Тысяча ударов сердца

– Твоими бы устами… И вот еще. – Я отвел Иниго в сторонку и понизил голос. – Если меня убьют, постарайся выполнить Задание. Любой ценой. Хотя бы после моей смерти, но справедливость должна восторжествовать, а Дарейн – вернуться к законному владельцу. – Признание отозвалось почти физической болью. Жажда обладания соседствовала с горечью утраты, и осознавать ее было поистине мучительно. – Отряд тебя поддержит. Пожалуй, с большей охотой, чем меня.

Иниго сглотнул.

– Можешь на меня рассчитывать, – заверил он. – Только ничего с тобой не случится. Слишком ты башковитый.

Я поковырял носком сапога землю:

– Мой отец славился незаурядным умом, однако в Возино возвратился разрубленным на куски. Уверен, Каван не расстроится, если меня постигнет та же участь. Скорее наоборот. Но вы не должны опускать руки. Боритесь до конца за наше королевство.

Иниго коротко кивнул и принялся устраиваться на ночь.

Я вытряхнул из мешка палатку, расстелил. Вечер выдался прохладным, но не настолько, чтобы разводить огонь.

За спиной раздались шаги. Обернувшись, я увидел Блайз.

– Какие-то проблемы?

Она бросила взгляд по сторонам и, удостоверившись, что нас никто не слышит, спросила:

– Ты и правда убивал людей?

Вопрос был таким нелепым, что я с трудом удержался от смеха.

– Блайз, давно ты в Возино?

– Полтора года. Пришла вместе с переселенцами из Рошмара, когда на родине случился неурожай.

То было самое крупное пополнение в наших рядах. Путь из Рошмара не пролегал через чудовищный лес, однако не всем удалось без потерь преодолеть горы. Треть беженцев получила обморожение, а более десятка погибли в дороге.

– Тогда ответ тебе известен. Трое на этой неделе. Еще несколько дезертиров пару месяцев назад. Помнишь пиратов, которые умудрились обогнуть скалы и пытались напасть на нас с моря? Еле-еле потом отмыл меч от крови. Точную цифру не назову, давно сбился со счета, но самым безжалостным и кровавым воином слыву по праву.

Блайз смотрела на меня в упор:

– Тогда почему ты позволил Гриффину остаться? Почему пощадил его, если человеческая жизнь для тебя ничего не стоит?

Я выпрямился и устремил на Блайз пристальный взгляд:

– Речь не о сострадании. Людей и вправду избыток. Зато Каван сейчас рвет и мечет из-за моего неповиновения. В общем, сплошные плюсы.

Что-то промелькнуло в ее глазах.

– Однако из всех нас ты выбрал именно Гриффина. Пожалел двух влюбленных.

– Пусть будет по-твоему.

– Будет, не сомневайся, – хмыкнула Блайз, однако с места не сдвинулась. – Знаешь, даже в самые темные времена, даже в разгар войны двое способны обрести друг в друге свет.

Меня молнией пронзила догадка. Блайз ставила передо мной вопросы, на которые не хотелось искать ответы.

Страх ледяной рукой взял меня за горло.

– Смотрю, Задание совсем вскружило тебе голову. Предлагаю забыть этот разговор раз и навсегда.

Блайз с улыбкой отступила на шаг:

– Попробую, но обещать не могу.

Если меня отказываются признавать, пусть хотя бы боятся, думал я до сих пор. И глубоко заблуждался. Страх был не выбором из двух зол, а моим подсознательным стремлением. Признание делает тебя уязвимым, и одна только мысль об этом повергала меня в трепет.

– Блайз, оставь эту затею, – совладав с собой, выдавил я. – Ничего у тебя не выйдет.

Она покачала головой и зашагала прочь, безмятежно бросив напоследок:

– Запомни, я никогда не проигрываю.

Анника

По ночам дворец совершенно преображался. В главных коридорах еще кое-где горели свечи, но основным источником света служила луна. Сквозь панорамное окно за кронами деревьев угадывались далекие созвездия.

Я на цыпочках прокралась в галерею, расположенную в самой отдаленной части замка. Именно туда отец распорядился перенести самый великолепный портрет из всех, когда-либо виденных мной.

Убедившись, что вокруг ни души, я села на пол перед огромным изображением мамы. Ее лицо дышало красотой и умиротворением. Даже на холсте от нее веяло добротой. Наклон головы обещал простить все прегрешения. Улыбка согревала своим теплом.

Говорили, что я пошла в мать. Надеюсь, так и есть. Мне безумно хотелось походить на нее. Слыть искренней, отзывчивой и счастливой. Какой глубинный смысл таился в этих простых, незамысловатых эпитетах!

– Прости, что давно не заглядывала, – шепнула я. – Только не спрашивай почему. Ты не перенесешь правды.

На этот счет у меня не имелось ни малейших сомнений. События последних месяцев разбили бы маме сердце. Я думала, что выплакала все слезы, но рана еще не затянулась, и сейчас они ручьем хлынули по щекам.

Мама ведь не погибла? Она жива. Просто угодила в плен… или потеряла память. В книгах такое случается сплошь и рядом. Нельзя отчаиваться даже спустя три года. Настанет день, и мама вернется, прижмет меня к груди, как маленькую. Надо лишь надеяться и ждать.

Но иногда надежда ранит.

– Я обручилась. С Николасом. – Подаренное кольцо блеснуло в полумраке. Я ловила мамин умиротворенный взгляд, мечтая увидеть в нем хоть какой-то отклик. Одобряет она мое решение или, напротив, осуждает за покорность судьбе? – Эскал твердит о моем благородстве. Своим браком я обеспечу ему безмятежное царствование, исполню сестринский долг. Но стоит Николасу заговорить со мной, я чувствую фальшь. Дурные помыслы за чинным фасадом. – Я покачала головой. – Должна признаться… еще не поздно все переиграть. Ретт любит меня, – доверительно поведала я, тщетно ожидая от портрета хоть какой-то реакции. – И предлагает бежать с ним. Думаю, ты не стала бы возражать. Ведь именно ты вывела его в люди, разглядела в нем потенциал. Он готов пожертвовать для меня всем. Готов продать последнюю рубашку. И это не пустые слова. Вот только… я его не люблю. Вернее, люблю, но как друга, в чем честно призналась. Однако ему достаточно и такой любви, лишь бы мы были вместе. Мне это льстит, не скрою… Но не настолько, чтобы бросить все и бежать. Будь между нами настоящая любовь, я не колебалась бы ни секунды. Разве все подвиги совершаются не во имя настоящей любви? Так пишут во всех книгах. Даже если поначалу все идет наперекосяк, сердце не обманешь, мама. Не обманешь! Принц не отрекается от возлюбленной, она свято верит в него, а после, когда самое страшное уже позади, они создают нечто настолько прекрасное, что кое-кто вынужден запечатлеть это документально. У меня таких чувств нет. Ни к кому. И наверное, никогда не будет. Неприятно, конечно, но не смертельно.

Я вытерла слезы.

– Мне так тебя не хватает. Никто не заменит мне тебя и твоей любви.

Это осознание убивало. Окружающие любили меня по-своему, однако их привязанность не шла ни в какое сравнение с материнской любовью.

– Решение принято, мама. Если мне суждено выйти за Николаса, в день нашей свадьбы я официально объявлю тебя мертвой. – Наши взгляды встретились. – Такое событие не останется незамеченным, весть о торжестве разойдется далеко за пределы королевства. Если ты жива, то обязательно появишься. Если нет, на наше генеалогическое древо нанесут траурную отметку. И это будет конец всему. Конец надеждам.

Я всхлипнула, проклиная себя за категоричность. Но если я хочу сохранить здравый рассудок, нужно поставить точку. Иногда бесконечные терзания хуже горькой правды.

– Разумеется, я не перестану тебя навещать. Не перестану беседовать с тобой, словно ничего не случилось. Обещаю ничего от тебя не скрывать, даже самое плохое… Но на сегодня хватит дурных вестей… Люблю тебя. Пожалуйста, вернись, – прошептала я и со вздохом потерла виски. – Пора укладываться. Завтра у нас конная прогулка. Отец хочет, чтобы мы с Николасом показались в пригороде. Надо пользоваться случаем, пока меня окончательно не заперли во дворце. – Я перевела дух. – Помоги мне, мама. Ты умела разрешить любой спор улыбкой… Как тебе это удавалось? Научи. Нас наверняка роднит нечто большее, нежели волосы и глаза. Надеюсь, я унаследовала твою доброту, твою внутреннюю силу. Просто они еще дремлют.

Я поднялась и послала портрету воздушный поцелуй.

– Люблю тебя. И никогда не забуду.

* * *

Передо мной простирался берег, усыпанный диковинным черным песком, какого не бывает в природе. Однако мои босые ноги утопали в нем, черные песчинки просачивались сквозь пальцы. Вдруг поднялся вихрь. Он разметал мне волосы, норовил задрать подол платья. Вокруг простиралась незнакомая, пустынная местность.

Однако страха не было.

Я поправила локоны; теперь они развевались за спиной, не обремененные ничем, свободные.

Свободные.

Я долго любовалась волнами, завороженно глядя на горизонт, где вода смыкается с небом. Внезапно звезды собрались в кучу и, устремившись ввысь, слились в ослепительную сферу, пылающую ярче солнца.

Я заслонила глаза ладонью, отвернулась. И вдруг увидела поодаль тень.

В очертаниях безошибочно угадывался мужской силуэт. Казалось, еще немного – и нагромождение звезд вытеснит его с песчаной полосы. Никакая тьма не устоит перед натиском такого света. Однако мужчина не шелохнулся. Единственная сила, способная обратить его в бегство, не имела над ним никакой власти. Даже угроза смерти не могла вынудить его расстаться со мной.

Но кто скрывается за тенью? Я осторожно обошла ее со всех сторон, высматривая брешь на темной поверхности, осязаемые черты. Увы, тщетно! Силуэт не сдвинулся с места, даже когда я шагнула к нему вплотную.

– Кто ты?

Ответа не последовало. Передо мной была безмолвная пустота, однако эта пустота жаждала узнать мое имя, узнать, откуда я взялась и как очутилась на берегу.

– Я тоже никто, – шептали мои губы, а взгляд шарил по темному овалу лица.

Силуэт преисполнился сострадания.

Призрачными пальцами он коснулся моей щеки. На меня повеяло ледяным холодом, который сковывал тень изнутри. Напрасно я надеялась увидеть улыбку, ласковые глаза – хоть какой-то намек, что рядом со мной друг, а не враг.

Но видела лишь мертвенный холод.

Я села в кровати, судорожно хватая ртом воздух.

– Госпожа? – Ноэми бросила растапливать камин и поспешила ко мне.

– Все хорошо, – заверила я. – Обыкновенный кошмар. По крайней мере, очень похоже на кошмар.

– Принести вам попить?

– Спасибо, милая Ноэми. Ничего не нужно, – успокоила я и повернулась к окну.

Снаружи занимался рассвет, первые лучи озарили кроны.

Я откинулась на подушки, вытерла покрытый испариной лоб. Тело сотрясала крупная дрожь. Досадно, ведь теперь мне точно не сомкнуть глаз. Близился день наедине с Николасом – испытание пострашнее любого кошмара.

Леннокс

Меня разбудили птичьи трели. Немыслимое дело! На побережье, где не водилось певчих птиц, я просыпался оттого, что на груди у меня топталась Колючка. Под несмолкаемый щебет я вытянулся во весь рост и гадал: поют ли птицы в Дарейне, не доводилось ли мне слышать их пение в далеком детстве?

О прежней жизни я помнил немногое. Помнил наш скромный домик, мать, беременную младшим отпрыском, которому так и не довелось родиться. Помнил, как чертил узоры в пыли. Помнил несравненный вкус домашнего хлеба.

Помнил, как собирался с духом, чтобы подойти к понравившейся девочке. Помнил, как она смутилась, услышав мой комплимент. Помнил, как подшучивал над отцом, запихивая ему камни в башмаки, а потом наблюдал за его тщетными попытками втиснуть в них ноги. Помнил упоительное чувство покоя, которое охватывало меня по вечерам и навевало сладкие сны. Помнил ощущение мира и гармонии.

Но совершенно не помнил птиц.

К мелодичным трелям вскоре добавились посторонние звуки. Иниго беседовал с Блайз, Шервин складывал палатку. Наличие единомышленников было как бальзам на душу. Позволив себе еще минутку насладиться щебетом, я оделся и занялся палаткой.

Я сосредоточенно трудился, не поднимая головы, и не сразу заметил, что Блайз уже нарядилась в платье. Чутье меня не подвело: зеленый цвет прекрасно сочетался с золотистыми волосами. Вопреки обыкновению, Блайз не заплела их в косу, а распустила по плечам и теперь косилась на меня сквозь струящиеся локоны. Смущенный столь пристальным вниманием, я отвернулся, закашлялся.

Шервин вручил мне сверток с одеждой:

– Это вам.

Поверх неизменной белой рубашки и черных штанов, в которых спал, на мне был черный камзол, правда расстегнутый. Оставалось лишь набросить на плечи черный плащ для верховой езды. Рассматривая пеструю ткань, я вдруг осознал, насколько привык к черно-белой гамме. Яркое одеяние вызывало у меня чувство незащищенности, и я не мог заставить себя надеть это.

– Убери! – распорядился я. – Время терпит.

Шервин прищурился, вопросительно глянул на Иниго, и тот кивнул:

– Как прикажете, сэр.

Вот-вот нас захватит водоворот неподвластных мне событий. В таких обстоятельствах нужно до последнего цепляться за привычный порядок вещей, иначе недолго тронуться умом.

Андрэ уже оседлал коня. Рядом гарцевала Блайз. Покончив со сборами, я запрыгнул в седло и вытащил карту.

– Дай взглянуть, – поравнявшись со мной, попросил Иниго.

– Забирай. Боюсь, проку от нее мало. Если двинем на северо-запад, к полудню минуем Монриа и попадем в Киаленд. Но утверждать не берусь, четких ориентиров нет, только мои догадки.

Иниго внимательно изучил карту, то и дело сличая ее с окружающей местностью, и сокрушенно объявил:

– Ты прав, бесполезная бумажка. Меняем план?

– Нет. Держим курс прямо и не высовываемся. Вероятно, нам придется разделиться, чтобы не навлекать на себя подозрений. Как доберемся до места, осмотримся. Далее – по обстановке.

Губы Иниго дрогнули в улыбке.

– Знаешь, меня буквально распирает от восторга, хотя до Дарейна еще далеко. Если осчастливим трофеем обитателей замка… тогда нас точно никто не переплюнет.

– Ключевое слово «если».

– Нам повезет, не сомневайся. Главное – не спешить, не лезть на рожон.

Кивнув, я покосился на отряд. Все уже собрались и ждали моей команды. Под деревьями не осталось никаких следов лагеря.

– Трогаем! – Я пришпорил коня.

Мы с Иниго ехали впереди, остальные трое за нами.

Часть пути проделали молча. Скакали быстро, но не во весь опор.

– Тут такое дело, – начал Иниго, удостоверившись, что нас никто не слышит. – Я должен извиниться перед тобой. В общем, извини.

Я искоса глянул на него и отвернулся. Этот разговор напрашивался давно, и вот теперь, когда час пробил, мной овладели сомнения.

– По моей милости ты чуть не лишился глаза. С тех пор я ломаю голову, как попросить у тебя прощения, но язык не поворачивается. Сам знаешь, извинения – не мой конек.

– Ты бы никогда не обошелся так со мной, если бы я не довел тебя до белого каления, – ухмыльнулся Иниго. – Признаться, я и сам не помню, с чего вдруг решил преподать тебе урок. Каждый в замке мечтал устроить тебе взбучку. Честно говоря, не понимаю почему. На уровне инстинкта я чувствовал… что должен воротить от тебя нос, если не хочу, чтобы нос воротили от меня. – Он отрешенно уставился вдаль. – По-хорошему, нам следовало держаться вместе. И мы держались. Какое-то время. Потом умер твой отец, ты сделался легкой мишенью, а я… – Иниго шумно сглотнул. – Все не унимался. И наверняка продолжил бы травить тебя, не соверши ты тот судьбоносный поступок, который отбил всякую охоту связываться с тобой.

– Маневр удался, верно? – вздохнул я.

В минуты досуга я размышлял о дне, когда пролил первую кровь. Шестнадцатилетний мальчишка втайне грезил о подвигах и власти, а наяву страдал от унижений Иниго. Когда мне выпал шанс изменить жизнь, я воспользовался им. Без всяких колебаний.

С тех пор меня отваживались задирать лишь немногие. Включая Иниго. После громкого противостояния на мечах, откуда я вышел победителем, а Иниго обзавелся шрамом, проблема разрешилась окончательно. Меня стали считать неприкосновенным.

– Урок я усвоил, хотя и дорогой ценой. А теперь применяю ту же тактику с новобранцами. Деру с них три шкуры, ибо трудности закаляют дух.

– Насчет трех шкур ты преувеличиваешь, – возразил Иниго. – Да и урока никакого не было. Я пытался не перевоспитать тебя, а сломить.

Я устремил взор к горизонту:

– У тебя почти получилось.

– Прости.

– И ты прости за то, что чуть не отправил тебя к праотцам.

Иниго возмущенно выставил ладонь:

– Не льсти себе. Обезобразил? Не спорю. Но чуть не загубил? Увольте. Кишка тонка.

У меня вырвалось подобие смеха.

– Не преувеличивай. Шрам тебя, наоборот, украшает. Завидую черной завистью.

Иниго расплылся в улыбке:

– Нашему подлецу все к лицу. Таким уж я уродился.

За спиной хихикнула Блайз. Я обернулся, но она поспешно отвела взгляд.

– Значит, инцидент исчерпан? Мир?

– Ничего не имею против, – отозвался Иниго.

– Вот и славно.

Иниго устремил пытливый взор на запад. Позади занимался рассвет. И снова у меня мелькнула надежда заполучить трофей уже сегодня.

– Не забудь наш вчерашний уговор, – добавил я вполголоса. – Если погибну, займешь мое место. И на Задании, и в замке. Лидерских качеств тебе не занимать.

– Это верно, – причмокнул Иниго. – Вот только пропадет мой лидерский талант зазря, ведь ты всех нас переживешь.

Анника

При виде подошедшего Эскала я подавила зевок.

– Мы тебе наскучили, ваше высочество? – подмигнул он.

– Не выспалась. Снилась какая-то чертовщина. Наверное, на нервной почве.

– Немудрено. – Эскал тяжело вздохнул. – Если хочешь, поедем все вместе, вчетвером.

– Нет. Стыдно сказать, но мне не вынести угрюмого настроения отца и чопорности Николаса разом. И потом, у меня в планах попросить жениха об услуге. Надеюсь, он не откажет.

– Пусть только попробует, – нахмурился Эскал и уже другим тоном обратился к пажу, принесшему меч: – Спасибо, юноша.

– Значит, свой меч ты берешь, а мне нельзя, – буркнула я.

– Не куксись. Обещаю, сегодня вечером мы потренируемся. А если будешь умницей, снимем с лезвия обмотку, покромсаешь кого-нибудь. Главное, не меня.

– Это вышло случайно! Столько разговоров из-за несчастной царапины!

– А моя загубленная рубашка? Даже Ноэми не смогла ее починить, хотя она у нас мастерица на все руки.

– Соболезную твоей рубашке, – съязвила я, однако Эскал оценил шутку.

Он вообще понимал меня с полуслова. Развернув коня, брат наклонился и поцеловал меня в лоб.

– Бедная рубашка давно в могиле, но спасибо за эпитафию для надгробия.

Я хихикнула.

Николас тем временем взгромоздился в седло и поспешил ко мне.

– Удачи! – пожелал Эскал и заторопился к отцу.

– Этот грум – сущее наказание, – посетовал Николас.

Грейсон, юный помощник конюха и поверенный наших тайных уроков, подбирал с земли щетку и попону. Вид у него был совершенно подавленный, чего отродясь не водилось за этим жизнерадостным пареньком.

– Королевский грум не в состоянии подобающе оседлать лошадь! Пришлось все делать самому.

До сих пор наши конюхи не давали ни малейшего повода для нареканий. Однако Николас предъявлял к окружающим поистине заоблачные требования, какие не снились даже королю.

– Старший конюший устроит ему выволочку, – соврала я.

– Буду очень признателен, душечка. – (Я скривилась, однако Николас и бровью не повел.) – Прическа очень тебе к лицу, – похвалил он мои заколотые волосы.

Я машинально поправила шпильки. Даже отправляясь на конную прогулку, я никогда не убирала волосы. Мне нравилось, как они свободно струятся по плечам и развеваются на ветру. К счастью, уже вечером, стараниями Ноэми, они вновь обретут первозданный вид.

– Носить такую прическу тяжеловато.

– Зато сейчас ты вылитая леди, – возразил Николас.

Не просто леди, а принцесса, о чем Николас постоянно забывал.

– Спасибо за комплимент. Да, у меня к тебе просьба. Видишь ли…

– Готовы? – спросил отец, поравнявшись с нами; в его глазах сквозила неприкрытая тревога. – Мы с Эскалом можем вас сопроводить.

– Эскал уже предлагал свои услуги, но я отказалась. Это совершенно ни к чему. Мы доедем до пригорода, помашем крестьянам и вернемся. Соскучиться не успеете.

– Почему бы нам не прогуляться вместе? – настаивал отец.

– В этом нет необходимости.

– И все же…

– Отец, с нами едут телохранители. А Николас будет беречь меня как зеницу ока. Не сомневайтесь, я в надежных руках.

– Уверен, ты права.

Однако в его голосе не было уверенности. Напротив. Только сейчас я осознала, что впервые за три года, минувших с исчезновения мамы, мне позволили выехать за пределы замка.

– Отец, вы напрасно волнуетесь. Встретимся за ужином в честь славного будущего Кадира.

– Тогда до вечера. – Отец не сказал привычного «люблю тебя», слишком большая пропасть пролегла между нами. Даже произнеси он заветные слова, едва ли мне хватило бы сил ответить взаимностью.

Мы молча разъехались в разные стороны.

Совершенно раздавленная нашим прощанием, я молчала почти всю дорогу. В гробовой тишине мы скакали по окрестностям. Завидев королевский штандарт, который держал один из гвардейцев, ребятишки бежали к дороге, чтобы вручить мне цветы, а я вплетала их в волосы, пока моя голова не стала походить на цветущую клумбу. Молва о нашей помолвке быстро разлетелась по округе, и подданные Кадира щедро осыпали нас пожеланиями счастья. Время шло, а я все откладывала разговор с Николасом. Хотя чувствовала: надо, но перебороть себя не могла.

Занятая собственными мыслями, я не заметила, как мы добрались до деревянного моста через неглубокий овраг, отмечавшего границу с Киаландом. Гвардейцы, разумеется, знали, что меня годами не выпускали из замка, а из страны – тем паче. Незнакомый со здешними местами, Николас и не догадывался, как далеко мы заехали. Пришпорив коня, я поравнялась с командующим королевской гвардией. Тот отбросил церемонии и заговорщически подмигнул. Я улыбнулась, окрыленная свободой.

– Ты хотела о чем-то поговорить, – напомнил Николас. – Последняя наша беседа вылилась в помолвку. Чем удивишь на сей раз, душечка? – Он рассмеялся собственной шутке.

О боги, он ведь не намерен до конца дней звать меня душечкой?!

– Да, хотела. Как ты смотришь на то, чтобы после свадьбы мы уехали из дворца и пожили отдельно? – Николас вытаращил глаза, и я поспешно добавила: – Хотя бы на первых порах.

– Скажи на милость, зачем тебе жить в другом месте? Великолепный замок. Прекрасная территория. У тебя чудесный дом!

– Не пойми меня превратно. Я очень люблю свой дом, вот только… Николас, мы знакомы с малых лет, но, по сути, остались чужими. Если хотим создать по-настоящему счастливую, образцовую семью, пример для всего Кадира, мы должны узнать друг друга поближе. Задача совершенно невыполнимая во дворце, где мы как на ладони.

Впрочем, я кривила душой. Мне хотелось составить мнение о будущем супруге вдали от бдительных взоров придворных и светского этикета. Хотелось понять, что он за человек.

Николас натянул поводья и теперь гарцевал вокруг меня.

– Мы будем самой счастливой парой на свете! – клятвенно заверил он. – Ты наверняка считаешь меня излишне… требовательным, но, поверь, это ради твоего же блага. Рано или поздно ты признаешь мою правоту и оценишь меня по достоинству. Я буду холить тебя и лелеять, обещаю!

Мне стоило огромных трудов не фыркнуть.

– Очень любезно с твоей стороны. Однако ты не ответил на мое предложение. Пожалуй, год вдали от замка – это чересчур. Но несколько месяцев меня вполне устроят.

– Несколько месяцев? – изумленно переспросил Николас. – Анника, за столь короткий срок человека не узнать. Так зачем впустую тратить время и лишать себя не только комфортной жизни, но и удовольствия от общения с твоим отцом и братом? Едва ли они одобрят твое решение. Вообрази, как велика будет для них горечь разлуки с тобой.

– Но ведь мы разлучаемся не навечно!

– Анника, должен сказать, мне… – Николас осекся и уставился мне за спину.

Обернувшись, я увидела у границы леса пятерых всадников самой обыкновенной наружности. Настораживало лишь то, как бесшумно они появились. Четверо мужчин и блондинка в линялом платье, казалось, ехали наугад… Однако меня поразило другое.

Молодой человек во главе отряда уставился на меня и мертвенно побледнел. Что-то пугающе знакомое было в его чертах, отчего кровь стыла в жилах. Всадник не мигая смотрел на меня, как на привидение.

Тряхнув головой, он скомандовал спутникам:

– Новый план. Хватайте их. Девчонка моя.

В мгновение ока Николас рванул прочь. Я поспешила за ним. Гвардейцы обнажили мечи и поскакали рядом, защищая меня. Николас вырвался далеко вперед и нещадно стегал коня; вся его поза свидетельствовала о стремлении поскорее убраться отсюда.