Звездопад Марты

– Небогато, но мило, без лишнего пафоса. Мне нравится!

– Все излишества описали судебные приставы из-за преступлений моего покойного муженька, – сказала Марта, обнимая Ольгу за плечи и усаживая на диван. – Судя по твоим ультрамодным галифе и украшениям, ты купаешься в роскоши? – спросила она с притворным восхищением. – И вкус у тебя отменный! Представляю, как у тебя красиво в квартире.

– Ха! Ха! Ха! – заливисто рассмеялась Ольга. – В моей квартире такая красота, что иногда хочется всё к чертям разнести. Там не тронь, тут не задень, здесь не двигай, там не переставляй. Богато до тошноты, словно живём мы с мужем в филиале музея. Вадик постоянно меня одергивает, чтобы я, не дай бог, не поцарапала антикварную мебель, когда делаю уборку. Чтобы не разбила фарфор с хрусталем. И пыль с картин убирать только автомобильным пылесосом. Короче, вздохнуть свободно нельзя. Хоть бы всё распродал. Купили бы современную мебель и жили как люди, а не рабы. Уюта нет такого, как у тебя. В твоей квартире тепло и гостеприимно. Мне нравится!

– Спасибо! – улыбнулась Марта и тут же изобразила удивление:

– Неужели картины настолько ценные, что к ним нельзя прикоснуться мягкой тряпкой?

– Если верить Вадику, то всю ценную коллекцию дед подарил государству, а нам оставил хоть и искусно написанную, но мазню. Я такие картины видела на Покровке, их местные художники пишут. Но Вадик утверждает, что их по-настоящему оценят, когда мы внуков будем воспитывать. О каких внуках он говорит, ума не приложу.

Марта молча внимала каждому слову гостьи, словно голодный зверь, запоминающий запах добычи. Ольга ещё раз бегло окинула взглядом убранство комнаты:

– Мужа похоронила, и ты теперь одна кукуешь в этой квартире? – спросила Ольга.

– Как бы тебе объяснить? – Марта присела рядом с гостьей, раздумывая над ответом. – Муж у меня есть, но мы с ним свободные люди, за исключением бизнеса. Это общее дело, неотъемлемая часть нашей жизни. Так и живём!

– У вас что, шведская семья?

– Не совсем верный вопрос, – покачала головой Марта. – У нас с ним нет никаких претензий друг к другу. Всё дело в том, что мы хотим ребёнка, но у нас ничего не получается. Вот иногда мне приходится искать донора. Он не против такого зачатия, а я, в свою очередь, не запрещаю ему развлекаться в обществе чистых женщин. У нас нет секретов друг от друга.

Марта начала своё хитроумное знакомство с хозяйкой пищевых добавок с откровенной и наглой лжи. Зная, что её слова бьют в самое больное место гостьи, она умело вторгалась в мир своей новой знакомой.

– Ой! – вздрогнула Ольга. – Какое совпадение, у меня такая же проблема. Безумно хочу стать матерью, но ничего не выходит. Где я только не была, каких только светил медицины не посещала, всё безрезультатно. Я уже от отчаяния руки опустила.

– И напрасно, милочка, а я верю, что у меня получится! Вера всегда даёт человеку силы. Я обязательно рожу! Так что все надежды я возлагаю на доноров. И поверь мне, это не иллюзия, а реальность! Я знаю много матерей, которых осчастливили именно доноры.

…Марта заметила, с каким заворожённым вниманием слушает её гостья. Пламени в её глазах не было, но лучик надежды всё же светился.

«Значит, верит, – подумала она, поднимаясь с дивана. – А этот лучик к концу беседы я превращу в пожар четвёртой категории сложности».

– Я тебя совсем заморочила разговорами, – улыбнулась она Ольге. – Дорогую гостью ничем не угощаю.

– Нет, спасибо, я ничего не хочу, – запротестовала Ольга, – я же из дома, а не с работы.

Марта не стала её слушать, ушла на кухню, откуда крикнула:

– Мы наше знакомство должны закрепить лёгким ужином и испанским ликёром, а там, глядишь, и до дружбы дойдём.

На журнальном столике появилась бутылка ликёра, ваза с десертом и паровая семга с лимоном, базиликом и спаржей.

После нескольких рюмок ликёра они смеялись и обнимались, как закадычные подруги, забыв о коробке с заказом.

– Мой Вадик инертный, – заплетающимся языком произнесла Ольга, – вроде и не устаёт на работе, бизнес у нас не напряжённый. А приходит домой, до часу ночи сидит за компьютером, а потом заваливается спать. Ему не до меня. Стыдно признаться, но я с ним ни разу не испытала блаженство. Однажды я надела эротическое бельё, зажгла свечи, наполнила воздух запахом миндаля, надеялась соблазнить его в предстоящую ночь. А он зашёл в спальню и, задув свечи, сказал: «Ты что, пожар хочешь устроить?» На моё бельё, естественно, ноль внимания.

Марте вдруг стало жаль гостью, и она устроила в сердце немую истерику, сопровождая её неординарным суждением:

– Отсутствие знаков внимания к жене – это оскорбление, – сказала Марта. – Хотя многие и не догадываются об этом, а другие намеренно это делают, убивая женщину. От таких мужей надо бежать без оглядки. Сволочи они, и самолюбие – их главный козырь. Была бы я императрицей Мартой, я бы всех таких мужей отправляла на пожизненную каторгу.

Ольга учащённо захлопала ресницами:

– По сути, он – большой ребёнок, но с богатым духовным миром. И мне с ним уютно. Вадик очень мягкий, никогда не грубит, слушает меня во всём, не пьёт, не курит. Я ему даже разрешаю ходить на сторону, чтобы он осознал в полной мере вкус постельной любви. Хотя я и сама ему всё даю в изобилии, увы, очень редко.

– Скучная жизнь равна яду, – с пафосом произнесла Марта. – Ты радуешь мужа своим присутствием, но убиваешь себя. Счастливой старости у тебя с ним не будет! Поверь мне! Кряхтеть от внутренних болей или быть прикованной к постели – вот твоя старость! И это, если ты её встретишь. А уж я знаю таких особей, я их называю половыми уродами. Ты взгляни на себя – вылитая Афродита! У тебя мягкие линии бёдер и круглые ягодицы. С такими данными прозябать в постели с половым уродом – это противно природе.

Ольга не стала спорить, но с любопытством посмотрела на собеседницу:

– Возможно, ты в чём-то права, но у меня остались обязательства перед его покойным дедом. Я у него секретарём работала после окончания курсов стенографисток. Потом его отправили на пенсию. В принципе, дед меня и сосватал за своим внуком. Но откровенно признался:

– Оленька, у моего Вадика временами бывают приступы клептомании. Я тебя не заставляю сразу идти под венец. Поживи с ним пока без регистрации. Если всё будет хорошо, то смело выходи за него – он парень хороший! Ну уж, а если когда споткнётся, решай сама.

Мы уже десять лет вместе, и ничего подобного не происходило. А наш брак висит в воздухе до сих пор.

– Зря, – покачала головой Марта. – Всякое может случиться в жизни, и он выставит тебя за дверь с корзинкой косметики и узлом ночных рубашек. Нужно становиться полноправной хозяйкой в квартире. Нужно смотреть в будущее. Взгляни, сколько женщин обманутых бродят по вокзалам и городу, протягивая руку. Это результат их недальновидности.

Признание Фаины

Вадим не пошёл по стопам деда. Чекистской искры в нём не было, и он выбрал иную дорогу. Дед пытался привить ему любовь к спорту, отвёл в секцию фехтования. Но Вадима хватило лишь на три месяца. Без должной агрессии ему не нашлось места в этом виде спорта, да и вообще спорт никогда не был его призванием. После школы он поступил в университет на факультет журналистики и закончил его с красным дипломом. В совершенстве овладел немецким и румынским языками, но применять эти знания не спешил. Несколько лет проработал в серой областной газете, а затем ушёл в кооперативное движение. В предпринимательстве у него был головокружительный успех, но дефолт перечеркнул все усилия. Тогда Вадим пошёл по стопам своей незадачливой матери, Фаины, которая в эпоху перестройки не только торговала водкой, но и сама заглядывала в рюмку. К шестидесяти годам она превратилась в сморщенную старуху готовую продать всё из квартиры за сто грамм водки. Впрочем, продавать уже было нечего: кухонный стол, заваленный горой немытой посуды, да рваный тюфяк на полу. На котором она спала, зачастую не снимая обуви. Вот и всё её имущество.

У её сына Вадима была своя квартира, доставшаяся в наследство после смерти деда, генерала Важенина. В отличие от матери, он не пил, но продавал всё, где чуял гарантированную выгоду. На мать махнул рукой и ждал её кончины, чтобы стать полновластным хозяином её большой квартиры. Мечтал поскорее продать её и поправить своё пошатнувшееся финансовое положение. Вадим вместе с женой Ольгой занимался продажей биологических добавок и целебных чаёв. Он вздохнул с облегчением, когда узнал, что мать с инсультом увезли в больницу. Но инсульт лишь приковал её на время к кровати, умирать она не спешила. После того как узнала о недуге Фаины, двоюродная сестра баба Наташа приехала навестить её. Там Фаина призналась, что много лет назад, на свадьбе у Глеба, украла из дома фигурку Пифагора, на которую положила глаз ещё в детстве, когда гостила в Риге. Спустя годы, увидев эту фигурку на телевизоре в доме Чашкиных, рука сама потянулась к ней. Куда она её потом спрятала, не помнит. Провалы в памяти участились, когда она пристрастилась к спиртному.

Фаина еле шевелила губами, но баба Наташа её поняла.

– Ты, Фая, ошибаешься, – сказала баба Наташа. – Пифагор сейчас в Германии, в доме моего сына. Глеб давно подарил его невестке Анне, – солгала она, чтобы сестра не зацикливалась на Пифагоре.

– Нет! – прошептала Фаина, пошевелив пальцами, – он у меня дома где-то спрятан, но где? Убей, не помню!

Где находится оригинал, бабе Наташе было лучше знать, но она не догадывалась, что копии фигурок Пифагора были изготовлены в двух экземплярах, считая единственной копией ту, что у снохи Анны. Она решила, что у Фаины бред на почве болезни.

– Забудь, Фая, про Пифагора, ты взяла подделку: – Настоящий Пифагор надёжно спрятан, да и не нужен он никому. Слава богу, что он помог нам с Глебом прожить счастливо и достойно встретить старость! Мне кажется, он и дочку нам помог произвести в такие-то годы. А в принципе, от него только беды.

Фаина не поверила ни слову и обиженно натянула на лицо одеяло, показывая, что ей тяжело продолжать разговор. Баба Наташа вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Она не придала значения поведению больной сестры, зная, что бессмысленно доказывать что-либо полуживому человеку. К тому же она говорила правду. Пифагор давно покоился в первом, рассохшемся протезе Глеба, пылившемся в чулане. Об этом знали только она и сам Глеб. Недавно, весной, муж Альбины, Василий Иванович, преподаватель архитектурно-строительного института, с четырёхлетним сыном Максимом наводили порядок в чулане и наткнулись на протез. Василий, взглянув на покоробленную культю, сунул её сыну, чтобы тот бросил её в костёр, разведённый дедом в саду. В этот момент Глеб заметил свежие дрова и вытащил из огня уже охваченную пламенем искусственную ногу. Он бросил её в бочку с водой и, притушив огонь, протянул протез Альбине:

– Отнеси назад, дочка.

– Пап, да ты что? – захлопала она глазами, улыбаясь, – зачем тебе то, что уже никогда не понадобится?

«Память, дочка, она дорога для меня».

Дед не показал Пифагора дочери и зятю в тот день, хотя Наталья настаивала:

– Зачем, бабуля? Ни к чему им такое наследство. Я же тебе говорил, что у этого Пифагора есть хозяин. Своих слов и обещаний я не меняю. Вадим к нашей радости, спас Альбину во время разлива Волги. Вот после моей смерти и передашь ему Пифагора. Пусть владеет. Хоть он и барыгой стал, и к нам в последнее время носа не показывает, но это не меняет моих решений. Всё-таки, считай, он нам тоже как внук приходится. А Альбине есть что наследовать. Брошью Дашковой, думаю, она будет довольна.

До несчастного случая с Альбиной он планировал вернуть Пифагора Морису, но потом передумал и сказал Наталье, что намерен подарить фигурку Вадиму. Морис же с 1980 года жил в Лейпциге. Он был учёным музееведом и знал теорию музейного дела в совершенстве. С помощью этой фигурки Глеб мог обеспечить безбедную жизнь для Анны и Мориса.

Со временем Глеб изменил мнение о Пифагоре, считая, что этот костяной грек принёс им с Натальей не только счастье, но и долгую жизнь. Глеб думал, чем дольше он будет осознавать, что фигурка принадлежит ему, тем дольше продлится жизнь. А дети жили пока не совсем бедно. Особенно хорошо жил Морис. Работая в Германском музее книги и письменности, он, помимо этого, имел свой лоток на международной ярмарке, где выставлял на продажу картины, экспонаты художественного ремесла и редкие книги. Этим летом Морис обещал приехать всей семьёй в Нижний Новгород и прислал письмо, чтобы их ждали. Под вопросом оставался только приезд старшего сына Августа, жившего в другом государстве. Мать вложила письмо Мориса в створку застеклённой дверцы кухонного шкафа. Память у неё была уже не та, и она боялась, что письмо затеряется, и Глеб не прочитает радостную новость.

Я тебя не понимаю

– Морис, дорогой, мы оба профессионалы. Почему ты не хочешь, чтобы я опубликовала эту книгу и продала Пифагора? Есть покупатель, готовый заплатить огромные деньги. Представь, сколько мы сможем заработать и какую правду мы сможем донести до людей! Мы сможем вложить авторский гонорар в швейцарский банк для нашей дочери Сабрины. СССР ушло в забытьё, Берлинская стена давно пала. Ты не думаешь, что все вернётся назад? Никогда!

Морис сидел за своим новым компьютером, печатая статью. Он приподнял свои очки и с негодованием сказал:

– Анна, ты раньше приветствовала нашего президента, а сейчас критикуешь его при каждой возможности. Да, возможно, он и выпивал, но создал атмосферу, которую сложно не оценить. Он давно уже ушёл, а мы стали гражданами Германии и можем общаться с твоими родственниками каждый день. Я рад демократическим переменам. У нас с тобой интересная работа с хорошим доходом. Неужели ты не видишь, что наша дочь будет иметь все, что ей нужно? Что ещё тебе нужно?

– Ничего, – обиделась Анна. – Но мне не нравится твой пыл, так что сегодня я не позволю тебе остаться в моей спальне, будешь спать у себя на диване. Мне надоели твои речи о коммунизме. Морис раздражённо убрал очки и сказал: – Я образно говорил о президенте, но дядя Глеб не смог бы приехать к нам ни при Брежневе, ни при Андропове, а при Ельцине навещал нас каждый год. И подумай, у нас взрослый сын, который сам зарабатывает, и взрослая дочь. У них оба советский менталитет, а не немецкий, как у их коллег. Хотя Август живёт в другой стране, Сабрина вот-вот выйдет замуж. Как ты не понимаешь, что если мы опубликуем эту книгу, вся Германия узнает, что палач Березин – родной дед наших детей, Августа и Сабрины Каменских? Мне надоели косые взгляды в Риге из-за деда, и я не хочу такого отношения в Лейпциге. Я устал от этого! Я хочу спокойствия! А с Пифагором делай что хочешь. В конце концов, его подарили тебе, а не мне, – раздраженно произнёс он, ударяя по клавиатуре. – Кажется, я начинаю осознавать, что ты любила не меня, а русскую историю. Ты добилась в этой области многого, а мне следовало бы стереть все дедовы рукописи и уйти в забвение. Я открыл тебе семейную тайну, потому что ты пленила меня своим умом. Я глуп, а ты умна! Ты нашла себе тему для славы, но она опозорит меня и всю нашу семью, которой и так нелегко. Или ты забыла, как моя мама и дядя Глеб нам помогали? Если ты хочешь разрушить меня морально – делай это! Я переживу, но помни, наша дочь тебе этого не простит.

Анна, женщина с ясным умом и обворожительными глазами, не разозлилась на его слова. Она встала, провела руками по бёдрам и ответила:

– Дорогой, ты знаешь, что я люблю только тебя и не должна злиться из-за мелочей. Ты не понимаешь, что сегодня не подходящий день для нашей близости? У меня кризис, а у тебя временное воздержание. Глупыш, – она коснулась его носа. – И кто тебе сказал, что я собираюсь писать хронику? У меня есть возможность опубликовать рукописи, как художественную литературу с вымышленными фамилиями, а не как документальную.

Да простят меня боги

На следующий день Ольга пришла, как и планировалось. Перед визитом она позвонила Марте, чтобы предупредить о своем намерении. В крокодиловых галифе, заправленных в сапоги, и полумягком бирюзовом джемпере с красным блузочным воротником она уверенно вошла в зал. Обнявшись, как давние подруги, они уселись за стол, украшенный хохломой, с бутылкой вина, фруктами и телячьим языком в заливном.

Марта мягко вела беседу, делая акцент на важности зачатия. На ней была клетчатая шотландская накидка, которую она нервно теребила, возможно, собираясь снять. Она предлагала Ольге вино и внимательно наблюдала за ее реакцией, чтобы понять, готова ли она к близости с донором. Ольга выглядела уверенно, но при каждом упоминании мужчины уклонялась от темы. Марта подумала, что Ольга либо не слушает, либо боится сделать шаг.

– Ну сбрось её с себя, – заметила Ольга, увидев её напряжение. – В квартире тепло, а я уже всё одобрила. Я готова к неверности, – засмеялась она, чем порадовала Марту.

– Выбирай мужчину по ягодицам – они говорят о выносливости и способности к хорошему контакту, что увеличивает шансы на оплодотворение, – продолжила Марта.

– Зимой идти в бассейн знакомиться с такими донорами? – выразила недовольство Ольга. – Я даже плавать не умею.

Марта сняла накидку и положила её на диван. Затем достала четыре фотографии и передала одну Ольге.

– Выбирай любого, – сказала она. – Это настоящие жеребцы! Они нам платят, а не мы им. И ты не должна рассказывать им о своей цели – стать мамой. Поняла?

– Да, – Ольга с интересом изучала фотографии. – Вот этого я знаю, – показала она на молодого мужчину с кудрявыми волосами. – Это прыгун с трамплина, который почти каждый день проходит под нашими окнами. И, откровенно говоря, он тоже был в моих мечтах.

– Это Илья Замиров, – произнесла Марта. – Ему двадцать шесть, он из хорошей семьи. У него собственный бизнес по продаже постельного белья, хотя он по профессии радиоэлектроник. Женщин любит, но не хочет терять независимость. С незнакомками застенчив, поэтому не удивляйся, если он будет общаться на «вы». Это от бабушки, бывшей оперной певицы. Хотя он может быстро перейти от вежливости к страсти. Осторожно, не влюбись.

– Когда и где я его увижу? – недоумевая, спросила Ольга.

– Прямо сейчас, – ответила Марта. – Квартира этажом ниже пустует, там временно живет студентка из Уреня. Она уехала, так что вам никто не помешает.

Ольга почувствовала дрожь.

– Прямо сейчас? – её зубы стучали. Марта подошла к Ольге, положила руки на её голову и мягко погладила волосы.

– Ты выглядишь, как стесняющаяся девушка, но ты боишься и собираешься закричать, – с лёгким смехом заметила Марта. – Чего ты боишься? Зачем откладывать, если решение уже принято? Мы и так опоздали на день. Выпей вина и соберись, а я позвоню Илье.

Марта дозвонилась до Ильи и повела Ольгу вниз. Ольга шла по неосвещённым ступеням и вдруг икнула.

– Боже мой, откуда это? – прикрыла она рот рукой.

– Это бывает первый раз, – тихо объяснила Марта. – Когда придёшь, выпьешь воды.

Они вошли в темную комнату, где Марта включила свет и посадила Ольгу на диван.

– Дождись его и сними джемпер. Не прячь свои прелести, – сказала Марта, глядя на часы. – Я включу телевизор, и когда закончите, я зайду за тобой.

Илья пришёл без шапки, в спортивной куртке и, принёс Марте двести долларов.

– Такса не изменилась? – спросил он. – Инфляция давит.

– Ольга – это сказка! – отметила Марта с улыбкой.

– Неужели она лучше тебя? – облизнулся он.

– До меня тебе ещё далеко, – подняла она брови. – Постарайся подарить ей много ласки и не теряйся. Она новичок, так что инициатива должна идти от тебя. Если сделаешь, как я прошу, инфляция тебя не коснётся. Кстати, она тебе знакома, но не общайся с ней слишком много. Ты здесь не для сплетен, правильно?

– Понял! Ты всегда права! – ответил он и тихо ушёл.

Марта включила монитор, где показывалось всё, что происходило в квартире этажом ниже.

– Здравствуйте, – произнесла Ольга, не стесняясь. Она долго смотрела на него из окна, представляя его как своего бразильского мачо. Однако он показался ей старым добрым другом, возвращающимся из дальних странствий. Обняв джемпер, она улыбнулась и сделала шаг навстречу.

«Молодец, Ольга! – прошептала Марта. – Брось джемпер и подходи смелее. Он в восторге от тебя, не стесняйся».

Ольга бросила джемпер на диван и подошла ближе, источая тепло. Её большие глаза сверкнули зелёным светом. Она сняла с его шеи шарф. Илья пришёл в себя и ответил на её приветствие.

– Вы божественны! – сказал он, обняв её и поцеловав.

Спустя два часа Марта спустилась вниз. Илья уже ушёл, а Ольга лежала с закрытыми глазами, счастливая и уставшая, прикрыв джемпером нижнюю часть тела. Марта с восхищением смотрела на её гладкую кожу. Почувствовав присутствие Марты, Ольга открыла глаза.

– Да простят меня все боги, – сказала она, – сегодня я почувствовала матушку-природу в самом прямом смысле. Мне было так хорошо с Ильёй, ты не можешь себе представить! Это был сладкий и притягательный парень, который подарил мне океан удовольствий! Хочу его снова завтра?

– Я очень рада за тебя, – гладя её по голове, сказала Марта. – Но завтра у нас будет другой донор. Важно, чтобы ты не привязывалась к ним, иначе мы не сможем найти следующего. …Марта вложила Ольге сто долларов.

– Мне очень приятно, что я нашла такую мудрую и красивую подругу, как ты! – сжала Ольга купюры в кулачке.

– Я польщена, что наше знакомство тебе понравилось, – улыбнулась Марта. – Мне будет приятно поддерживать такие тёплые отношения. Ты понимаешь, о чём я?

Ольга расплакалась от счастья и раскаяния за своё кощунственное отношение к своему телу. Марта быстро успокоила её и не пустила домой, оставив спать на старом диване, переполненную приятными впечатлениями. С того дня они стали близкими подругами, а Ольга вошла в штат постоянных сотрудниц Марты. Она стала популярной и востребованной женщиной по вызову, начала делиться своим опытом с молодыми девушками, за что Марта щедро платила ей.

Внук чекиста

Вадим привёз мать из больницы в её квартиру, где почти весь хлам был выброшен. Он достал старую раскладушку и застелил её застиранными простынями. Нанял сиделку за небольшую плату и стал готовиться к похоронам. Но мать неожиданно пошла на поправку и через месяц после инсульта вернулась к жизни. К ней вернулась внятная речь, она самостоятельно ходила в туалет и иногда ехидно улыбалась сыну, когда он приходил её проведать.

Вадим не ожидал такого поворота, хотя и был рад, что мать побеждает смерть. Его больше всего пугало, что она может стать серьёзной обузой для его семьи. Он жил с женой Ольгой в элитном доме на центральной площади города. Дом был обставлен старинной мебелью, начиная с прихожей и заканчивая просторной ванной. Любители антиквариата часто просили его продать что-нибудь из вещей, но Вадим не собирался расставаться с наследием деда. Он вырос в этой обстановке и дорожил памятью родных.

Дед Вадима проработал на генеральской должности до восьмидесяти лет и прожил долгую жизнь после выхода на пенсию. Однако все произведения искусства, украшавшие квартиру, дед передал государству. Вадим был рад получить в наследство ретро-квартиру, но позже жалел, что дед был так скуп. Он не скрывал своего мнения о дедушке и часто проклинал его за недальновидность.

Дед говорил Вадиму, что старинный интерьер выглядит престижно и со временем будет только дорожать. Вадим ценил красоту и считал, что, лишившись любого предмета, он потеряет не только вещь, но и иллюзии, без которых не мог жить. Он любил мечтать, сидя в кресле-качалке XIX века, представляя себя барином или статс-секретарём. Эти фантазии помогали ему расслабиться и сосредоточиться.

По характеру Вадим был мягким и рассудительным человеком. У него не было близких друзей или компаньонов, так как он считал, что в нестабильное время они принесут только проблемы. Он не разбирался в людях и часто разочаровывался в тех, кого хвалил. Единственной, кому он доверял, была его жена Ольга. Она была для него и матерью, и советчицей, и служанкой.

Однажды Ольга сказала Вадиму, что его тяга к антиквариату может сыграть с ним злую шутку. Она предложила ему заняться женщинами, чтобы стать настоящим русским барином. Вадим улыбнулся и согласился с её словами, понимая, что Ольга – мудрая женщина, с которой ему предстоит прожить долгую жизнь.

Сейчас его больше всего беспокоила мать. Она окрепла после болезни, но оставалась для него проблемой. Вадим решил использовать свои методы для её оздоровления. Он убрал сиделку, прикрепил перекладину к раскладушке, чтобы мать могла заниматься физическими упражнениями, и поставил в её комнату телевизор. Мать оценила заботу сына и невестки и стала хулиганить. Её выходки превратили квартиру в хаос, и Вадим с Ольгой устали от этого. Но они не признавались друг другу в своих чувствах.