Рецепт нас

– Вот теперь и бойся, – прошептал он в ответ.

Его губы снова нашли мои. В кабинете стояла гробовая тишина, но мне чудилось, что все эти люди внизу подняли головы и снимают нас на телефоны. Каждый шорох юбки казался щелчком затвора.

И вдруг – знакомый вкус. Каперсы. Солёные, с лёгкой горчинкой, они вернули меня в детство, когда я выковыривала их из его салатов и бросала в Алфи. Теперь же я лихорадочно ловила каждую крупинку – словно это был последний поцелуй. Он даже пах ими, этот невыносимый человек. Ничего не меняется. Всё те же каперсы, тот же тартар из мраморной говядины, над которым мы смеялись.

Сейчас я была этой самой говядиной – сырой, дрожащей, нарезанной на кусочки его руками. Я обвила его бёдра ногами, когда его губы скользнули к шее. Жар разлился по телу, как тот самый вустерширский соус, от которого щиплет язык.

Он резко остановился.

– Расслабься.

– Не могу. Боюсь, что моя голая попа окажется на первых полосах, – соврала я, кусая губу.

Его палец грубо проник в мой рот, затем резко вышел – и мгновенно вошёл в «пуговку». Я вскрикнула так, как не кричала никогда. Он мгновенно заглушили мой стон поцелуем. Ещё одно точное движение – и он ставит меня на пол.

Быстрый рывок – и я снова прижата к стеклу. Даже не успела понять, как он успел надеть презерватив. Его яростные толчки не оставляют места страху. Вкус каперсов смешался с моей помадой. На этот раз не было методичности – только животная страсть. А в конце – его поцелуй и моя прикушенная губа.

Такой он и есть – Сет Эванс. Дорогой. Редкий. Как трюфель, который он всегда заказывал на обед.

Наши стоны слились воедино, как гудки катеров на Темзе. Когда всё закончилось, он отшвырнул презерватив в урну, а на стекле остался мутный отпечаток моего тела – словно след на месте преступления.

Он застёгивал ремень, не глядя на меня. Но я видела. Видела, как пульсирует жилка на его шее. Как дрожат пальцы. Как пряжка дважды соскальзывает, прежде чем попасть в отверстие.

Злость? Или то, что он так тщательно скрывает?

Он вышел, хлопнув дверью. Снова. Сначала бешеная страсть – потом ледяная стена. Я поправляла платье, собирая себя по частям, как ту разбитую вазу в детстве. За окном Тауэрский мост застыл в надменном спокойствии – его точная копия. У Сета всё по расписанию: цвет галстука, обед из трёх блюд, даже секс. У меня же – вечный хаос. И Гуччи с тобой (моя фишка вместо «Чёрт побери!»), он снова прав. Уже второй день подряд. Это начинало бесить.

– Ну? Что скажешь в своё оправдание? – его голос за спиной заставил меня вздрогнуть.

Я не повернулась. Мы стояли у окна, и я вдруг поняла: ненависть и желание – одно и то же. Просто на разных скоростях. Он ненавидел мою дерзость, я – его контроль. Но в этой схватке мы оба истекали кровью, и единственное, что останавливало падение, – руки друг друга.

– Обсуждать не буду. Да, я облажалась с той статьёй. (Хотя «облажалась» – мягко сказано.) Мне стыдно. Готова исправить.

«Исправить» звучало громко. Ни плана, ни идей – лишь жгучее желание повернуть время вспять и заткнуть рот болтливой Дженни.

– Как? – он резко рассмеялся. – Приманишь инвесторов моими изрезанными пиджаками? Айви, это не твой бутик с платьицами – здесь цифры, контракты!

– Пари! – выпалила я, хватаясь за последний шанс.

– Нет! Мои юристы уже готовят иск. Твою подружку размажут по судам, а следом отправишься ты – за клевету.

Горло сжало – не от страха, а от его тона. Такого я ещё не слышала.

– Ты же не отступишь, да? – в голове уже рисовалась картина: родители в тюремном зале, а я в арестантской робе цвета «оранжевый – чёрный».

– Никогда не отступаю.

Почва ушла из-под ног, и я будто провалилась в зыбучий песок, который уже забивал рот, нос и лёгкие…

– Дай мне месяц. Если не спасу проект – продам два бутика и покрою убытки.

– Твои бутики мне не нужны. Провалишься – иск в суд. Пусть судья решит твою судьбу.

– А если справлюсь?

– Получишь свободу.

– Скучно! – фыркнула я. – Давай по-старому: я спасаю проект, а ты исполняешь тридцать одно желание. Помнишь, как раньше?

Уголки его губ дёрнулись:

– Ты до сих пор играешь в эти детские игры? В десять лет – песочные замки, в одиннадцать – катание на моих плечах… Сейчас ставки выше, Айви.

– Тем интереснее! Ты же знаешь – я всегда выигрываю. Или боишься, что твой «идеальный порядок» даст трещину?

– Я выполнял все твои просьбы, потому что ты была ребёнком. Но сейчас ты – угроза!

– Признайся, это действительно мило. Ты всегда говоришь «нет», а потом… – я сделала шаг ближе, нежно коснувшись его руки. Его взгляд оставался серьёзным, без намёка на улыбку. Хотя, нет – вот она, едва заметная усмешка. – В любом случае, ты всё равно проигрываешь. Как с теми замками, книгами или спасением мистера Жирафа.

Он подошёл к столу. Мы оба знали: отказ сейчас – признание слабости. А Сет Эванс не признаёт поражений.

– Четыре условия. Первое: ничего противозаконного. Второе: никаких желаний с Алфи.

Я вздохнула – никакой романтики.

– Скучно! Какие ещё два?

– Если провалишься – исчезнешь из моей жизни.

Его «исчезнешь» на секунду выбило меня из колеи. О нет, дорогой, условия должны быть паритетными. Будет жарче.

– Тогда моё условие: откажешься от одного желания – женишься на мне. В розовом цилиндре со стразами. Логично: мой провал – тюрьма, твой – алтарь.

Сет провёл рукой по волосам – верный признак внутренней бури. Я быстро вышла и вернулась с корзиной «роз». Запах «мести» всё ещё витал в воздухе – не резкий, но ощутимый. Поставила у его стола.

– Убери эту дрянь!

– Моё первое желание: корзина остаётся, пока не выполнишь все желания. – Я достала одну розу и помахала перед его носом. – Согласен?

– Согласен. И моё четвёртое условие. Работаешь стажёром в моей компании.

Я аж подпрыгнула:

– Что?!

Сет сделал шаг, морщась от запаха.

– Начало рабочего дня в шесть утра. Зарплата – тысяча фунтов в неделю.

Я в бутике за минуту столько зарабатываю, а он предлагает копейки.

– Это издевательство! Я спасаю твой драгоценный проект, а ты оплату как уборщице?

– Ты хотела игру? – он схватил телефон. – Вот правила. Или звоню юристам.

– Ладно, я согласна…

Я бросила первую розу в урну. Игра началась, мистер Эванс, и я не привыкла проигрывать. Встала на цыпочки и нежно поцеловала его в лоб – это была моя «печать» на нашем договоре. Его парфюм переплетался с ароматом тряпичных роз, создавая горько-сладкую симфонию, отражающую нашу вечную «войну».

Совет от стажёра Айви:

Если наутро он не пришлёт счёт за испорченный пиджак – считайте это предложением. По кембриджским меркам. А если пришлёт… Ну что ж, значит, впереди ещё тридцать желаний и один розовый цилиндр со стразами.

Глава 5

Овсянка «по-сетовски» (или мой первый рабочий день)

Ингредиенты: повод (желательно дурацкий), поддержка (лучше в виде подруг с шампанским), одна идея после бокала просекко (обязательно гениальная), нежданный гость (желательно в четыре утра, можно пнуть), овсянка (не переборщите с мёдом).

Мы с бестиями устроили воскресный вечер у Картер. Просекко, смех, обсуждение последнего показа мод и, конечно, новые подвиги Хлои в любовных баталиях.

– Ну серьёзно, что это за подкаты? – я ткнула пальцем в её телефон. – «А у меня клубника есть». Серьёзно? Это что, сексуальный намёк уровня «Пойдём ко мне коллекцию папье-маше посмотрим»?

– А вот это, – Белл захлебнулась от смеха, зачитав следующее: – «Я бы ещё фото манго прислал, но боюсь, что ты подавишься слюной». Боже, парень, если хочешь соблазнить девушку едой, напиши хотя бы: «Приходи, я тебя накормлю» – это хоть звучит по-человечески!

– Моё любимое, – Картер скривилась, будто откусила лимон. – «А у меня пионы в вазе есть, хочешь, фото пришлю?» Это Хлоя должна сломя голову нестись к нему на клубнику, давясь слюной в предвкушении его «пиона»?

Несмотря на всю нелепость, нужно отдать должное странноватому блондину-ирландцу – он обеспечил нам вечер хохота. Единогласно решили, что его стиль обольщения попадает в категорию «Кулинарный развратник».

Пока Хлоя изворачивалась в ответах этому мужчине, я мысленно перебирала слова Сета, будто разминала в пальцах комок глины – то ли чтобы слепить что-то новое, то ли чтобы швырнуть ему в лицо.

«Ты – угроза!»

Эти слова крутились в голове, как назойливый мотив из детства – тот самый, что играл, когда он впервые назвал меня «пираньей». Ладно, пусть думает, что я разрушительница миров. Я докажу ему, что могу не только кромсать, но и чинить. Хочу увидеть, как его идеально выбритый подбородок дрогнет от удивления – так же, как тогда, на пляже, когда я впервые впилась в него зубами.

– Эмили, – я ткнула её в бок, – как заманить инвесторов в отели Сета?

Подруги уставились на меня в ожидании объяснений. В горле застрял комок – тот самый, что появлялся всегда, когда я лгу о нём. Я не стала раскрывать все детали – лишь намекнула на пари, Алфи и «небольшие разногласия».

– Кто-то явно затаил шёлк, – Белл швырнула в меня подушкой.

– Я ничего не скрываю! – прикрыла лицо руками, но щёки уже горели, будто он снова поцеловал меня.

– Ты снова что-то провернула с «философским мальчиком»?

– Мы… снова переспали… в офисе…

– ЧТО?!

– А она тут про показ мод, про пари… Давай, рассказывай… Как у тебя опять получилось?

– Айви, твои стежки меня впечатляют, – усмехнулась Хлоя, обнимая меня.

– А его брат? – холодно спросила Эмили.

– Никак. – Голос дрогнул. – Наша с ним ниточка порвалась.

Ложь.

Правда в том, что игла до сих пор торчит в груди. Мы оба оступились, да. Только он теперь счастлив с новой пассией, а я… как же глупо было соглашаться на эту «особую дружбу».

– Ой, попахивает новой коллекцией, Айви, – вздохнула Белл.

– Ты же его ненавидишь, да? – спросила Эмили.

– Ненавижу, – соврала я и швырнула в неё подушку.

Они всегда видят меня насквозь. И всё знают. Всю историю с Сетом.

Пока они спорили о шотландских пейзажах, я допивала вино и вспоминала… наш последний секс. Восемнадцатилетняя я, наверное, сочла бы это романтичным. Но сейчас во рту было горько – не от вина, а от осознания: я готова то задушить его, то сама задохнуться в этом безумии.

Сет Эванс – как яд: привыкаешь к горечи, а без неё – уже не то.

– Вы помните про Рождественский показ? – я плюхнулась на диван, грациозно расползаясь, как медуза в тесном платье графини.

– Эскизы почти готовы. Осталось найти моделей и сделать презентацию, – ответила Картер.

Неожиданная идея осенила меня, заставив резко подняться с места. Хлоя едва успела отдёрнуть бокал, спасая ковёр от винного потопа.

– А если объединить наш показ с презентацией его отельных комплексов?

Реакция подруг оказалась предсказуемо разной. Картер скривилась, будто я предложила устроить дефиле в сточной канаве. Белл замерла в раздумьях. А Хлоя – обожаю её за это – тут же обняла меня, как героиню, решившую спаси весь мир.

– Гениально, но… он тебя всё равно сожрёт! – рассмеялась она.

– А что, если сделать детский показ? – вдруг выдала Белл.

Моё воодушевление вырвалось хлопками в ладоши.

– Точно… Мы же работаем только со взрослыми коллекциями. Но представьте: предрождественские показы в отелях Эванса с участием детей постояльцев. Приглашённые стилисты, профессиональные фотосессии… Можно задействовать популярных блогеров, – я размахивала руками, рисуя в воздухе картину будущего.

Картер налила мне шампанского с видом человека, выдающего последний напиток перед казнью.

– Теоретически звучит заманчиво, но Сет Эванс – тот ещё психопат в плане совершенства.

– Я не буду пить! Завтра в шесть должна быть на работе!

Белл с хищной ухмылкой предложила:

– Хлоя, давай заключим пари. Наша модница не продержится и дня в роли стажёра у Эванса.

– Ставлю тысячу, – Эмили швырнула купюру на стол.

Я накрыла её своей кредиткой:

– Готова поставить всю лимитку. Что не только выживу, но и утру нос скале Сету Эвансу.

Хлоя добавила в банк свои AirPods (её фирменная валюта). Мы уже собрались чокнуться, когда из кухни донёсся божественный аромат паркина – этого пряного чуда с апельсиновой корочкой, требовавшего немедленного внимания.

Сладкий молочный чай, крошки паркина на тарелке и дружный хохот подруг – вот она, идеальная точка в воскресном вечере.

– Эмили, – распределяла я обязанности, облизывая сладкие пальцы, – тебе цифры и подводные камни. Белл – поиск места и моделей. Ищем обычных детей, никаких профессиональных моделей. Хлоя… – я запнулась, заметив её остекленевший взгляд, уставленный в чистый лист (признак творческого затмения). – Передайте ей, – шепнула я, – что ткани на ней. А я засяду за эскизы. Спасибо, девочки, – голос неожиданно дрогнул, – без вас я бы давно поехала крышей.

Выскользнув в прохладную ночь, я уселась в такси, но мысли, как предатели, продолжали кружить вокруг него: эти холодные глаза, которые становились тёплыми лишь в… Ладно, стоп, хватит.

Заглянув в магазин за любимыми круассанами графини с лимонным кремом, я поняла, что свет в её окне уже погас. Моя старая соседка давно уснула. Расскажу ей завтра… если, конечно, выживу.

Дома я устроила настоящий творческий марафон: рвала наброски, скакала по кровати, даже пыталась медитировать вниз головой (после трёх секунд всё потемнело перед глазами). Но идеи выходили либо примитивными, либо пафосно-безжизненными. Где же та самая искра?

Уснула в окружении смятых эскизов. А проснулась от настойчивого стука. В спальне царил сизый полумрак, телефон еле светился… 4:17. Четыре. Семнадцать. Утра.

«Кто вообще нормальный приходит в такое время?» – пронеслось в голове, пока я, спотыкаясь, брела к двери.

Но едва моя рука коснулась дверной ручки, меня осенило: «Сет. Конечно же, Сет. Для него «к шести утра» значит «я приеду в четыре», потому что стажёры — это не люди, а подопытные кролики».

Я распахнула дверь, полная решимости высказать всё, что думаю о его методах воспитания… И вдруг передо мной предстал он – безупречный, как всегда. Чёрный костюм идеально облегал его фигуру, а белая рубашка контрастировала с его сосредоточенным взглядом. Он стоял, как мраморная статуя – неподвижный и непоколебимый, излучая всё ту же бескомпромиссную строгость.

– Сейчас не шесть, – прошипела я, сжимая дверную ручку.

– У тебя час на сборы. В шесть вылетаем из Хитроу в Эдинбург. На два дня.

– Что?!

– Айви, – он бросил взгляд на часы, – теперь у тебя пятьдесят семь минут.

Я развернулась и пошла в душ, нарочно хлопнув дверью так, чтобы стены дрогнули. Включила воду и закричала, чтобы услышал. Пусть знает – его армейские методы «воспитания стажёров» до добра не доведут.

Пока счёт 1:0 в пользу «взрослой няни».

Я быстро собрала вещи, надела лучший брючный костюм – тот, что подчёркивал каждую линию тела, – лёгкий тон румян, тушь, помаду. Хотя… зачем? Всё равно никто не заметит. Но нет, пусть видит – я не сломалась.

– Я готова, «Секундомер в пиджаке». Всё по расписанию? Или ещё нужно свериться с твоими тридцатью одним часами?

Сет медленно поднялся, расправив плечи. Его оценивающий взгляд скользнул по мне, на что я резко задрала подбородок и прошла мимо, специально задев его плечом.

Его водитель уже ждал у машины.

– Доброе утро, мисс Патель!

Я кивнула и с едва заметной усмешкой устроилась на заднем сиденье. Сет сел рядом, его бедро на секунду коснулось моего – и тут же отстранилось. На его идеально отглаженных брюках осталась едва заметная складка. Я была готова поспорить, что через минуту он её поправит. И он это сделал.

– Утюжок прихватил? – спросила я сладким голосом.

– Сначала заедем за Алфи.

Я вжалась в сиденье.

– Алфи тоже едет?!

– Да. Он будет курировать проект.

– О, какой прекрасный проект! Прямо как камера пыток, – я скрестила руки. – Твои методы воспитания не знают границ. Ладно, я накосячила, но он-то при чём? Он архитектор!

– Он сам попросился.

Я закатила глаза. Знаю я его «сам попросился». Сет умеет убеждать. А точнее – давить, манипулировать и ставить перед фактом.

Прекрасно. Теперь мне предстояло лететь в одном самолёте с двумя мужчинами, с которыми у меня был… ну, в общем, они оба знали меня слишком хорошо.

– Тебе что-то не нравится, Айви? – его голос прозвучал слишком сладко. – Ты можешь отказаться. И тогда… я выиграл наше пари.

Вот же чёртова акула.

– Нет! – я резко повернулась к нему. – Боюсь, ты проиграешь. Потому что два творческих мозга против твоего снобизма – это высший пилотаж. Так что я рада, что он едет с нами.

Сет лишь усмехнулся.

Я отвернулась, притворившись спящей, но внутри всё кипело. Алфи, Сет, этот дурацкий полёт…

Нужно было продумать каждый шаг, чтобы поставить его на место и сравнять счёт.

Когда мы забрали Алфи, он молча сел на переднее сиденье, даже не взглянув в мою сторону. Его плечи были опущены, а лицо было бледным – словно его выжали, как лимон после бессонной ночи. Я сжала зубы, стараясь сдержать любопытство, но в аэропорту не удержалась:

– Ты вообще сам хотел ехать? Или Сет, как всегда, надавил?

Он медленно повернулся. В его глазах… Боже, когда он последний раз спал?

– Мне просто нужно было уехать. Подальше от… всего.

Голос звучал глухо, будто Лондон стал для него вдруг отравленным. Меня кольнуло чувство вины – вчера мы расстались почти друзьями, а сегодня он выглядел так, словно его предали. Но я лишь кивнула – его взгляд ясно говорил: «Не лезь».

Он отошёл к окну, а Сет, как всегда, уткнулся в документы. Два брата – два полюса. Один в тени, другой – в свете. А я – где-то между ними. Не линия, а кривая. Парабола, где верх – это надежда, а низ – реальность. И пока что я стремительно неслась вниз.

В самолёте Алфи натянул маску на глаза и замер, будто впал в кому. Сет работал, словно запрограммированный: те же точные движения, тот же ледяной взгляд.

– Сет, – капризно протянула я, – ты вообще спишь?

Он поднял глаза – ровно настолько, чтобы продемонстрировать полное отсутствие интереса, и тут же вернулся к экрану.

– Ну, конечно, – я громко вздохнула, – сидим как на очередном скучнейшем совещании, а не летим выбирать наше будущее «гнёздышко». – На губах заиграла сладкая как сироп улыбка.

– Это отели, Айви, – поправил он, не отрываясь от работы.

– Для тебя – отели. А для меня – проект, в который я вложу душу!

Я с досадой натянула шёлковую повязку на глаза и скрестила руки. Притворилась, что сплю, но при первом же шорохе сорвала маску.

– Мистер Эванс, завтрак подавать? – прозвучало где-то справа.

– Да, три порции.

– Я не буду!

– Будешь, – произнес Сет, закрывая ноутбук и фиксируя на мне проницательный взгляд. – Как только приземлимся, сразу отправляемся на Скай. Пять часов по извивающимся дорогам. Обедать будем не раньше четырёх.

Прекрасно. Ещё одно испытание. Два дня с ним – это хуже, чем те злополучные выходы на пляж Миледи в Биаррице, где респектабельные мамаши шарахались от моей гиперактивности. Помню, как после «инцидента с мороженым», когда я объелась пломбиром и устроила неконтролируемый выброс на идеальный песок, мою бедную няню буквально умоляли не приводить «эту проблемную девочку».

Теперь я снова в ловушке, но уже на высоте десяти тысяч метров, в замкнутом пространстве самолета. И снова я – проблема, только теперь для братьев Эванс.

Самолёт лёг в воздушную яму, и я невольно вцепилась в подлокотник. Сет даже не вздрогнул. Казалось, ничто не может вывести его из равновесия. Кроме, возможно, меня.

Принесли завтрак: овсянку, ягоды, мёд – всё аккуратно разложено по мисочкам. Сет методично положил в кашу четыре малины и ровно одну ложку мёда.

– Четыре – число стабильности, – я ехидно подняла бровь. – Даже в каше?

– Везде!

Я прищурилась, чувствуя, как игра меня затягивает.

– Моё второе желание… – его челюсть напряглась. – Покорми меня.

Алфи скинул маску и уставился на нас с выражением «опять начинается».

– А говорила, что не станешь миссис Эванс, – пробурчал он и резко встал. – Я пойду проверю, сколько осталось до посадки.

Он ушёл, демонстративно хлопнув дверью.

Сет медленно отложил ложку.

– Хорошо. Садись напротив.

Я плюхнулась перед ним. Он добавил в мою кашу четыре ягоды – я швырнула ещё горсть. Ложку мёда (терпеть не могу его) – я намеренно положила три. Его глаза вспыхнули, но он лишь молча размешал эту сладкую жижу, поднёс ложку к моим губам и…

Я сжала рот в упрямую ниточку.

– Силой кормить? – его голос стал тише.

– Ты же мой временный опекун, включай фантазию!

Сет отложил ложку, и в этот момент что-то в воздухе изменилось. Он резко встал, схватил меня за запястье и притянул к себе. Я оказалась у него на коленях – так близко, что почувствовала, как дрогнул его ровный ритм дыхания. Его левая рука легла на моё бедро, пальцы впились в кожу, вызывая мурашки, которые стремительно поднимались вверх по спине.

Если бы мы были одни, я бы уже размазывала овсянку по его идеальному костюму, не обращая внимания на последствия. Но здесь действовали другие правила. Его игра была сладка, как мёд, и так же опасна – прилипнешь, не оторвёшься.

– Первая ложка, – произнёс он с тем же выражением, с каким когда-то предлагал мне «перемирие», зная, что я никогда не соглашусь.

Я открыла рот, держа пари сама с собой: выдержу ли его взгляд? В его глазах мелькнуло знакомое оживление – он тоже помнил наши бесконечные соревнования. Кто дольше продержится. Кто первый моргнёт. Кто кого переупрямит.

Каша была слишком сладкой – я перестаралась, конечно.

– Отвратительно пресно! – вырвалось у меня прежде, чем я осознала, что повторяю свои же слова из прошлой ночи.

Его пальцы впились в бедро, и я поняла – это не просто игра. Это проверка на прочность. Как тогда, на пляже, когда я укусила его…

– Попробуй ещё раз.

Вторая ложка. Я приоткрыла рот, но в последний момент резко выхватила ложку и перевернула её ему на рубашку.

– Не люблю сладкую кашу.

Капля каши растеклась по белой ткани.

Он замер. Потом медленно провёл пальцем по пятну, размазав его ещё больше, и поднёс палец к моим губам.

– Попробуй.

Я попыталась слезть, но он обхватил меня за талию, притягивая ближе.

– Ты проиграла, – прошептал он.

Сет почти коснулся моих губ – но в этот момент дверь открылась.

– Мы через десять минут садимся, – пробурчал Алфи, не глядя в нашу сторону.

Я сорвалась с его колен, будто обожглась. Руки дрожали – от злости, конечно. Только от злости.

– Счёт 2:0 в твою пользу… пока что, – я провела языком по губам, ловя вкус мёда и его угрозы.

Сет поправил испорченную рубашку, но взгляд его горел.

Совет от стажёра Айви:

Если хотите идеальную кашу, то варите её сами. Иначе что-то обязательно слипнется – будь то овсянка… или ваши принципы.