миллиардов долларов. Ветер носит отдельные купюры, разбросанные в гейзере фейерверка, а налоговики, фидошники, работники похоронного бюро и чиновники их ловят.

Мама в шоке.

Аксипитер стоит с таким видом, будто его сейчас хватит удар.

Чайб плачет, потом смеется и катается по земле.

И снова Дедуля поимел Дядю Сэма и провернул свой величайший каламбур на глазах у всего мира.

– Ну и старик! – всхлипывает Чайб между приступами смеха. – Ну и старик! Как же я тебя люблю!

Катаясь по земле и хохоча так, что ребрам больно, он вдруг чувствует в руке бумажку. Перестает смеяться, встает на колени и зовет человека, который ее сунул. Тот отвечает:

– Ваш дедушка, когда его хоронили, заплатил, чтобы я передал это вам.

Чайб читает:

Надеюсь, никто не пострадал, даже налоговики.

Последний совет Мудреца в Пещере. Беги. Уезжай из ЛА. Уезжай из страны. Отправляйся в Египет. Пусть твоя мама дальше ездит на пурпурном пособии. У нее получится, если она будет экономить и врать самой себе. Если нет, ты в этом не виноват.

Тебе и правда повезло родиться если не гением, но с талантом и с силами на то, чтобы иметь желание оторваться от пуповины. Ну так вперед. В Египет. Окунись в древнюю культуру. Постой перед Сфинксом (а может, это на самом деле она, а не он). Задай Вопрос.

А потом отправляйся в заповедник к югу от Нила. Поживи в приблизительном факсимиле Природы, какой она была до того, как человечество ее обесчестило и обезобразило. И там, где гомо сапиенс (?) эволюционировал из обезьяны-убийцы, впитай дух тех древних мест и времен.

Ты рисовал членом – боюсь, твердым больше от желчи, чем от страсти к жизни. Научись рисовать сердцем. Только так ты станешь великим и честным.

Рисуй.

А потом отправляйся, куда пожелаешь. Я буду с тобой, сколько ты жив и помнишь меня. Цитируя Руника: «Я стану Северным Сиянием твоей души».

Держись за веру, что другие полюбят тебя так же, как я, если не больше. Что важнее, и ты должен любить их не меньше же, чем они – тебя.

Ну что, справишься?

Послесловие

Мне, на удивление, безынтересен полет человека на Луну. Я говорю «на удивление», потому что читаю фантастику с 1928 года, а продаю – с 1952-го. Более того, я ожидал – и надеялся, и молился, – что мы побываем на Марсе к сороковому. В восемнадцать я от такой ранней даты отказался, но все-таки знал, что однажды – может, в семидесятых – мы долетим.

А еще я с 1957-го писал для армии и о коммерческой электронике, а в настоящий момент работаю в компании, тесно связанной с космическими программами «Сатурн» и «Аполлон». Десять лет назад я был бы близок к экстазу, если бы работал на космическом проекте. Ракеты, высадки на Луне, шлюзы и все такое прочее.

Но в прошедшие восемь лет меня все больше интересовали – и волновали – проблемы земные. Демографический взрыв; контроль рождаемости; надругательство над матушкой-природой; «права» людей – и животных; международные конфликты; и особенно – психическое здоровье. Я бы и хотел посмотреть, как мы исследуем космос, но, думаю, это не так уж обязательно. Если США так хочется тратить свои (мои) деньги на космические ракеты – ладно. Я отлично понимаю, что однажды космические проекты окупятся больше чем сторицей. Сделанные по ходу дела технологические открытия, случайные находки плюс такие вещи, как управление погодой и так далее, – все это рано или поздно окупит вложенные усилия и затраты. Ну или хочется так думать.

Но давайте вкладывать хотя бы столько же денег и сил в исследования того, как работают (и нет) люди. Если встает выбор между двумя разными проектами – к черту космос. Если это похоже на крамолу – пусть так. Люди важнее ракет; нам никогда не быть в гармонии с Природой вне нашей атмосферы; ведь нам не дается гармония и со своей подлунной Природой.

Идея этого рассказа возникла, когда я был на лекции дома у Тома и Терри Пинкардов[67]. Лу Бэррон среди прочего рассказывал о манифесте «Тройная революция». В эту публикацию входят письмо о тройной революции, отправленное 22 марта 1964 года Специальным комитетом президенту Линдону Б. Джонсону, политически беззубый ответ зама специального советника президента и сам доклад «Тройная революция». Авторы знают, что человечество стоит на пороге эпохи, требующей фундаментального переосмысления существующих ценностей и основ. Три отдельных и взамообуславливающих революции – это (1) революция Кибернации, (2) революция вооружений и (3) революция прав человека.

Не буду углубляться в публикацию – даже краткий пересказ займет слишком много места. Но всем, кто интересуется кризисами наших времен, тем, что нужно планировать и делать, ближайшим и отдаленным будущим, – для вас этот манифест обязателен к изучению. Его можно получить, написав по адресу: Специальный комитет по Тройной революции, п/я 4068, Санта-Барбара, Калифорния.

Первым в моем присутствии Тройную революцию упомянул Лу Бэррон – и на данный момент последним. И все же этот манифест может стать вехой для историков, удобной отметкой, когда началась новая эпоха «спланированных обществ». Он может занять место в ряду таких важных документов, как Великая хартия вольностей, Декларация независимости, Манифест Коммунистической партии и так далее. С той лекции я встречал его упоминания в двух журналах, но без объяснений. А во время лекции Лу Бэррон сказал, что Тройная революция, несмотря на свою важность, до сих пор неизвестна даже некоторым экономистам и политологам в кампусе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

Лекция Бэррона подарила мне намек на рассказ об обществе будущего, выведенном из существующих тенденций. Пожалуй, я бы ничего с этим и не сделал, если бы несколько месяцев спустя Харлан Эллисон не попросил у меня рассказ для этой антологии. Стоило услышать, что здесь не будет никаких табу, как у меня загорелись глаза от одержимости, которую многие сочтут циничной, а не плодотворной. Из подсознания всплыл парафраз названия Зейна Грея – «Наездники пурпурных прерий» (Riders of the Purple Sage). По мере развития допущений вставали на свое место и другие идеи.

Хочу прояснить несколько моментов. Во-первых, этот рассказ – только один из дюжины, только один из миров будущего, что я мог бы написать. У Тройной революции слишком много следствий.

Во-вторых, в этом рассказе можно видеть только костяк того, что я хотел. В теории ограничений по объему не ставилось, но на практике где-то нужно было ставить точку. И тридцать тысяч слов этот рубеж переступили, но редакторы пошли навстречу. Вообще-то я написал и сорок тысяч слов, но заставил себя вырезать множество глав, а потом сократить и оставшиеся. Так получилось двадцать тысяч слов, из которых потом я опять сделал тридцать. У меня был еще ряд эпизодов и писем от разных президентов США разным бюро. Письма и ответы показали бы, как началось Великое удаление и как зародились замкнутые многоуровневые города. Вырезано подробное описание самого строительства общества ООГЕНЕЗ БЕВЕРЛИ-ХИЛЛЗ, УРОВЕНЬ 14, а также и муниципальные турниры подростковых банд на Народном празднике, сцена с Чайбом и его матерью, где глубже прорисованы их отношения, сцена из фидо-игры, основанной на первых днях секты панаморитов, и еще с десяток глав.

В-третьих, авторы манифеста «Тройная революция», кажется мне, заглядывали вперед лишь на пятьдесят лет. А я перескочил сразу в 2166-й, потому что уверен, что к тому времени нам уже будет доступно превращение энергии в материю и дупликация материальных предметов. Скорее всего, и раньше. Эта моя уверенность основана на текущем прогрессе в физике. (Упомянутые в рассказе белковые компьютеры уже предсказывались в недавнем Science News-Letter. Я это предвосхитил в своем рассказе уже в 1955-м. Насколько мне известно, мое предсказание – первое упоминание белковых компьютеров в литературе любого жанра – фантастической, научной и какой угодно другой.) Человечеству больше не придется полагаться на земледелие, животноводство, рыболовство, горную добычу. Более того, города будут совершенно независимы от своих национальных правительств, не считая вопроса международной войны. Борьба городов-государств с федеральным правительством в этом рассказе дана только намеком.

В-четвертых, авторы «Тройной революции» проявили скромность и здравомыслие, когда сказали, что еще не знают, как спланировать общество. Они настаивают на том, чтобы сперва провести всеохватное и глубокое исследование, а уже потом аккуратно следовать рекомендациям.

В-пятых, сомневаюсь, что у нас это получится всеохватно и аккуратно. Вопрос слишком насущный; нужда уже жарко дышит в затылок. К тому же подробные исследования человечества всегда переплетены с политикой, предубеждениями, бюрократией, эгоизмом, глупостью, ультраконсерватизмом и той чертой, что свойственна всем нам: откровенным невежеством.

В-шестых, несмотря на это, я понимаю, что спланировать наш мир нужно, – и желаю планировщикам удачи в их опасном деле.

В-седьмых, я могу ошибаться.

В-восьмых, надеюсь, что я ошибаюсь.

Этот рассказ – в первую очередь рассказ, а не проверка идей или пророчество. Я слишком увлекся персонажами. И хотя Лу Бэррон заложил основу, к самому рассказу он отношения не имеет. Вообще-то сомневаюсь, что рассказ ему понравится.

Как бы рассказ ни приняли, мне понравилось его писать.

«Система Мэлли»

Предисловие

В книге, почти агрессивно посвященной новым, молодым голосам в спекулятивной литературе, удивительно встретить рассказ от женщины, которая профессионально пишет дольше, чем я живу на свете! Это признак либо живительных свойств ее творчества, либо ее уникальности. Лично я бы выбрал последнее – как и вы, если бы встречали Мириам Дефорд. Она из тех, кто одарит взглядом, от которого чахнет спаржа, если хотя бы проронишь такую семантическую нелепицу, как «пожилой человек» или «солнечный город»[68]. Затем она, скорее всего, размажет тебя едким афоризмом из Шопенгауэра («Первые 40 лет нашей жизни составляют текст, а дальнейшие 30 лет – комментарий к этому тексту»[69]) или, например, Ортега-и-Гассета («У девушки пятнадцати лет обычно больше секретов, чем у старика, а у женщины тридцати лет больше тайных знаний, чем у главы государства»). А если и этого мало, как насчет быстренького фумикоми с правой ноги?

Мириам Аллен Дефорд мало того, что прославленный автор «Дела Овербери» (Overbury Affair) и «Каменных стен» (Stone Walls) – полуклассических исследований в области преступления и наказания, – так она написала еще десять, нет, даже одиннадцать исторических или биографических трудов. Она звездный светоч в сфере криминальных фактов и вымыслов. Она любимица читателей НФ и фэнтези. Она выпустила невероятное количество переводов с латыни, литературных биографий и критики, статей на политические и социологические темы; она много лет работала профсоюзным журналистом; она публикующаяся поэтесса и выпустила сборник стихов «Предпоследние» (Penultimates). Уроженка Филадельфии, она проживает – и проживала почти всю жизнь – там, где ее сердце: в Сан-Франциско. В личной жизни она миссис Мейнард Шипли, чей покойный муж (скончался в 1934 году) – известный в научной области писатель и лектор.

Не буду называть здесь возраст мисс Дефорд, но чувствую себя так, словно скрываю от вас чудо. В наши времена, когда обыватель задумывается о здравомыслии Вселенной, любая капля чуда заслуживает прославления, чтобы убедить всех до одного: есть еще надежда и гармония в порядке вещей. Ведь давайте признаем печальный, но вездесущий факт: в нашей культуре большинство взрослых людей, людей преклонных лет, после утраты юности – лишь сварливые слушатели. Но Мириам Дефорд ниспровергает традиции. В обаянии с ней потягаются немногие. В убедительности – никто. (В доказательство последнего: редактор этой книги хотел переименовать ее рассказ в «Клетки памяти» или подобную нелепую чушь. Мисс Дефорд «убедила» редактора, что он только выставляет себя ослом. Ее оригинальное название осталось, а редактор, пусть и поверженный, не почувствовал себя униженным. И вот это, детишки, называется «порода».) Но далеко не это – и уж точно не возраст – привлекает наше внимание. Энергичность стиля, оригинальность и бескомпромиссность, которые Дефорд привносит в сложные, насущные современные проблемы, – вот что нас в ней завораживает.

Мириам Аллен Дефорд исполняет бесценную службу – как в этой антологии, так и в жанре в целом: она – наглядный пример. Не только карапузы умеют придумывать всякие новые жесткие идеи и увлекательно их излагать. Если писатель хочет быть писателем, ему никакие хронологические ярлыки не помеха. Ее рассказ вас впечатлит даже без знания ее возраста. Поневоле задумаешься, насколько обоснованы притязания тех писателей, которые оправдывают свое паршивое бумагомарание возрастом. Мириам Дефорд всем им наподдаст под зад, как и ее рассказ – нам. Внемлите!

Система Мэлли

Мириам Аллен Дефорд

ШЕП:

– Это далеко? – спросила она. – Мне еще надо домой на школьный телекаст; я только улизнула купить вита-сос. Мне всего семь, а я уже учу кибернетику, – похвасталась она.

Я с усилием прочистил горло.

– Нет, тут всего шаг, успеешь меньше чем за минуту. Моя дочка просила тебя забрать. Она тебя описала, чтобы я тебя узнал.

Она рассматривала меня с сомнением.

– Ты какой-то слишком молодой, чтобы иметь дочку. И я ее не знаю.

– Сюда. – Я твердо держал ее за худенькое плечо.

– По лестнице? Что-то мне не нравится…

Я быстро оглянулся: поблизости – никого. Я толкнул ее в темную дверь и задвинул щеколду за нами.

– Чтобы тебя разбомбили, ты сквоттер! – воскликнула она в ужасе. – Откуда у тебя может быть…

– Заткнись! – Я зажал ей рот и толкнул на ворох тряпья, который служил мне постелью. Бессильное сопротивление только больше возбуждало. Я сорвал шорты с ее дрожащих ног.

О боже! Сейчас-скорей-скорей! Кровь щекотала.

Она вырвала голову и закричала, когда я уже погрузился в вялое блаженство. Разозлившись, я схватил ее за тонкую шейку и колотил головой о цементный пол, пока из раскроенного черепа не потекла кровь и мозги.

Я провалился в сон там же, даже не двигаясь с места. Я так и не слышал стук в дверь.

КАРЛО:

– Вон он! – Рикки показал вниз.

Я проследил за его пальцем. Под движущимся тротуаром виднелся теплый неподвижный силуэт.

– Здесь можно спуститься?

– Он же спустился – а он при этом под кайфом от какой-нибудь «дурной пыли», иначе бы его там не было.

Вокруг – никого; почти двенадцать ночи, все либо дома, либо все еще в каком-нибудь клубаре. Мы часами рыскали по улицам в поисках, чем бы разнообразить ночь.

У нас получилось, перехват за перехватом. Вообще-то эти штуки под напряжением, но мы уже наловчились избегать контакта.

Рикки достал свою атом-вспышку. Это оказался старпер – судя по виду, уже второй век стукнул – и совершенно отключенный от мира. В его-то возрасте должен бы соображать. Он заслужил, что мы с ним сделали.

А мы чего только не делали. Тут-то он сразу проснулся и заверещал, но я это исправил – ногой-то в рожу, как тут не замолчать. Вы бы его видели, когда мы его раздели, – противные седые волосы на груди, ребра так и просвечивают, но брюхо свешивается и сморщенное там, где мы начали резать. Просто отвратительно; мы его хорошенько пометили. Он наверняка нас видел, поэтому я выдавил ему глаза. И припечатал ботинком по горлу, чтобы затих, а потом мы еще обшарили карманы – после покупки «дурости» у него мало что осталось, но мы прихватили его кредитные коды на случай, если разберемся, как их ввести и при этом не попасться, – бросили его и полезли обратно.

Еще и до середины не добрались, как услышали над головой хренов кополет.

МИРИАМНИ:

– Совсем крыша поехала, – рявкнул он мне. – Ты какого хрена возомнила? Что, раз я женился на тебе по каким-то древним обычаям, ты можешь мной командовать?

Я и слова не могла вымолвить от слез.

– Ты можешь хотя бы немножко подумать обо мне? – выдавила я. – Я же все-таки отказалась от других мужчин ради тебя.

– Я не твоя собственность. Тебя послушать – ты будто из каких-то Темных веков. Когда я хочу тебя, а ты – меня, то оке. Но в остальное время мы оба свободны. И вообще-то это другие мужчины отказались от тебя, нет?

Это и стало последней каплей. Я сунула руку за видеостену, где прятала старомодный лазер, который мне в детстве подарил дедушка – еще действующий, и он учил им пользоваться, – и ответила сполна. Пшш-пшш, прям в лживую пасть.

Не могла остановиться, пока не разрядила лазер. И тогда, видимо, умфнулась. Следующее, что я помню, – что первым дверь открыл своим принт-ключом мой сын Джон, и мы оба еще лежали на полу, но живая – только я. Ох, будь проклят Джон с его дипломом по гуманизму и чувством гражданского долга!

* * *

РИЧИ БИ:

Совершенно несвоевовремя! Всего лишь какой-то жалкий внезем, а я всего лишь развлекался. На дворе все-таки 2083-й, новые правила объявили уже два года назад, внеземы должны бы знать свое место и не лезть куда не следует. На игропарке висела табличка: «Только для людей», но вот, пожалуйста, этот стоит у будки, где я ждал на свидание Марту. С рекордером в лапе, так что, видимо, турист, но им надо соображать, что к чему, прежде чем билеты покупать. Если меня спросите, нечего их вообще на Землю пускать.

И вместо того чтоб сбежать, ему хватило наглости заговорить со мной.

– Можете подсказать… – начал он своим дурацким хрипящим голоском с отвратительным акцентом.

Я пришел раньше времени, вот и решил узнать, что будет дальше.

– Дя-ао-о, могу подсказать, – передразнил я его. – Что я могу подсказать, так это что у тебя, на мой вкус, многовато пальцев на передних лапах.

Он остолбенел с таким дурацким видом, что я еле удержался от смеха. Огляделся – а будки там уединенные и никого рядом не было, я видел до самой гелипарковки, и Марта еще не показалась. Я достал из-под своего балахона приколюху, которую всегда ношу с собой для самозащиты.

– И я ненавижу хватательные хвосты, – прибавил я. – Ненавижу, но коллекционирую. Давай сюда свой.

Я наклонился, схватил и стал пилить у основания.

Вот тогда он завопил и пытался сбежать, но я держал крепко. Сначала я хотел его только припугнуть, но теперь он меня разозлил. А от фиолетовой крови стало противно, и я разозлился еще больше. Я следил, чтобы он меня не ударил, но он просто взял и шлепнулся без сознания. Хотя, черт, с этими внеземами и не разберешь – может, это была она.