Кит в пруду. Книга первая

Романтика.

Вы ночевали в августе под открытым небом?

Только мечтаете?

Советую: забудьте. Если в одиннадцать вечера ещё терпимо, да и костёр ещё не погас, то в два часа ночи, когда уже роса придавливает последние огоньки в кострище, – холод пробирает до костей, и ты понимаешь, что необходимо в какое-то помещение.

И замечу… Я тут ничего не открываю. Это открыто уже первобытными людьми. Уже они поняли, что ночевать надо не под открытым небом, а в какой-нибудь пещере и там же, в пещере, разводить и поддерживать огонь…

Тут богатая тема.

Пещера с костром (а огонь в виде костра, как же ещё) – явный прообраз современного жилища, росписи по стенам пещер подтверждают это.

(Кстати – гениальная графика, рекомендую… У нас вершиной изобразительного искусства оказывается чёрный квадрат… Первобытный наш предок, увидев эту вершину, точно бы решил, что мы тут все сошли с ума… и дальше, если бы мог мыслить абстрактно и перспективно, он бы заключил, что наша цивилизация – это ошибка, неправильная цивилизация, и что надо всё начинать сначала. Тут угадывается ленинское: «Мы пойдём другим путём». )

Но это не всё.

Обитатели пещеры, расположившиеся вокруг костра, довольно быстро обнаружили основное свойство нашей цивилизации – принцип теплового кольца.

Очень просто: у костра хорошо располагаться на определённом расстоянии. Ближе – обжигает, дальше – холодно. А площадь теплового кольца – она же не меняется, а численность населения возрастает, всё живое стремится к размножению… и?..

Да, начинается «борьба за московскую прописку».

А как вы себе это представляете?

Начинается элементарная грубая толкотня, «вас тут не стояло», и кто-то вылетает из теплового кольца внутрь, в огонь, и переходит в плазменное состояние, а кто-то оказывается вытолкнут наружу – вот как раз под ночное небо и звёзды.

И это – стабильное состояние нашей цивилизации по сей день.

Отвлеклись, однако.

Перекантовавшись ночь в вагончике, с утра выпили горячего сладкого чая (есть было нечего) и пошли к трактору. Тракторист был нашим вожатым.

Пять километров – туда, пять – обратно. Из еды – морошка, щедро рассыпанная кругом. Я чувствовал, что меня начинает тошнить, другие чувствовали примерно то же. Мы совершили несколько челночных рейсов и к вечеру справились, всё перетащили.

Мой чемодан оказался сильно помят. Тракторист объяснил, что пытался выбраться, двигал туда-сюда щит, чемодан попал под щит. Меня это огорчило.

Как бы там ни было, со следующего утра началась нормальная жизнь.

В какой-то день Репетуха сказал:

– После обеда иди попили пеньки.

(Пояснение: при валке, особенно зимой, после того как дерево спилено, остаётся довольно высокий пень. И когда их, таких пней, торчит много, дорога становится непроезжей.)

Уже вечерело, я плотно пообедал (с кормёжкой у нас было всё в порядке, один из членов нашей бригады оказался умелым кулинаром и с удовольствием взял на себя обязанности повара, чему мы были несказанно рады) и в самом лёгком настроении, взяв на плечо бензопилу и в другую руку бачок с бензином, отправился спиливать пеньки.

Дорога была шикарная, вся устлана стволами деревьев… это был зимник, то есть по этой дороге зимой поедут лесовозы, груженные лесом.

Не надо рельсов, мотовозов, вагончиков и прочей железнодорожной романтики.

Этот зимник начали делать прошлым летом, не доделали и даже оставили вот эти самые пеньки.

Повторяю, дело было к вечеру, начинался закат, погода стояла изумительная – ясно, свежо, июльская жара ушла, зимник простирался передо мной широкой лентой прямо до горизонта, я шёл мечтательно и беззаботно и вдруг увидел перед собой – не близко, метрах в ста – фигуру человека.

На фоне предзакатного неба она была чётко обозначена.

Человек стоял и явно рассматривал меня.

Человек – здесь?

Тут на пятьдесят вёрст ни одной человеческой души… И, словно услышав мои сомнения, фигура опустилась на четвереньки и стала натуральным медведем, отчётливо обозначив свою покатую спину.

Я бросил и пилу и бачок с бензином и побежал к вагончику, где Репетуха варил очередную порцию чифира.

– Эдька, там медведь! – чуть ли не закричал я, запыхавшись и стараясь унять дыхание, всё-таки пробежал метров пятьсот.

– У тебя есть ружьё? – спросил он, не отрывая взгляда от закипающего чифира.

Вот – тоже тема.

Да, у меня было ружьё. Старая ижевская одностволка-получок 16-го калибра, с хорошей кучностью и дальностью… я приобрёл его на своей малой родине – давно, и патронов несколько коробок, и всё это лежало у меня дома без употребления. Когда я узнал, что мы полтора месяца будем в лесной глуши, я решил взять ружьё с собой.

И вот – реальный случай ружьё употребить.

Я достал из чемодана ружьё, сунул в карман четыре патрона с жаканами и побежал обратно. Добежав до места, где я бросил бензопилу и бачок, я остановился, уравнивая дыхание, достал патрон и загнал в патронник. И только тогда вспомнил, что после выстрела гильзу распирает и она застревает в патроннике, и рукой её не извлечь. То есть в моих руках было оружие, рассчитанное на один выстрел. В этой ситуации благоразумие предполагало бы вернуться к вагончику и самому сварить себе чифира и забыть про этот вечер. Но благоразумие и я (по крайней мере, тогдашний) – были две вещи несовместные. И потому я с ружьём наперевес, явно подражая какому-нибудь персонажу Фенимора Купера, направился к тому месту, где увидел медведя, и легко это место нашёл. Следы явно читались – большие чайные блюдца с когтями.

И я стал следопытом (ну, по Куперу) и чётко просмотрел: медведь, свернув с дороги, двигался с краю, незаметно, мне навстречу, и свернул в лес, когда убедился, что я исчез. Я ещё сколько-то прошёл по его следам, и потом что-то меня толкнуло: хватит. Словно голос чей-то тихо, но очень внятно: хватит, возвращайся. Я послушно остановился и, постояв некоторое время, осматривая уходящую вниз сырую ложбину (туда вёл след, в ельник), повернул назад.

Вернулся на дорогу и, подобрав бензопилу и бачок, пошёл к вагончику. Уже тут было не до работы. В вагончике убрал в чемодан ружьё и сварил себе чифир, а скоро и бригада вернулась с трассы, и мы стали ужинать…

Справка

Медведь летом не нападает на человека. Может разгоняться до скорости 70 км/ч.

Раненый медведь смертельно опасен.

Вопрос: Я знал об этом?

Ответ: Да, знал.

Вопрос: Так что же это было?

Ответ: Испытывал судьбу.

Вопрос: Ты понимаешь, насколько медведь был умнее тебя и даже порядочнее тебя?

Ответ: Да. Да. Да…

Морошка?

С той поры не могу её видеть, во мне поднимается волна отвращения.

Но вот вопрос, который доставляет нравственное мучение, – ЗАЧЕМ я хотел отобрать жизнь у нормального лесного жителя? Зачем?

И – нет ответа. Оказывается, я не знаю, зачем хотел убить медведя.

Оказывается, я не охотник.

Выключи голову

– Будем участвовать, – сказала руководитель студии.

Тема такая. Конкурс «Артист душой», администрация решила, что надо принять участие, показать себя.

Если партия сказала – надо, комсомол ответил – есть!

– Только без бумажки.

Это уже лично в мой адрес.

– Извольте текст выучить, там немного… надо тренировать память… это как мускулатура – если не тренировать – она дряблая становится…

Ну, этого можно бы и не говорить, это я и без тебя знаю.

Но текст тексту рознь.

Одно дело пушкинский текст, а совсем другое дело – этот вот…

Ну что… если партия сказала – надо… смотрим текст:

Позови меня тихо по имени,Ключевой водой напои меня.Отзовётся ли сердце безбрежное,Несказанное, глупое, нежное.Снова сумерки всходят бессонные,Снова застят мне стёкла оконные.Там кивает сирень и смородина.Позови меня, тихая родина.Припев:Позови меня на закате дня,Позови меня, грусть печальная, позови меня.Позови меня на закате дня,Позови меня, грусть печальная, позови меня.Знаю, сбудется наше свидание,Затянулось с тобой расставание.Синий месяц за городом прячется,Не тоскуется мне и не плачется.Колокольчик ли, дальнее эхо ли?Только мимо с тобой мы проехали.Напылили кругом, накопытили,Даже толком дороги не видели.Припев.

Вот такой текст.

Я честно пытаюсь понять – о чём?

Бросается в глаза: «Не тоскуется мне и не плачется»…

Странно. Так что ты тогда скулишь?

О чём ты?

Если и не тоскуется, и не плачется – тогда ты весел… разве нет?

А выходит, что нет… так как?

Строчку из Есенина стянул, уворовал… напылили, накопытили…

Ты бы водки, что ли, выпил.

А этот синий месяц?

Ты где такое чудо видел – синий месяц?

Ты, может, дозу принял? Косячок не тот выкурил?

Месяц за городом прячется?

Белая горячка?

Грусть печальная, да?

А радостная грусть – бывает?

Ну и т. д.

Короче.

Мой мозг отказывается запоминать эту хрень, понимаете?

Мой мозг принимает только качественную пищу, а дерьмо и отраву всякую принимать отказывается.

Пушкина принимает, Лермонтова принимает, Есенина, Рубцова… а вот это – извините…

Понимаете?

Вот так у меня голова устроена, понимаете?

– А вы попробуйте выключить голову, – робко советует руководитель. – Ведь народу-то нравится песня.

Я её понимаю, ей деваться тоже некуда.

– Знаете, у меня такое впечатление, что у нас везде надо отключать голову, тогда более-менее можно нормально жить.

Но руководитель наш мне нравится, я не хочу её подводить.

– У меня предложение: давайте дуэт сделаем, мне в пару ещё человека, тот выучит текст, а я буду на подхвате, тогда у нас получится. Иначе не получится, в моей голове этот текст не укладывается.

Предложение принимается, и мы участвуем в конкурсе «Артист душой». Может быть, даже в призёры угодим. А что, с душой спели.

«Позови меня тихо по имени».

Зачем тебе именно по имени, почему именно по имени?.. Позвать просто – недостаточно? Просто позвать – не услышишь, не поймёшь?

Вы любите театр?

Встретил объявление в новостной ленте: желающие петь могут прийти и петь, бесплатно, надо только заявку отправить. Номер вашего телефона? Ждите, вам позвонят.

Вот, кто ищет – тот всегда найдёт.

Возможность и петь, и бесплатно… шикарная позиция, мечта идиота.

То, о чём я подумывал, – не конкретно-определённо, а так… «надо бы», «хорошо бы».

На следующий день действительно позвонили. Милый девичий голосок.

Сколько мне лет, действительно ли я хочу заниматься пением и когда мне удобно начать занятия. А дело было к вечеру, моё внимание было уже несколько рассеяно (неважно, по какой причине и поводу… причина и повод всегда нам сопутствуют, понимающие меня поймут).

Тем не менее конкретный понятный результат был достигнут: завтра в 14:00.

Мы мило распрощались, и тут я сообразил, что не знаю адрес этого богоугодного вокального предприятия. То есть натурально – куда ехать?

В нынешних телефонах есть возможность определить номер, хранится в телефонной памяти. Я этим воспользовался, и мы мило поздоровались, и моя собеседница искренне удивилась, когда я признался, что не знаю, куда ехать.

Очень доброжелательно: метро такое-то, адрес конторы такой-то…

Ох уж мне эти женщины.

– Когда выходите из метро – куда надо повернуть? – спросил я.

– Направо, потом пройдёте… опять направо, потом пройдёте…

– Знаете, я что-то уже запутался. Я вам завтра позвоню, на свежую голову.

Окей.

Да, завтра звоню, да, направо, потом опять направо, потом пройдёте до перекрёстка, потом налево…

Окей. На трезвую голову это как-то… приемлемо. Да и не из тундры же я приехал в город, правда?

Уточняем: в два часа.

Выхожу за час, благополучно добираюсь до места, вхожу.

Полуподвальное полутёмное помещение, весьма просторное, экономно и в меру меблированное. В помещении двое молодых мужчин и две девушки (на «женщин» не тянут… женщина – это всё-таки много, прежде всего опыт жизни… нет, тут девушки).

– Я такой-то, у меня занятие назначено на 14:00.

– Очень хорошо, пожалуйста.

Девушка, стройненькая, тоненькая, миленькая приближается и говорит:

– Пойдёмте заполним анкету.

Мне стало смешно (что-то это мне напомнило… я уже заполнял такие всякие анкеты).

Послать сразу?

А зачем? Пообщаемся, не часто приходится беседовать с молодыми симпатичными девушками, а я хоть и давно уже облако в штанах, но всё же мужчина.

Как ваше полное имя, дата вашего рождения, сколько вам лет…

Опять стало смешно.

Если б я хотел тебя обидеть – я бы уже тебя в блин раскатал. Ты знаешь дату моего рождения (я тебе только что сказал, ты старательно записала… ты – надеюсь – не забыла, какой год нынче на дворе… элементарное арифметическое действие… продукт нынешнего образования).

Но обижать такое милое создание – зачем?

Нет, я уже не работаю. Пенсионер. Двадцать лет инженерства, двадцать лет учительства.

Нет, с пением ничего общего. Не учился, не участвовал, просто люблю.

Отвечать надоело, перехватываю инициативу:

– Как вы думаете, какой предмет я преподавал в школе?

– Историю, – неуверенно предположила она…

(Почему историю – чёрт его знает.)

– Физику. Двадцать лет я преподавал физику в школе.

В её глазах откровенное изумление.

Явно потрясена… Преподавать физику?

В этом было что-то для неё запредельное.

(Я неоднократно встречал женщин – неглупых, симпатичных, – которые с нескрываемым удовольствием объявляли мне, школьному учителю: «Я никогда не понимала физику!» – и я знал, что это – месть… «отыгрывание» прошлых обид и унижений за школьной партой… Мне мстили за то, что есть такой учебный предмет – физика. Я их понимал и не обижался.)

– Вам сколько лет? – спрашиваю.

– Двадцать.

– Вот, представляете: сколько лет вы живёте на белом свете – столько лет я преподавал физику.

– А почему вы перестали преподавать?

– Знаете, какая самая отрицательная сторона в учительском деле?

Она озадаченно, понятно, молчит, и я помогаю:

– Методисты и администрация. Те, кто думает, что знает физику лучше тебя и умеет преподавать тоже лучше.

К нашей беседе заметно прислушиваются все находящиеся в помещении.

Я почувствовал, что поймал волну, и меня понесло.

– Знаете, какое открытие я сделал? – спросил я. – Я открыл, что пространство и время существуют не одномоментно, а поочерёдно. Пространство – это физическая реальность, вечное настоящее, наш мир вещественных структур, мы воспринимаем его ощущениями (их всего пять, и их почему-то называют органами чувств). Я вижу, я слышу – какие тут чувства?.. Время – это духовная реальность, составлена из прошлого и будущего, и мы воспринимаем время мыслями, чувствами, памятью, совестью, интуицией, ясновидением и пр. И они – пространство и время – существуют не одномоментно, а поочерёдно, и пространство является материализацией содержания времени.

Глаза моей собеседницы широко раскрыты и полны изумления.

Присутствующие в помещении стараются не пропустить ни одного моего слова.

Зазвонил телефон, молодой человек сказал: занят, потом.

Меня (как когда-то Остапа) несло.

– Ясно, что основным пунктом, опорой сознания является сам человек… всё в нём. Он – в центре всего. Ни космос, ни природа – не имеют смысла сами по себе. Только мы, только наше существование придаёт смысл их существованию.

Ещё раз: ни космос, ни природа не имеют смысла сами по себе, смысл их существованию сообщаем мы, только мы. Значит, мы и есть центр мироздания и смысл творения. Понимаете? Кто такое будет в школе терпеть… И вот теперь я хочу петь.

– А во что вы верите? – очнулась от моего гипноза девушка.

Милое создание. Хороший вопрос.

– Я верю в человека. Я верю в то, что человек со всем справится.

Мой ответ её как бы смутил.

– Ожидали что-нибудь про Бога, да? Так вот: в Бога я не верю. Потому что знаю, что Он есть. И без Него ничто невозможно, и Он причина всего.

Новое молчание заполнило помещение.

Кажется, я всех заворожил и загипнотизировал.

Последний аккорд (когда-то же надо и к пению приступить):

– Могу посоветовать, как понимать Бога. Вот знаете – есть кусковой сахар. Вот вы берёте кусок сахара, бросаете его в стакан горячего крепкого чая и размешиваете старательно, так чтобы весь кусок растворился.

Тишина. Зачарованная тишина. Несомненный успех.

Вы любите театр?

Из меня получился бы неплохой массовик-затейник – при условии, что удаётся поймать волну.

Собеседница моя задумалась над моим стаканом крепкого чая, а тем временем к нам подошла другая девушка, покрупнее, в формах и тоже симпатичная. Даже очень.

– Здравствуйте, – сказала она грудным голосом такого… волнующего тембра. – Я Анжела, я буду вашим преподавателем по вокалу. Пойдёмте со мной.

И мы пошли по коридору – она впереди, я за ней, вглубь помещения.

Коридор заканчивался дверьми, она их распахнула, и мы опять оказались в просторном полуосвещённом помещении, где молодой человек наигрывал что-то на электрогитаре.

– Здесь мы будем заниматься, – сказала Анжела, и я как будто забыл про облако в штанах.

Неплохо для начала…

– Это Витя, наш гитарист, будет нам помогать, – сказала Анжела.

Витя привстал, не выпуская из рук гитару.

Здравствуйте, очень приятно.

– Подождём несколько минут, ещё один человек на это время записан, – сказала Анжела. – Располагайтесь поудобнее, – указала на ряд стульев у стены.

Я расположился поудобнее.

Осмотрелся. Стены были обтянуты чёрным сукном, мебель тоже.

Перед гитаристом Витей размещался компьютер, над ним на стене мягко светился экран, с экрана на меня смотрел симпатичный мужчина ковбойского типа, со стаканом в руке.

Качественное мужское голливудское лицо.

Мы стали смотреть друг на друга, мужчина мне подмигивал и улыбался, надпись под ним: «Не смущайся, у тебя всё получится, ты сможешь».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.