Бурятские Боги щедрые…

– Можно – ответила я.

– Сейчас на стол накидаем и позовем – и Лялька принялась к сервировке ужина.

Все было расставлено и порезано на ее новом пятидесяти сантиметровом столе, а что не поместилось – отправилось на подоконник, и она ушла за своей квартиросдатчицей.

Про Соломоновну я уже была наслышана очень много за эти четыре года, но так ни разу ее и не видела, и, поэтому рада была представившейся возможности познакомиться с нею лично.

– Соломоновна, заходи, не стесняйся, все свои – услышала я за дверью, которую Лялька тут же и распахнула.

«О, Боги!!!! Что это???» – и я застыла на миг в полном оцепенении…

В комнату, держась за Лялькину руку, вошла старая женщина и Лялька помогла ей сесть на стул.

Слово «вошла» мне нужно заменить другими словами, так как это слово не выражает того, что я увидела.

Я вообще увидела не то, что ожидала. Полное непопадание сложившегося в моей голове предполагаемого образа Ирины Соломоновны и представшего сейчас моим глазам.

Лялька всегда так восхищалась ею и рассказывала разные презабавные истории о совместном их времяпрепровождении, что я представляла в своей голове красивую еврейскую женщину, немного пожилую, и это как минимум.

Итак – «вошла»… Видели ли вы когда-нибудь, как ходят люди с болезнью Паркинсона? Лично я до этого момента не видела.

Нарушения при ходьбе выражаются у них замедлением скорости самой ходьбы, укорочением длины шага и уменьшением высоты шагов. Таким образом их походка приобретает вид «шаркающей».

Так вот и Ирина Соломоновна не «вошла», а «прошаркала» до стула и как-то совершенно стремительно в него влетела. Кроме того, у нее был ярко выраженный сколиоз, который уже деформировал все ее тело до определенно внушительного горба, отсутствовала добрая половина зубов, на лице красовались седые усы с бородой и, всю эту эпопею завершала грязно-серая гипсовая повязка на правой руке.

Знаменитая старуха Шапокляк выглядела на фоне Соломоновны просто красавицей….

– Ирина Соломоновна, знакомься – Наташа, моя подруга – и довольная Лялька расплылась в улыбке.

– Ирина – тихо сказала женщина и я ощутила живость и пронзительность ее взгляда.

«Свят, свят, свят» – пронеслось в моей голове – «надеюсь, она не умеет читать мысли» – и я вывела себя из ступора.

– Ляля так много о вас рассказывала – залепетала я.

– Хорошего или плохого? – пошутила Ирина Соломоновна.

– Соломоновна, ну как про тебя плохого? – и Лялька обиженно поджала губы.

Застолье удалось от слова совсем. Ирина Соломоновна просидела с нами почти до трех часов ночи и удивляла меня по самые помидоры.

Я встречала в своей жизни умных людей, но такого человека, как Ирина, я еще не видела.

Она была практикующим психологом в сфере транзактного анализа, поэтессой и самой настоящей еврейкой с феноменальными знаниями и не менее феноменальным чувством юмора.

Чем различаются собаки и кошки? Конечно же породой. Породу видно сразу, даже невооруженным глазом, и не нужно особо разбираться в этих породах.

Так вот, когда она открыла рот и начала вещать на нашу небольшую с Лялькой аудиторию, я сразу ощутила эту самую породу и она подтверждала ее все больше, рассказывая о себе пока еще небольшими порциями.

Я не могу утверждать, что исключительные качества присутствуют только в породистых собаках. Дворняги тоже бывают на редкость умны, но они все равно остаются дворнягами…

Все допили свои напитки, в том числе и Соломоновна – у нее был томатный сок, и мы с Лялькой проводили ее до комнаты.

Тут меня поджидала новая порция ступора!

Таких комнат, как Иринину, я тоже еще не видела. Вернее, будет сказать – такого срача, какой творился в Ирининой комнате.

Нет, это была не грязь. Это был какой-то сумасшедший апокалипсис абсолютно всех вещей, которые там были. И невероятное количество куч с бумагами. Эти кучи были во всех местах. На столе, на кровати, на подоконнике, на шкафах, на стульях, на креслах, на полках. Везде. И еще было сумасшедшее количество разных коробочек…

Пока я находилась в очередном состоянии шока, Лялька произнесла:

– Соломоновна, а ты не хочешь Наташе стихи почитать?

– Ну давайте – как –то бодро ответила она на Лялькино предложение, хотя еще минуту назад чуть не засыпала, сидя у нас за столом.

Лялька перепроводила ее с кровати до письменного стола и Ирина неловкими движениями левой руки принялась водить мышкой по столу.

Мое оцепенение стало проходить по мере чтения стихов Ириной.

Говорила она очень тихо, так что мне пришлось переключиться и сосредоточиться только на ее голосе:

«Я кручусь как балеринка

на одной своей ноге -

я лишь малая пылинка

во Вселенском Бардаке.

***

Я наверно когда-то умру

Только верить мне в то неохота.

Я наверно когда-то умру

И, наверно, умру отчего-то.

Я наверно зачем-то умру.

Я, наверно, умру для чего-то.

Только что-то понять не могу,

Ведь давно я мертва для кого-то.

Для кого-то еще я жива,

Где же он, незадачливый кто-то?

Может быть я умру от любви?

Может быть я умру от ненастья?

Будет время подумать о счастье -

Постели мне под ноги травы.

Может снег наметут январи,

Без тебя далеко не уйду я.

Только руку ты мне протяни,

Розу мне подари золотую.

***

Как краток путь! А мнился – долог…

Вот старость, лишь успел мигнуть -

Кому ж из двух мне присягнуть?

Другие начинают путь…

Пускай не мы, пускай другие…

Вещей вокруг откроют суть.

Ох! не люблю же я толкаться

В дверях на выход и на вход…

К тому же, очень может статься,

Жизнь самостийно пропихнет.

Кому ж мой труд незавершенный

Затем в наследство перейдет?

Надеюсь мрачно, что намек мой

Друзья и недруги поймут,

Тут речь о том, что прежде батьки

Нос в трансцендентность не суют.

Конечно, если очень хочешь,

Жизнь пропихнет тебя, любя,

На борт (а может быть и за борт?),

Но по-отечески храня

И ты узнаешь, мимоходом,

О том, что все вокруг – лишь свет,

Что все, кто здесь, оттуда родом,

И там – чуть выше – денег нет.

«К тому же, очень может статься, жизнь самостийно пропихнет»… Ох, как часто я испытываю эти ощущения. Пропихивает, поверьте мне. Еще как пропихивает…

***

Cвой стих последний прочитала…

Ну что ж… неплохо прозвучал.

Украсьте им в волшебном царстве

Последний мой волшебный бал.

А текст, пожалуй, разместите…

Ну где-то там…чтоб высоко…

Прошу, оставить титул дамы

Из клана Агнии Барто.

Уже стареют руки, пальцы…

Одной ногой уж где-то там…

Я знаю, где тут запятые…

ВЫ их расставьте по местам.

Была Агнесса верно ведьмой,

А я – так, старая трухля.

Улиткой догоняю ветер,

Чтоб поэтессой слыть не зря.

А вы подите поищите

Для ведьмы теплый уголок…

Чтоб ей немного отогреться

Успеть исправить пару строк.»

И еще очень много стихов было прочитано ею в ту ночь очень тихим голосом…

Должна сказать, что стихи зацепили меня с самого начала. Они несли в себе философию жизни и обрамляли смысл очень красивыми сложными фразами.

И я поняла, что приняла бардак в комнате Ирины Соломоновны так же, как и ее саму несколько часов назад.

Мы задержались с Лялькой у Ирины где-то минут на сорок, и, чувствуя, что всех уже клонило в сон – откланялись.

– Ну как тебе Соломоновна? – спросила, засыпая, Лялька.

– Офигенно! – ответила я и провалилась в сон.

Так я еще пару раз приезжала к Ляльке на посиделки, заходя к Соломоновне, чтобы послушать ее стихи и ее в целом, пока как-то на одном из перекуров где-то в середине января Лялька не сказала мне:

– Наташ, ты же деньги Глебу на подарок искала, не хочешь подработать?

А денежку я действительно искала. Глебу через месяц исполнялось восемнадцать, и он загорелся электронной барабанной установкой. А это восемьдесят тысяч. Школа пока еще не обеспечивала нас сверх нормы.

– Ляль, издеваешься? Я на телефоне круглые сутки вишу, кто меня такую возьмет? – ответила я.

– А к Соломоновне? – и Лялька хитро сощурилась.

– В смысле? – не совсем поняла я.

– Она ищет сиделку. На месяц. Пока не снимут гипс. Вчера она опять упала у себя в комнате. Зарплата сорок за месяц.

«Где я и где сиделка?» – промелькнуло у меня в голове, но словосочетание «зарплата сорок» одержали верх.

– Заманчиво – сказала я – а она согласится на меня?

– Не знаю, пойдем поговорим – и мы с Лялькой пошли к Соломоновне.

– Ирина Соломоновна, чаю с нами не хотите? – спросила Ляля, приоткрыв дверь в комнату Ирины.

– Ну давайте – растягивая слова ответила Ирина.

Лялька убежала ставить чай, а я помогла Ирине Соломоновне дойти до кухни.

Вряд ли я тогда отдавала себе отчет в том, на что я подписываюсь. Но думать было уже поздно.

– Ирина Соломоновна, помнишь, ты вчера меня спрашивала, нет ли у меня какой знакомой сиделки? – начала Лялька.

– Ну помню – ответила Ирина – нашла что ли?

– Почти – и Лялька опять хитро прищурила глаза, переведя их на меня.

– Ну не томи – попросила ее Ирина.

– Наташе нужны деньги на подарок сыну, и она не против месяц подработать у вас.

– А ты справишься? – и Соломоновна перевела разговор на меня.

«Ах, Ирина Соломоновна! Ну нельзя Наташеньке такие вопросы задавать. Потому что это звучит, как утверждение – ты не справишься! А я с детства упертая. Я постоянно хожу на сопротивление. С самой собой и со всем миром вокруг меня. После вашего вопроса я уже точно знаю, что я просто обязана справиться!»

– Ну руки, ноги на месте, на голову, вроде, тоже не жалуюсь. Думаю, что получится.

– Ну думать – одно, а делать – другое – засомневалась Соломоновна.

– Ирина Соломоновна, я предлагаю для начала попробовать, а там уже и поймем – смогу я или нет.

– Ну хорошо, давай – согласилась Ирина – когда начать сможешь?

– С дочерью сегодня поговорю, чтобы школа в мое отсутствие не страдала и позвоню вам.

– Ну ладно – сказала Ирина.

– Только у меня одно условие – начала я.

– Какое? – спросила Ирина.

– Я буду пользоваться телефоном в любой момент, если звонок поступит от потенциального клиента, родителя, ученика или преподавателя. А так – я вся ваша – пояснила я.

– Ну хорошо, пользуйся – улыбнулась Ирина.

Мы еще о чем-то поболтали, допивая чай и я поехала домой.

– Ирина Соломоновна, ну с Ариной я поговорила – набрала я вечером Ирину, как и обещала – она согласилась на мое частичное месячное физическое отсутствие в школе, но с половины шестого до девяти вечера я должна быть на рабочем месте. У нас ребята и не дай-то Бог, если что-то случится. Нас родители в асфальт потом закатают. И выходные мне нужны будут среда и суббота у вас, потому что с обеда у нас детские группы и мне тоже нужно находиться в школе.

– Ну ладно, будешь уезжать от меня в пять часов. Приезжать к девяти.

Два дня тебе на испытательный срок, а там посмотрим – сказала Ирина.

– Хорошо, завтра буду – ответила я.

– Ну до завтра, пока – попрощалась со мной Ирина Соломоновна.

«Ну что, Наташенька, ты еще не понимаешь, что тебя ждет? И попа не чует? Странно…»

Это был самый ужасный месяц в моей жизни. Но он мне был жизненно необходим, как я потом поняла. Без него я осталась бы недозавершенной, нецелостной, ненаполненной, не смогла бы получить ответы на мои многочисленные вопросы ко Вселенной. Не смогла бы закрыть некоторые гештальты своего существования в этом мире.

Но плата за это оказалась высокой и мое состояние оставляет желать лучшего и по сей день.

Сиделка

Итак, утром следующего дня мне пришлось рано проснуться, а это ой как не совместимо с моим организмом, особенно с мозгами, которые с утра ну никак не хотят работать.

Я приняла душ, сделала боевой раскрас и в половине девятого стартанула к Спортивной.

Путь до Соломоновны занимал ровно тридцать минут и уже в девять ноль-ноль я стояла перед ее парадной.

– Ну привет! – поприветствовала меня Ирина – проходи – и мы направились по коридору в сторону ее комнаты.

Ирина Соломоновна еле передвигала ноги, останавливаясь после трех маленьких шажочков, потом замирала стоя на несколько секунд и опять делала три шажка. Я протянула ей согнутую в локте руку и так мы и дошли до ее комнаты.

– С утра мне тяжелее всего – пояснила она – пока действие лекарств не начнется.

– Много препаратов принимаете?

– Достаточно, чтобы еще немного двигаться – ответила Ирина – это потом расскажу, что и когда принимать. Я забываю иногда принять вовремя.

– Я разденусь у Ляли, если вы не против, Ирина Соломоновна? – сказала я.

– А чего так? – спросила Ирина.

– Привычка – вторая натура – улыбнулась я – тем более, что Ляля мне выделила тапки.

– Ну как знаешь – ответила Ирина.

Я сняла куртку, ботинки, сунула ноги в Лялькины кожаные, белого цвета, тапки и зашла к Соломоновне.

– А вот переоденусь я у вас. Выделите мне место для одежды, пожалуйста.

– Ну вот сюда можно – и Ирина рукой показала мне место за шкафом, куда можно было повесить одежду.

– Спасибо – поблагодарила я и спряталась в угол, чтобы переодеться в привезенную из дома тунику.

– Я готова – сказала я, вырулив из-за шкафа – с чего начнем?

– Для начала меня нужно накормить – скомандовала Ирина – по утрам я ем каши. Разные. Сейчас можно приготовить овсяную. Пойдем, покажу – где и что хранится.

Мы пошли на кухню все так же держась под мою руку.

Это было нелегко. Во-первых, я человек гиперактивный и обычно даже не хожу, а летаю, а тут мне пришлось сбавить темп до черепашьего. А во-вторых, Ирина Соломоновна намного ниже меня ростом, сгорбленная и на стадии болезни, которая называется «наклон Пизанской башни», и мне пришлось еще и наклониться, чтобы ей было комфортно держаться за мою руку. А с моей-то спиной такие напряги – ой-ей-ой! Но отступать было уже некуда.

Я усадила Ирину Соломоновну на стул, и она с места начала мне проводить экскурсию по кухне.

Со стола в углу я взяла маленькую кастрюльку и насыпала туда зерна. Достала из холодильника молока, отлила нужное количество в стакан, разбавила его водой, залила содержимое кастрюльки и поставила на огонь.

– Чай хранится вон в той столешнице – указала она на стол у окна.

Я выдвинула столешницу и увидела множество разных железных баночек и открыла одну из них.

– Можно любой или что-то конкретное? – поинтересовалась я.

– Сегодня можно любой – ответила она – а завтра Акбар – сказала Ирина Соломоновна – в чай я кладу три ложки сахара.

– Столовых? – рассмеялась я.

– Чайных – и Ирина улыбнулась на мою шутку.

Я помешала кашу, добавила в нее соли и сахара и заварила чай.

– Достань из холодильника масло и хлеб – попросила Ирина.

Я накрыла завтрак для Ирины и приземлила попу на стул с противоположной стороны стола.

– Приятного аппетита – сказала я.

– Спасибо – ответила Ирина и взялась левой рукой неуклюже зачерпывать кашу.

Движения нерабочей рукой давались ей с трудом, но она героически справлялась.

– А себе почему не положила? – вдруг спросила Ирина Соломоновна.

– Я сытая, Ирина Соломоновна, позавтракала дома, а вот чай с удовольствием с вами выпью, тем более, что пахнет очень вкусно.

– Ну как знаешь – сказала Марина и доела кашу – кашу я обычно на воде варю.

– А чего не сказали-то? – спросила я.

– А ты и не спросила – подколола она.

– Услышала вас, в следующий раз буду спрашивать – как вам приготовить.

Я налила чай и положила Ирине Соломоновне три чайных ложечки сахара, размешала и придвинула к ней.

При попытке взять кружку чуть не случилось пролитие и я, вскочив, взяла еще одну пустую, отлила треть кружки и подала Ирине.

– Да, так лучше будет – прокомментировала она мое действие – сделай мне бутерброд с сыром.

– Один?

– Да, один.

Я открыла холодильник, нашла там еще сыр и бутерброд уже стоял перед Ириной.

– Возьмем с собой в комнату – скомандовала она.

– Хорошо – ответила я и тарелка с бутербродом и остатками чая отправилась вместе с нами в комнату за рабочий стол.

Стол Ирины Соломоновны – это отдельный персонаж.

Я подозреваю, что его вообще невозможно сдвинуть с места, если таковое понадобиться.

Стол был большой, старинный, из настоящего дерева с двумя дверцами по обеим сторонам и забитый всякой всячиной снизу доверху. А на его поверхности жил монитор от компьютера, клавиатура, мышь, часы, обычный проводной телефон, принтер, и куча бумаг различного происхождения. А кроме этого там еще жили какие-то старые почтовые марки, маленькие бумажки с записями на них, ручки, карандаши, ключи, фантики от конфет, пара тарелок с засохшим чем-то там и пара-тройка кружек с недопитой и засохшей на стекле ряженкой.

Я с трудом отвоевала на нем место для чая и тарелки с бутербродом.

– Ирина Соломоновна, откуда у вас такое количество бумаг? – поинтересовалась я.

– Это еще не все, я уже избавилась от части – ответила Ирина – они разные. Там медицинские документы, там рабочие, по психологии. На окне все, что мне нужно сейчас для работы. Там документы по коммуналкам. А там стихи – указывала на кучи бумаг Ирина.

– А вы не пробовали их как-то систематизировать в одном месте? – спросила я.

– Пробовала – буркнула в ответ Ирина – но не очень получается – и я поняла, что этот мой вопрос был не очень корректен.

– Возьми лист бумаги и записывай – сказала Ирина и указала мне на стопу чистой бумаги в полке у самого входа.

– Сейчас – ответила я и пошла за бумагой.

– Ручки вон там – указала она на коробку, стоящую на подоконнике.

Я подошла и протянула руку к коробке – половина ручек были от «Цветовика» и я улыбнулась, поняв, откуда у Ирины Соломоновны эти ручки…

Запись на бумаге включала в себя названия и время приема лекарств, а также график мероприятий в предстоящие два моих испытательных дня, а именно: найти квитанции об оплате коммунальных услуг за три последних месяца прошедшего года, договора со всеми квартиросъемщиками за тот же период, медицинскую документацию за весь прошедший предыдущий год, поездка в аптеку за синдранолом и поход в почтовое отделение за заказным письмом.

– И все? – спросила я.

– Ты вначале это сделай – улыбнулась мне Ирина.

Итак, шоу «пОтом и крОвью» началось.

Ирина Соломоновна осталась работать за компьютером, а я принялась за квитанции, на которые она мне указала.

В куче квитанций, которые я пересмотрела, искомых не оказалось.

– Посмотри вон там – сказала Ирина и указала на круглый стол, рядом со своим – там под бумагами еще должны быть.

Я подошла к куче с бумагами и увидела, что среди них торчали квитанции и я начала раскладывать – не квитанции в одну сторону, квитанции – в другую.

– Ирина Соломоновна, дайте мне файлы, я хотя бы их по годам сейчас раскидывать буду, старые и ненужные в архив уберем.

– Ну возьми – ответила мне Ирина и указала, где можно взять файлы.

– А бумажный скотч есть? – спросила я.

– А тебе зачем?

– Я подпишу каждый файл, чтобы не запутаться.

– Вон там, внизу лежит, под столом.

Я наклонилась вниз и увидела лежащие в коробочке несколько рулонов бумажного скотча разной ширины и взяла подходящий.

– Ножницы?

– Не знаю, где-то есть – протянула Ирина.

Я попыталась найти ножницы, но, поняв, что это отнимет еще время, стала отрывать скотч руками.

Зазвонила напоминалка на телефоне Ирины, и я достала из коробочки нужные таблетки, сходила на кухню за стаканом воды и по одной стала подавать их моей подопечной.

– Красная – прокомментировала я и Ирина левой рукой отправила таблетку в рот.

– Вода – и следом за таблеткой я подала ей в ту же руку стакан.

– Голубая – сказала я, забирая стакан из руки Ирины – вода – протянула я стакан обратно.

– И белая – и третья таблетка отправилась по адресу – кушать будете? – спросила я.

– Минут двадцать после таблеток нельзя ни пить, ни есть – сказала мне Ирина.

– Поняла, обед не ранее, чем через двадцать минут – что приготовить?

– Посмотри в холодильнике – в контейнерах есть и первое, и второе. Нужно проверить, что съедобно, остальное выбросить – пойдем – и Ирина под ручку отправилась со мной на кухню.

Стоял полдень, но у меня было ощущение, что уже наступил вечер и я отработала часов шесть вместо трех с половиной.

Моя нелюбовь к бумагам опять заставила меня идти на сопротивление, как и работа преподавателем в свое время – журналы, отчеты, планы, программы. Как все это было мне тяжело и ненавистно, но я справлялась, потому как есть слово «надо» и иногда нужно забывать про слово «хочу»…

Я посадила Ирину Соломоновну на стул и принялась доставать из холодильника одинаковые круглые пластиковые баночки.

– Кто готовил, Ирина Соломоновна? – спросила я.

– Это готовые мне два раза в неделю из Хэсэд привозят. По вторникам и пятницам с двух до трех. Запиши тоже себе, чтобы не пропустить.

– Как интересно – удивилась я – а это всем инвалидам так в Питере?

– Нет, только евреям.

– А расскажите подробнее – попросила я Ирину Соломоновну.

– Хэсэд Авраам – межрегиональная общественная организация инвалидов и пенсионеров, она оказывает помощь пожилым людям, инвалидам, малообеспеченным гражданам, а также гражданам, находящимся в трудной жизненной ситуации. Мне они привозят два раза в неделю питание – суп, второе и второй пакет – всегда разное – фрукты, овощи, молоко, кефир, масло.

– Бесплатно?

– Да, бесплатно – ответила мне Марина.

– А почему для русских такого нет?

– Не знаю – ответила Марина – не так уважают старость, наверное.

– А что еще там предоставляют? – продолжала выспрашивать я.

– Медицинское оборудование в бессрочное пользование за символическую оплату.

– Это как?

– Оплачиваешь, к примеру, инвалидную коляску около трех тысяч, пишешь расписку и забираешь. Пользуешься ею хоть двадцать лет и по возвращении тебе отддают сумму, уплаченную в начале.

– Круто, я даже не подозревала об этом – сказала я.

А я и правда не подозревала, что так бывает.

У нашего друга семьи в Чите на руках были оба родителя-инвалиды и он даже на обследование их не мог возить в последний год перед нашим отъездом, так как закрыли одну единственную контору по транспортировке и перевозке инвалидов.

– А что нужно сделать для того, чтобы получать там помощь? – спросила я.

– Родиться еврейкой – улыбнулась Ирина.

– Может удочерите меня? – рассмеялась я в ответ – по матери же национальность у вас…

– Я подумаю – подхватила мою шутку Ирина – вот если испытательный осилишь – съездим, мне нужно коляску взять, туалет, кровать и ходунки.

– Так вроде как не надобится еще – оценила я физическое состояние Ирины Соломоновны.

– В любой момент может понадобиться, кто потом меня на примерку повезет? – и ее глаза выразили абсолютную философскую готовность к любому исходу событий.

Я разобралась в контейнерах: кое-что отправилось на место в холодильник, кое-что в топку, а то, что сказала, понюхав Ирина Соломоновна – ушло в микроволновку.

– Себе погрей что-нибудь – сказала Ирина.

– Нет, Ирина Соломоновна, спасибо! – ответила я – если можно, я сегодня за вредной едой спущусь во «Вкусно и точка», а с завтра что-нибудь с собой привозить буду – ответила я.

– Ну как знаешь – сказала Ирина – иди.

Еда из Хэсэд меня как-то не прельстила пока, и я в три прыжка, одевшись, поскакала на первый этаж в соседнюю парадную за булкой.

Когда я вернулась, Ирина Соломоновна уже отобедала, и я налила нам чай, положив ей три чайных ложечки сахара.

– Я тоже такое люблю – сказала Ирина, глядя на развернутую мною булку с котлетой.

– Ну вы даете! Вам такое вообще нельзя! – но все же спросила – поделиться с вами?

– Ну отрежь немного, если не жалко – попросила Ирина.

– Скажете тоже, Ирина Соломоновна – сквасила я гримасу и отрезала ей треть булки.

Это было блаженство – сесть на пятую точку и отправить себе в рот пищу, тем более, что проголодалась я просто зверски.

Мы закончили трапезу, и я хотела было помыть посуду, на что Ирина Соломоновна сказала:

– Идем работать, у нас тобой совсем другие задачи. Посуда – не наш удел.

«Ох, как классно! Я тоже всегда думала, что посуда и иже с ними – совсем не мой удел, но это из оперы, что слово «надо».

Быт съел меня уже давно. С момента замужества. С первых же дней, когда я почувствовала ограничение своей творческой свободы.