Звездопад Марты

Случайно дети узнали, что, оставаясь одна, их мать стучала тапочкой в стену соседей. Так она приглашала к себе соседа, Ивана Петровича Абрамова, который любил выпить за чужой счёт. Он был одиноким пожилым человеком, бывшим настройщиком музыкальных инструментов. Фаина просила его очистить варёное яйцо, доставала из-под подушки кошелёк с пенсией и отправляла в магазин за водкой. Дети, узнав об этом, начали давать матери по сто рублей в день, надеясь, что это ускорит её смерть. Однако они не знали, что она выпивала всего семьдесят пять граммов водки, а остальное выпивал сосед.

Через два месяца после начала благотворительности детей Абрамов умер от разрыва печени. На похоронах Фаина активно участвовала, произнесла поминальную речь, которую все соседи и близкие покойного встретили с одобрением.

Вадим, сын Фаины, понял, что его мать проживёт долгую жизнь, как и её отец. Это вдохновило его, и он решил заботиться о ней по-другому. Он покупал ей дорогие лекарства, холодильник, свежие продукты и фрукты. Однако его раздражало, что сестра его матери, баба Кузьмина, приносила матери ненужные вещи. Когда в доме установили газовую плиту и розовый абажур, терпение Вадима лопнуло. Он крикнул на мать, обвинив её в смерти Абрамова.

В порыве гнева Вадим ударил по подоконнику, и тот откололся. Под подоконником он нашёл старый лаковый ридикюль, в котором лежали старинные монеты и плюшевый свёрток с Пифагором. Вадим спросил у матери, откуда это у неё. Она ответила, что давно забыла про эту заначку, но знала, что прятала туда всё, что не должны видеть другие.

Мать призналась, что раньше была воровкой, и рассказала, что её родители отвезли её на лечение к знаменитому гипнотизёру в Киев. Гипнотизёр вылечил её и стёр из памяти все грехи. Однако во время инсульта она многое вспомнила. Она также сказала, что монеты, вероятно, не ворованные, а её коллекция, которую помогал собирать ей дед.

Вадим вспомнил, что видел похожую фигурку у бабы Наташи, но не придал этому значения. Он предположил, что это подделка, и решил съездить к бабе Наташе, чтобы узнать больше о Пифагоре.

Мать посоветовала Вадиму купить для бабы Наташи фрукты и конфеты, чтобы не приходить к ней с пустыми руками.

Скороспелый план

Вадим быстро собрал с подоконника все монеты, а их насчитывалось ровно тридцать штук, и, удовлетворённый, положил их себе в карман. Возбуждённый дорогой находкой, он покинул мать.

Завтра он не будет заниматься своей прямой работой, а пойдёт к знакомому коллекционеру-нумизмату и продаст все монеты за большие деньги, которых вполне хватит, чтобы удачно сменить свой старый автомобиль. С отличным настроением он направится к бабе Наташе, не забыв купить ей бананов и апельсинов. Он ехал в своём стареньком «Мерседесе» и прикидывал, сколько денег сможет выручить за фигурку и что на них приобретёт. Ему казалось, что он обладатель древнего и бесценного экспоната.

«Заменю тачку и открою магазин „Здоровье“, – думал он, – надоело самому впаривать товар народу в тесной лавчонке. Найму продавцов, и будем отдыхать с Ольгой. Но в первую очередь обязательно нужно в гости к родственнику Морису съездить в Лейпциг. Он по искусству дока. Помочь должен. Там заодно и машину себе свежую возьму. Слава богу, нужную сумму с лихвой набрал, да Ольга обещала четыре тысячи зелёных дать. Интересно, откуда у неё такие деньги? Неужели выручку утаивала от меня, чтобы сюрприз мне сделать? Тогда она просто молодец! С такими бабками контакты попробую завести в Германии с фирмами, производящими товары для здоровья…»

Он так замечтался, что чуть не въехал в шлагбаум. Нажав до отказа педаль тормоза, Вадим сразу ощутил, как испариной покрылось его лицо, и мелкая дрожь прошла по всему телу. Переждав минут десять, он вновь тронулся с места. Силуэт бабы Наташи он увидел через открытое окно, когда подъехал к дому. Взяв из багажника пакет с фруктами, он прошёл в дом:

– Давненько я не был в ваших краях, – вместо приветствия сказал он и, поставив пакет на стол, начал выкладывать содержимое.

– Да ты не только нас забыл, но и мать родную не особо вниманием жалуешь, – упрекнула его баба Наташа, – несмотря на то, что живёшь от неё в двух шагах.

Вадим сел на стул и обиженно возразил:

– Вы напрасно так говорите, баба Наташа. Я матери и сиделку нанимал, и сейчас вместе с Ольгой забочусь о ней. Она, можно сказать, уже выздоровела. А что с ней сделаешь, если она жить ко мне не хочет переходить? Если бы жила у меня, может, и не пила бы так? Вам, конечно, спасибо и от нас с Ольгой, и от мамы за проявленную чуткость!

– Раньше, Вадик, о матери нужно было больше внимания уделять, – не ответила баба Наташа на его благодарность. – А сейчас я не удивлюсь, если её ещё один инсульт посетит. Всё-таки спиртным она сильно своё здоровье подорвала. А ведь какая красивая женщина была, и какая стала! А она младше меня намного, но выглядит значительно старше.

Вадим понуро сидел за столом, с неохотой выслушивая нотации бабы Наташи:

– Мне с ней очень трудно разговаривать, – оправдывался Вадим, – как упрётся, её уже ничем не сдвинешь. Принёс ей биологические добавки и дорогие таблетки от инсульта, так она их ни одной не приняла. Говорит, что я отравить её хочу, а сама каждый день соседа за водкой посылала. За два месяца она довела Ивана Петровича до смерти, а ей хоть бы что. Она неисправима, хотя пить меньше сейчас стала.

– Вот в это время и постарайся её к себе забрать, – посоветовала баба Наташа, – может, совсем у вас бросит пить? Ты посмотри, как я со своим дедом счастливо живу? А ведь он у меня почти каждый день употребляет горькую. Стопку перед обедом, стопку перед ужином, и я нередко его поддерживаю в этом. И ничего, не спились.

– Баба Наташ, но что вы себя равняете с ней, – подошёл к окну Вадим и понюхал распустившийся красный цветок, высаженный в горшке. – У вас с дедом образ жизни совершенно иной был. А у моей мамы одни пышные банкеты были на уме да рестораны. Была бы замужем, возможно, не скатилась бы до такого состояния. Кстати, а где дед? – опомнился он.

– Дед в санатории отдыхает. Послезавтра Корней поедет за ним. Глебу сейчас каждый год дают бесплатную путёвку, да и меня не забывают. Помнят ещё нас, фронтовиков. Раньше такого заботливого внимания к нам, мне кажется, не было. Губернатор сам лично приезжал к нам домой перед Днём Победы. Подарил телевизор большой, новую газовую плиту и огромный букет цветов. Как приятно ощущать, что тебя ещё помнят!

– Мало вас осталось, вот и не забывают, – заключил Вадим. – А я вот думаю съездить в Германию, приобрести там себе новую машину. Не совсем, конечно, новый автомобиль, – поправился он, – но чтобы свежее, чем мой был. Моему «Мерседесу» уже семнадцать лет. Если получится, к Морису заеду, я его давно уже не видел. Думаю, дай вас навещу да адресок возьму его. Анна-то часто приезжала с Сабриной, а он не особо скучает по родине и маме.

– Морис человек занятой. У него наука, а ещё твёрдый бизнес. Ему некогда разъезжать. Зато мы с дедом у него почти каждый год в Германии были, и Альбина нас не забывает. Альбина, говорит, и вас с Ольгой не обходит вниманием, частенько в гости к вам заходит со своим Васей.

Вадим вспомнил, как перед Первым мая он встретился с Альбиной в сосисочной. Он зашёл перекусить и столкнулся с ней на выходе. Они оба были несказанно рады встрече, потому что не виделись больше месяца, хотя часто созванивались по телефону.

Когда-то Альбина помогла получить Вадиму небольшой кредит для бизнеса, и после этого их родственные отношения заметно укрепились. На семейные знаменательные даты они стали ходить друг к другу в гости и нередко посещать компанией театры и концерты.

– Альбину я последний раз видел перед первомайскими праздниками, – сказал Вадим, – писаная красавица она у вас. Вылитая вы в лучшие и счастливые времена! Не была бы мне родственницей, – вряд ли Ольга захомутала меня. Точно на Альбине женился.

– Полно, Вадик, несуразицу нести, – как девочка смутилась баба Наташа и подошла к стеклянному шкафу. – Подумать только! Нашёл что сказать! С тех пор как я встретила Глеба, у меня не было плохих времён!

Она достала из-под стекла конверт, присланный Морисом, и, вытащив оттуда письмо, протянула пустой конверт Вадиму.

– Вот его адрес, – сказала баба Наташа, – да смотри, поедешь, не забудь перед отъездом к нам заглянуть? Я им небольшую посылочку соберу. К Альбине не заходи – в Сочи они уехали отдыхать всей семьёй. Сам-то Морис пишет, что, возможно, через месяц приедут всем семейством к нам. Не знаю, когда уж и дождёмся их. Неужели я Сабрину увижу и Августа? – скрестила баба Наташа руки на груди, – большие стали внуки наши!

Она резко вдруг поднялась и пошла к холодильнику:

– Я тебя совсем заговорила, – ничем не угощаю, – достала она из холодильника деликатесы.

– Мне машина нужна срочно, – заявил Вадим, – столько времени я ждать его не могу. Через неделю думаю быть уже в Германии. А перед отъездом я непременно загляну к вам, – сказал он и, отказавшись от угощения, покинул дом.

Баба Наташа из окна проводила своего родственника, и когда машина скрылась из виду, она услышала громкий разговор около реки трёх ветеранов войны, которые всегда были близки с Глебом. На траве у них стоял бидончик с пивом, и они поочерёдно через край постоянно прикладывались к нему и отчётливо разговаривали про рыбалку. Она открыла свою очередную тетрадь для стихов, написала.

На переправе сбор солдатский

ведёт под пиво разговор.

Поставив точку, закрыла тетрадь и, положив её на окно, продолжала наблюдать за ветеранами.

Вадик кажется зациклился

Корней подкатил Глеба на машине. Отдохнувший и румяный, он выпорхнул из авто и, не мешкая, направился в дом к Наталье. Обняв любимую бабушку и чмокнув её в щёку, усадил Глеба в коляску:

– Окрошки хочу! – провозгласил он, направляя коляску к облюбованному месту, откуда открывался завораживающий вид на реку и остров.

– Всё знаю, всё припасла, – защебетала Наталья, хлопоча вокруг мужа. – И окрошку, и салатики, и про бутылочку не забыла!

– Я же знал, что ты у меня умница, – улыбнулся дед. – Смотрю, и об экзотических фруктах позаботилась! – кивнул он на хрустальную вазу, полную бананов и апельсинов.

– А вот это как раз не я, – отмахнулась она. – Вадик Фаины вчера заезжал, целый пакет привёз.

– Вот те на! – изумился дед. – Давненько его не было видно, а тут пожаловал с гостинцами. Говори, что ему надо? Чует моё сердце, затевает он что-то хитрое, выгодное для себя. Пряник-то с подковыркой, но ладно хоть подлецом не вырос. Должное надо отдать генералу, его отцу, – благодаря его воспитанию, Вадим по сей день ни табака не курит, ни спиртного не употребляет. Да и мы с тобой немало усилий приложили. Хотя помню, в студенческие годы гнильцы в нём хватало с избытком. Свою выгоду во всём искал.

В кухню вошёл Корней и, услышав последнюю фразу деда, вставил:

– Прав ты, дед. И я не удивлюсь, если он сейчас зачастит к вам. Возраст у вас с бабулей преклонный, не исключаю, что он будет навязывать вам своё опекунство. Такой богатый дом на берегу реки сейчас огромных денег стоит.

Бабу Наталию его слова встревожили, она махнула в его сторону полотенцем и, обиженно нахмурившись, ответила:

– Что ты такое говоришь, Корней? Мы что, с дедом совсем немощные, что ли, что нам опекунство надо? Мы пока ещё спим с ним на одной кровати. А если понадобится, мы с дедушкой весь город обойдём без чьей-либо помощи, когда он ногу свою новую приладит. А дом, Корней, твоей семье отойдёт, тебе и Альбине, дедушка тебе давно сказал. Только дайте нам богу душу отдать спокойно. Так что побойся бога говорить про Вадима всякую чушь. Не чужой он нам человек, а один из близких родственников. И рос он примерным мальчиком.

– Простите, баба Наташа, – виновато пробормотал Корней. – Я не хотел вас огорчить. Просто я этого хлюпика Вадима знаю лучше вас. Понимаю, он вам прямым родственником приходится. Но я времени с ним больше провёл, чем вы. Вон и сейчас мать бросил на произвол судьбы. Разве это дело?

– Да ничего ему от нас не надо! – возмутилась баба Наташа. – В Германию он едет за машиной, вот и пришёл за адресом Мориса. И ещё заедет, я ему посылочку передам. А то, что он на мать свою плюнул, для меня не новость. Что может быть хуже для матери, чем холод и равнодушие от родного сына? Хотя она сама виновата во многом. Мальчишка рос без материнской ласки. Он только у нас её и получал. Сами знаете, как строг был с ним дядя Саша.

– Кстати, а как Фаина, оклемалась хоть немного? – спросил дед, вертя в пальцах изящную зажигалку и одновременно глядя в окно в сторону острова.

На острове прямо за рекой догорал костёр, от которого вился сизый дымок и постепенно растворялся в мареве знойного воздуха. Солнце, словно уткнувшись в обнажившиеся отмели, своими лучами безжалостно поджаривало их. Чуть в стороне он заметил резиновую лодку с двумя мальцами. Их он узнал и без очков – это были внуки Карпа, Мишка и Феликс, продолжатели рода Нильсов. Ему вдруг нестерпимо захотелось и самому покидать удочку рядом с ними.

Откатившись от своего наблюдательного пункта, он с хитрецой посмотрел на Корнея:

– Погожий денёк сегодня, может, рыбки Захару съездить половить?

– У твоего Захара рыбой полный холодильник забит, отдыхай сегодня, – проворчала баба Наташа. – Нечего Корнея от дел отвлекать. В выходной на зорьке и я с вами половлю. Всё равно с первыми петухами встаю.

– Ну так как там Фаина? – переспросил он, мысленно отказавшись от идеи с рыбалкой.

– Фаина уже ходит. Я ей немного помогла. Плиту газовую нашу старую ей отвезла с Иосифом на его «Газели». Одежонку, которую не ношу, тоже отдала. Но выпивать не бросила. Определила себе ежедневную норму – семьдесят пять граммов в день. Говорит, если резко бросит пить, значит разгневать человеческую физиологию. Возможно, она и права? Я ведь считала, что она не поправится, совсем плохая была. Я вначале думала, что у неё помимо инсульта ещё и белая горячка приключилась. А нет, голова у неё в порядке. Даже память частично восстановилась. Может, она наполовину симулировала свою болезнь?

– С неё станется, артистка ещё та! – хмыкнул Корней.

– Да, конечно, она вытянет! – не задумываясь, ответил дед. – Симулянты – самый крепкий и артистичный народ, они умеют отрезать нужный кусок от пирога, не вредя своему здоровью. И я их не осуждаю. Это относится и к Фаине. А что ей? Тётка она не изломанная, трудовая жизнь скудная – всю жизнь пела и плясала. А неистощимое желание к водочке, я думаю, у неё пройдёт. Должна же она когда-то сказать себе «Стоп!». Должны же гены её отца и матери побороть её распущенность!

Баба Наташа присела перед дедом и, взяв его руку в свои ладони, сказала:

– Ты представляешь, она мне такую ахинею несла, как на предсмертном одре. Я думала, точно баба чокнулась.

– И чем же она тебя удивила? – спросил дед.

– Фаина мне призналась, что украла у нас Пифагора. Но где он у неё спрятан, этого она не помнит. Я ей говорю, что тебе это приснилось. Объясняю ей, что если и взяла Пифагора, то ненастоящего, а липу. Бредила она Глебом. Я-то точно знаю, что ты эту копию Анне подарил. А Фаина утверждает, что похитила Пифагора во время нашей с тобой свадьбы. А это 1967 год. Подумала, совсем баба ум от водки потеряла.

Дед отвёл взгляд от бабушки и, услышав рёв быстроходного скутера, вновь приблизился к окну. Посмотрев вслед убегающему скутеру, он задумался. О том пропавшем Пифагоре он давно забыл.

– Ты чего задумался, дедушка? – услышал Глеб голос супруги. – Всё в своём санатории плаваешь? Бабушкой там молодой случайно не обзавёлся? – пошутила она.

Дед одарил её доброй улыбкой, обнял, поцеловал в поседевшие волосы и сказал:

– У Фаины с головой всё в порядке. Фёдор тогда изготовил мне две копии. Я хотел окончательно снять вопрос у милиции и подарить ту чернильницу Бублику. Но она таинственно исчезла из дома. Теперь мне ясно, кто глаз на неё положил. Я, впрочем, быстро про неё забыл. У меня в запасе ещё одна чернильница была.

– Всё равно нехорошо красть чужие вещи, тем более у родственников, – осуждающе покачал головой Корней.

– Это понятно, – щёлкнул зажигалкой дед. – Но Фаину винить нельзя за это. Она и Вадим больны клептоманией, об этом мне по секрету поведывал Александр Дмитриевич, когда мы были на рыбалке. Мало того, я возил Вадима в Ярославль на гипноз в клинику. После чего я не замечал за ним рецидивов клептомании, и генерал при жизни ни словом не заикался. Не знаю, вылечился он окончательно или нет, но не надо было тебе давать Вадиму адрес Мориса. Я думаю, что Вадим по-серьёзному над чем-то зациклился. Едет за машиной, а обращается к тебе, а не ко мне. Машину из Германии не так просто вывезти без бандитского налога. Я Карпу лично зелёный свет делал в прошлом году, чтобы он безболезненно проехал из Германии до дома. А Вадим хорошо знает о моих возможностях и словом не обмолвился об этом со мной. Или у него денег много, или едут большой группой? – поднял вверх указательный палец дед. – Но любая группа всё равно отстёгивает бабки за проезд, если, конечно, нет «проездного билета» от влиятельного лица.

Наталья внимательно и ласково посмотрела на мужа и тихо промолвила:

– Вдвоём они едут.

– Значит, он точно морокой обзавёлся! – заключил дед.

– Согласен с тобой, – поддержал его Корней. – Сколько его помню, он всегда гнилым был. Ему на пару с Карпом ничего не стоило для хохмы закатать в банку куриный помёт и продать его вместо гусиного паштета. И продавал его в магазинных очередях, где они бескрайние были при СССР. После чего он быстро нарезал ноги, а мне после хвалился, как он ловко объегорил простолюдина. Я Карпу тогда втык сделал, чтобы молодого парня с пути не сбивал, а этот толстяк, у которого сын ровесник Вадику, мне про приколы начал толковать. Вроде бы они это делали для прикола, но каково обладателю такой «ароматной покупки»?

– Бог с ним, Корней, – махнул рукой дед. – Зови Карпа к столу. Будем окрошку бабушкину есть. Но на Вадима рукой махать нельзя, всё-таки родственник и человек он, я бы не сказал, что потерянный. Просто предприимчивость у него какая-то нездоровая, граничащая с аферой.

Торгаши, я таких бизнесменов называю. Мало ему аптеки, так он к комиссионкам пристрастился. Скупает там приличные вещи по дешёвке у населения – не в магазине, заметьте, а у входа. Потом с этими вещами выходит на рынок. Это мне Альбина по секрету сказала. А вообще-то она о нём неплохо отзывается. Знаю свою дочь, она не стала бы с конченым человеком поддерживать какие-то отношения, а она дружна с его семьёй! И, с моей точки зрения, он с малых лет был смышлёным и грамотным парнем. Разговор как у знатного дворянина, да и манеры не как у пастуха. Может себя в обществе преподнести.

– Ты уж совсем захвалил его, дед, – сказала баба Наташа. – Обыкновенный он, как и мы все. Разве что идёт в ногу со временем. А что ему? В земле не ковыряется, за скотиной не ходит. Как модно сейчас говорить? – задумалась она и приложила палец к голове. – Тусит он! – вспомнила баба Наташа.

– Нигде он не тусуется, – возразил дед. – Не любит он этого. У него в голове одна коммерция, да книгу какую-то умную, философскую строчит. Альбина жизнь его досконально знает, вот мне и докладывает о каждом его шаге. Я же Дмитриевичу перед смертью обещал контроль над ним вести. Ездить мне до Вадима сейчас не в дугу, так я все новости от дочки узнаю. Могу точно сказать о нём, что двадцатого апреля каждого года он не празднует, как это делает некоторая безнравственная нынешняя молодёжь.

– Что это за праздник такой? – открыл рот Карп.

– День рождения Гитлеру, – мрачно ответил дед.

Возникший интерес

– Вот тебе мои позывные, – дед тщательно вывел маркером в блокноте Вадима свой номер мобильного. – Если на дороге кто из плохих мальчиков вас прихватит, ссылайся на меня. Скажи, что едешь по моему поручению за колёсами. Молодёжь обо мне, конечно, ничего не знает, но все они работают под крышей серьёзных людей. А я сейчас Захару звякну, дам ему ориентировку на вашу машину. Он вам устроит льготный и беспрепятственный проезд. Его каждая собака знает, даже в тех краях.

– Спасибо, дед, – восхищённо выдохнул Вадим, – ехать вдаль и знать, что не надо ни о чём тревожиться, это дорогого стоит.

Глеб на инвалидной коляске подкатил к окну и, водрузив на переносицу очки, подозрительно уставился на «Мерседес», в котором ждал напарник Вадима:

– А попутчик твой – надёжный мужик?

– Нашёл, что спросить, – проворчала баба Наташа, укладывая гостинцы в сумку, – неужели он в такую даль поедет с непроверенным человеком.

– Верно, баба Наташа, – воодушевлённо заявил Вадим, – он надёжен как скала! Добропорядочный товарищ! На него можно положиться! Шахматистом был известным в городе. А главное, автомеханик от бога. Если в пути с машиной что случится, он её мигом починит. Мою машину он знает лучше, чем я!

– Вот видишь, шахматист, – обрадовалась баба Наташа. – С нашей Анной, глядишь, сыграет там. Морис-то давно с ней за шахматы не садится. И к тому же машины чинит. Чего ещё надобно для дальней дороги?

Дед, казалось, не слышал бабы Наташи. Он впился взглядом в Вадима:

– Своего механика иметь в друзьях – это хорошо, – дед скинул очки на стол, – но я не об этом тебя спрашиваю. Как он насчёт гнильца? Что-то фотография мне его не особо понравилась, и дёрганый он какой-то. Не еврей он случайно?

Вопрос о национальности напарника с фамилией Гринберг Вадим пропустил мимо ушей, но в остальном заверил деда:

– Пускай вас это не беспокоит, мужик он что надо! Уверен, он меня не подведёт!

Вадим взял сумку с гостинцами и направился к машине.

Баба Наташа последовала за ним. Она стояла на дороге, пока «Мерседес» не скрылся из виду, силясь подобрать стих, но в голову ничего не лезло. Лишь перекрестила перстом дорогу и вернулась в дом.

Ехали не спеша, не превышая скорости. Останавливались у туалетов и придорожных кафе, чтобы перекусить чем-нибудь горячим.

…Они пересекли Белоруссию, и ни один гаишник их не остановил, что поднимало настроение автотуристам. Вадим ликовал про себя и был рад, что машина шла по трассе без капризов. Он ехал на своём стареньком «Мерседесе», вернее, уже не его, а Георга Гринберга, его соседа по гаражу. Вадим выписал на него генеральную доверенность за три тысячи долларов, с условием, что тот составит ему компанию в деловой поездке в Германию. Как только у Вадима появились деньги, он запланировал вояж в Германию за новым автомобилем и для заключения контракта с известной фармацевтической компанией из Лейпцига. Эта компания выпускала популярные во всём мире витамины и биодобавки. Подробности о контракте Вадим намеренно умалчивал, решив, что рано открываться Георгу. На самом деле знал он Георга не так уж и хорошо, но перед отъездом, для успокоения души родственников, пришлось его расхвалить. Скорее всего, знакомство Вадима с Георгом было взаимовыгодным.

Георг неоднократно чинил машину Вадима, а взамен пользовался ею, когда ему это было нужно. Когда был кризис с бензином, Вадим по первой просьбе снабжал Георга топливом. Он считал Георга скользким и любопытным, но ценил его умелые руки. Его золотые руки не раз возвращали к жизни, казалось бы, отслуживший своё двигатель «Мерседеса». Любопытство же Георга проявлялось почти во всём. Его интересовало всё о жизни Вадима: чем торгует, какие доходы, как зовут жену, ходит ли он с ней в оперный театр и тому подобное.

И сейчас, держась за баранку, Георг не сводил глаз с вещицы, на которую Вадим возлагал большие надежды в плане приумножения бюджета и выхода на большой фармацевтический рынок.

К панели скотчем был прикреплён Пифагор, внутри которого лежали десятирублевые монеты. Вадим не стал его прятать, чтобы не вызывать подозрений, а наоборот, выставил напоказ, чтобы любопытные стражи порядка принимали Пифагора за амулет безопасности. Но этот амулет не ушёл от зоркого взгляда нового хозяина машины. Георг то и дело бросал на него свои серые взгляды, но пока не решался задавать вопросы. Он сразу понял, что фигурка не простая, а из каталога редчайших экземпляров, и успел частично её осмотреть, пока Вадим был в доме у родственников. Интерес к античной фигурке с каждым взглядом только рос.

На трассе с Нолём

Георг Гринберг, известный среди автолюбителей как Ноль, был жилистым мужчиной с хищным лицом, подёрнутым тенью от тёмных усиков, и вечно полуприкрытыми глазами. На его теле остались следы двух огнестрельных ранений Он любил рассказывать байку о перестрелке с жестокой бандой, где и получил свои отметины. О его семейной жизни Вадим почти ничего не знал, но в гараже все были в курсе, что Георг занимается сутенёрством. Он предлагал девушек на любой вкус, не брезгуя даже знакомыми автолюбителями. Даже пузатые лысеющие пенсионеры, пропитанные запахом прели из-за постоянного пота, не отказывались от «кусочка сладкого пирога».