Совершенные. Эхо Равилона

– Идите. – Власть тихого голоса словно толкнула в спины, заставляя сомневающихся сделать шаг. Дрожащие руки вскинули обрывки белой ткани. Старик казначей презрительно фыркнул, выпрямил спину и, опираясь на трость, двинулся к выходу. Он шел и шел, белый свет прожекторов рисовал за его фигурой несколько длинных теней.

Вихрей не было.

За ним потянулись остальные.

Но Зоя уже не смотрела. Она покинула свое укрытие, опасаясь, что не выдержит и швырнет что-нибудь вслед беглецам. И брату такая выходка точно не понравится.

***

Двухметровые двери захлопнулись, отрезая холл от белого света прожекторов и уходящих людей. Сестра сбежала, не желая наблюдать их уход, и я снова подумал, что надо с ней поговорить. Но говорить с Зоей… трудно. Ее страх сильно мешает взаимопониманию.

Сестра и раньше боялась меня, но сейчас… Сейчас. Сейчас этот страх ранил почти так же, как ножи в ее руках. В какой-то момент я уловил ее желание выйти из теней, где она пряталась, и броситься вслед за уходящими людьми. Сбежать из дворца. И от меня.

Я вздохнул. В моих силах приказать Зое не бояться. Но я поклялся, что никогда не сделаю с ней ничего подобного.

Опустевший темный дворец стал совсем неуютным. Слишком высокие потолки, слишком много позолоты, мрамора и бархата. Всем деструктам было не по себе в этом здании. Мишель, Демьян и Арчи поселились в одних покоях, хотя каждый мог присвоить себе целый этаж. Ирма жила рядом, выбрав и не комнату вовсе, а бывший чулан. Сидела в окружении набитых старьем мешков, засушенных трав и старой рухляди и отказывалась оттуда выходить.

Я снова вздохнул. Утром навестив Ирму, я ушел с тяжелым сердцем. В отличие от Зои, она не боялась, но полубезумная улыбка и блуждание в иных реальностях тоже не способствовали общению. Но это я мог вынести, а вот то, что Ирма постоянно спрашивала, когда вернется Рубеж, чтобы принести ей яблоко, – сводило с ума.

Яблок у Ирмы было вдоволь, я лично притащил ей целую корзину. Но, конечно, это ничего не меняло.

Вопросы о Рубеже заставляли сбегать из чулана.

На миг возникло желание заглянуть к ребятам, поговорить с ними, как случалось когда-то в доме на скале. Но… я снова представил их лица. Обожание и страх, смешанные в жуткий, горький коктейль. Они болтали друг с другом, но замолкали, стоило увидеть меня. Вчера я стоял под дверью в их комнаты, слушал тихий голос Мишель и хриплые ругательства Вулкана, но так и не зашел. Друзья оплакивали Фиби, которую они похоронили в склепе дворца, рядом с великими императорами и императрицами.

Я на это прощание не пришел.

Спустился ночью, когда все ушли. Зажег свечу. Попытался вспомнить молитву. Но слова, бывшие когда-то моим воздухом и смыслом, больше не слетали с языка. Словно в один миг я разучился молиться. Или больше не считал себя тем, кто имеет право их произносить.

Лик Истинодуха в усыпальнице занимал целую стену, оберегая покой тех, кто спит под мраморными плитами. Я смотрел на него и молчал, пока не догорела свеча.

Так и выходило, что поговорить мне теперь не с кем. Если бы рядом был Нейл… Но и этот друг остался под могильным камнем в лесу восточного экзархата.

Если бы была… она.

Но эта мысль грозила обрушить хрупкую плотину моего спокойствия. Эту мысль я прятал как можно дальше, не позволяя себе думать. От каждого воспоминания о Кассандре скверна срывалась с поводка моей воли, выплескивалась в мир, крушила остатки дворцовых стен и рвалась дальше – к военным кордонам у подножия холма, в обезлюдивший город, а потом за его пределы! Скверна билась с такой силой и желанием поглотить этот мир, что приходилось спускаться в подземные казематы, пытаясь отрезать себя от мира живых. Самое страшное, что думая о потерях, я хотел поддаться жажде скверны и уничтожать, уничтожать, уничтожать!

Но я не имел права. Ради Нейла, ради всех деструктов, ради Кассандры. Ради призрачного шанса на то, что она все еще жива, ведь я так и не нашел тела. Перебрал каждый камень в разрушенном крыле здания, раскопал завалы камней и стекла, разворошил насыпи и поднял стены. Кассандры под ними не оказалось. Но где же она? И если жива, почему я не могу дотянуться до ее Духа? Или скверна так сильно изменила мой собственный, что оборвала нашу связь с той, кому я давал брачные клятвы?

Или мои надежды лишь – призраки во тьме моей жизни, и Кассандра все же мертва?

Непонимание и боль снова едва не выпустили скверну.

Я сжал зубы, запрещая себе думать.

Решил обойти дворец, понимая, что не смогу уснуть. Остановился у комнаты на третьем этаже. Хотя ее трудно было назвать комнатой, скорее – тюрьмой. Не знаю, для кого и чего ее сделали, но помещение без окон, с толстой железной дверью и несколькими наружными засовами оказалось надежным пристанищем для моей… гостьи. Двое гвардейцев в серых мундирах стояли с обеих сторон от двери. В их глазах блестели оранжевые искры моей скверны. Марионетки, лишенные воли. Раньше подобное вызывало во мне ужас, но многое изменилось.

Я изменился.

Кивнул на дверь, и гвардеец отодвинул засовы, впуская меня внутрь.

Кажется, с последнего визита женщина внутри так и не пошевелилась, сидя с невыносимо ровной спиной на железном стуле. Белые волосы волной на черном мундире. Глаза закрыты, но я знал, что она не спит.

– Ваше святейшество.

– Август.

Аманда открыла глаза и насмешливо улыбнулась. Иногда она так сильно напоминала свою дочь, что внутри меня поднималась буря. Может, поэтому я снова пришел к ней?

– Позднее время для визита.

В тюрьме архиепископа не было окон, но Аманда всегда с точностью определяла время суток.

Я пожал плечами.

– Хотите, чтобы я ушел?

– Я не против поболтать. – Насмешки в ее голосе стало больше. – Ты ведь пришел за этим, верно? Совсем не с кем поговорить?

Я остановился, уже жалея о своем визите.

– Да брось, – легко поднялась Аманда. – Я знаю, как это бывает. А твои друзья… ох. Бывшие друзья – нет. Они не знают. Они ведь бояться тебя, не так ли?

– Знаете?

– Да. – Она обошла небольшое помещение, глянула через плечо. – Я Совершенная, Август. Тоже в некотором смысле сверхчеловек. Или уже и не человек вовсе? – Женщина ехидно усмехнулась. – Я помню, как это было. Мы меняемся. Становимся другими. Некоторое время еще держимся за старые связи и привычки, но они словно труха, отжившая и бесполезная. Твои друзья уже в прошлом, Август, хотя сейчас ты не хочешь это принимать. Вы больше не на равных. Ваши силы, способности, устремления, даже ваши разумы теперь слишком отличаются. Они могут служить тебе, но они никогда тебя не поймут. Не смогут разделить твои чувства. А ты хочешь этого, верно? Ведь внутри скверны все еще живет Август Рэй Эттвуд – неплохой в своей сути человек.

– Вы ничего обо мне не знаете.

Аманда расхохоталась.

– Я как раз знаю. Я архиепископ святой Инквизиции, мальчик. И я знаю все о тебе – Август.

Я снова пожалел, что пришел.

– Ты боишься, не так ли? – Женщина налила в стакан воды, сделала глоток, изучая меня поверх стеклянной грани.

– Нет.

– Нет? Хм. Я вот боялась. Когда прошла Возвышение и начала… меняться. Даже если изменения желанны, они все равно пугают. Но это проходит. Скоро и у тебя пройдет. Включится определенный защитный механизм, отсекающий ненужные эмоции. И страх – в первую очередь.

– Я не проходил Возвышение.

– Верно. И все же механизм довольно похожий. – Аманда задумчиво покачивала на ладони стакан. Потом с интересом взглянула на меня. – Расскажешь, чему научился, Август?

– Не боитесь? – Я сел на второй железный стул, откинулся на спинку.

Женщина хмыкнула. Страх в ней, несомненно, был, как и в каждом, кто ощущал мою скверну, но она сумела его подавить. Или хорошо спрятать.

– Скверна – темная и противоестественная сущность, – к ее чести, архиепископ не стала врать. – Она вызывает ужас на глубинном, неподдающемся контролю уровне. – Боюсь, Август. И все же мне любопытно.

– Вы честны.

– Это уже немало, согласись. – Аманда села напротив, все еще сжимая свой стакан. – Итак? Ты пришел поговорить. Твоя инициация завершена, но свои возможности ты пока сам не знаешь. Так чему ты научился?

Улыбка слетела с ее лица, и я увидел ту, кем Аманда являлась, – инквизитора. На миг даже возникло ощущение, что это не я пришел в карцер, а она – жесткий и несгибаемый архиепископ – явилась допросить пленника. И стоило бы уйти, но… я остался.

– Создал из человеческой крови рубин.

– О, изменение внутренней структуры вещества без вспомогательных приборов? Хм. Неплохо. До Эзры Кросмана был еще один разрушитель, его звали – Эвар Эванс. Конечно, это имя тоже стерто из нашей истории, как и имена тех, кто был до него… Но я их знаю. Эвар мог изменять материал одним лишь взглядом.

– Что еще он мог? – Вопрос прозвучал равнодушно, но Аманда уловила мой интерес и рассмеялась.

Помимо воли я ощутил уважение: эта женщина умела владеть своими эмоциями.

– Хочешь знать больше, Август? Мы можем договориться. Для начала – выпусти меня из этого каменного мешка и посели в нормальных покоях. Я привыкла к комфорту.

– Нет.

– Тогда я ничего не расскажу. – Она поставила стакан и сложила руки на черном мундире.

– Или вам нечего рассказать.

– Возможно, я единственная, кому есть что, – с высокомерной снисходительностью произнесла Аманда, и это так сильно напомнило ее дочь, что мне стало нечем дышать. Перед глазами поплыло, на миг я потерял нить разговора. Не заметив моего состояния, женщина продолжила: – Я архиепископ, Август, и летописи изучала по долгу службы. Хотя и с немалым интересом. Если кто и знает об Эваре или Эзре, то это я.

– Я могу заставить вас говорить.

– Не об этом. – Ее лицо стало жестким. – Сведения о проклятых разрушителях относятся к особо важной тайне Империи, они секретны, никто не получает доступ к ним просто так. Попробуешь вскрыть мой разум насильно – сработает защита, установленная менталистами. Вероятнее всего, я после этого превращусь в овощ. – Аманда безразлично пожала плечами. – Но и ты ничего не узнаешь.

Да, смелости этой женщине не занимать.

И это снова напомнило ту… другую.

– Мы можем договориться, Август. Ты обеспечишь мне комфорт, а я… расскажу, что знаю. Хорошая сделка.

– Не попросите освободить вас?

– Зачем? – Она насмешливо фыркнула. – Сначала я хотела этого, конечно. Но потом… потом подумала, что это невиданная удача: возможность изучить скверну в… так сказать, ее живом воплощении. Разрушители такой силы – редчайшее явление. Ассамблея ученых до сих пор спорит о природе скверны и о том, кто доминирует в подобной связке: человек или антиматерия. Официальная версия, несомненно, отдает главенство скверне. Она словно вирус, не обладающий разумом и с единственным стремлением – уничтожать. Когда тебя хм… не станет, я смогу написать научный труд, создам новую школу по изучению антиматерии. Стану легендой. В конце концов, мне просто любопытно, Август.

Я внимательно наблюдал за эмоциями, скользящими по красивому женскому лицу. Несмотря на веселый тон, я ощущал фальшь. Аманда врала, но в чем это вранье? Можно, конечно, копнуть глубже, чтобы разобраться, но разум Совершенных надежно защищён от вмешательства, мне не хотелось рисковать и активировать ментальную защиту в ее голове. Пока не хотелось.

– Значит, теперь вы желаете сотрудничать, ваше святейшество. После всего, что случилось. После того, как я убил ваших солдат. И наследника престола.

Аманда не смогла удержать улыбку, и уголки ее губ поползли вниз.

– После того, что случилось с вашей дочерью. И вы говорите, что хотите остаться… из любопытства и желания изучить скверну?

Я склонил голову, рассматривая ее, и Аманда вздрогнула.

– Что ж. Это желание я с удовольствием исполню.

Скверна дрогнула, ощущая мою волю. И выплеснулась из тела, выпрямилась, заполняя своей тьмой пространство карцера. Люди без нейропанели, подобные мяснику Абрахаму, ощущают ее силу, но не могут увидеть. А вот архиепископ, несомненно, рассмотрела во всех подробностях. Побледневшая Аманда одним рывком вскочила и, перевернув железный стул, отпрыгнула к дальней стене. В ее руках возникли белый серп и шестиугольный щит. Я с интересом изучал духовное оружие архиепископа. Скверна, меняя форму и вытягивая когти, потянулась к женщине, и та вскинула клинок. Губы Аманды побелели, но лицо осталось решительным.

Сильна.

– Ну что ж. Думаю, некоторые ответы станут показателем вашей доброй воли. И помогут нашему… взаимопониманию.

– Какие ответы? – Голос прозвучал резко, архиепископ нервничала. Несмотря на всю ее выдержку, несмотря на снисходительный тон, которым она прикрывалась. О да, фальши стало больше. Впрочем, неудивительно.

– Где тело Кассандры?

– Что?

Очевидно, она ждала вопроса о разрушителях.

– Кассандра. Я хочу знать, где ее тело.

– Тело? То есть ты уверен, что Кэсс мертва? – Выразительные брови женщины сошлись на переносице. Она не сводила взгляда с воплощения зла и готовилась к удару. При такой угрозе сохранять стройность мыслей невероятно сложно, но Аманда держалась. – Постой… У вас была связь! Все эти годы! А теперь она исчезла, ведь так? Ты больше не чувствуешь Кэсс, не можешь ее найти и поэтому…

– Где она? – очень терпеливо повторил я, а скверна играючи провела когтями по шестиугольнику щита. На белой поверхности проявились глубокие царапины, и женщина глухо вскрикнула.

– О… – некоторое время архиепископ о чем-то напряженно думала. Потом встрепенулась. – Ты прав. Кэсси больше нет. Ее тело… Я не знаю, Август. Только император знает, куда он забросил оторванный кусок дворца. А может, не скажет и он, судя по всему, перенос вышел спонтанным!

– Вы что-то скрываете.

– Ты не…

– Говорите, Аманда. Я видел Кассандру в чаше, заполненной кровью. Что вы сделали?

Еще одно режущее прикосновение когтей ускоряет поток слов, скверна разрастается. От ее тьмы уже нечем дышать, словно даже воздух подчиняется потусторонней хтони.

– Кассандра прошла Возвышение! – не сдержавшись, выкрикнула Аманда.

– Что?

– Возвышение. Но я не уверена, что ритуал удалось завершить! Все было так… сложно! Я не знаю, могла ли она выжить при переносе. Но даже если ей повезло… для вас все закончилось!

Я молчал, рассматривая женское лицо.

– Такова сила Возвышения! Ритуал меняет человека. Стирает прошлые привязанности, уничтожает все чувства! Любовь умирает в кровавой чаше вместе с принесенной жертвой. Любая любовь, Август! Возвышение призвано усилить человека, сделать его подобным богам, а чувства – это всегда слабость!

Я уже не приказывал, и скверна ударила сильнее, щит расцвел трещинами, и архиепископ до белизны сжала рукоять серпа.

– Если Кассандра вернется, ты будешь для нее чужаком. И это не изменить.

Скверна исчезла, когда я встал. Ударил кулаком в дверь, и гвардейцы распахнули ее, выпуская меня. Аманда привалилась к стене, тяжело дыша, я не стал оборачиваться или прощаться.

***

Некоторое время архиепископ святой Инквизиции Аманда Вэйлинг неподвижно сидела на полу, сверля взглядом железную дверь. Напряжение и страх медленно отпускали скованное тело. Женщина тщательно отмеряла вдохи и выдохи, не позволяя себе повысить допустимые пределы эмоционального равновесия. Ее нейропанель исправно сжигала выплеснутый адреналин, от которого в безумном танце колотилось сердце.

А ведь Аманда готовилась ко встрече с разрушителем, знала, что он придет. И все же разговор выбил ее из колеи. Да какой разговор! Самый настоящий допрос! В котором она показала себя не лучшим образом. Впервые за долгие годы Аманда по-настоящему испугалась. Все-таки увидеть воплощённый ужас доводилось не каждому.

– А ты не так прост, бывший ученик семинарии, – едва слышно прошептала женщина.

И далеко не глуп, к сожалению.

Как легко он сломал ее защиту и как быстро заставил говорить!

Но ничего, и у нее найдутся козыри. А самый главный – знания. Как ни сильна скверна, но сейчас она заключена в живое человеческое тело. И это тело молодого мужчины с минимальной информацией о разрушителях. А еще с огромной слабостью – верой бывшего церковника и его удивительным, непостижимым человеколюбием. Ведь он так и не позволил скверне ударить. Лишь напугал и заточил обратно в своей душе.

И это… поражало.

И хотя Аманда не понимала, как Августу удается держаться за моральные принципы после всего, что с ним случилось, где-то внутри она этим… восхищалась?

Конечно, Август проиграет. Его человечность падет под силой скверны. Так было всегда, такова неизбежность. И когда это случится, Аманде уже ничего не поможет. Но пока Август главней потусторонней хтони, заключенной в его душе, есть смысл бороться.

Пережитый ужас, с которым даже нейропанель не сразу справилась, улегся, оставив в теле неприятную дрожь.

Аманда закрыла глаза, погружаясь в состояние легкого транса, и рядом с фигурой женщины начал формироваться белесый силуэт. Его официальное название – управляемый духовный фантом, но инквизиторы предпочитали иное – демонический консорт. Хотя это определение Аманде не нравилось, но учитывая назначение сущности, такое определение было весьма точным.

Силуэт вытянулся, обретая черты. Создание подобной сущности – сложный процесс, овладеть которым могут лишь инквизиторы высоких рангов и способностей. Сущностей делили на три вида. Первый – самый легкий для воплощения – принимал форму мелкого зверька или птицы. Их использовали для короткого шпионажа. Подслушать или посмотреть то, что не предназначалось для посторонних глаз. Такие духи были крошечными и быстро развеивались. Фантомы второго вида воплощались в тварей покрупнее, могли атаковать или отражать удары в сражении. А вот третьи давались лишь просвещённым адептам и Совершенным. Фантом третьего вида был устойчив и силен. Единожды воплощенный, он принимал форму, которая впоследствии не менялась. И эта форма всегда была непредсказуема. А еще она порой была вовсе нечеловеческой. Ее наставник и учитель, великий кардинал Иваз Фамон, объяснял Аманде, что черты созданной сущности – это воплощение не разума, а тайных сторон души. Архиепископу как-то довелось увидеть фантома самого Иваза – лишь мельком, на долю секунды, но Аманда содрогалась от того воспоминания.

Хорошо, что она сумела спрятать его в тайниках своей души и никогда не показывать другим людям. Тем более – кардиналу.

И еще она предпочитала не вспоминать увиденную тварь. Консорт кардинала был ужасающим. И когда-то Аманда боялась, что ее сущность тоже окажется такой – жуткой и чудовищно отвратительной.

К счастью, воплощенный силуэт почти не отличался от реальной Аманды, разве что был вполовину тоньше. Волосы, обрезанные у живой женщины ниже плеч, в призрачном виде опускались до самого пола и развевались от невидимого ветра, а вместо черного мундира сущность носила старинное белое платье. Ноги оказались босыми, а глаза невыразимо печальными. Но в них реальная Аманда старалась не заглядывать.

Почему ее консорт принял такую форму – не мог бы ответить даже сам кардинал, впрочем, это было неважно. Сущность оказалась приемлемого вида и годилась для выполнения миссии.

Фантом сделал шаг, отделяясь от живого тела. Постоял миг, покачиваясь. Глаза открылись. Белесый силуэт кивнул и растаял, делаясь невидимым. Потом беспрепятственно просочился сквозь замочную скважину и оказался в коридоре. Женщина, оставшаяся сидеть в карцере, улыбнулась, когда консорт прошел мимо гвардейцев.

Наивный Август верит, что может удержать в заточении архиепископа Святой инквизиции!

– Посмотрим, что тут у нас, – пробормотала Аманда, когда фантом устремился в путь.

***

Уснуть Зоя так и не смогла.

Роскошные апартаменты казались душными, бархат и ковры пыльными, а огромная кровать – слишком мягкой. Девушке, привыкшей к аскетизму кельи или дома на скале, чудилось, что ее заключили в дорогую коробку, в которой она задыхается.

Спать она легла, как привыкла, – в одежде, держа ладонь на рукояти ножа. Но бесполезно провертевшись час на простынях, Игла встала и решила пройтись. Может, дозор успокоит ее и вернет потерянный сон.

Маска привычно легла на лицо, лезвия – в ножны. Темные коридоры дворца встретили тишиной и случайными шорохами. Обойдя этаж, Зоя спустилась по лестнице и сама не поняла, как оказалась возле кухонь.

Из-за неплотно прикрытой створки пробивался свет и доносилось пение. Не слишком музыкальное, кстати. Но мотивчик оказался бодрым. Рука Иглы привычно потянулась к ножу, но девушка остановила это движение. Даже она понимала, насколько оно… глупое.

Сердито толкнула дверь ногой и вошла.

От оставленного накануне бардака не осталось и следа. Кухня сияла чистотой и пахла мылом. Стряпчий в закатанных штанинах и фартуке мыл пол, споро орудуя шваброй, и напевал под нос похабную песенку.

– А, опять ты. Не-принцесса. – Парень покосился на гостью.

– Что ты делаешь? – выпалила Зоя.

– Разве не видишь? Убираю. Не люблю грязь.

– Но я видела тебя в холле! С остальными!

– Попрощался.

– Почему ты вернулся?

– А почему ты носишь маску?

– Что? – Игла опешила. Люди всегда делали вид, что маску не замечают. И уж точно не спрашивали о ней!

– Ответ за ответ, не-принцесса, – буркнул Михаэль. – Говори или проваливай, не мешай. Я хочу еще поспать сегодня.

Он широко зевнул, не выпуская из рук швабру. Зоя против воли посмотрела на его руки – крепкие. Пальцы не длинные, и уж точно не изящные, но ладони такие… надежные. И со шваброй справятся, и с тестом для пирогов, и…

Странная мысль, пришедшая в голову, заставила Зою сердито покраснеть.

– Не хочу пугать людей своим лицом, – яростно выпалила она.

Михаэль пожал плечами и снова зевнул. Словно новость не сразила его наповал. Словно не произвела особого впечатления.

– Не люблю инквизиторов.

Девушка моргнула, не сразу поняв, что это ответ на ее вопрос.

– И что, больше ничего не спросишь? – в ее голосе рычала злость. Зое хотелось поругаться. Или, может быть, снова что-то разбить.

– А ты хочешь что-то рассказать? – мирно спросил Михаэль, отжимая тряпку в ведре.

– Нет.

– Нет так нет. – Он снова пожал плечами. Вымыл руки, убрал инвентарь в кладовую и с видимым удовольствием осмотрел блестящую чистотой вотчину. – Тогда я пошел спать.

– Что?

– Устал я, не-принцесса.

Он повесил на крючок свой фартук и двинулся к выходу.

– Эй, стой! Почему ты не любишь инквизиторов? – бросила ему в вдогонку Зоя.

– Ответ на ответ, красотка. Но не сегодня. Спать хочу. Утром приготовлю кашу с орехами и запеканку, приходи. Да, и если ты снова что-нибудь испачкаешь на моей кухне, я сам тебя убью.

– Что?

Зоя уставилась на зевающего во весь рот стряпчего, но тот лишь махнул рукой и скрылся в коридоре. Из тьмы донесся его тихий голос, напевающий песенку.

Некоторое время Игла смотрела на дверь. Вытащила нож, подбросила. Поймала за кончик. Сунула в ножны. Снова вытащила. Швырнула в дверную створку. Хотелось что-нибудь разбить, расколотить, уничтожить. В сердцах Зоя пнула ведро в углу, и оно покатилось по полу, звеня металлической ручкой. Улыбнувшись, Игла выдернула свой нож и пошла к своей комнате.

Но на полпути почему-то вернулась.

Подняла ведро, аккуратно поставила на место.

Обратно в бархатные апартаменты она возвращалась бегом, запрещая себе думать о причине столь странного поступка.

Глава 5. Темное эхо

Глава 5. Темное Эхо

Я тронула плечо Джемы за час до рассвета.

– Уже утро? – Рыжая потёрла глаза. Осмотрелась. Задержалась взглядом на Юстисе: тот сидел, привалившись спиной к каменной кладке, и словно бы тоже спал. Хотя разве Духу нужен сон? Мы не знали, но Дух вел себя так, словно все еще был жив. – Почему раньше не разбудила? Ты что же, совсем не отдохнула?

– Подремала. Кажется, эти твари действительно ушли. И никаких других я так и не заметила.

– Это обнадеживает. – Девушка облизала сухие потрескавшиеся губы.

– Пока нет пекла, постараемся дойти до башен, там сделаем привал. – С высоты черных барханов мы порой видели возвышающиеся из песка круглые здания, которые наметили сегодня в качестве ближайших ориентиров.

Джема сосредоточенно кивнула. Юстис у камней поднялся и потягивался, словно забыл, что у него нет плоти.

– Идем, что ли? – Я снова всмотрелась в сереющую тьму, но увидела лишь песок и развалины.

Мы двигались несколько часов. Обходили камни, стены и остатки зданий. Шли молча, потому что как только поднялось солнце, каждый шаг стал испытанием. Ноги тонули в черном песке, иногда мы проваливались в него по колено. Я старалась не думать, что под каждой черной горкой может ожидать жуткая гигантская сколопендра или что-то похуже. Башни торчали на горизонте двумя зубцами, казалось – совсем близко, но прямой путь был невозможен. Иногда мы и вовсе попадали в тупики, дорогу преграждало нагромождение камней и ржавых остовов неведомых конструкций, а то и рухнувшие стены, приходилось сворачивать или вовсе возвращаться.