Пути в отражениях

– Я не хочу, чтобы ты считала меня бесчувственным или жестоким в отношении трезвой одинокой беззащитной девушки, – заговорил он, как только Вика уселась напротив. – Но я специально вывел тебя оттуда, чтобы ты справилась со своим волнением. Понимаешь, я опасаюсь, что на радостях ты потеряешь голову и начнёшь совершать необдуманные поступки. Я хочу удостовериться, что ты сохранила рациональное мышление и чётко знаешь, что станешь делать дальше. Шаг за шагом.

Всё это было сказано настолько серьёзно, что Вика смутилась:

– Так ты и правда не хотел меня просто подразнить?

– Даже в мыслях не было. Может это вообще наш последний разговор. Ты просила меня о помощи с поисками, и, как только я открою этот тайник, ты вправе сказать: «Спасибо за помощь, Игорь. Можешь идти. Дальше я сама».

Вика сразу насупилась.

– Я так не поступлю.

– Ну, почему же? Моё обещание приглядывать за тобой было фикцией с самого начала. Вот только оно въелось в моё подсознание. Не то чтобы я пытался лезть к тебе со своими советами или, боже упаси, настраивать против матери, но ты можешь мне сказать, какие между вами отношения на самом деле? Честно говоря, меня не покидает чувство тревоги с того момента, как узнал, что мать взяла с тебя клятву найти и передать ей книги из тайника. Родители так не поступают, если ребёнок ничего не натворил или не проявляет дурных наклонностей.

Они сидели за самым дальним столиком, поэтому слёзы, которые блеснули в глазах Вики, были заметны только Игорю.

– В этот раз она была очень разгневана. Во время разговора мне показалось, что она с трудом сдерживается, чтобы не ударить меня. Впервые я испытала страх, находясь рядом с ней. А ещё я ощутила холодное равнодушие к моей судьбе. Её нисколько не интересовало, как я живу одна, на что живу, не нуждаюсь ли в чём. А в ярость её привело то, что за шесть лет я не продвинулась в поисках.

– Тогда давай начнём с клятвы, которую ты дала своей матери. Можешь мне объяснить, в чём разница между клятвой, обетом и обещанием? Нет, я читал, что раньше клятва приравнивалась к присяге, и клятвопреступник мог быть заклеймён или даже казнён. Существовали ещё клятвы на крови как защита от предательства. Даже влюблённые клялись друг другу в вечной любви и верности. Хотя нет, они давали другу друг обеты. Но всё это происходило в те времена, когда выбирали смерть вместо жизни в бесчестии. Но в твоём конкретном случае нет никакого бесчестия. Мать поставила перед тобой заведомо невыполнимую задачу. С таким же успехом она могла взять с тебя клятву достать звезду с неба или стать королевой английской. Почему ты считаешь, что эта клятва имеет над тобой власть?

– Кулон. Кулон на шее матери – магический артефакт. Я держала его в руке, когда приносила непреложную клятву. После того, как она была произнесена – мать забрала кулон и сказала: «Клятва принята».

– Магический артефакт? – улыбнулся Игорь. – Это она так сказала? А ты не допускаешь, что это была обычная родительская уловка, чтобы ребёнок в это поверил?

Вика отрицательно покачала головой:

– Игорь, в той реальности, при всём её сходстве с дореволюционной Россией, есть отличия. Магия и колдовство там реально существуют и считаются божьим даром. Там инквизиция не сжигала ведьм на кострах, а использовала их силы для укрепления собственного влияния. То же касалось и светской власти. Когда клятва была принята, у меня возле сердца появилась метка, похожая на свернувшуюся змею. Из-за неё я не могу покидать эту квартиру больше, чем на три дня. Боль, которую она причиняет, быстро становится невыносимой. Мать уже дважды откладывала пробуждение метки, прикладывая к ней свой кулон: «Клятва не выполнена, но не нарушена». Я не знаю, что произойдёт, если она не сделает этого в следующий раз. Может я сразу умру, как клятвопреступница, а может, моя жизнь превратится в пытку, и я сама выберу смерть, как избавление.

– Вот, значит, как. Как говорил один известный персонаж, всё чудесатее и чудесатее. И, если ты сегодня получишь эти книги, то метка клятвы пробудится. Сколько времени у тебя останется на то, чтобы передать их матери? И главное – как ты собираешься это сделать? Начертишь в коридоре пентаграмму, положишь в неё книги и капнешь каплю крови?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Мне придётся самой отправиться к ней. Мать сейчас состоятельная женщина и живёт в собственном особняке. Там она мой маяк.

Раз Вика так сказала, значит, мать передала ей инструкции, как открыть проход.

– И тебе не страшно? Не боишься очутиться там в заточении, как Человек в железной маске? Как понимаю, твоя мать должна будет взять в руки кулон, приложить его к твоей метке и сказать: «Клятва выполнена» или что-то в этом роде. Насколько ты уверена в ней?

– А какой смысл ей меня удерживать? Ведь здесь я не представляю для неё никакой опасности. Я не смогу никому рассказать, что она владеет теми книгами. А в то, что я её дочь никто просто не поверит.

– Вика, тогда я тебе задам очень деликатный вопрос: ты на каком месяце беременности?

– Как ты мог подумать такое в отношении незамужней девушки? – Лицо Вики вспыхнуло от возмущения.

– Тогда как, скажи мне на милость, ты собираешься вернуться без маяка? Ведь у тебя нет медальона, на котором можно оставить каплю своей крови. Единственный выход – как когда-то твоя мать, оставить здесь своего младенца. Но ты никогда не пойдёшь на такое, а это означает, что твоё путешествие – дорога в один конец.

В глазах Вики отразился неподдельный ужас.

– Ты заранее предупредила меня на счёт клятвы, за что я тебе очень благодарен. Значит, ты действительно не хотела, чтобы я попал в беду. Я, со своей стороны, без принуждения пообещал тебе свою помощь. Поэтому мы войдём в тайник только вместе. Если потребуется – я помогу в дальнейших поисках. Запомни: ты не должна прикасаться к этим книгам даже пальцем. А ещё ты должна сама изучить их. Скажем так: я буду фотографировать их страницы на смартфон, а ты потом будешь их изучать на ноутбуке. Может, в них содержится подсказка, как можно избежать бедствия.

– Игорь, спасибо тебе. Спасибо за всё.

Этот взгляд поставил Игоря в тупик. Она смотрела на него так, как женщина смотрит на надёжного защитника, опору, спутника жизни. Такой взгляд возникает, когда чувства уже прошли проверку временем, а пылкость и влюблённость сменились тем, чему не нужны слова. Абсолютное доверие.

Они вернулись в квартиру.

– Дай мне печать.

Девушка снова занервничала, передавая ему печать. Взяв в руки зеркало, Игорь навёл его на дверцу платяного шкафа. В двух местах едва заметно светились метки, похожие на слабо различимый оттиск печати в его руках.

Он поочерёдно приложил печать к верхней и нижней меткам, после чего в дверном зеркале начали происходить изменения. Сначала растворилось его отражение, потом исчезла Вика, стоящая рядом. В отражении за спиной всё так же отражалась кровать и стена. Затем стена стала прозрачной, а отражение кровати переместилось к другой стене, и стало видно окно.

Девушка ошеломлённо смотрела в зеркало, не веря в реальность происходящего. Она перевела взгляд на хмурое лицо Игоря.

– Чего-то ещё не хватает, – заговорил он, продолжая всматриваться в отражение. Он продолжал искать отличие. Вот оно! Часы в комнате Вики были остановлены и показывали совсем другое время. – Вика, вернись в свою комнату и переведи часы на двадцать минут одиннадцатого.

Как только она это сделала – зеркало подёрнулось лёгкой рябью и снова замерло. Игорь снял с руки часы и положил их на кровать.

– Теперь проход открыт. Готова? Сначала я, следом ты, – сказал он, когда Вика вернулась, и шагнул в зеркало.

Внутри комнаты Игорь сразу обернулся. Вика стояла за зеркалом, приложив к нему обе ладони, и её глаза наполнялись отчаянием. Хрупкое стекло не пропустило её. Он уже собрался втянуть её за руку, как рядом соткалась фигура старой женщины. Не призрак, но настоящий фантом, потому что сквозь него не просвечивались другие предметы.

Страх предательски сжал сердце и Игорь невольно отступил на шаг, будто наткнулся на невидимую преграду. Она стояла перед ним, невысокая, но жёсткая и непокорная, словно не позволяла годам согнуть себя: плечи расправлены, подбородок приподнят, взгляд холодный и неумолимый, как февральский ветер. Седые волосы, собранные в тугой узел на макушке, напоминали серебристый шар, а тонкие морщины у глаз и губ были едва заметны, словно лёгкие трещинки на фарфоре.

На ней было мешковатое платье, некогда синее, а теперь цвета выцветшей голубой глины, с обтрёпанными манжетами, но даже этот бесформенный наряд не скрывал её крепкой фигуры: широкие ладони, грубоватые черты лица – всё в ней выдавало женщину, привыкшую рассчитывать на собственные силы. Даже серёжки, тускло поблёскивавшие в полутьме, напоминали не украшение, а оберег – простые медные кольца. Такие носили в деревнях старые женщины, пока не сменяли их на вдовьи чётки.

Она не двигалась, не шевелила губами, но её сжатые в замок руки и тяжёлый, испытующий взгляд заставили Игоря замереть. Бабушка? Игорь теперь был уверен, что это она, вернее, её дух.

Она сурово посмотрела на пришедшего, после чего её взгляд переместился на печать, которую Игорь держал в руке:

– Кто ты? – спросила она, и в её голосе не было мужской грубости, лишь усталость той, кто слишком долго заменял собой и отца, и мать.

Теперь ко всей мистике добавился ещё и дух умершего человека. Но следовало отвечать и его голос от волнения зазвучал хрипло:

– Я – Игорь, знакомый вашей внучки Вики. Почему она осталась снаружи? Почему не смогла войти?

Бабушка перевела равнодушный взгляд на девушку, которая продолжала стоять с той стороны зеркала.

– Она не получила признание печати. Путь в отражениях закрыт для тех, чьё сердце наполнено корыстью. Я тоже не хочу её видеть. Она стала такой же, как её мать. Тебе, тем более, здесь нечего делать: оставь эту печать и уходи.

Разве мог Игорь сдаться просто так?

– Она не такая! – в волнении заговорил он. – Это ваша дочь заставила двенадцатилетнюю девочку дать непреложную клятву отыскать и передать ей книги! У Вики не было другого выхода! Ирина в каждое своё посещение лишь отодвигает тот момент, когда клятва пробудится.

– Что? Она пошла даже на такое в отношении собственной дочери? И она так и не вернулась. – нахмурилась бабушка. Через несколько секунд она тяжело вздохнула и махнула рукой в сторону зеркала. – Хорошо, пусть внучка войдёт.

Игорь протянул руку сквозь зеркало и втянул Вику внутрь.

– Бабушка! – тут же разрыдалась Вика, увидев бесплотного духа.

Бабуля, видимо, и при жизни была скупа на проявление эмоций. Лишь взгляд заметно потеплел, но голос так и не наполнился нежностью. Не прозвучало ни «внученька», ни уменьшительно-ласкательное имя:

– Ну-ну, не плачь. Дай-ка я на тебя посмотрю. Ты уже совсем выросла. И сколько тебе сейчас?

– Двадцать четыре.

– Больше двенадцати лет минуло. А это, стало быть, твой избранник?

– Нет, бабушка. Это Игорь. Мы работаем вместе. Это он помог мне войти сюда. Без него я никогда бы не нашла это место.

– Рассказывай.

– Когда мама вернулась после твоей смерти, она сказала, что хочет получить свою долю наследства. Две книги. Сказала, что после этого больше никогда не вернётся.

Игорь успокоился, зная, что бабушка не позволит своей внучке совершить опрометчивый поступок, и теперь искал предлог, чтобы поскорее покинуть это место.

– Вика, моё дальнейшее присутствие здесь неуместно. Не могла бы ты закрыть за мной входную дверь, а затем вернуться к бабушке для разговора? – После этих слов он протянул ей печать, которая по-прежнему находилась в его руке. Рука слегка дрожала и только сейчас Игорь понял, как в каком напряжении он находится.

Девушка сразу смутилась и виновато посмотрела на него.

– Игорь, прости. Я не успела поблагодарить тебя за помощь.

– Простого спасибо вполне достаточно. К тому же дело ещё не завершилось. Для тебя будет очень плохим решением отправиться к твоей матери. Это либо ловушка, либо дорога в один конец. Ты не сможешь оттуда вернуться. Лучше дожидаться её здесь.

– Но клятва!

– Думаю, бабушка теперь подскажет тебе лучшее решение.

Бабуля не сводила с Игоря пытливого взгляда.

– Она не сможет войти сюда без твоей помощи. Теперь ты её проводник. Хочу попросить тебя задержаться здесь ненадолго, пока мы не поговорим. Но тебе действительно незачем слушать женскую болтовню. Пойди в зал. Это место особенное, и каждая вещь, к которой ты прикоснёшься, расскажет тебе о событиях, которые произошли когда-то. А ещё там есть шкаф с книгами. Некоторые могут показаться тебе весьма занимательными.

В её словах Игорь не ощутил угрозу. Бабушка, похоже, не таила на него зла за то, что именно он потревожил её покой. Немного успокоившись, он впервые с момента появления в этом месте осмотрелся. Зазеркалье. Но весьма необычное. Лево и право здесь не поменялись местами. Спальня была такой же, как в квартире Вики, только без разделяющей её стенки. Правильнее было назвать эту квартиру копией в наложенной реальности. Само нахождение здесь вызывало тягостное чувство, но предложение бабушки вызвало и любопытство.

Все поиски заняли не больше часа и даже с посещением кафе до конца дня оставалось ещё много времени, поэтому он мог задержаться на несколько часов.

– Хорошо, я подожду пока вы поговорите.

***

Бабушка подождала, пока шаги Игоря стихнут, прежде чем задала первые вопросы:

– Зачем тебе понадобился этот маскарад? То, как ты накрашена… Видный парень заботится о тебе, и при этом назвался лишь твоим знакомым. К тому же он получил признание печати в тот момент, когда вошёл в квартиру, а это дорогого стоит. Неужели ты не хочешь ему понравиться и выйти за него замуж?

Вика отрицательно покачала головой.

– Что? Он уже женат или помолвлен?

– Я обманом и хитростью втянула его в эту историю. Использовала его способности к анализу, и он это прекрасно осознаёт. Ты же видела его глаза? Удивительно, что он меня не возненавидел за это. Он помогает мне, как коллеге по работе, попавшей в затруднительное положение. Как человек, который готов выслушать и дать совет. Что касается моего внешнего вида, то я так не привлекаю к себе внимание окружающих.

Бабушка неодобрительно покачала головой:

– Ладно, рассказывай с того места, на котором остановилась.

Вика уселась на тот самый сундук из воспоминаний, который теперь стоял здесь рядом с кроватью, и начала говорить. Рассказ длился долго. Бабушка задавала сопутствующие вопросы. Особенно много их было в отношении самых последних событий. Снова раздались рыдания:

– Что мне теперь делать? Ведь я думала, что существует лишь тайник, в котором лежат книги. А теперь… Ты ведь не захочешь, чтобы я отдала их матери.

– Мне нужно подумать до завтра. Успокойся.

Глава 4. Запечатанные воспоминания

Как только Игорь вышел из комнаты в коридор, доносящиеся оттуда голоса стихли. Шум воды, текущей по трубам, тиканье часов, звук работающего у соседей телевизора и шуршание шин от проезжающих под окнами машин наполняли окружение тем, что можно было назвать жизнью.

Здесь же он ничего не слышал, кроме собственных шагов. Эта квартира была склепом, в котором живым не место. Но не была она и чем-то потусторонним или входом в мир духов – все предметы здесь были реальными. Да и они смогли сюда войти в своих телах. Лишь бабушка Вики существовала здесь в виде бесплотного духа и, скорее всего, запечатала своё сознание в каком-то из предметов, может, даже в одной из тех книг, и именно поэтому не захотела передавать их своей дочери.

Подобные рассуждения вызвали у Игоря тревогу. Он не знал, что женщина замышляла в отношении своей внучки. Не захочет ли она завладеть её телом, чтобы продолжить свою жизнь? Эта клятва доказывала, что родственные связи в их семье мало что значили.

Обстановка в гостиной отличалась от той, которая находилась в нашей реальности. Кожаный диван с высокой спинкой и двумя валиками по краям. На месте серванта стоял небольшой книжный шкаф, полки которого были заставлены старыми книгами. Игорь бегло просмотрел названия книг на корешках. Они были в основном по истории: хроники, монографии. Читать такое он точно не будет. Вместо телевизора здесь стояло второе кресло. Лишь круглый стол, скатерть и абажур над ними были те же. И картина.

Игорь подошёл к окну. Плотный туман за стеклом был словно продолжением безжизненности этой квартиры. Он обволакивал деревья, стирая границы между землёй и небом, оставляя лишь размытые силуэты ветвей, будто нарисованные тушью на мокрой бумаге. Других домов не было видно вовсе, словно этот – последний оплот реальности в пустоте, которой он не знал названия.

– Что же ты такое на самом деле? – спросил он у печати, – Куда ты нас привела?

Понятное дело, что ответа не последовало.

Почему? Почему он сейчас не испытывает гордость и удовлетворение? Казалось бы, он выполнил своё обещание и помог Вике найти тайник. Даже не тайник, а целую квартиру с духом её бабули в придачу. Цель достигнута и, скорее всего, нужные ей книги стоят в этом шкафу или лежат в том сундуке. Так почему же ему так неспокойно? Теперь он сопровождающий и тревога будет становиться всё сильнее, пока не перерастёт в агонию бессилия и беспомощности. Игорю захотелось из всех сил ударить кулаком по подоконнику, чтобы разорвать тишину и избавиться от этого тягостного чувства.

«Теперь я наблюдатель, – горько усмехнулся он про себя. – Самая незавидная роль. Видишь всё, но изменить ничего не можешь».

Игорь обошёл стол и приблизился к пианино. Теперь на нём вместо «Красный Октябрь» красовалась надпись «Я. Беккеръ».

Играть он не умел, поэтому лишь коснулся пальцами его клапа[1].

В сознании сразу зазвучала строфа, которую декламировала мать Вики в начале их встречи, но читал её невыразительный мужской голос, в котором не было экспрессии.

– Иннокентий Фёдорович, ваши стихи, да простят меня дамы, унылое дерьмо. Вот, послушайте, – раздался яркий мужской голос, в котором звенели командирские нотки кадрового военного:

– Чертог сиял. Гремели хором

Певцы при звуке флейт и лир.

Царица голосом и взором

Свой пышный оживляла пир;

Сердца неслись к её престолу…

Эмоции! Эмоции в каждом слове, кровь закипает в волнении! А тут? Воображение рисует субтильного юношу, который разговаривает с садовым цветком и боится его сорвать для своей возлюбленной. Тьфу!

– Михаил Петрович, голубчик, полно вам, – зазвучал женский голос. – С вашей стороны это совершенно неуместное сравнение. Возьмём даже вас для примера. Каждый из нас знает, что вы любите музицировать и даже обладаете весьма приятным баритоном. Но, согласитесь, никто не начинает сравнивать вас с Фёдором Шаляпиным или Леонидом Собиновым. Так же и Иннокентий Фёдорович. Поэзия не приносит ему никакого дохода, но позволяет выразить то, чем полна его душа – чувства! И он делится с нами своими переживаниями.

Игорь убрал ладонь с пианино. Теперь он понял, что имела в виду бабушка Вики, сказав, что вещи сохранили в себе память о произошедших событиях. Скорее всего, это пианино в начале прошлого века принадлежало дворянской семье, которую посещал Иннокентий Анненский. Но его стихи получили признание только после его смерти.

В каждой вещи хранились запечатанные воспоминания. Они, как короткие вспышки, как всполохи молний возникали в сознании. Звучали голоса прошедших лет, приподнимая завесу прошлого. Теперь Игорь сел за стол и провёл ладонью по скатерти. На этот раз комната наполнилась не только голосами, но и образами. Он словно очутился внутри голограммы и превратился в бесплотного зрителя.

Первое, что бросилось Игорю в глаза, – плакат настенного календаря с фотографией берёзовой рощи, приколотый кнопками на… 1981 год.

– Мама, я есть в списках! Я поступила с первого раза! Я так счастлива!

Вчерашняя выпускница влетела в комнату, как весенний ветер, и обняла свою мать. Бабушка Вики – а это была безусловно она – выглядела лет на сорок с небольшим, но относилась к разряду тех женщин, которые уже не следят за своей внешностью. Вика в рассказах ни разу не упоминала дедушку. Может, она была матерью-одиночкой и ей самой приходилось поднимать двух дочерей. Какие уже тут наряды да причёски? Но она была ладная и крепкая, как изображаемые на картинах крестьянки. С натруженными руками, широкой костью и грубыми чертами лица. Ирина Павловна и Вика не имели с ней ни малейшего внешнего сходства.

– Я в этом не сомневалась. Они не могли не заметить такой талант.

Тур за туром напряжение в семье нарастало, а последнюю ночь перед зачислением девочка вообще была на грани нервного срыва и почти не спала.

– И что хорошего в том, чтобы стать актрисой? Нескончаемые репетиции и гастроли ради нескольких хлопков и букета цветов. Мне вполне хватило школьного театра, чтобы это понять. – Младшая сестра, перешедшая в девятый класс, не скрывала своего отношения к выбору Ирины. Себе она уже выбрала другой путь.

– Ну почему тебе обязательно нужно вставить какую-нибудь гадость? – с укором сказала мать. – Почему ты никогда не радуешься успехам своей сестры?

Младшая дочь недовольно фыркнула и ушла в другую комнату.

Игорь снова провёл ладонью по скатерти в надежде на то, что это сработает, как перемотка.

Теперь Ирина выглядела уже на несколько лет старше, но оставалась такой же импульсивной. В её суждениях появилась резкость, которой раньше не было. Она вышагивала по комнате, обращаясь к своей матери.

– Мне не дают даже эпизодические роли. Одни массовки без слов. Говорят, что если я хочу расти, то мне лучше уехать в провинциальный театр. А я не хочу уезжать! Эти старые ведьмы околдовали худрука и не дают дорогу молодым.

Мать тяжело вздохнула. Здесь она выглядела не только старше, но и появилась небольшая сутулость и полнота.

– Ирочка, тебе пора устроить личную жизнь. Не забывай, тебе уже двадцать три года. Никакой театр не заменит собой семью.

– С кем, мама? – в интонациях дочери послышалась горечь. – Слышала бы ты, о чём говорят мужчины в труппе! Одна серость и обыденность с окладом сто двадцать рублей в месяц. Ищут халтуру на утренниках или подработку в массовках на «Мосфильме». «Ирочка, займи трёшку до аванса». Скажи, чего можно ждать от такого мужчины? Мороженого за пятнадцать копеек на свидании?

– Так найди романтику за стенами театра. Там есть другие люди.

– Романтичный инженер или бухгалтер? Таких просто не бывает. А поэты и писатели тоже живут от гонорара до гонорара и обивают пороги издательств журналов. Только «заслуженные» могут себе позволить…

Снова движение ладонью по скатерти.

– Мама, я так больше не могу. Репертуар с каждым сезоном становится всё более… современным. Я больше не хочу играть комсомольских активисток, швей-мотористок и передовиков производства. Передавать на сцене душевные страдания по поводу невыполнения месячного плана и клеймить позором начальника-карьериста на собрании. Фальшь в каждой реплике, в каждом слове. Залы не заполняются даже на треть, а в будние дни вообще приходится играть всего для нескольких зрителей. Театр вырождается и превратился в ещё один придаток идеологического воспитания. Костюмы, декорации и реквизит словно с агитплакатов двадцатых годов. На такие спектакли сгоняют школьников и студентов. Скажи, какие из них вырастут театралы? Ну, почему я не родилась в прошлом веке? Или хотя бы на рубеже веков? Мама, я глубоко несчастна! Я становлюсь такой же чёрствой и циничной, как те старые ведьмы. Где восторженная публика, аплодисменты, почитатели, цветы, отзывы в газетах?

Мать попыталась успокоить дочь, используя свои представления о работе.

– Ира, актриса – прежде всего профессия. Такая же, как другие. Разве тракторист работает в поле от темна до темна ради славы и передовицы в газете? Разве дворник метёт улицу ради того, чтобы ловить восторженные взгляды и аплодисменты? Они просто делают своё дело, не задумываясь об этом и получают зарплату за свой труд.

– Мама! Как можно сравнивать искусство и… – Дочь даже задохнулась от возмущения, а потом разрыдалась.

Мать с болью смотрела на свою дочь и в конце концов не выдержала:

– Хорошо, я помогу тебе. Но, пообещай, что станешь во всём меня слушаться и следовать моим советам.

Ирина подняла свои глаза на мать и растерялась. Она ещё никогда не видела её такой серьёзной.

– Что я должна сделать?

– Сейчас ты отправишься в писчую лавку и купишь несколько листов мелованной бумаги, чернила, перьевую ручку, цветной картон для поделок и канцелярский клей.

– Зачем, мама? – Только сейчас дочь сообразила, что писчая лавка – это магазин канцтоваров.

– Я напишу для тебя письмо, которое ты передашь адресату.

«Вот оно, – подумал Игорь, – Сейчас начнутся события, которые впоследствии будут иметь огромное значение».