Дар Прозерпины

Алексей Жаворонков

Дар Прозерпины

Предисловие автора к читателю

Книга, которую вы держите в руках, не стремится строго следовать исторической канве – это художественный вымысел, частично основанный на реальных фактах из деятельности ЧК, частично – на сюжетах мировых сказок. Поэтому не стоит воспринимать этот ироничный триллер как источник сенсационных разоблачений или повод для эмоциональных, идеологических и религиозных травм.

История родной страны 1920-х годов долгое время была чрезмерно политизирована – сначала советской, затем антисоветской пропагандой. Это неудивительно: слишком масштабные, тектонические события сотрясали в то время и Советскую Россию, и весь мир. Работа ЧК то превозносилась, то демонизировалась. В этой книге предпринята попытка взглянуть на происходившее под другим углом.

Цель книги – не раскрытие политических интриг эпохи, а исследование внутреннего мира людей: что ими двигало, как менялось их сознание, каким образом новые прогрессивные идеи сталкивались с архаичным религиозным мировоззрением – и почему их победа оказалась неполной. А так как главный герой – комиссар ВЧК, по уши погруженный в хтонический, оккультный преступный мир революционного Петрограда, то недостатка в экшене здесь не будет.

Автор берёт на себя смелость взглянуть на одиссею героя с позиции ближайшего будущего, поэтому детективная линия органично переплетается с фантастической. На поставленные вопросы: этики прогресса, цены бессмертия и извечного конфликта разума и веры – ответов эта книга не даёт. Как, впрочем, и любая другая.

Взгляды героя могут не совпадать с убеждениями автора – и наоборот. Приятного чтения.

Пролог.

Призрачное эхо очередного револьверного выстрела, хлёстко перекатывалось по стенам домов, окружавших огромную площадь, когда на её брусчатку из-под широкой арки вышел человек в военной шинели нараспашку. Он шёл, лихо заломив чёрную кепку на ухо, праздной походкой городского пижона. Одна его рука покоилась в просторном кармане распахнутой шинели, во второй он держал большое краснобокое яблоко, от которого с хрустом откусывал внушительные куски. Яблоко шипело соком, а человек скучающе посматривал по сторонам. Но не успел он сделать и трёх десятков шагов, как вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Ощущение было до того сильно щекочущим, что он остановился и медленно оглянулся. Ничего и никого особенного подозрительного он не заметил, но, решив развеять неприятное ощущение, – обернулся на каблуках кругом, внимательно разглядывая всё, что попадало в поле его зрения, и даже посмотрел в чёрное осеннее небо. Там он на пару секунд задержал взгляд, но, тут же с сомнением покачав головой, продолжил свой путь. Одно он знал наверняка – за ним кто-то следит.

Вообще не сложно привлечь чьё-либо внимание посреди Дворцовой площади Петрограда, особенно вечером, когда она полна народом, а мужчина шел по самому её центру. Вокруг него шастали прохожие и разночинцы, вдалеке солдаты, выстроившись цепью, оттесняли от стен Зимнего зевак, ломовик вёз полную фуру то ли раненых, то ли пьяных матросиков вперемешку с какими-то узлами и бытовым скарбом, за оцеплением визжали на разные октавы бабы в пёстрых платках, сновали патрули, бегали какие-то выцветшие собаки и даже репортёры с треногами, а дальше, за высоченным Александрийским столпом, расположилась казачья армейская рота. Вокруг было вполне себе людно и шумно: со всех сторон доносились крики, ржание, лязг, смех, хлопки, брань, в общем, всё напоминало рынок выходного дня, только вдалеке ещё и постреливали, то ли из револьверов, то ли из винтовок.

Так что при желании нашлась бы пара дюжин любопытных пар глаз, чтобы обратить внимание на шагающего военного. Он дошёл до одного из фонарей Александровской колонны, к которому была привязана полковая пегая лошадь, и остановился прикурить. Затянулся, похлопал лошадь по крупу и выпустил дым в небо. Человеку на вид было около тридцати лет, роста он был немногим выше среднего, строен. На обветренном лице правильной формы – были необычные для брюнета ярко-синие глаза, а тонкие чёрные усы уже начали скрываться за пятидневной щетиной. Он снял кепку и ещё раз огляделся по сторонам; в итоге задрал голову и уставился ангелу на другом конце Столпа прямо в гранитное лицо.

«Уж не ты ли шпионишь, болван?» – с сомнением поинтересовался он и, наглядевшись на ангельский лик, опустил взгляд на толпу, собравшуюся на площади, – «Может, кто из вас, черти любопытные, мне затылок буравит? Нет, не вы. Тут кто-то другой… Чёрт, кто же пялится?»

Решив дальше не выяснять необъяснимое, он обошёл Столп, подножие которого временно превратили в коновязь с кормушками для лошадей, и в следующий раз хлопнул уже не по конскому крупу, а по суконному плечу солдата в папахе. Тот беззлобно обернулся и ощерился.

– Ну, что у вас тут творится, милый? – спросил человек, – штурм Зимнего?

– Не, вашбродь! Какой там? Сорванцов да бандитов ловим, дело-то знамо – пустяшное.

– А что сорванцы натворили-то?

– Да пустяки, вашбродь! Вон домик красный видишь? Там, где царица с царём и с Гришкой втроём жили, стал-быть. Так они там на часах солдатика убили, двух захватили, обворовали, да решили дальше к царю лезть, за его этими… царскими реалиями, во! А мы их тута прижали и теперь, стал-быть, они из окон-то палять, но достать не могут, ибо капитан – голова! Тут нас поставил, во как!

Абсолютно ничего нельзя было понять в этой абракадабре, кто кого убил-обворовал, и человек ещё раз хлопнул солдата по пыльному плечу, скормил огрызок яблока лошади и пошёл искать более осведомлённого собеседника. Им оказался казачий есаул в чёрной папахе со звездой такого размера, что её можно было бы повесить на бронепоезд. Человек подошёл к есаулу вплотную сзади и громким шёпотом произнёс тому в затылок:

– Привет, майор. ЧК вызывали?

Есаул подпрыгнул, развернулся и, схватив шашку за оголовье, уставил на шутника злобно-удивлённое лицо с благообразными усами.

– Какого дьявола?!

– Не сердись, майор. Свои. Комиссар ЧК – Яков Брон. Давай поскорее познакомимся и дай мне экспозицию.

– Чего дать?

– Что у вас тут происходит?

– А… – Есаул недовольно пожал протянутую руку. Во-первых, он не любил, когда его, есаула, называют по-новому – майором, а во-вторых, когда подкрадываются со спины. Он сурово пожал не менее суровую кисть, но улыбка комиссара и его почти детские, васильковые глаза обезоруживали, и есаул произнёс, сохраняя, однако начальственный тон:

– Майо… тьфу чёрт, есаул Северов Николай Николаевич, командир казачьего полка Петроградского гарнизона 8-й кавалерийской дивизии. Подняты по тревоге; привёл с собой двадцать сабель. А вы? Один?

Брон уловил язвительную нотку в вопросе, но ещё простодушнее улыбнулся и ответил:

– А сколько нужно? Тут и одного чересчур. Здесь скоро будет будущий музей Революции, потому и пришёл… да и Гороховая рядом. Ну, что у вас тут?

– Ну, в целом, всю картину можно наблюдать отсюда, рассказать нужно только подробности. Вооружённая банда неподалёку грабанула лавку старого менялы, убив его самого. Однако бандиты были вспугнуты моим патрулём и бросились в эту сторону. Какой-то болван крикнул, что в подвалах Зимнего ещё осталось вино, и вся эта сволота, убив ещё и солдата на воротах и, видимо, пленив ещё двоих, вломилась на второй этаж и забаррикадировалась там. Вон, видите, порой высовываются, палят из наганов и кидают вниз пустые бутылки.

– Значит, это не миф, и вино и впрямь осталось?

– Пёс его знает, – есаул пожал плечами и продолжил:

– Короче, как я и доложил: ворота и двери они завалили мебелями, где-то раздобыли «Максим», высадили им окно, но очередей пока не давали. Мои говорят, что пулемёт, мол, экспонат, но проверять не хочется. Сами бандиты вооружены в основном револьверами, наганами, ножами. Одеты преимущественно в военную форму различных видов и родов войск. Их предводитель – вон тот детина во «врангелевке» и белом офицерском кителе. Всего их человек семь-восемь. Расхристанная банда – рвань и дезертиры. Все бывшие солдаты, «дети войны».

– А мы с вами, есаул? Не «дети войны»? – заметил Брон.

– С упрёком не согласен. – Северов зашевелил усами, как обиженный морж. – Я хоть и в боях с четырнадцатого года, но, вином упившись, в музеях баб в плен не беру. В центре города тем более.

– Вы сказали – баб? Ах да, музейная работница…

Есаул потупился и скислил лицо, словно откусил лимон, как бы говоря, что тут не всё так просто.

– Оно, конечно, Юлия Борисовна не просто музейный смотритель. Она специалист, реставратор, художник. Художница. Выставку сейчас ведёт, «Заупокойная жизнь Древнего Египта». Фараоны такие, знаете?

– Это я как раз знаю. Не знаю только, почему вы их всех до сих пор не взяли? Вон пара шалопаев торчит на балконе. Пристрелить можно хоть отсюда. В здании есть ваши люди?

– Да, два секрета по пять бойцов, пробираются: один с набережной, другой с соседнего Эрмитажа. А стрелять мы пока не можем, нельзя.

– Отчего? Саркофаг попортим?

– Юлия Борисовна привела в зал группу детей. За полчаса до нападения.

Брон перестал улыбаться, и они вместе с есаулом одновременно повернулись и посмотрели на кирпично-красный Зимний, в котором горело лишь несколько окон второго этажа, как раз над Посольскими воротами.

– Сколько? – глухо спросил комиссар.

– Двадцать семь человек. Почитай все девицы, лицеистки.

Брон ещё раз испытал неприятное чувство, что за ним пристально кто-то следит. Он оглянулся и почесал затылок.

– Это резко меняет дело. Чёрт, грустная история. А это кто там скачет на жеребце прямо под балконами?

– А, это Васька, стервец. Парламентёр-переговорщик. Решили, пока наши по коридорам ползут, он хоть как-то их за языки попридержит.

Напротив вычурных Посольских ворот, с которых давно посбивали геральдических орлов, было и так полно солдат, в основном это были спешившиеся казаки Северова и солдаты гарнизона вперемешку с милицией, которая неутомимо разгоняла зевак, в основном, мальчишек. Но все они образовывали как бы полукруг перед багровой стеной Зимнего. И в центре этой полуарены на вороном жеребце гарцевал казак в чёрной бурке и без папахи, который был занят тем, что переругивался с засевшими во дворце бандитами

– Эй, босота! Выныривай-как по-хорошему! Вам пока только каторга светит. Ну а командиру вашему – расстреляние, за пролитую кровь, уж извините! – «утешал» бандитов всадник-Васька.

– Наш командир сам кого хош расстрелять может! – проорали с балкона, и на брусчатку грохнулась бутылка, – у нас тута народу с избытком, можно и пострелять!

– Тогда смотрите так. Я вам катер, подлецам, под парами, прям тут же на Неве. И валите на нём к чёртовой бабушке, куда хотите. А баб оставьте.

– Катера мало, потонем. Трал гони к набережной!

– Будет трал! – не моргнув, соврал Васька.

– Торги, транспорт? Это что-то новенькое, – сказал Брон есаулу. Тот удивлённо кивнул.

В это время на балконе показался один из бандитов, ведя перед собой девицу примерно шестнадцати годов, схватив её за косу. Девица тонко визжала и, казалось, была при смерти от ужаса.

– Не берите больший грех на душу! – прокричал Васька. – Отпустите баб с дитями!

– А, понравилась тебе девчушка? Скинуть?

И негодяй перегнул несчастную через перила балкона. Второй его подельник целился в Ваську сразу с двух наганов. Девица пронзительно завизжала. Васька тронул коня. Бандит выстрелил, но, видимо, не целился, и пули щёлкнули по камням вдалеке от всадника.

– Не, эту не отдам. Себе оставлю, – продолжал глумиться бандит, затащив орущую девицу обратно.

– Я тебя, как офицер, – лично повешу на этом балконе, сволота! – пообещал Васька.

– А ты какой офицер? – поинтересовался главарь бандитов, показавшись на балконе. – Красный или белый?

– А я и там, и там служил. И не тебе, морда, об этом спрашивать!

– Красно-белый, в общем. Как матрац! Кто хочет, тот и пользует.

Банда наверху заржала, а Васька покраснел, выхватил револьвер, но стрелять не стал.

– Патроны кончились? – посочувствовал атаман. – Отсыпать?

И швырнул вниз горсть монет вперемешку с гильзами, под ноги Васькиного коня.

– Ка-а-а мне! – заорал Васька, и с десяток человек бросилось к его коню. Атаман даже не шелохнулся, только вытащил из широченного кармана галифе динамитную шашку и поджёг фитиль.

– Вона вас сколько набегло. Кому в руки кинуть-то?

И заржал. Солдаты внизу разбежались по прежним позициям, один насупленный Васька остался на месте, а на балкон к атаману и бандиту с двумя наганами вывалило ещё пять человек. Атаман пальцами притушил фитиль.

– И как ты с такими зайцами собрался волков-то ловить, краснопёрый казачок? Увидели шутиху, и бежать?

Теперь уже гоготала вся банда. Сквернословила, палила из револьверов и кидала в солдат всякий сор. Атаман, видимо, почувствовав кураж, вновь зажёг фитиль:

– Так куда мне шашечку кинуть-то, а, служивый? Тебе под ноги? А может, туда?

И он указал на распахнутую дверь к залу, где, судя по всему, и содержались пленницы.

– Давай, выбирай. Ты или девки? Только не вздумай отъехать, а то точно баб рвану. Но токмо это твоя вина будет.

Васька слез с коня, солдаты внизу зашумели, бабы за оцеплением запричитали, бандиты заржали, атаман снова затушил фитиль, в ожидании, когда все действующие лица займут свои позиции.

– Есаул! Винтарь есть под рукой? – быстро обернулся Брон.

Северов снял с плеча рядом стоящего солдата «мосинку» и протянул комиссару. Тот быстро проверил затвор и обойму.

– У вас с группами, что лезут с боков, сигнал какой предусмотрен?

– Да, свисток особый.

– Молодцы. После моего сигнала свистите в свои свистки. Ну-ка, подставь плечо.

Брон развернул есаула спиной к себе, положил ему ствол «трёхлинейки» на плечо, взвёл затвор и сказал:

– Стой ровно, дыши тихо.

И прицелился.

– Далековато, товарищ комиссар… – попробовал предупредить есаул.

– Заткнись, Коля! И замри.

Атаман на балконе в третий раз взял в руку динамитную шашку. Васька, бледный как бумага, стоял внизу, коня его увели сердобольные сослуживцы. Вся банда перегнулась через перила балкона в ожидании представления. Атаман поджёг фитиль и, чуть выждав, чтобы тот прогорел побольше и у Васьки внизу совсем не осталось бы времени, отвёл руку и бросил страшный свой сувенир. Толпа ахнула, Васька вытянул руки, есаул зажмурился. Брон выстрелил.

Ярчайшая вспышка и облако белого огня охватило балкон и людей, стоящих на нём. Хлопнуло и тут же попёр чёрно-белый дым. Зазвенели, посыпались стёкла, и Васька прикрыл голову руками от их безжалостного дождя. А над ним, истошно и нечеловечески страшно заорали люди, в клубах дыма и огня над Посольскими воротами. Площадь замерла, в ужасе глядя на копошение воющих горящих тел на балкончике. Понёсся запах пороха, горящей плоти и жжёных тряпок. А к ногам Васьки упал обгорелый труп без головы. Только по когда-то белому кителю Васька опознал в нём атамана.

Комиссар убрал ещё дымящийся ствол «мосинки» с плеча есаула и вернул ему со словами:

– Держи, майор. Добрая винтовка, смазывай чаще.

Есаул недоверчиво посмотрел на Брона, как будто видел впервые. Тот уже прикуривал, глядя на есаула из-за табачной завесы своими дьявольски-синими глазами.

– Тут метров сто пятьдесят, не меньше…

– Угу. Ты знаешь, есаул, в Царицыне я убил одного штабиста генерала Краснова с пятисот метров. С первого выстрела. Был сильный боковой ветер и январь, кажется. Мало кто по нашу сторону фронта может повторить такое. А тут, в штиль, и не попасть в такой ерундовый предмет.

И Брон пальцами изобразил динамитную шашку.

– Комиссар?

– Да, есаул.

– Ты – страшный человек.

Яков Брон рассмеялся. Только теперь есаул понял, точнее, услышал, мертвящий холод в этом, казалось бы, дружеском смехе. Человек так не веселится. Ему стало не по себе от несоответствия образа и действий своего нового знакомого.

– Детей не трогать – это железная догма. Ну, и то, что я не дал взорвать твоего дурня там, внизу, – пусть спасибо скажет. Ну, бывай, червонное казачество. Если что, ты знаешь, где меня найти. Рапорт пришлю.

Примерно через час комиссар Брон покидал место происшествия, выполнив все необходимые формальности. Из бандитов в живых осталось трое, из заложниц же ни одна не пострадала, если не считать внушительного количества обмороков. Ошарашенных девиц сейчас как раз выводили из Зимнего, туда, к оцеплению, где уже вовсю голосили родные, близкие, а также прочие зеваки. Одна из бабок крестила всех проходящих и целовала руки казакам и солдатам. Брон тоже попал под «крещение», но рук себе целовать не дал. Сзади комиссара вели двух лицеисток с лицами бледно-зелёного оттенка, и бабка вцепилась в них насмерть. Это были, судя по всему, её внучки.

– Христос помог сегодня нашим ангелицам! – заголосила она. – Уберёг и защитил!

– Вообще-то солдаты, мать, – вставил Брон, который застрял в толчее, – ну и я немного. Христа мы тут не встречали.

Бабка насупилась, как атакующий вепрь.

– А кто ж вам-то помог, как не Христос-вседержитель? Его воля вокруг. Или где Иисус по-твоему?

– Погиб в Палестине от рук римских оккупантов. Две тысячи лет уж минуло, опомнись, мать.

Бабка неистово перекрестилась и, схватив своих заплаканных курсисток-лицеисток, засеменила к Адмиралтейству.

Брон выбрался из толпы, потянулся, скрипнул ремнями и уставился на кусок ночного неба между фонарями Столпа. Снова почувствовал на себе взгляд. Но теперь и увидел. В свете фонаря появилась еле заметная глазу почти прозрачная точка. Она совершала осмысленные движения, то есть не была поднятой ветром пылинкой. Не была и насекомым, откуда бы им взяться в середине осени? Она чуть отъехала в сторону, качнулась и ушла вверх, в черноту. Брон поскрёб пальцем висок и, подняв ворот шинели, вновь ушёл под арку, в сторону Невского проспекта. Заканчивалось первое воскресенье октября 1919-го года.

Асуры I. – Сражаясь по правилам, многого не достигнешь.

– Останови, останови! Во-о-он того хочу поближе! – Пашка так резко потянулся вытянутой рукой к монитору, что чуть не опрокинул стаканчики с кофе, – да останови же!

Но камера уже зависла довольно высоко над Дворцовой площадью, и фигурки людей растеряли индивидуальность. Больше половины огромного монитора занимала крылатая спина ангела с Александрийского столпа.

– Да не голоси ты! Сейчас опустимся. – Андрей неодобрительно посмотрел на порывистого друга и однокурсника и передвинул поднос с напитками из зоны опасной близости к новенькой игровой консоли, – который? Есаул? Или тот всадник, как его… Васька, кажется?

– Да какой, нафиг, Васька? Тот, который только что в камеру смотрел. В кепке с усами.

Андрей вытаращил глаза и повёл объектив вниз, на уже удаляющуюся, курящую фигуру.

– Вот этот, что ли? Да ты с ума сошёл! Комитетчик? Это который на балконе только что людей пожёг? Ты им хочешь погонять?

– Во-первых, не людей, а бандитов. Во-вторых, мы уже вторую неделю ищем мне персонажа. Все, о ком есть хоть какое-то упоминание в литературе, или кто хоть как-то засветился в Вики – давно заняты. Некоторые на несколько семестров вперёд. Я, честно говоря, уже упарился шарить по годам и событиям. А это вроде ничего… бравый. И не занят, я вижу.

– Тебе его препод не согласует, даже не пытайся. Это ж ЧК! Ты видел, что он творит?

– С преподом сам как-нибудь договорюсь, – упёрся Пашка, – давай, пробей мне этого.

– Ну ладно, допустим, что ты приболтаешь Бориса Алексеевича и он тебе согласует этого типа. – Андрей сделал страшные глаза и указал пальцем на фигуру в мониторе, – но курсовая по чекисту? На гуманитарном факультете? Это… как сказать…. Кир, подскажи?

– Зашквар! – подсказала нарочито хриплым голосом длинноногая девушка в чёрном и с сиреневым каре, названная Кирой, третья участница данной сцены.

– Можно подумать, что мало кто у нас прям сейчас ведёт НКВДшников? А кто-то и ССовцев. Не переживай за мою психику, справлюсь. Ищи мне этого, – Пашка был непреклонен.

Андрей сделал страдальческое лицо и взглянул на Киру, как бы призывая её в союзники, но та рылась в смартфоне.

– Паш, ну ты не сравнивай! Там по специальным, индивидуальным проектам, третий-четвёртый курсы. Ребята работают с преподавателями. Психолог, ограниченное время асура. Всё под наблюдение, короче. А ты хочешь на полгода в свободное плавание уйти в подвалы ЧК? Тебя, мягко сказать, не поймут.

Андрей постучал пальцем по виску. Пашка развёл руками и кивнул на экран, предлагая всё-таки продолжить. Андрей со свистом выдохнул, но, тем не менее, полез в базу искать данные на персонажа, выбранного Павлом, продолжая говорить:

– Смотри, Пашка, года не прошло, как вышел «Хронос V». Открылся огромный кластер про всё, что связано со Второй Мировой. Все сроки секретности закончились, и к 110-летию Победы вышел пятый «Хронос». Это же неисчерпаемая тема! Персонажей сколько, характеров, возможностей! Миллионы! И все, пихая друг друга локтями, помчались в эту тему, столбить места и аватаров. И сколько ещё осталось, ты представь? Шесть лет интриг, боёв, чудовищных преступлений и невероятного героизма. Личностей сколько! Достоевский с Чеховым курят в коридоре. А ты чего? Что тебя так тянет в Гражданскую-то? Тема же истоптанная?

– Неохота пихаться вместе со всеми, Андрюх. И ни фига она не истоптанная, обывательщина какая-то. Дайте мне сделать, как я сам того хочу, а не то, что «рекомендовано» программой. К тому же у меня есть теория. Что 1945-й напрямую вытекает из 1917-го. Сцепка, понимаешь. Вот и хочу посмотреть, что за люди там были, характеры, как ты говоришь, судьбы, идеи.

– 1917 конкретно у нас закрыт для массового пользователя, – напомнил Андрей, – ну, если, конечно, пиратскую версию… но она в вузе не прокатит. А твой усач, скорее всего, до Войны не дожил, как и большинство чекистов того времени…

– Вот и выясним. Не отвлекайся. Есть инфа?

Андрей постучал по клавишам.

– Да не особо много. По первым ссылкам это сама Вики и куча сайтов, её дублирующих. Что здесь… итак – Яков Брон, революционер-большевик, сотрудник ПЧК с марта 1918 года. Всё, более ничего. Остальные сайты, как правило, копируют эту скудную инфу. Так, неси своего Якова смело к преподу, про него ни черта неизвестно.

– Погодите! – подняла палец Кира, вынырнув из смартфона, – смотрите, что я нашла, читаю – «Яков Брон – один из магистров тайного ордена новых розенкрейцеров, созданного на базе питерского ЧК лично самим Ф.Э. Дзержинским, перед отбытием последнего в Москву. Орден имел ярко выраженные оккультные корни, занимался выявлением и уничтожением ведьм, колдунов и священников, а также любых еретиков, противников советской власти. Питерская ложа ордена под предводительством Якова Брона практиковала мистические ритуалы жертвоприношений, разгромив для этого масонскую ложу Санкт-Петербурга, созданную Великим Князем Сергеем Александровичем…» Уф-ф! Как вам?

Андрей и Пашка повернулись к Кире.

– Где ты откопала эту «желтизну»? – спросил Пашка.

– Газета «Спид-Инфо» за 1996 год. Статья называется «Оккультисты из ЧК на службе у Ленина».

Андрей демонстративно похлопал в ладоши и засмеялся:

– Отлично! Вот с этим и иди к преподу. Скажи, я великого магистра нашёл около Зимнего в 1919 году. Курит махорку. Разрешите взять в работу? Тянет на диссертацию.

Пашка весело пихнул друга кулаком в плечо. Андрей от неожиданности ойкнул.

– Ай! Ты чего?

– А ты не соображаешь? Тот, кто написал в газетёнке эту бредятину полвека назад, где-то взял эту фамилию? Откуда-то уши растут у этой информации? «Хроноса» и возможности заглянуть в прошлое в реальном времени ещё в помине не было. Да и интернет, мне кажется, только-только зарождался у нас в стране. Не думаю, что этот пасквилянт сидел в архивах КГБ-ФСБ. Откуда-то из общего для того времени доступа он вытащил моего Якова. Понять бы, откуда. Может, в даркнете пошарить? Кир?

– Уже смотрю, – ответила девушка, быстро, пальцами двух рук перебирая по экрану смартфона. Приятели в ожидании откинулись в креслах и уставились в монитор. Там плыли улицы послереволюционного Петрограда, шли люди, ездили извозчики, проезжали редкие грузовые авто. Андрюхин асур летел примерно на уровне третьих этажей зданий по Невскому проспекту в сторону площади Восстания.