Пепел Феникса

Тёмная часть города не исчезала – она жила своей жизнью. Улицы, промытые пылью и затаённым жаром, не пустовали. Они притворялись спящими, но смотрели. Каждое окно, каждый закуток, каждая тень – наблюдали, дышали, слушали.

Чтобы войти в город, Михире не понадобилось разрешения. Не понадобился герб, плащ или имя. На ней была простая одежда ремонтника: серый комбинезон с заплатами, маска для пылезащиты, металлический жилет с накладкой «техноинспектор». Такие не привлекали внимания. Их не любили, но и не боялись.

Джаян подобрал облик с точностью: двухдневная щетина, потёртая куртка, кристаллический фонарик, висящий на поясе. Они шли быстро, не скрываясь, но и не бросаясь в глаза. Это был не побег. Это было возвращение. Но уже с другим смыслом.

– Мы направляемся в Подархив, – сказала Михира, когда они достигли южного входа к Библиотеке Интеграторов.

– Хорошее место, чтобы исчезнуть, – отозвался Джаян. – Или быть забытым.

Подархив – это не часть публичной библиотеки. Это её тень. Хранилище отклонений, отступлений, анекдотов и ересей. Всё, что когда-либо вызывало трещину в нарративе Империи, попадало сюда. Не для уничтожения – для хранения. Власть не боится правды. Она её архивирует. Чтобы достать при необходимости.

Проникновение внутрь было точным, почти механическим. Джаян знал вентиляционную шахту, ведущую к техническому отсеку под южным залом. Она проходила под двумя контурами охраны и одной зоной датчиков. Старые коды, которые он подделал вручную, сработали без сбоев. И вот они внутри.

Темнота. Не полная – приглушённая. Как если бы само пространство научилось дышать сдержанно. Пол – гладкий камень с вкраплениями кристаллической пыли. Стены – из агни-керамики. Стук шагов гасился в полумгновение.

– Это место не просто хранит, – прошептал Джаян. – Оно не хочет, чтобы ты забыл. Оно хочет, чтобы ты усомнился.

Михира кивнула. На полках лежали свитки, кристаллы, металлические таблички. Все пронумерованы. Но ни одного имени. Ни одного титула. Только темы:

«Связь страха и стабильности».

«Контуры как отражение воли».

«Огненная память и голос мёртвых».

– Вот здесь, – указал он. – Рукопись восемь-дельта. Отмечена как «непроверенная ересь». Но при этом – не уничтожена. Значит, она важна.

Михира взяла свиток. Пальцы дрожали. Бумага – старая, плотная, пропитанная запахом мёда и копоти. Чернила – выцветшие, но слова проступали сквозь время:

«Если сознание не сопротивляется, но и не отдаётся, Контур не жжёт – он преобразует.

Страх – катализатор.

Сомнение – топливо.

Но только честность – ключ.»

Она читала вслух, но тише с каждой строкой. Джаян смотрел на неё, будто впервые.

– Это описание того, что случилось в Лабиринте, – прошептала она. – Почти дословно.

– Кто-то уже прошёл это. Но выжил.

– И их заставили замолчать.

В этот момент в зале раздался звук. Едва заметный, как падение капли. Затем – щелчок. Заперлась дверь.

– Это ловушка, – произнёс Джаян. – Нас выдали.

С потолка спустился экран. На нём – лицо. Ровное. Холодное. Ратнари.

– Вы потревожили ядро знания, – произнёс он, не поднимая голоса. – Вы предали свет. Вы выбрали хаос.

Михира подняла голову. Она не отвела взгляда.

– Я выбрала правду.

– Правда без ритуала – отрава. Ты больше не часть Империи. Ты – ошибка. И ошибка должна быть очищена.

Они не стали ждать конца. Джаян выдернул пульсатор, ударил по стене. Раздалась вибрация. Пыль поднялась. Резонанс. Старые магоплёнки активировались, затуманив пространство. И в этот момент – движение.

Спрятанный шлюз открылся. Переход к внешнему коридору – техническая ветка, забытая давно. Они бежали. Не от страха. От лишних глаз. От рук, что хотели схватить не их – идею.

На выходе, уже в подвале старого храма-ремесленника, они залегли. Маленькая комната с потолком, обшитым прогнившим деревом. Фолианты в углу. Пыль на полу. Тишина, которая не пугала, а давала выдохнуть.

Джаян перевязывал руку – он порезался при побеге.

– Ты знала, что он следит?

– Подозревала. Но надеялась, что он молчит. Зря.

– Совет не молчит. Он… ждёт, чтобы ударить. Тогда, когда ты откроешься.

Она развернула свиток. Огонь в лампе колыхнулся, осветив чернила. Они блестели, будто живые.

– Они прячут это, потому что знают: знание – не свет. Оно – оружие.

– Но не для убийства, – добавил Джаян.

– Для отмены необходимости в тирании.

А в зале Совета, за тёмной завесой, Ратнари смотрел вглубь зеркала. Отражение было не ясным – волнообразным. Пульсирующим.

– Мы её потеряли, – сказал один из его помощников.

– Нет, – ответил он. – Мы её освободили. Теперь она пойдёт до конца.

Михира уснула под звуки, доносящиеся с улиц. Но во сне не было тревоги. Только решимость. Ясная, как письмо, оставленное в пепле. И это был самый опасный вид знания.

ГЛАВА IX

Храм Агни

Он не возносился над городом – он затаился под ним.

Храм Агни стоял на отдалённой окраине Падмасары, в секторе, обозначенном на картах как «энергетическая зона специального назначения». Ни одно здание поблизости не имело окон, а улицы вели либо мимо, либо в тупик. Даже местные жители говорили о нём с осторожностью – если говорили вообще. Слово «Храм» применялось скорее по инерции. Он не звал – он приказывал. Не вёл вверх – втягивал вниз.

Михира чувствовала напряжение задолго до входа. Воздух вокруг был тяжелее. Влажнее. В нём витало нечто вязкое, будто сама атмосфера медленно вращалась, скрывая внутри раскалённое ядро.

Перед ними – арка, обвитая спиральными символами. Камень был гладким, чёрным, с вкраплениями ртути. По нему пробегали токи – живые, не светящиеся. Они ждали прикосновения, чтобы ожить.

– Это не храм, – произнёс Джаян. Он провёл пальцами по символам и резко отдёрнул руку. – Это… концентратор. Здесь что-то собирают. Не прану. Страх.

Михира молчала. Она не спорила. Место само говорило. С каждой ступенью под ногами напряжение росло. Не от механизма. От памяти. Камень помнил тех, кто шёл до них. Помнил – и не забыл.

Вход охранялся не жрецами, не солдатами – голографической решёткой. Её узор был сплетён из линий допуска, энергии и искажённого восприятия. Глядя на неё слишком долго, можно было услышать голос, которого не было.

Кристалл-обманка, сделанный Джаяном, сработал не сразу. Он дрогнул, заискрил, будто колебался, признавать ли их. Но в конце концов – принял. Решётка расступилась. Их впустили.

Первый зал был пуст. Совсем. Пространство – овальное, без углов. Только семь колонн, стоящих не по периметру, а сдвинутыми в сторону. Как будто ось была смещена. Из-за этого всё казалось неправильным. Слегка перекошенным. Незаметно – но неотвратимо.

На полу – круг. В нём – слова:

Жар.

Сила.

Жертва.

Свет.

Тишина.

Преображение.

Подчинение.

Ни одного слова о любви. Ни одного – о покое.

– Это структура пути, – пробормотал Джаян. – Но она не восходящая. Это спуск. Как будто ты должен сжечь всё, чтобы стать чем-то, что не спрашивает.

– Или чтобы забыть, кем ты был, – добавила Михира.

Следующий зал не напоминал храм. Это была лаборатория. Или крематорий. Или – оба сразу.

По кругу – семь платформ. На каждой – отпечаток тела. Не изображение. Остаток. Выжженный в камне. Один – вытянутая фигура, руки разведены. Другой – с согнутыми ногами, будто молился. У одного – на пальцах следы украшений, вплавившихся в пол.

Над всем этим – купол. В нём нет витражей. Только одна линза. Из неё время от времени срывался тонкий луч света. И если он попадал на платформу – начиналось лёгкое шипение. Воздух реагировал.

– Здесь… сохраняют момент смерти, – сказала Михира. – Чтобы… не забыть?

– Нет, – ответил Джаян. – Чтобы повторить. Это схема. Жертва – как компонент.

Они шли дальше. Воздух становился плотнее. По стенам – узоры. Вначале – тонкие. Потом – рельефные. Пальцы, проведённые по ним, отзывались болью. Как если бы руны впитывали прикосновение.

И вдруг – зал Кристаллов.

Они висели в воздухе, без опоры. Кристаллы – не светились. Они… звучали. Тихо. Почти неслышно. Внутри каждого – эмоция. Страх. Плач. Отчаяние. Некоторые – мерцали. Некоторые – дрожали.

Михира дотронулась до одного.

Вспышка.

Голос женщины:

– «Я готова. Я…»

Крик. Рывок. Тьма.

Затем – мужской голос, холодный:

– «Поглощение завершено. Контур стабилизирован.»

Она резко отступила. Джаян подхватил её за локоть.

– Они… сохраняют крики. Не для памяти. Для расчёта.

Он подключился к панели управления. Линии активировались. На экране – схема: ритуалы, всплески страха, контуры.

– Смотри, – сказал он. – Они используют страх как пиковый источник. Как топливо. Жертвы не побочные. Они – обязательные.

– Это не храм, – произнесла Михира. – Это фабрика. Завод страха. И пепла.

Система не дала уйти спокойно.

Пол дрогнул. Из стены выступили Стражи. Лица – закрыты масками, руки – сплетены с агни-цепями. Их движение – не человеческое. Волнообразное. Они несли жар в себе. Не излучали. Сдерживали.

– Вы проникли в запретную зону, – произнёс один. – Вы приговорены к очищению.

Михира сделала шаг вперёд. Сердце било ясно.

– Попробуйте.

Огненная вспышка ударила в неё. Но не попала.

Контур-отражатель активировался. Энергия разошлась по руке, прошла по коже. Не сгорела. Отразилась. Распалась.

Один из Стражей атаковал Джаяна. Тот активировал импульс – короткий, но точный. Искры. Гул. Маска слетела. Под ней – лицо без глаз.

Второй шагнул к Михире. Но Сфера в её поясе дрогнула. Свет вспыхнул. Агни-цепь рассыпалась в воздухе. Не от жара. От… отказа.

– Пламя тебя узнало, – сказал Джаян, задыхаясь. – Оно… на твоей стороне.

Они бежали. По туннелю. Старый вентиляционный проход, давно перекрытый. Но теперь – открыт. Пыль клубилась. Воздух был тяжёлым, но живым. Сердца били в такт шагам.

На поясе – кристалл. Внутри – записи. Свидетельства. Звук. Структура. Правда.

В укрытии они не зажигали свет. Только лампа с закрытым пламенем. Михира сидела, сжав свиток с диаграммами.

– Мы вытащили это. Мы видели. Теперь… как сказать?

– Не нужно говорить. Достаточно – показать.

Она кивнула. Медленно, будто боялась, что мысль расплавится.

А в Храме, в зале наблюдения, один из Стражей – тот, что упал – моргнул. Его глаза вспыхнули. Запись сохранилась. И ушла. Вверх. В систему.

Жрец в тени поднял взгляд.

– Она нарушила.

Она… отклонилась.

Рядом – Раджар. Он молчал. Смотрел на пульсирующий кристалл. Там – точка. Активная.

– Она принята пламенем, – произнёс он. – Теперь вопрос не в ней. В нас.

И где-то в самой глубине Храма, там, где никто не бывал веками, огонь в чаше вспыхнул сам.

Никто не заметил.

Кроме стены.

На ней – впервые – образовалась трещина.

ГЛАВА X

Огненный круг

Амбар, в котором они укрылись, не стоял на карте.

Когда-то здесь хранили компоненты для зеркальных панелей: медные шины, блоки сплавов, бракованные кристаллы. Теперь здесь хранились – люди. Точнее, их остатки. Не телесные. Смысловые. То, что осталось, когда из человека выжгли титулы, касту, схемы, долг – но не смогли выжечь сомнение.

Утро ещё не наступило. Неофициальная часть города – теневая Падмасара – дремала, накрытая плотным слоем пепла и усталости. Но внутри амбара воздух дрожал. Не от жара. От напряжения. Оно шло от стен, от тел, от взглядов. Здесь находились те, кто больше не верил, что можно молчать.

Михира стояла у входа. Джаян – рядом, в тени. Внутри – полтора десятка людей. Некоторые сидели, другие стояли у стен. Один – на коленях, рисуя круг углём на полу. Его движения были точны, размеренны, будто он не творил, а воссоздавал.

– Кто они? – шепнул Джаян.

– Тени. Зазоры. Те, кто раньше только смотрели, – ответила она. – А теперь – слышат.

Они вошли. Разговоров не было. Только движения. Старик в рабочей одежде расправлял на полу схему старого города – с отмеченными узлами связи. Молодая женщина складывала в коробку кристаллы воспоминаний. Двое подростков монтировали импровизированный проектор из линз и огненного фильтра.

Никто не ждал инструкций. Все действовали, будто звали их не люди, а структура.

Михира не представилась. Это было бы излишне. Её знали не по имени – по факту. По кругу, что она открыла. По узору, что она не разрушила.

В центре амбара выжжен был круг. Его очертания – не идеальны. Но он пульсировал. Линии – из пепла и порошка праны. Внутри – точки. Они не светились. Пока.

– Это он? – спросил кто-то.

– Это – то, что может им стать, – ответил Джаян. – Если вы – не откажетесь слышать.

К нему подошёл мужчина с лицом, покрытым ожогами. Он не гневался. Он спрашивал:

– Ты думаешь, это что-то изменит?

– Нет, – ответила Михира. – Думаю – это начало.

Она не произносила речи. Она лишь подошла к кругу. Достала кристалл – тот, что передала Памятующая. Он был холодным, пока не коснулся её ладони. Потом – ожил.

Пламя вспыхнуло не вокруг. Внутри. Линии круга начали светиться. Тихо. Мягко. Как если бы они ждали только разрешения – не команды.

– Что происходит? – прошептала женщина, стоящая ближе всех.

– Он не требует подчинения, – произнёс Джаян. – Он требует присутствия.

Михира опустилась на колени. Рядом с ней – ещё один. Потом – третий. Затем – все.

Каждый держал в руках что-то: фрагмент схемы, кристалл, обрывок памяти. Не символы. Связи.

Огонь вспыхнул не в центре, а между точками. Появилась структура. Сеть. Не пламя – линии. Как нервная ткань. Как мысль.

– Вы хотите революции? – произнесла Михира негромко, глядя в огонь. – Её не будет. Империя сильна. Её не свергнуть – её можно только изменить изнутри.

– Как? – спросил кто-то в глубине.

– Не войной. Узлом. Связью. Не криком. Смыслом.

Круг запел.

Звук был едва слышен. Похожий на дыхание. Похожий на согласие.

– Это не оружие, – сказала она. – Это не защита. Это – то, что может связать тех, кто отказывается жечь и быть сожжённым.

Один из старших в зале, бывший инженер, посмотрел на круг, как на невозможное.

– Мы думали, нужно сопротивляться. А теперь… нужно слышать?

– Нужно соединять, – ответил Джаян. – Иначе – всё разорвётся.

После активации никто не говорил. Просто сидели. Слушали. Себя. Друг друга. Пламя.

Потом – движение. Несколько человек вышли. Не сбежали. Пошли – чтобы нести. Они не клялись. Не брали знамён. Просто уходили. Связанные.

Позже, на крыше, под слоем пепельного неба, Михира сказала:

– Я не хочу быть лидером.

– И не должна, – ответил Джаян. – Ты – первая, кто сказал: «Достаточно.»

А в зале теней, далеко от амбара, Раджар смотрел на огненную карту. Новая точка. Новый узел.

Он произнёс:

– Она строит сеть.

За его спиной – тишина.

Он добавил:

– Это опаснее восстания.

А в глубине города, где никто не знал друг друга по имени, началась новая форма пламени. Не разрушающего. Объединяющего.

Это был не ритуал.

Это был узор.

Это был огненный круг.

ГЛАВА XI

Пепел до рассвета

Падмасара словно замерла в ожидании. Город продолжал жить – светились зеркала, скользили двипы, храмы открывали врата, но во всём этом сквозило напряжение, которого не было ещё неделю назад. Ни один механизм не дал сбоя, ни один ритуал не был отменён, и всё же каждый, кто жил под этими небесами, чувствовал: что-то сдвинулось.

Пепел стоял в воздухе. Не от пожаров и не от ритуалов. Он витал незримо, оседая на плечах, застревая в дыхании, прячась в складках одежды. Пепел не носил запаха, но его чувствовали все. Он был памятью. Напоминанием. Он был знаком, что кто-то осмелился не сгореть.

Михира проснулась до рассвета. Сон был прерывистым, не тревожным, но чужим. Ей казалось, что сны больше не принадлежат ей – словно память о них сразу же ускользала, не успев укрепиться в сознании. Её тело привыкло к укрытиям, к тугим повязкам и фоновому гулу, который теперь сопровождал каждый её шаг в Падмасаре. Но с каждым днём всё меньше в этом было страха и всё больше – ясности.

Слухи распространились быстро. Кто-то говорил, что принцесса активировала запрещённый Контур и осталась в живых. Кто-то утверждал, что пламя приняло её. Кто-то шептал, что сама Агни-Видья склонилась перед её волей. Внизу, в тёмных кварталах, в это верили. Вверх, к структуре, поднималась не вера – беспокойство.

Ответ Империи не заставил себя ждать. На четвёртое утро после исчезновения Михиры голограммы развернулись на улицах, в храмах, в общественных залах. Вещал Раджар. Его лицо было безупречно спокойно, как всегда, но глаза выдавали напряжение: глубокие складки в уголках, затянутый зрачок, редкое моргание. Он смотрел на всех и одновременно – ни на кого.

– Среди нас появились лжепророки, – произнёс он, голосом, которому верили поколения. – Они называют себя носителями света, но несут только тень. Их огонь – отрава. Их слово – искажение. Их цель – раскол, и потому мы не дадим ему прорасти.

Речь была выверенной, спокойной, но за ней стояло то, что не озвучивалось. Угроза. От имени пламени. Раджар не кричал. Он просто начал готовить Падмасару к очищению.

Михира наблюдала трансляцию с крыши обрушенного здания, в котором они с Джаяном скрывались последние сутки. Рядом с ней находились трое из Круга: архивистка, бывший инженер и молодая девочка по имени Прайя, едва достигшая восемнадцати. Каждая из них держалась иначе, но молчали все одинаково – с ощущением, что нечто надвигается.

– Он будет действовать через страх, – сказала архивистка. – Через примеры. Показательные акты. Он уберёт тех, кто тебя поддержал, чтобы изолировать твою искру от пепла.

– И он прав, – добавил инженер. – Пламя опасно только тогда, когда есть чему загореться. Если разделить, всё угаснет.

Михира не ответила. Она всматривалась в горизонт, где небо медленно серело, а башни Падмасары казались вырезанными из металла, натянутого над уставшими жителями.

Сообщение от Талвини пришло через один из огненных кристаллов: «В нижнем городе собирается совет. Шесть групп. У каждой – своя правда. Но все хотят тебя услышать. Не как символ. Как голос». Там же было и предупреждение: «Если придёшь – кто-то может выдать тебя. Если не придёшь – они разойдутся».

Ответ был очевиден.

Собрание проходило в заброшенном амфитеатре под старым рынком. Каменные ступени – облупленные, усеянные пылью и ржавчиной, в центре – круг. На него никто не осмеливался ступить первым. Люди сидели на разном расстоянии друг от друга, не объединённые ни словом, ни взглядом. Кто-то пришёл с фрагментами старых контурных карт, кто-то – с агни-браслетами, спрятанными под рукавами. Все – с сомнением.

Михира вошла без плаща, без герба, в простой одежде, как одна из них. Она не произнесла приветствия. Только шагнула в круг и заговорила.

– Я не принесла вам победу. Я принесла опыт. Мы активировали Контур, и он не потребовал жертвы. Он потребовал ясности. Честности. Открытости. И это страшнее для Империи, чем бунт.

Она рассказала им то, что видела: о кристаллах с сохранёнными криками, о структуре страха как топливе, о возможности иной связи – без ритуала, без власти.

– Империю нельзя разрушить, – заключила она. – Но можно перестать быть её топливом. Каждый. Без лозунгов, без героизма. Просто – не сгорать.

После этого долго никто не говорил. Потом один мужчина в маске поднялся и спросил:

– Если ты уйдёшь – нас уничтожат. Если останешься – уничтожат тебя. Что ты выберешь?

Она посмотрела на него и произнесла спокойно:

– Я не выбираю между жизнью и смертью. Я выбираю – не быть инструментом.

После собрания началось движение. Не обсуждение, не утверждение – движение. Люди разошлись в разные стороны, чтобы связаться, чтобы шептать, чтобы строить сеть. Тонкую, зыбкую, живую. Пламя без центра.

Когда она вернулась в убежище, Джаяна не было. На столе лежала записка:

«Они схватили Прайю. Я иду за ней. Если не вернусь – не иди. Но ты же всё равно пойдёшь, Михира. Потому что иначе ты не можешь.»

Она пошла.

Она знала, где её держат – в Чёрной Келье, в глубоком изоляторе Внутреннего Центра. Там не убивают. Там перезаписывают. Там отвязывают душу от памяти.

Проникновение в центр защиты Империи считалось невозможным. Но не для неё. Она носила в себе не пароль, не код – согласие. Контур узнавал её. Он не пускал – он признавал.

Она прошла через внешний периметр, под видом технического куратора. Кристалл Раджара – резервный, активированный через один из узлов старого Храма, – открыл ей проход.

Прайя находилась в помещении с гладкими стенами и мерцающими углами. Её глаза были закрыты, губы потрескались, кожа казалась пепельной. На запястье – метка с надписью «подготовка к отвязке».

– Михира… – прошептала она.

– Я с тобой.

Контур отозвался мгновенно. Пол дрогнул, линии на стенах зажглись. Защитная система не включилась – она растаяла. Прана изменила вектор. Не вспыхнула, не сжигала – отступила.

Михира провела ладонью по ободу двери. Металл отозвался, и защёлка сама разомкнулась. Она подняла Прайю, дрожащую, почти без сознания, и понесла её через резервный проход. Ни один сигнал тревоги не сработал. Пламя не среагировало. Оно пропустило.

Она спасла Прайю. Вывела её из сердца системы. Но не ушла сама.

Михира осталась в центре камеры. Встала прямо под линзой записи, знала, что Раджар смотрит. И произнесла:

– Я не искра. Я – пламя.

Эта запись облетела город. Не как приказ, не как воззвание. Как факт.

Внизу, в уличной пыли, над кострами, в квартирах, где больше не молились, её услышали. Впервые за долгие годы пламя не требовало жертвы. Оно говорило.

Позже, Джаян вернулся. Он был ранен, лицо в ссадинах, но в глазах – целое.

– Ты сделала это? – спросил он.

– Да, – ответила она.

За окном Падмасара по-прежнему молчала. Но где-то в её катакомбах прозвучал шёпот:

«Феникс возвращается.»

И этот шёпот больше никто не смог бы заглушить.

ГЛАВА XII

Песчаное устье

Пустыня начиналась не с песка, а с тишины.

Её дыхание ощущалось ещё в предгорьях – как разреженность в воздухе, как едва заметный солоноватый привкус в воде, как тот особый тип звона, возникающий в ушах, когда вокруг слишком много открытого неба. Здесь, за пределами Имперского контура, не было башен, не было пульсирующих зеркал, не следили за шагом и не реагировали на агни-браслеты. Пространство не просто расширялось – оно отпускало.

Михира впервые почувствовала, что не несёт на плечах вес города.

С ними был только ветер. И Джаян.

Он не задавал вопросов. Шёл чуть впереди, с лёгким наклоном корпуса, как будто ощущал, где песок поддастся, а где – подломится. Их путь вёл к восточной границе Империи, в область, обозначенную на старых картах как «Песчаное устье». Никто не знал, почему её так называли: там не было реки, не было порта, не было устья. Но что-то в этом названии ускользающе соответствовало местности.

– Здесь заканчивается язык Империи, – сказал он, когда они вышли к первой линии барханов. – А значит, можно начать говорить иначе.

Михира не отвечала. Она всматривалась в горизонт, где песок медленно перетекал в небо, как будто вся пустыня была чашей, в которой время отсчитывается не по дням, а по линиям ветра.

Они добрались до поселения ближе к вечеру. Это был не город и даже не деревня. Скорее – временное скопление укрытий: плотные шатры, натянутые над ямами в земле; каменные кольца, в которых когда-то горели костры; бурые свитки ткани, укреплённые медными кольцами. Песчаные Ткачи.

Когда-то, до Агни-реформ, их называли хранителями резонанса. Они не подчинялись кастам – не потому, что были в стороне, а потому что движение было их сутью. Они не признавали постоянных имен, не хранили письменных хроник, но помнили ритмы. Их знание не записывалось – оно звучало.

Их встретили молча.

Старший – седовласый мужчина с лицом, испещрённым линиями, похожими на карту потоков ветра – провёл их в центр поселения, где под тентом колыхалась агни-чаша. Внутри неё пульсировала не прана, а… вибрация. Очень лёгкая, как дыхание под песком.

– Ты принесла ожог, – сказал он, глядя на Михиру, – но сама ещё не сгорела. Это редкость.

Она опустила капюшон, показывая лицо. Не как вызов, а как открытие.