Игры. Нерассказанное

«Поймай меня, если сможешь, Наследница!» – снова пронеслось в голове, но я постаралась выбросить из головы воспоминания о тех минутах и собраться. Меня ведь вот-вот опять начнут отвлекать.

Джеймсон встал рядом со мной, так, что наши плечи соприкоснулись, и, кивнув на слова, выбитые на башне, стал переводить вслух:

– «Отдохни здесь, путник, и возрадуйся: ибо можешь остановиться по доброй воле…»

Джеймсон с усмешкой прервался и перевел взгляд с надписи на меня.

– А дальше можешь и сама догадаться, – объявил он, крайне довольный собой и своей игрой. – Главная мысль – в том, что злодеев тут остановили вопреки их воле. Победа! Ура!

Я подозрительно сощурилась.

– Ура?

Джеймсон прислонился к каменной стене.

– К твоему сведению, Наследница, уже гораздо теплее.

Однако его интонация совсем не внушала спокойствия.

– К твоему сведению, – парировала я, – я все по глазам вижу.

В его взгляде отчетливо читалось: «Победа точно будет за мной. Ты не видишь того, что лежит на поверхности! Признай, что у меня блестящий ум».

С этим трудно спорить.

Вот только мой ничуть не хуже.

– Про войну в подсказке упомянуто, чтобы сбить меня, – проговорила я, внимательно разглядывая его лицо, читая так, как никто, кроме меня, не умел.

Обманный маневр вполне в хоторнском стиле, учитывая, что мы оказались в городе с тысячей памятных табличек. Я достала телефон и вбила в поиск одну только дату.

2 января 1561.

Среди результатов снова и снова мелькало одно имя: Фрэнсис Бэкон. Некоторые источники утверждали, что «отец эмпиризма», как называли этого философа, родился 2 января 1561 года.

Я подняла глаза на Джеймсона. Он смотрел на меня с предвкушением.

Нахмурившись, я вернулась к поискам и вбила сочетание «Фрэнсис Бэкон» и «Прага». И менее чем за минуту узнала про ирландского художника с точно таким же именем.

А еще выяснила, что в Праге есть галерея, которая купила на аукционе внушительную коллекцию работ этого самого Фрэнсиса Бэкона.

* * *

Дорога к галерее пролегала через Староместскую площадь. Затем нужно было свернуть в лабиринт переулков и еще немного пройти. К счастью, мне удалось найти нужный дом относительно быстро.

Не успела я зайти внутрь, как меня пригвоздил взглядом сотрудник галереи в очень дорогом костюме. В глазах отчетливо читалось: «Подросткам в джинсах и мятой футболке не место в таких изысканных местах!», но стоило Орену зайти в здание следом за мной, и взгляд сотрудника переменился.

Все-таки появление телохранителя, да еще с военной выправкой, – веский повод пересмотреть первое впечатление.

Я пошла по галерее в поисках хоть какой-то подсказки. Надменный сотрудник украдкой следил за мной, а потом вдруг округлил глаза – видимо, понял, кто я такая. Я же к этому моменту уже успела сделать вывод о том, что вокруг ничего полезного нет.

Опять свернула не туда. Пока работник галереи не додумался расстелить передо мной красную ковровую дорожку – как же, ведь сама наследница Хоторнов в музей пожаловала! – я выбежала из здания. В толпе туристов мелькнул Джеймсон. Я бросилась за ним, стараясь не отставать и лавируя между людьми, но на Староместской площади опять потеряла его из виду.

Оглядевшись, я обратила внимание, что все люди вокруг смотрят в одну сторону.

На часы. Массивные старинные часы с несколькими циферблатами – золотым, оранжевым, бирюзовым. Настоящее произведение искусства!

– Через несколько секунд пробьет новый час, – рассказывал экскурсовод у меня за спиной. – Вы увидите, как движется процессия апостолов. Скелет справа символизирует смерть. Остальные фигуры, размещенные вокруг часов, это католические святые. Астрономические часы в соответствии со своим названием показывают не только обычное время. Второй по величине циферблат – астрономический, по нему можно отслеживать положение солнца и луны, а…

Часы пробили один раз.

Я вместе с толпой стала наблюдать за «процессией». Статуи появлялись из-за маленького окошка в часах. Все повыхватывали мобильные телефоны и включили камеры в надежде запечатлеть момент.

А я думала об одном – о фразе «без девяти минут семь». Все прочие мысли вдруг куда-то исчезли. В подсказке было упомянуто время, и вот я оказалась перед часами, причем весьма известными.

Тут я усилием воли остановила бег мыслей. Больше нельзя ошибаться. Я и так уже много времени истратила. Осталось всего одиннадцать часов, а я все топчусь на первой подсказке. Надо сосредоточиться. Увидеть суть.

Я упускаю что-то очень важное.

На загадки Тобиаса Хоторна всегда были четкие ответы. Наверняка то же можно было сказать и о головоломке, придуманной Джеймсоном. В этом я не сомневалась. И все же уже не первый час натыкалась на одни тупики.

Процессия апостолов продолжала движение, а я сосредоточилась на дыхании и постаралась выбросить из головы все лишние мысли. Я справлюсь.

Без девяти минут семь. Если записать цифрами, 6:51. Тут меня что-то зацепило. Повинуясь интуиции, я опять достала записку с подсказкой и прочла:

Украсть – или взаймы взять?Поверь, нечего тут кивать.Нынче, сэр, выиграна война.Без девяти минут семьВ 1561 год, в январе второй день.

Я уставилась на последнюю строчку стихотворения. 1561. Сердце пропустило удар. Те же цифры, что в 6:51, плюс еще одна.

Я обернулась к Орену.

– Есть ручка?

В итоге ручку мне дал кто-то из туристов – у Орена ее не нашлось. За неимением другой бумаги я перевернула записку с подсказкой и нацарапала на обратной стороне год, время и еще две цифры: 2 – означало «второй день», 1 – «января».

Получилась такая последовательность: 1651, 6:51, 2 и 1.

И тут меня осенило. Я переставила цифры и записала их еще раз: сперва год, потом день, потом месяц и, наконец, время.

156121651.

Это же цифровой палиндром! Я быстро подняла глаза на первую строчку стихотворения. Украсть – или взаймы взять? Borrow or rob? Я ругнулась вполголоса – отчасти потому, что было обидно за себя (как можно было так долго не замечать суть?!), отчасти от восхищения Джеймсоном Хоторном и его гениальной хитростью.

Borrow or rob?

Don’t nod.

Now, sir, a war is won[4].

Каждая строчка представляла собой палиндром – то есть одинаково читалась и слева направо, и справа налево. Джеймсон. Мать его. Хоторн. И как я сразу не догадалась?

Я подняла глаза, ни капли не сомневаясь в том, что где-то в толпе притаился Джеймсон Винчестер Хоторн и теперь наблюдает за мной. Он и правда стоял неподалеку и уминал какую-то булку цилиндрической формы. На его губах играла очень довольная улыбка.

Как только наши взгляды встретились, он сразу все понял. Понял, что я разгадала его код.

И торжественно помахал мне своим обедом.

Я фыркнула и отвернулась. Нашла экскурсовода, который недавно рассказывал про часы, и спросила:

– Если я скажу «Прага» и «палиндром», у вас возникнут какие-нибудь ассоциации?

Экскурсовод расправил плечи. Казалось, спустя много лет наконец настал его звездный час.

– Разумеется.

Глава 8

Я вернулась на Карлов мост, точнее, к башне на восточной стороне, и отыскала там заветные цифры.

135797531.

Палиндром представлял собой дату, совсем как в моей подсказке. В 1357 году, девятого июля, в пять часов тридцать одну минуту утра, был заложен первый камень этого моста. Суеверный правитель. Советник-математик, к которому обратились за расчетами. Дата-палиндром.

Сюжет что надо! Джеймсон отнюдь не шутил, когда сказал, что этот город сделал за него почти всю работу.

– Оцени свою ненависть ко мне по шкале от одного до десяти! Ты меня просто ненавидишь или так, что прибить хочется? – полюбопытствовал Джеймсон, остановившись рядом со мной.

Он улыбался с самодовольством кота, слопавшего канарейку. Так и хотелось сделать с ним… что-нибудь.

– Прибить – еще слабо сказано, – сообщила я, но от задания отвлекаться не стала. Я наконец оказалась в нужном месте, но второй подсказки пока не нашла.

Еще минут десять я ощупывала мост, пока – бинго! – не нащупала между камней что-то маленькое, изящное и металлическое.

Я поднесла находку к глазам, чтобы получше рассмотреть. Серебряный шарм. Форма угадывалась безошибочно.

– Эйфелева башня? – спросила я, взглянув на Джеймсона.

Следующим утром

– М

не нужна конкретная локация, – сказал Орен Джеймсону. – Детали. Имена, если они тебе известны.

Джеймсон улыбнулся главе моей службы охраны своей самой дерзкой и беззаботной улыбкой.

– А мне надо в душ.

В этом был весь он, человек, который вечно балансирует на краю пропасти и не боится зайти слишком далеко – или разогнаться чересчур быстро, лицедей, который прячется за усмешками, как за щитом.

Может, Орен и купился на его спектакль, но только не я. Мне казалось, что со своего места я слышу, как тяжело стучит сердце Джеймсона. Трудно было объяснить словами, по каким приметам я все это понимаю, – я просто знала его, и все.

Знала, как никто другой.

Он прошел мимо меня так близко, что легонько задел плечом.

– Джеймсон, – позвала я, и он тут же остановился и повернул голову в мою сторону, точно и сам не мог совладать с собой, точно я была севером, а он – стрелкой компаса.

– Эйвери, – произнес он так, что я едва справилась с собой. Казалось, он умоляет и проклинает меня одновременно.

А вдруг он повторял мое имя и в те минуты, когда кровь из раны заливала ему грудь?

Я видела, как тяжело он дышит, обдумывая следующие слова.

– Ты можешь заставить меня сказать правду, – наконец тихо произнес он.

Ни усмешек, ни ухмылок, лишь искренность. Я прекрасно понимала, о чем он. Одно короткое слово – Таити – способно было вытянуть из него любые признания. Но…

– Но я прошу тебя, – все тем же тихим голосом продолжал Джеймсон, – этого не делать.

Да, я могла заставить его рассказать мне всю правду. Таков был наш уговор. Он мастерски умел прятаться под масками, а я – лгать самой себе, но «Таити» значило, что пора сбросить броню, перестать прятаться и ходить вокруг да около.

«Таити» было сигналом, что пора выложить все карты.

Ты можешь заставить меня сказать правду. Но я прошу тебя этого не делать.

Джеймсон Хоторн редко о чем-то просил. Обычно он соблазнял. Заманивал. Создавал. Давал. Но сейчас перешел к просьбам.

Я сглотнула.

– Иди в душ, – сказала я хриплым голосом. – А потом я тебе перевязку сделаю.

По пути к аптечке я выразительно посмотрела на Орена и мысленно телеграфировала ему: «Мы не будем поднимать эту тему. Пока нету».

Глава 9

Два дня назад…

Петршинская башня, не совсем точная, уменьшенная в пять раз копия Эйфелевой, располагалась на самом высоком холме Праги, напротив замка. Расшифровать вторую подсказку, данную Джеймсоном, оказалось совсем несложно.

Труднее было понять, что делать, когда я поднимусь на самую вершину Петршинского холма.

Я подошла к башне и еще раз посмотрела на серебристый шарм, лежащий у меня на ладони, а потом сравнила его с постройкой, возвышавшейся впереди. Мелкие различия, конечно, имелись, но общее сходство было неоспоримо. Я в правильном месте. Осталось разобраться, что именно искать – и где.

Внутри башни? Снаружи? На холме?

Мне представился Джеймсон. Волосы треплет ветер, во взгляде – безумные искорки. Он бы точно взобрался на холм сам, а не на фуникулере, как я. А потом наверняка бы полез на самую крышу башни, хотя с холма и без таких геройств открывается потрясающий вид на весь город.

Джеймсон обожал высоту.

Я купила входной билет – стоил он совсем недорого, – зашла в башню и стала подниматься наверх по винтовой лестнице из двухсот девяноста девяти ступенек. Все выше, выше, выше. А когда вышла на смотровую площадку, полностью переключилась в режим наблюдения.

Как бы поступил Джеймсон?

Я тщательно ощупала деревянную обшивку стен, рассмотрела рисунки в рамках, которые их украшали, просканировала взглядом каждый миллиметр пола.

А потом выглянула на улицу.

Пока я шла к железной ограде смотровой площадки, ветер с силой трепал мне волосы. Удивительно, но утром небо было пасмурным, а теперь вдруг стало ясным. Вдалеке раскинулась панорама Праги. С этой точки открывался вид на многие мили вокруг.

– Красиво, правда? – спросил Джеймсон, возникший откуда-то сбоку, и прислонился к ограде.

Я повернулась к нему.

– Не то слово. – Я дала себе пару драгоценных секунд, чтобы полюбоваться другими красотами: изгибом его губ, опасным блеском в глазах, и отвернулась, чтобы получше разглядеть верхушку башни.

Ее венчала стальная решетка, по которой нетрудно было вскарабкаться.

– А если чисто гипотетически, сколько законов мне придется нарушить, чтобы найти следующую подсказку? – спросила я.

Джеймсон ослепительно улыбнулся и достал яблоко. И где он только его раздобыл?

– Ноль, – сообщил он, откусил кусочек и протянул яблоко мне. – Ты голодная?

Сощурившись, я взяла яблоко, но откусила кусочек только после того, как внимательно изучила лицо Джеймсона и поняла, что он не лукавит. М-м-м, сочное, хрустящее, сладкое! Раз вторую подсказку можно найти «законным» путем, лезть по внешней стороне башни не потребуется.

Джеймсон подошел к ближайшему телескопу, приделанному к ограде, наклонился, посмотрел в него, а потом стал настраивать вид.

Особое приглашение мне не потребовалось.

Я подошла сзади и наклонилась, чтобы тоже заглянуть в окуляр. Джеймсон подвинулся, уступив мне место, и опустил телескоп еще ниже. Я ощутила жар его тела, но постаралась не обращать на него внимания.

Почти получилось.

Теперь телескоп смотрел не на городской пейзаж, а на склон холма.

– Я приготовил пикник, – сообщил Джеймсон и, повернувшись, шепнул мне на ухо: – Разыщи меня, как найдешь коробочку.

Коробочка. У меня екнуло сердце. А Джеймсон поспешил удалиться.

Окрыленная новой подсказкой, я снова обыскала смотровую площадку, поднялась по оставшимся ступенькам на самый верх, проверила эту часть башни. Ничего. Никаких тайников в стене или в полу, и среди прутьев решетки тоже ничего.

Никакой коробочки.

Спускаться нужно было по другой лестнице, и ее я тоже всю обыскала. Ничего! Она привела в сувенирный магазинчик на первом этаже. Я застыла на пороге. Мне живо представилось, как Джеймсон прячет подсказку среди сувениров и других безделушек на продажу.

Я бросилась проверять полку за полкой, разглядывая все товары по очереди. Джеймсон уточнил, что искать надо коробочку, но под это описание подходило слишком много всего.

У большой стеклянной витрины, в которой была выставлена фарфоровая модель хитро устроенного лабиринта с арочными дверьми, я застыла как вкопанная. На коробку это было совсем не похоже. Казалось бы, незачем мне тут задерживаться.

А я не могла сдвинуться с места.

Через минуту – а может, и больше – я заметила, что кто-то идет в мою сторону, и то только благодаря тому, что Орен поменял положение.

Это оказался продавец.

– Нравится? – спросил он, кивнув на сувенир, приковавший мое внимание.

– А что это такое? – спросила я.

– Зеркальный лабиринт, – ответил продавец. Видимо, по моему лицу тут же стало понятно, что я не понимаю, о чем речь. – Как в соседнем домике, – торопливо уточнил он.

Зеркальный лабиринт. Звучит предельно по-хоторнски, но радоваться рано, решила я. Я и так уже потратила зря несколько часов из-за своей импульсивности. Предыдущая подсказка от Джеймсона – вторая в этой пятиступенчатой игре – привела меня именно сюда, в башню.

И я не уйду отсюда, пока не удостоверюсь, что тут больше нет никаких зацепок.

Зеркальный лабиринт подождет.

Я осмотрела оставшуюся часть магазинчика. В последней витрине было выставлено три сувенира: две елочные игрушки из коричневого стекла.

И шкатулка из кованого железа шесть дюймов в ширину и столько же – в глубину. Она была украшена причудливыми узорами, но куда больше меня заинтересовал железный замок, висевший на ней.

Ведь эта игра началась с двух предметов: ножа и ключа.

Глава 10

Когда я разыскала Джеймсона, он лежал на темно-зеленом покрывале – будто нарочно выбранном под цвет глаз. Вокруг него были тарелки с угощениями. Все это изобилие можно было бы назвать пикником, но куда лучше подошло бы слово «пир». Я насчитала шесть видов сыра, девять разных фруктов, пять разных намазок, восемь соусов, с полдюжины разных видов колбас, гигантское разнообразие хлеба и крекеров и полный ассортимент небольшой элитной кондитерской.

Я плюхнулась на покрывало рядом с Джеймсоном, скрестила ноги и поставила железную шкатулку на колено, а через секунду достала и ключ.

Джеймсон протянул мне половинку граната. Его алые зернышки поблескивали, словно драгоценные камни.

– Что это ты, в Аида решил поиграть?[5] – сухо спросила я.

Джеймсон оперся на локти. В лучах солнца его каштановые волосы казались почти золотыми.

– Ладно тебе, Персефона! Какой вред от нескольких зернышек?

Я не сдержала улыбки. Джеймсон Хоторн – это соблазн во плоти, тут не поспоришь, но в тот миг сама загадка соблазняла меня куда больше.

Как и игра.

Наша игра.

Я вставила ключ в замок шкатулки и повернула. Железная коробочка вдруг пришла в движение и стала вытягиваться и сплющиваться, пока наконец не превратилась в плоский черный квадрат. Не шкатулка, а шедевр инженерной мысли!

На том участке, который когда-то был дном шкатулки, было вырезано имя: JOEL.

А под ним лежало два предмета. Первый – маленький стеклянный пузырек с мутной белой жидкостью и биркой, на которой значилось: HN4O.

Я подняла взгляд на Джеймсона, а потом посмотрела на второй предмет и потянулась за ним, отложив пузырек в сторонку. Это был небольшой картонный куб с крохотной металлической ручкой сбоку. Я зажала ее между большим и средним пальцами и осторожно повернула.

Заиграла короткая мелодия – я насчитала четыре ноты. Четыре… Я отпустила ручку, а потом снова стала ее крутить. Повторилась та же комбинация звуков. Вот только песня была незнакомая.

Мелодия из четырех нот. Пузырек с каким-то составом. Имя.

– Ты точно не голодная, Наследница? – спросил Джеймсон.

Ничего не ответив, я схватила несколько кусков сыра. Потом немного шоколада. И горсть граната. С прошлой подсказкой оказалось легко разобраться, но эта больше напоминала первую, а до полуночи осталось всего восемь часов. Пора подкрепиться.

А еще – взглянуть на полную картину.

Через несколько минут я подготовила себе на покрывале что-то вроде рабочей зоны: разложила рядом с плоской шкатулкой и ее содержимым то, что получила в самом начале игры. Нож я уже использовала. Ключ – тоже.

Мне вспомнилась реакция Джеймсона на мое предположение, что предмета будет только два. «Я этого не говорил». Ну конечно! Еще один фокус!

Мой арсенал ведь и впрямь не ограничивался ножом и ключом.

Открытка! Если Джеймсон планировал эту игру не один день, а дольше, наверняка отправил ее мне не просто так! Я достала ее из заднего кармана и положила на покрывало рядом с другими предметами.

Ключ. Нож. Открытка. И… Я напрягла память и ругнулась.

– Ультрафиолетовый фонарик! – Его я с собой не взяла.

– К твоему сведению, я очень щедрый, Наследница, – сообщил Джеймсон. У него в руке поблескивал тот самый фонарик. Джеймсон небрежно им поигрывал.

Я выхватила фонарик у него из пальцев.

– Итак, четыре предмета, – резюмировала я вслух. – Нож. Ключ. Открытка. Ультрафиолетовый фонарик. Нож и ключ уже использованы.

Я включила фонарик и направила его на пузырек с жидкостью. Луч преломился и расползся по всему черному квадрату, который когда-то был шкатулкой. Ничего примечательного. Тогда я взяла открытку и посветила на нее. Снова пустой номер. Я призадумалась.

Мне вспомнился разговор на крыше дворца, над садами… Джеймсон ведь не отрицал, что подписал открытку невидимыми чернилами. Он выбрал слово «может».

Может, он передумал использовать невидимые чернила, потому что уже проворачивал такой трюк.

«А может, и нет», – подумала я и, отложив фонарик, открыла пузырек и вылила немного белой жидкости на краешек своей футболки. Но, когда собиралась уже протереть влажной тканью открытку, Джеймсон меня остановил:

– Чуть позже, Наследница.

Чуть позже? Чувство было такое же, как в минуту, когда он подсказал мне, что надо искать коробочку: тебе вроде и дали откровенную подсказку, но ты все равно не понимаешь, что делать дальше.

Очень в духе Джеймсона Хоторна.

Он посмотрел на меня обманчиво-ангельским взглядом.

– Меня можно развести еще на пару подробностей, соблазнительница, – вкрадчиво подметил он.

Мои губы изогнулись в улыбке, но это не помешало вернуть Джеймсону его же слова.

– Чуть позже.

Я еще зацелую его так, что с лица сгинет эта самодовольная ухмылка.

Но сперва заставлю его показать во всех подробностях, отчего же он так доволен собой.

Но это потом. А пока…

– Я сразу вижу, когда меня пытаются отвлечь, – заявила я, раздумывая не столько о самом Джеймсоне, сколько о содержимом стеклянного пузырька и о фразе «чуть позже». Если еще рано наносить жидкость на открытку, то что остается?

Музыкальная шкатулка. Имя Joel. И бирка на пузырьке с надписью HN4O.

Я мысленно пробежалась по этому списку. Раз, второй, третий. Задержала взгляд на бирке.

– Это всё буквы, – сказала я и обернулась на Джеймсона. Выражение его лица едва уловимо изменилось: улыбка стала чуточку шире.

Значит, я на верном пути.

Я перевернула фонарик и начертила его кончиком несколько букв на земле.

– Joel, – пробормотала я. – HN4O. – Я подняла взгляд на Джеймсона. – Нет, это не N4, а четыре буквы «N»!

В этот раз Джеймсону удалось сохранить невозмутимость, но это его не спасло. Я всегда безошибочно чувствовала, когда попадала в яблочко.

J O E L H N N N N O

Я принялась быстро переставлять буквы и вскоре начертила ниже новую последовательность.

JOHN… Я немного подумала, передвигая оставшиеся символы. LENNON.

– Джон Леннон, – прочла я вслух.

Джеймсон приподнялся и потянулся за гранатом, который я до этого забрала. Судя по выражению его лица, он прекрасно понимал, что я чувствую в эту секунду.

И как сладок вкус победы.

Я достала телефон и забила в поиск «Джон Леннон» и «Прага».

– Бинго.

– Тебе так идет это слово, Наследница.

Еще одна соблазнительная провокация, вот только я пропустила ее мимо ушей и стала собирать свои подсказки. Нож. Ключ. Открытка. Фонарик. Пузырек я тоже прихватила: может, жидкость еще пригодится, хоть бирка уже сослужила мне службу.

Последней я взяла музыкальную шкатулку.

– Один вопрос, – сказала я, поднимаясь. В глубине души я жалела о том, что мне так нравится соревноваться – и что меня так трудно отвлечь. – А что это за песня?

Я осторожно повернула ручку на коробочке, и раздались все те же четыре ноты.

– Прекрасный вопрос, Персефона, – похвалил Джеймсон и забросил в рот целую горсть гранатовых зернышек. – Это песня Джона Леннона. Называется «Хочешь узнать секрет?»[6].

Следующим утром

Шум воды в душе не мог заглушить назойливого гула в моих ушах – и круговорота мыслей в голове. С Джеймсоном случилась какая-то беда, но он просил меня замять эту тему.

А я совсем этого не хотела.

Таити. Наш пароль так и вертелся на кончике моего языка, пока я шла в ванную. Достаточно было сказать это короткое слово, и Джеймсон отбросил бы всю мишуру, снял все маски, позабыл бы о всяком притворстве.

И между нами не осталось бы секретов, одна лишь неприкрытая правда.

Заветное «Таити» так и не сорвалось с моих губ. Я просто молча остановилась неподалеку от душевой кабины и стала смотреть на Джеймсона, стоявшего по ту сторону стекла. Сквозь стенку кабины угадывался только его силуэт. Мне мучительно хотелось к нему присоединиться, но я справилась с собой.

Пусть смоет кровь спокойно.

Все в порядке. Я понимала, что переживать о Джеймсоне Хоторне не стоит. Что бы там ни случилось, он точно справится с последствиями. Но мне важно было узнать правду.

Я нуждалась в ней – как и в самом Джеймсоне.

А он тем временем выключил воду. Полотенце, висевшее на дверце, исчезло. Наверное, он вытирает им последние капли крови на груди, подумала я.