Рецепты грузинской жизни

Ирэн Кипо

Рецепты грузинской жизни

Пролог

Ниагара. Утро после свадьбы

С утра в номере стоял запах кофе, клубники и слегка выдыхавшегося шампанского.

Олеся сидела на полу, окружённая коробками, шурша упаковочной бумагой, как археолог, добравшийся до слоя «друзья родителей». Томас – в мятой белой рубашке, ещё не до конца проснувшийся – рассматривал открытку с каллиграфией, похожей на почерк средневекового нотариуса.

– «Пусть ваша любовь будет как вино – крепнуть с годами», – процитировал он, усмехнувшись. – Прямо как бутылка каберне из позапрошлого века. С плесенью и благородством.

– Зато искренне, – хмыкнула Олеся, доставая очередной свёрток. – Вот эта коробка точно от тётушки Грэйс. Обмотана, как атомный реактор: три слоя скотча и бантик.

Томас подошёл, сел рядом, помог разрезать скотч. Под слоем плотной бумаги обнаружилась старая, потрёпанная книга – с красной кожаной обложкой, пахнущей временем и лавровым листом. На титульном листе:

– «Georgian Recipes. With Love and Wine. 1828», – прочитала она. – О, Грузия!

– Прямо в тему, – сказал Томас. – Завтра же вылетаем.

Она открыла книгу. На форзаце – надпись чернилами:

“To my dearest N. – for the days we stole from time. W.”

Пальцы Олеси невольно замерли. На секунду – словно в комнате стало тише.

– Кто это написал? – спросил Томас.

– Наверное, В… кто-то. Виктор? Натали? Не знаю. Но это выглядит… личным.

Она перевернула страницу – и тут же выпал листок: тонкий, пожелтевший от времени снимок. Девушка в светлом платье, стоящая среди виноградных лоз. Фото из другого века. Взгляд – прямой, тёплый и немного печальный.

– Это она? – шепнул Томас.

– Возможно, – ответила Олеся, вглядываясь. – Смотри: на обороте – карандашом, едва заметно: Кахетия. Сентябрь, 1925.

Томас сел рядом. Оба замолчали.

Фото пахло сухой бумагой и старым вином. Книга – лавровым листом, кориандром и чем-то неуловимым. Как будто открывали не просто рецепты, а чью-то память, завернутую в грузинские специи и нерассказанные истории.

– Завтра Грузия, – сказал он. – Вино, солнце, терракотовые стены. Я так жду момента окунуться в удивительное приключение, которое ты придумала и подготовила для нас.

Олеся сжала книгу чуть крепче. Как будто именно она была тем мостом между их новыми клятвами и чьей-то древней любовью, давно потерянной среди виноградников и тостов, ушедших в прошлое голосов.

– Сначала Сигнахи, – задумчиво проговорила она. – Маленький город любви. Там мы переночуем в винном отеле на склоне, с видом на Алазанскую долину. Потом Цинандали – старинный дворец, винный погреб, экскурсия. Оттуда поедем в Тбилиси, погуляем по старому городу, найдём тот легендарный книжный на Руставели и попробуем хинкали, приготовленные на углях.

Томас кивнул, поглаживая корешок книги.

– Потом Боржоми. Знаменитый парк, минеральные источники. И да, я обещаю попробовать воду с железом. Даже если буду морщиться.

– Из Боржоми – в пещеру Прометея, – продолжила Олеся. – Сказали, там подземное озеро и лодки. А потом – к морю. В Кобулети. Несколько дней тишины. Закаты, мандарины, шум прибоя.

– И снова в Тбилиси. На пару дней. На прощание. – Томас чуть наклонился к ней. – Я не знаю, что найдём там, но уверен: это будет нечто необыкновенное, большее, чем просто маршрут. Это как будто… вдохновение.

Олеся посмотрела на фотографию. Женщина в винограднике смотрела будто прямо в её душу.

– Может, всё дело в том, что иногда мы едем, чтобы найти нечто давно потерянное. Или – чтобы понять, что не всё потеряно.

Томас молча поцеловал её в висок.

За окном расцветал день. Вещи были почти собраны. Утро пахло надеждой.

А старая книга лежала между ними, как приглашение в чужую – и, возможно, их собственную – историю.

Часть 1

Сигнахи. Июнь 2025.

Сквозь иллюминатор небо казалось вырезанным из серебра. Внизу – редкие клочья облаков и невидимая ещё земля, где должно было начаться их первое путешествие в новом качестве – уже не просто друзья, а муж и жена. Томас устроился поудобнее, откинув спинку кресла, но спать не хотелось. Рядом Олеся листала книгу – ту самую, найденную среди свадебных подарков. Старинное издание грузинской кухни, 1828 год. Пахло кожей, сушёной бумагой и чем-то терпким, как старая библиотека.

Они были женаты всего несколько дней. Всё ещё звучал в памяти её голос, произносящий «да» – твёрдо, чуть дрожащим голосом, который навсегда останется в его памяти.

Олеся, в шикарном кружевном свадебном платье с длинной белоснежной фатой, с ясным взглядом, в котором сочетались твёрдость и мечтательность, казалась невестой из другого времени – немного богемной, немного упрямой. Невысокая, с точёной фигурой и грациозной осанкой, она напоминала ему героиню чёрно-белого кино. Светлая кожа, тёмно-русые, волнистые волосы, мягко обрамлявшие лицо, тонкие брови, чуть упрямый подбородок и губы, будто созданные для того, чтобы говорить вещи, в которые она сама верит не до конца. В ней было что-то независимое, словно ветер из другого мира – и что-то до боли близкое, домашнее.

Томас – высокий, сдержанный, с привычкой всё анализировать, – поймал себя на том, что впервые за долгое время позволил себе просто быть, без плана, без защиты. Его лицо с чёткими скулами, светло-голубыми глазами и чуть растрёпанными каштановыми волосами обычно казалось непроницаемым, но в тот день в его взгляде было что-то другое – растерянная радость и надежда. Этот медовый месяц казался ему не отдыхом, а чем-то вроде откровения.

– Посмотри, – сказала она, развернув одну из пожелтевших страниц.

Она провела пальцем по полям – там была аккуратная пометка, написанная то ли карандашом, то ли выцветшими чернилами:

«Сигнахи. Нино. Октябрь. Не забыть вкус саперави, как её губы».

– Здесь есть целый раздел про Сигнахи, – добавила Олеся. – Это совпадает с нашим маршрутом.

Она прикусила губу. В этой пометке было что-то личное, почти интимное – чужая эмоция, застывшая во времени.

– Нино? – переспросил Томас.

– Похоже, это женское имя. Девушка с фото?.

Сигнахи значился первым пунктом их медового маршрута. Это совпадение было таким явным, что казалось постановкой, но они оба предпочли воспринять это как знак.

– Так ведь это же завтра, – сказал Томас, улыбаясь. – Мы начнём с того самого места.

Он кивнул, не отводя взгляда от её глаз. Лёгкое волнение, трепет от приближающейся неизвестности – всё было в этом взгляде, который стал глубже за последние дни, с момента, когда они произнесли клятвы.

***

К вечеру они сошли по трапу, и влажный, пахнущий землёй воздух Тбилиси ударил в лицо. Над горизонтом пылало закатное небо, в котором ещё дрожали остатки дневного жара. Их водитель, плотный грузин по имени Давид с широкими ладонями и гусарскими усами, подал чёрную «Тойоту» и тронулся в путь, не спеша, с достоинством.

Дорога в Сигнахи, как нить, плотно вплеталась в виноградные холмы. Олеся скинула туфли и прижалась лбом к стеклу – так делают дети, которым всё в новинку. Томас смотрел на неё и молчал. Он знал: сейчас лучше молчать, она впитывала пейзаж как губка. Он сам ощущал то же – будто внутри медленно разворачивался старый, пронзительно добрый фильм. В воздухе витал аромат пыли, скошенной травы и дикой мяты.

На горизонте, в лиловой дымке, начали проступать очертания гор. Кавказ был далёким, но ощутимым – словно древняя стража, подступающая к равнине. Над снежными пиками струился закат, переливаясь всеми оттенками янтаря и фиолета. Свет в салоне стал золотистым и мягким, как вино на языке.

Машина неспешно скользила по дороге, которая постепенно теряла асфальт и превращалась в смесь гравия, песка и следов от прошедших дождей. Томас заметил, как в свете фар мелькали бугорки, где зеленые кусты винограда прятались от ветра. Давид, глядя в зеркало, заговорил с лёгким грузинским акцентом по-английски:

– В Тбилиси всё суетится, а здесь – время будто останавливается. Видите, там, за холмом, старая мельница? Ей почти сто лет. Работала до 90-х. Сейчас только ветры крутят её крылья.

Олеся улыбнулась, прижалась к стеклу и попыталась запомнить каждую тень и перелив на холмах.

– В таких местах люди живут не спеша, – добавил Давид, – знаешь, когда тебя не гонит время, ты начинаешь слушать сердца, а не часы.

Томас кивнул, но заметил, что взгляд Олеси стал задумчивым. Она словно искала что-то в далёких тенях, в запахах гор и полей.

– Давид, а что вы обычно рассказываете туристам? – спросила она.

– Истории, – ответил водитель, – не сказки, а правда с оттенком души. Например, здесь неподалёку жил старик, который всю жизнь искал письма от жены, ушедшей в войну. Каждый год он возвращался к их дому и ждал её. Люди говорят, что в этих горах можно услышать эхо тех писем.

В салоне на мгновение воцарилась тишина. Томас почувствовал, как холодок пробежал по спине – не от страха, а от осознания, что история путешествия набирает глубину.

– Вот почему сюда едут не просто посмотреть, – тихо сказал он, – а чтобы почувствовать это… настоящее.

Олеся вздохнула и слегка улыбнулась, поглаживая ладонь Томаса.

Дальше дорога всё сильнее теряла связь с цивилизацией: по обочинам мелькали заросли акации, а над ними взлетали вороны, чёрные, как смола, их крики пронзали тишину, словно напоминание о чём-то древнем. Вдалеке, за первым поворотом, показывался силуэт деревни, где фонари едва разгоняли наступающую ночь.

Когда они уже подъезжали Томас не удержался и снова заговорил с Давидом.

– Давид, расскажите нам ещё про Сигнахи. Почему именно сюда едут все влюблённые?

Водитель улыбнулся, слегка поправил ус и задумчиво ответил:

– Ах, Сигнахи – это не просто город. Это город любви, где каждое сердце находит свой ритм. Здесь есть дворец бракосочетания, который работает круглосуточно – хочешь в час ночи пожениться, пожалуйста. Считается, что в этом городе даже воздух насыщен обещаниями и надеждами.

Он сделал паузу, глядя на огни в окнах домов, будто вспоминая что-то важное.

– Говорят, что пары, которые вступают в брак здесь, обретут счастье и долгую жизнь вместе. И неважно, откуда ты – из Лондона, Тбилиси или далёкой деревни. Если чувства настоящие – Сигнахи подстраивает для них свой особый ритм.

Олеся слушала, завороженная рассказом. Томас почувствовал, как в груди заиграла тихая надежда – будто город сам приглашал их стать частью этой древней магии.

– В этом городе много легенд и историй о любви, – продолжал Давид, – а ещё здесь можно встретить случайных свидетелей тех самых первых шагов – тех, кто недавно сказал друг другу «да» или только собирается. Для многих Сигнахи – это не просто точка на карте, а начало новой жизни.

Томас улыбнулся и поблагодарил.

– Спасибо, Давид. Теперь мы понимаем, что медовый месяц у нас в самом сердце любви.

***

Когда они прибыли в Lost Ridge Inn – скромный отель с каменными стенами и деревянной верандой, обвитой виноградной лозой, уже стемнело. Над головой ярко вспыхивали звёзды.

Машина остановилась у невысоких каменных ворот, увитых диким виноградом. Над входом мягко мерцала старинная фонарная лампа, отбрасывая желтоватое, словно выдержанное вино, сияние на выложенную брусчаткой дорожку. Вокруг царила тишина – словно сама ночь берегла покой этого маленького городка, прижавшегося к холму.

Олеся, уже в лёгкой куртке, вышла из машины и глубоко вдохнула. Воздух был прохладным и свежим, пропитанным ароматами гор и сушёных трав. В её груди зазвучала та самая нить волнения, едва заметная и трепетная – как шёпот древних легенд, которые только и ждут, чтобы их услышали.

Томас шагал рядом, чувствуя, как в этот момент время замедлило ход. Их чемоданы, слегка уставшие после дороги, тихо стучали по камню. Перед ними – невысокое здание с резными деревянными ставнями и низкими окнами, из которых мягко лился свет.

На пороге их встретила женщина средних лет с тёплой улыбкой и глазами, полными доброты и гостеприимства.

– Добрый вечер! – мягко сказала она на английском с лёгким грузинским акцентом. – Добро пожаловать в наш дом, гостиницу «Lost Ridge In». Мы рады вас видеть.

Олеся улыбнулась в ответ, слегка кивнув.

– Спасибо, – прошептала она, чувствуя, как усталость растворяется в тёплой атмосфере.

Женщина провела их в небольшой уютный холл с камином, где огонь тихо потрескивал, отбрасывая мягкие тени на стены, украшенные вышивками и старинными фотографиями. В воздухе  носились ароматы  сена и пряностей – корицы и мяты.

– Ваш номер готов, – сказала хозяйка, протягивая ключ с медной биркой. – С видом на виноградники и горы. Завтра утром проснетесь под пение птиц и первые лучи солнца.

Олеся и Томас обменялись взглядами, в которых было и удивление, и благодарность, и лёгкое предвкушение.

– Мы только что прибыли, – тихо сказала Олеся, – и уже чувствуем, что здесь время течёт иначе.

– Это потому, что Сигнахи – город, где прошлое и настоящее живут вместе, – улыбнулась женщина. – Добро пожаловать домой.

Томас провёл ладонью по грубой поверхности камня у входа, ощущая под пальцами вековую историю. Он подумал, что это начало чего-то важного – не просто путешествия, а открытия, в котором каждый момент будет пропитан памятью и смыслом.

За окном ночь окутала город, и свет фонарей отражался в окнах домов, словно звёзды, упавшие на землю. Медленно в Сигнахи поселилась тишина, глубокая и мягкая, как бархат.

***

В номере стены были неровные, с толстыми каменными выступами, будто хранили в себе дыхание веков. На прикроватной тумбочке стояла бутылка саперави, два бокала и широкая глиняная ваза с фруктами: персики, инжир, тёмные, почти чёрные сливы и один зелёный лимон – словно капля света в тени. Рядом лежала записка на плотной бумаге с золотистым тиснением: «С наилучшими пожеланиями в ваш медовый месяц – от всей команды Lost Ridge». Они засмеялись: всё казалось почти слишком идеальным.

– Это похоже на сон, – сказала Олеся. – Но пахнет настоящим.

– Как будто кто-то заранее нас знал, – заметил Томас, разливая вино.

– Может, Нино? – Олеся улыбнулась и взъерошила волосы, сев на подоконник

Томас протянул бокал, и их пальцы на мгновение встретились – легкое, едва ощутимое прикосновение, словно тихий шёпот в ночи. Олеся посмотрела ему в глаза, и в этом взгляде – вся нежность мира и нескончаемая любовь, что согревала их сердце даже после долгого, утомительного дня.

– Ты знаешь, – тихо сказала она, – я думала, что медовый месяц – это просто красивое название. Но сейчас понимаю: это не только про путешествия и романтику. Это о том, чтобы быть рядом. В каждом взгляде, в каждой паузе.

Томас улыбнулся, обнимая её за плечи.

– С тобой любой уголок мира становится домом. Здесь и сейчас – наш первый настоящий дом.

Олеся тихо засмеялась и подалась к нему ближе. В их комнате, где каменные стены словно хранили тайны многих поколений, звучало только их дыхание и тихое потрескивание огня в камине. Саперави переливалось в бокалах глубоким рубиновым цветом, словно вино само впитывало в себя краски заката, оставшиеся за окнами.

– Давай не будем думать о завтра, – прошептала она, – просто останемся здесь и сейчас.

И они сидели, прижавшись друг к другу, позволяя времени раствориться в мягкой тишине, где был только их смех, дыхание и бесконечное чувство, будто весь мир создан для них двоих.

За окнами тихо шуршали листья виноградной лозы, убаюкиваемые лёгким вечерним ветром, который приносил с собой нежный аромат цветущей липы и свежей горной мяты. Вдалеке мерцали огоньки старинных фонарей, словно далёкие звёзды, упавшие на узкие улочки Сигнахи. Всё вокруг казалось сотканным из нежности и покоя – как будто сам город шептал им свою древнюю сказку.

Олеся закрыла глаза, впитывая в себя эти звуки и запахи, и позволила мыслям расплыться, словно облака на рассвете. В её сердце переплелись радость, лёгкое волнение и чувство, что сейчас начинается новая глава, наполненная надеждами и обещаниями. Томас сидел рядом, его рука нежно держала её пальцы, а взгляд был полон такой тихой заботы, что она чувствовала себя в безопасности и любви – впервые по-настоящему.

– Ты слышишь? – прошептала она, открывая глаза. – Этот город словно живёт своей историей… нам повезло стать её частью.

Томас улыбнулся, и в его глазах мелькнула игра света и тени.

– Каждый закат здесь – как обещание нового начала. И я хочу встречать их с тобой, один за другим, пока будет существовать этот мир.

Олеся прижалась к нему, и их дыхания слились в едином ритме, тихом и непрерывном, словно вечная мелодия любви, написанная без слов. Они знали – впереди будет много дней, полных открытий и испытаний, но сейчас, в этом тихом уголке гор, между каменными стенами и ароматами ночи, они были просто двумя душами, растворёнными друг в друге.

В комнате стало теплее – не только от камина, который уже едва тлел, а от тех электрических волн, что проходили между ними, словно ток. Томас медленно скользнул ладонью по шее Олеси, чувствуя, как её тело напрягается и расслабляется одновременно. Она ответила лёгким вздохом, приподнимая голову, чтобы встретиться с ним взглядом в котором смешались уязвимость и страсть.

– Знаешь, – прошептал Томас, – я боялся, что мы потеряем что-то важное… когда всё началось так быстро. Но теперь понимаю – это было правильное безумие.

Олеся улыбнулась, чуть прикусив нижнюю губу. Она помнила те ночи в Торонто, когда мысли о будущем терзали её, а прошлое словно цеплялось за сердце тяжёлым грузом. Отец – строгий, прагматичный, всегда сдержанный. Она – с детства искала свободу, приключения, чтобы вырваться из его тени и построить  жизнь на своих условиях. Томас же – тихий буревестник, который слишком рано потерял отца и эта рана оставила глубокий след в его душе, и только любовь к ней могла растопить его внутренний лед .

– Давай просто забудем обо всём, – сказала она, провожая пальцами линию подбородка Томаса, – сейчас есть только мы.

Он наклонился, и их губы встретились в долгом, томном поцелуе, в котором было и обещание, и отпущение страхов. Вскоре одежда оказалась на полу, а кожа прикасалась к  холодным каменным стенам, которые казались странно живыми, словно впитывая в себя тепло их тел и эмоций.

Олеся сжимала его руки, чувствуя каждую складку и прожилку, каждое касание, что отзывалось эхом в глубине души. Томас отвечал ей с полной отдачей – сильный, нежный и одновременно уязвимый. В этом их союзе было всё: страсть, доверие, любовь и надежда.

После – они лежали, сплетённые в объятиях, слушая, как ночь медленно уходит из комнаты, уступая место первым лучам рассвета, которые обещали новый день и новую жизнь.

– Помнишь, – тихо сказал Томас, – как мы встретились? В тот летний день рядом с большой уткой?

Олеся улыбнулась, ощутив, как её сердце забилось сильнее.

– Да… я тогда думала, что это ненадолго. А теперь понимаю – это судьба.

***

Утро началось с того, что они выбежали босиком на террасу. Воздух был свежий, прозрачный, насыщенный ароматами трав, меда и вина. Виды с холма открывались широкими мазками – за линией деревьев начинались виноградники, плавно скатывающиеся к Сигнахи. Томас обнял Олесю сзади, и она, смеясь, откинулась к нему.

Солнце вставало медленно, сдержанно, точно не желая тревожить покой. Виноградники тонули в утреннем свете, мягком, как взбитое молоко. Завтрак был простым и роскошным одновременно: яйца по-квевриски, лаваш, мёд, орехи и чай с чабрецом. Хозяйка – невысокая женщина по имени Марина – подала поднос с теплой улыбкой:

– Всё своё, с огорода. Виноград будет через месяц, но вино есть.

Олеся держала в руках ту самую книгу и разглядывала пометку. Томас смотрел, как она щурится от солнца, и думал, как же она прекрасна в этот момент – без прикрас, настоящая, с лёгким недоумением на лице и задумчивым блеском в глазах. На её щеке играли солнечные блики, а ветер осторожно трогал волосы, будто боясь нарушить этот тихий ритуал утра.

– Думаю, – сказал он, чуть наклонившись к ней, – эта пометка – ключ. К чему-то, что нам ещё предстоит понять. Как будто кто-то оставил нам послание, спрятанное в прошлом. Ну ты же любишь загадки.

Олеся медленно кивнула, прищурившись и пробуя чабрецовый чай. Горечь и аромат напоминали ей что-то родное – то, что за много лет забылось в суете большого города.

– Я хочу поверить, что это не просто случайность, – прошептала она, – что Сигнахи действительно хранит истории, которые ждут, чтобы их рассказали.

Марина вернулась с бутылкой саперави, аккуратно поставила её на стол и улыбнулась с таким теплом, что казалось – она знает об этих историях больше, чем готова говорить.

– Здесь, – начала она, присаживаясь рядом, – люди живут медленно. Любят глубоко. Сигнахи – город влюблённых и тех, кто ищет себя. Каждый уголок пропитан воспоминаниями, а вино напоминает о том, что время – это не враг, а друг.

Томас и Олеся обменялись взглядами, почувствовав, как история этого места начинает проникать в их сердца – не просто фон для путешествия, а часть самого пути.

***

После завтрака они неспешно вышли на улицу – тихую, чуть выцветшую, словно акварель, смешанную из пыли и света. Сигнахи встретил их узкими мощёными улочками, где время текло неспешно, будто медленно струился виноградный сок в старых дубовых бочках.

Воздух был наполнен запахом смолы, сухой травы и свежего хлеба, который пекся в соседней пекарне. По улицам неспешно бродили местные – старики с улыбками, спрятавшиеся под широкополыми шляпами, женщины в ярких платках, дети, гоняющеся за котом. Вдоль фасадов старинных домов – цветущие глицинии и розы, словно напоминание, что жизнь здесь – это праздник.

Олеся была одета просто – лёгкое льняное платье цвета светлой охры, струящееся на ветру, и плетёные сандалии, чуть запылённые от дорожной пыли. Её темно-русые волосы торчали в лёгкой небрежной причёске. Взгляд – живой, чуть озорной, с оттенком упрямства, присущего тем, кто любит всё держать под контролем, но не прочь удивляться новому.

Томас – чуть выше, в светлой льняной рубашке с рукавами, закатанными выше локтя, и свободных бежевых брюках. На его лице играла улыбка человека, который любит наблюдать за миром, но редко раскрывается полностью. Его глаза – спокойные, с оттенком английской сдержанности и любопытства, которое никогда не угасало.

Олеся взяла Томаса за руку, и они направились к главной достопримечательности – крепостной стене, воссозданной и бережно сохранившейся, словно защитница души города. Стена тянулась по гребню холма, обнимая город кольцом, откуда открывался вид, от которого захватывало дух.

Поднимаясь по каменным ступеням, они слышали звонкий щебет птиц и ветер, играющий в виноградных листьях. Томас рассказывал Олесе легенды, которые услышал от Давида пока она дремала по пути – о том, как эта стена защищала город от захватчиков, о любви, что рождалась под её сводами, и о том, что в этих камнях живёт дух прошлого, который сильнее времени.

Наверху стены они остановились. Внизу раскинулся Сигнахи – с красными черепичными крышами, извилистыми улочками и мерцающими вдалеке огнями.

Олеся прижалась к Томасу, вдохнув аромат земли и старого камня.

– Здесь, – прошептала она, – кажется, можно услышать даже шёпот тех, кто жил сотни лет назад.

Томас улыбнулся, сжимая её руку.

– И я уверен, что они рады нам – как будто ждали, чтобы их истории наконец нашли слушателей.

Они стояли так, погружённые в тихое волшебство момента, обещавшего новые открытия и тайны, которые им ещё предстояло разгадать.

Спустившись с крепостной стены, они оказались в сердце старого Сигнахи – на небольшой площади с каменной брусчаткой, где мирно соседствовали лавочки ремесленников, домашние цветы и уличные музыканты. Воздух наполнился звуками смеха, разговоров на грузинском – таком мягком и мелодичном, словно шёпот ветра в виноградниках.

Олеся остановилась у лавки с керамической посудой – яркие тарелки и чашки, расписанные вручную, хранили тепло рук мастера и, казалось, рассказывали свою маленькую историю. Томас купил пару сувениров – небольшой чайник с виноградной лозой и кружку с горной бабочкой.

Вскоре они нашли уютное кафе под навесом из плюща, где за деревянными столиками сидели местные – шумные, живые, гостеприимные. Хозяйка, женщина с открытым лицом и громким смехом, встретила их, как старых друзей.

– Добро пожаловать! – сказала она на ломаном английском и тут же предложила попробовать хачапури – сырную лепёшку, ещё горячую и тянущуюся, словно нить судьбы. – И аджапсандали, – добавила она, – овощное рагу с баклажанами и томатами, вкус, как у лета в горах.