Осколки хрустальной мечты

– Следующая воткнется в твое тело, – предупредила девочка. – Я попаду в сухожилие, оно разорвется, и ты останешься хромым.

– Кишка тонка.

– А ты проверь. – И она достала из колчана третью стрелу. – Еще хочу предупредить, что я метко стреляю не только с трехметрового расстояния и не из одного лишь лука. Могу метнуть в тебя нож через окно, пока ты спишь.

– Тебе чего надо от меня?

– Не трогай Костю. А лучше вообще никого. А то я всем расскажу, как ты обоссался.

– Я не…

– Твое слово против моего.

Оксана понимала, что рискует. Конг мог отомстить ей за унижение. И она жила в огромном напряжении первое время. Но гроза детского дома то ли испугался девочки с луком, то ли ее зауважал. Костю он больше не бил. Да и другим от него уже меньше доставалось.

…Костя после девятого класса поступил в училище, где обучался профессии деревообработчика. Почему именно ей, он сам не знал. Просто выбрал наугад. Учился он так себе, особыми талантами не блистал, но руки у него из нужного места росли. Друг решил, что после училища сможет найти неплохую работу на мебельной фабрике.

Много позже оказалось, что его прадед был знаменитым краснодеревщиком. Все городские купцы-миллионщики заказывали у него мебель, скульптуры, рамы для семейных портретов. Его сын тоже стал резчиком, но работал с менее благородными породами деревьев. У него родилась дочь, поздняя, поэтому балованная. Души в ней родители не чаяли и упустили девку. Они ее за рукоделие сажают (и это в восьмидесятые годы двадцатого века), за книжки, а ей на дискотеку бы сбежать, а лучше в ресторан, где мужички денежные шампанским угощают да икрой. Врать научилась, изворачиваться. С семнадцати лет родителей за нос водила. А в двадцать один сообщила, что выходит замуж.

– За кого? Ты же ни с кем не встречаешься! – поразился отец.

– Почему же? У меня есть жених, – парировала дочь.

– И ты его от нас скрывала?

– Боялась, что он вам не понравится.

– Он бандит? – чуть не упала в обморок мать. – Рэкетир?

– Бизнесмен.

– Хрен редьки не слаще, – вздохнул отец. Но велел привести жениха для знакомства.

Естественно, он им не понравился. Хотя Хасан очень старался: всем подарки принес, стол накрыл. Но родители ни в какую не соглашались отдавать единственное чадо, свой нежный цветочек за пузатого сорокапятилетнего азербайджанца.

– У него на родине наверняка уже есть жена, – пыталась вразумить дочку родительница. – И дети. А то и внуки!

Как будто та не знала об этом! И жена, и дети, и внук – все есть. Но какое ей до них дело? Они в Азербайджане, а она тут его супругой будет. Да, неофициальной, но любимой и балованной. Хасан ей уже столько золота подарил, что все подружки обзавидовались. Но его приходилось от родителей прятать – снимать перед возвращением домой и под матрас засовывать. Уже потом «невеста» поняла, что сглупила. Нужно было привести в дом какого-нибудь молодого русского заучку-нищеброда, быть может, и свадьбу фиктивную с ним сыграть, а с Хасаном жить, горя не зная. Но у девушки не то чтобы мозгов не хватило – скорее терпения. Надоело под дудку стариков плясать. Ей уже двадцать один, совершеннолетняя. Что хочет, то и делает. А они как будто только затем родили ребенка после сорока, чтобы он обеспечил каждого из них стаканом воды.

И сбежала доченька из дома, оставив только записку, в которой все по пунктам расписала. Больше родители ее не видели.

Как складывалась дальнейшая жизнь «цветочка», неизвестно. А как оборвалась, отец узнал. Супруга его к тому времени скончалась. Сам он был уже очень стар и одинок. Как-то вечером в его дверь постучали. Он открыл ее и увидел на пороге нарядную женщину с ярким макияжем и усталыми глазами. Старик сразу понял: шлюха. Та спросила:

– Вы отец Розы? – они и назвали доченьку в честь прекрасного цветка. Когда тот кивнул, женщина сообщила: – Она погибла.

– Как?

– «КамАЗ» сбил… На трассе М7.

– Когда похороны? – Он подумал, что подружка и коллега дочери явилась за тем, чтобы он взял их на себя.

– Уже состоялись. Хотите знать, где ее могила?

– Пожалуй, нет.

– Роза написала вам письмо незадолго до смерти. Хотела отправить, но не успела. Я решила лично его вам передать, – и протянула старику конверт.

После этого она удалилась. А дед, вернувшись в квартиру, достал письмо и прочел…

В нем было мало текста. Значительно меньше, чем в том, прощальном. И никаких эмоций. Только сообщение о том, что Роза восемнадцать лет назад родила сына (была указана точная дата рождения), назвала Константином в честь своего отца и отказалась от него еще в роддоме (его номер так же имелся).

Старик долго искал Костика, и все же ему удалось на него выйти. Самое парадоксальное – детский дом, в котором тот воспитывался, находился на соседней улице. Дед, прогуливаясь, постоянно проходил мимо и, возможно, видел среди играющих детей своего внука.

Два Константина познакомились, когда молодой уже окончил училище. В армию его из-за проблем со стопами не взяли, а то не застал бы мальчик деда: тот умер через три месяца после того, как тезки воссоединились.

Квартиру после его кончины унаследовал Костя. А теперь в ней жила еще и Окси.

– Так почему ты так рано? – спросил друг, когда она подошла к его дивану со стаканом воды.

– В клубе произошло убийство.

– Пьяная драка с летальным исходом?

Окси воздержалась от ответа. Она даст его чуть позже.

– Ты не голоден?

– Нет, ты же меня кормила ужином перед уходом. Макаронами с яйцом, моими любимыми.

– А я бы слона сожрала.

– Боюсь, в холодильнике только пельмени, – улыбнулся Костя.

– И они сойдут. Пойду сварю.

– Составить тебе компанию?

– Не хочешь спать?

– Хочу, но не могу, ты же знаешь…

И Костя сел на кровати. Одеяло, которым он укрывался, соскользнуло, обнажив его тело. Такое же худое и бледное, как раньше… Только без рук. Одна была ампутирована выше локтя, а вторая… От нее не осталось ничего. Плечо, а потом пустота.

Друг встал. Неровно, потому что раздробленная в нескольких местах левая нога не сгибалась. И все же на нее можно было опираться. Более того, худо-бедно Костя ходил. По ровной поверхности вообще передвигался нормально, а вот ступеньки ему плохо давались, поэтому он редко покидал квартиру. Из-за этого они переставили его диван к окну, чтобы Костя смотрел на улицу и, открыв окно, дышал воздухом…

Теперь в их дружеской паре Оксана была мобильной, быстрой, грациозной. И это она-то, со своей врожденной травмой.

В подобном состоянии Костя пребывал последние полтора года. До этого – в значительно худшем.

…Он пережил смерть деда. С трудом, но все же. Печально терять родного человека, особенно когда ты только его обрел. Кто-то поспорил бы с этим: хуже, когда уходит тот, кто был тебе дорог двадцать, тридцать, сорок лет. Но у Кости имелась своя теория на этот счет. Он считал: если бы он прожил с дедом всю жизнь, у него осталось бы о нем так много воспоминаний, что, если каждое вклеить в воображаемый альбом, он получится таким толстым, что устанешь перелистывать. Загрустил, открыл его, и вот ты уже погружаешься в мир, где ты и он и вы вместе что-то делаете.

После деда осталось много всего, кроме этих самых воспоминаний. Например, мебель – ее было огромное количество. И собственного изготовления, и та, что Константин-старший чинил или только собирался. В последние годы старик таскал мебель со свалок: хорошую, советскую, из дерева, а не опилок, но поломанную. Он планировал заняться ее восстановлением, да вот только сил не хватало. Внук готов был применить свои руки, что из нужного места росли, и сделать это за него, но…

Сначала он потерял деда, а вскоре руки.

Тот день не предвещал беды. Костя со своей девушкой поехал кататься на катере по Волге. Речная прогулка с заездом на пляж с белоснежным песком была организована фирмой, где она работала. На судне, кроме них, было еще двенадцать человек. Погода – дивная, настроение тоже. Все выпивали, но умеренно, пиво и вино. Ели бургеры с картошкой фри. На пляже играли в волейбол и бадминтон, купались. Время пролетело быстро. Никто не желал возвращаться, но пришлось. Когда стали отъезжать, все принялись кормить чаек остатками бургеров. Куски хлеба доставались самым крупным и наглым, как это обычно и бывает. А Косте хотелось накормить чахленького птенца, что упорно несся за лодкой, но не мог урвать ни кусочка. Чтобы тому достался самый лакомый, парень перегнулся через борт и резко выбросил руку. В это время катер подкинуло на волне, Костя потерял равновесие и вывалился за борт.

Он помнил крики: чаек и людей. Они слились в единую какофонию. И то, как ушел под воду. Еще адскую боль, что разорвала его тело. Она отключила сознание.

Включилось оно через трое суток. Костя открыл глаза и не понял, почему видит не небо над Волгой, а отделанный дешевыми панелями потолок. До этого он ненадолго выныривал из небытия, но не понимал, что не сон, а реальность…

И вот он с ней столкнулся!

– Где мои руки? – сначала просипел, а затем надрывно прокричал Костя.

И повторил этот вопрос еще раз двадцать, пока не прибежал медработник и не сделал ему укол успокоительного.

Он снова уснул, но теперь погрузился не в небытие, а в кошмар. В нем он вновь и вновь открывал глаза и видел себя без верхних конечностей.

…Костю выписали через три недели. Зайдя в квартиру, он лег на диван, который тогда стоял у стены, и приготовился умирать. Медленно, но не мучительно. Ему выписали лекарства, и он пил их, а также воду, но ничего не ел. Надеялся, что старуха с косой заберет его, обессиленного, к концу лета. Он родился первого сентября и умереть собирался примерно в это же время. Девушка его бросила, когда он еще лежал в больнице. Точнее, она исчезла из его жизни. Не сразу, но все же растворилась, как дымка. С Оксаной же в тот период Костя не общался – она категорически не нравилась его пассии. Та не понимала их дружбы, ревновала, и понятливая Окси избавила Костю от своего общества. Она знать не знала, что с ним случилось, иначе бы примчалась и сидела у его кровати все свободное время. Поэтому Костя ей тоже не звонил. Теперь он избавлял ее от своего общества.

Он пил таблетки и воду. Спал. Плакал. Смерть за ним не приходила, но кто-то постоянно стучался в дверь. Костя понимал, что это не она, и не открывал. Потом оказалось, из соцзащиты являлись, хотели помочь, хотя он не писал никаких заявлений и не вставал на учет. Кто-то из добрых докторов или соседей подсуетился.

Костя не открывал, но его не оставляли в покое. Инспектор вызвал участкового, тот вскрыл дверь. Хозяина квартиры нашли живым, но истощенным и плохо соображающим. Вызвали «Скорую», его увезли в больницу, поставили капельницу и начали насильно кормить.

Домой он вернулся через пять дней. За это время окреп физически, но желания жить так и не обрел, поэтому решил убить себя быстро. Таблетками травануться – не вариант: он пробовал, его вытошнило. Повеситься? Вены вскрыть? Рук нет. Захлебнуться в ванне (культей он мог поворачивать кран, а ногой затыкать слив) – но смерть под водой после падения с катера казалась ему страшной. И тогда Костя выбросился из окна. Смог протиснуться в вертикальную форточку, что на лето не закрывалась, и сиганул вниз.

В то же самое время Оксана Панина шла из детского дома, в котором выросла, с какой-то очередной справкой, и путь ее лежал через двор Кости. Она решила срезать, чтобы попасть на остановку. Подняла глаза на знакомые окна, и тут из одного из них вывалилось тело.

Когда оно с каким-то противоестественным хрустом упало на асфальт, Окси закричала. Видеть, как человек падает с высоты – страшно. Если ты узнаешь в нем своего лучшего друга – вдвойне. А когда видишь, что у него еще и рук нет, хотя, когда вы последний раз виделись, а это было всего несколько месяцев назад… втройне? Или нет предела ужасу?

Она подбежала к Косте, как и люди, что находились во дворе. Кто-то пытался его поднять, другие орали: «Не трогайте!» Все достали сотовые, чтобы вызвать медиков. Только Оксана молчала и не двигалась. Она сидела на асфальте рядом с другом и таращилась на его искалеченный торс…

Руки! Они же были. Умелые, красивые, теплые… Оксана вспоминала пупса, которого он починил, лук, что Костя для нее изготовил… И не могла понять, куда… Куда делись руки?

«Скорая» приехала быстро. Костю увезли. Но Оксана отправилась вместе с ним. Наврала, что сестра.

Друг пробыл в коме двое суток. А когда очнулся, первым делом спросил у Окси, которая сидела у его кровати все это время: «Я что, чертов Дункан Маклауд?» В детстве они обожали сериал про бессмертного Горца… И заплакал. Оксана вместе с ним.

Тогда Костя отбил селезенку, и ее удалили. А еще повредил ногу. Никто не думал, что он выживет, поэтому с ней не возились. Загипсовали и ладно.

Из больницы Костю увозила Оксана. Она же ухаживала за ним ежедневно, забыв о своей личной жизни.

– Не бойся, я ничего с собой не сделаю, – сказал ей Костя спустя некоторое время. – Понял, что госпожа смерть не хочет меня, отвергает. Так зачем навязываться?

– Правильно. Отдай себя госпоже жизни.

– Я так и сделаю. Какой у меня выбор? – Костя дернул плечом. Хотел взять ее руку в свою, как делал всегда, но увы… – А у тебя есть, Оксанка. Не погрязай в заботе обо мне. Я справлюсь. Есть соцработники, которым не все равно, но они еще и зарплату получают.

– Я тебя не брошу.

– Не надо. Приходи, навещай. Я разве против? Но ты же всю себя отдаешь мне. А должна себе.

– Нет, я просто тебе помогаю. И за это, можно сказать, получаю деньги.

– Не понял?

– Я живу у тебя бесплатно. Экономлю на аренде.

– Тебе разве негде жить?

– Та хата, что мне выделило государство как сироте, ужасна. Я съехала оттуда и собиралась снимать жилье. Теперь надобность в этом отпала.

Она немного лукавила. Да, ей досталась гостинка, где комната двенадцать метров, кухонька, кладовка и туалет (а ванная общая), но она бы ее обустроила. Поставила бы себе душевую кабину и прекрасно зажила на семнадцати метрах. Современные квартиры-студии экономкласса немногим больше по метражу. В их доме жили не ханыги. Точнее, не только они, были и приличные люди. Но Оксана не могла бросить Костю. Без ее присмотра он не справлялся, даже когда был здоров. А уж теперь…

С тех пор они живут вместе. Соседи думают: как муж и жена, но нет. Раз в месяц Окси вызывает для друга проститутку. А сама… Сама на сексе не помешана. Отношений хочется, да. И если они возникнут, то будет и все остальное. Но идти на поводу у животных инстинктов – это деградация. Она не кошка или корова, чтобы совокупляться, повинуясь им.

– У тебя слабое либидо, – заявлял Костя, когда они обсуждали эту тему. – Поэтому ты так легко отказываешь себе в плотском.

– Ну да, я же баба, – фыркала Оксана.

– Пол неважен. Есть и мужики холодные. А женщины жаркие, как песок Сахары.

– Слюни подбери! – Он, говоря о них, явно возбуждался.

– Нет, правда, я встречал таких. Каждая точка на теле – эрогенная зона. Без секса они томятся, скучают, болеют даже. И чтобы не зачахнуть, находят партнеров.

– Просто они шлюхи, – безапелляционно заявляла Окси.

Она сама не понимала, что говорила словами того человека, который стал ее первым и единственным в своем роде. Ни с кем больше Окси не желала состариться и умереть в один день.

* * *

Когда девушка выступала на городском «Арбате», а ей тогда едва исполнилось пятнадцать, то привлекала внимание многих. С Оксаной пытались познакомиться и мальчишки, и парни, и вполне зрелые мужчины. Тогда ей тридцатилетние казались очень и очень взрослыми. В пятидесятилетних же она видела даже не отцов, дедушек. Поэтому, когда к ней подошел седой и морщинистый мужчина, желая поболтать, Окси напряглась. «Старый извращенец», – подумала она. Приятный, воспитанный, холеный. Гумберт-Гумберт из «Лолиты». Она читала это произведение по совету Наденьки Ивановны. Оно на Окси произвело отталкивающее впечатление, однако запомнилось. Особенно его главный герой.

Но Алексей Петрович (так звали «деда») никак не проявлял своей озабоченности. Ему просто было приятно общаться с талантливой девушкой. Он жил на главной пешеходной улице города, в одном из старинных домов «второй линии» – на «первой» располагались офисы и кафе. Как-то они беседовали, и началась гроза. Алексей Петрович позвал Оксану к себе, чтобы переждать непогоду и выпить чаю. Та насторожилась. Он заметил и успокоил ее фразой:

– Дома Лизонька, внучка, она очень боится грома, хотелось бы быть рядом, а если я еще и вас приведу, она будет счастлива.

И Оксана отправилась в гости. Ее возрастной приятель не обманул: он жил с одиннадцатилетней внучкой. Она была слепой и остро чувствовала музыку. На этой почве девочки и подружились.

Окси стала частой гостьей в доме Алексея Петровича. А он в свою очередь иногда приводил Лизоньку на ее выступления. Познакомились они поздней весной и спустя лето и осень пригласили Оксану вместе встретить Новый год. Она была счастлива и согласилась, хоть пришлось сжульничать, чтобы отпустили из детского дома.

Оксана думала, что они будут втроем, но на праздник приехал отец Лизоньки, Петр. Едва Оксана увидела его, то поняла – вот он, мужчина ее мечты. До этого она считала таковым солиста группы «Токио Хотель». Она, как многие ее ровесницы, грезила о красавчике Каулитце, но ее восхищала не только его внешность, но и талант. Петр на него не походил совершенно. Это был не тонкий юноша с нежным лицом, а зрелый мужчина тридцати пяти лет, крепкий, волосатый. Темно-русые волосы покрывали не только голову и лицо (он носил бороду), но и тело – Оксана видела их в вырезе футболки. Раньше Окси казались отвратительными мужчины с растительностью на груди, ее даже подташнивало, когда она видела таких на пляже. Но Петр ее заворожил. Все казалось в нем Окси прекрасным, даже шерсть на теле. А какие у него были глаза! Вроде бы обычные, серо-зеленые, но сколько в них всего: и теплота, и озорство, и смешинки, и глубина. Каждая испытываемая эмоция отражалась в глазах Петра, и они загорались по-новому.

Он хорошо отнесся к Оксане. Она была ему приятна и интересна не только как приятельница Лизоньки, но и как личность. Петр жил в Тюмени последние два года, туда его занесла хорошо оплачиваемая работа. С женой он развелся задолго до этого. Лизонька сначала жила с ней, но когда мама вышла замуж второй раз и у нее появился еще один ребенок, слепая девочка стала обузой. Ее не спихивали отцу, Лиза сама попросилась. Петр, естественно, не отказал дочери, но с ним ей тоже не было хорошо. Папа вечно торчал на работе и за ней присматривал специально нанятый человек. Лизоньке же хотелось заботы близкого, его любви и внимания. Тогда Алексей Петрович взял ее к себе. Он жил один, преподавал в педагогическом университете, который находился в десяти минутах ходьбы от дома, и внучка не только не мешала ему, но и помогала чувствовать себя нужным не только чужим детям, студентам, но и своим. Сын вырос как-то сам по себе. Он работал, писал диссертацию. Да и другим был Петр. Все дети того времени отличались от современных, еще и здоровыми были, в отличие от Лизоньки…

Тот Новый год стал судьбоносным для Оксаны. Ее жизнь разделилась на «до» и «после». Ей казалось, что она только тогда повзрослела, когда по-настоящему полюбила.

Петр уехал в свою Тюмень третьего января. Они провожали его втроем: Алексей Петрович, Лиза и Оксана. Ждали его тем же составом. И вот наступил долгожданный апрель. Петр прилетел, но не один, а с женщиной, которую представил своей невестой. Ей обрадовался только Алексей Петрович. Оксана готова была ей глотку перегрызть, а Лиза просто насторожилась. Она прошла через отрицательный опыт: ее мать нашла новую любовь, и это отразилось на Лизе. Теперь будет то же самое, она не сомневалась. А Оксана и не пыталась ее успокоить, наоборот, тихонько подливала масла в огонь.

Через пару месяцев Петр с невестой расстался, хотя и собирался повести под венец. Скорее всего, не из-за Лизоньки, но девочка торжествовала, а Оксана вместе с ней.

Когда у Петра закончился трехгодовой контракт, он вернулся в город. Организовал фирму, поселился отдельно от отца и дочери, купил хорошую квартиру в новостройке в том же районе. Лиза порой ночевала у него и всегда брала с собой старшую подругу. А Оксана тем временем окончила школу, поступила в педагогический университет. Она не хотела, но Алексей Петрович настоял, а как она могла пойти против отца того, с кем мечтала прожить всю жизнь и умереть в один день?

Когда Окси исполнилось восемнадцать, она решила устроиться на работу. Играть на улице можно, когда тебя содержит государство: кормит, поит, дает кров. Но оно, обеспечив Оксану «гостинкой», выпустило ее в вольное плавание. Все они, детдомовские, были недовольны своим положением: ели, что дадут, одевались в вещи, которые не выбирали, делили кров с другими. Но они не понимали, что потом будет сложнее. Ты вырос и… Все! Тебя никто не накормит, не выдаст комплект одежды, не впустит в теплое помещение для ночлега. Крутись сам. И Оксана была не против этого. Она даже считала, что ей повезло – у нее есть своя жилплощадь. Кто в восемнадцать лет ее имеет?

Она попросила Алексея Петровича помочь найти место. У него огромное количество знакомых, кому-то она да понадобится. Оксана готова была на все (в рамках закона и морали). С учетом того, что она училась очно, ее могли занять только в определенные часы. Но свершилось чудо! Ее крестный фей, так она называла старика про себя, уговорил сына взять Оксану на работу.

Она числилась вторым помощником руководителя, но выполняла обязанности горничной. В офисе бывала, но не сидела там, больше в квартире порядок наводила. И видела многое. Главное – ни одна из женщин, что ночуют у Петра, его не достойна. Размалеванные куклы, они оставляли пятна от макияжа на подушках, бардак в ванной, дурацкие мелочи в прихожей, чтобы был повод за ними вернуться. Но эти курицы Оксану не беспокоили – с ними Петр лишь развлекался. Но если появится та, с которой возникнет нечто большее, ее погонят взашей. Умная женщина сразу поймет, что помощница-горничная питает к своему боссу трепетные чувства, и захочет от нее избавиться.

Как-то Петр явился раньше времени. Оксана как раз убиралась, а тут он… И пьяный. Она ни разу не видела его таким. Думала, больше пары фужеров шампанского не пьет (в мусорном ведре находила только пустые бутылки), но оказалось, Петр может и нажраться. Он ввалился в квартиру и сразу плюхнулся на кровать, но спать не собирался – начал говорить с Окси, которая протирала пыль на мебели.

– Сядь, не мельтеши, – попросил он. – У меня и так вертолетики.

Она опустилась рядом с ним на кровать. Разговор продолжился. Петр был расслаблен и непривычно весел. Хохотал над Оксаной, когда она пыталась умничать. Называл «прелесть, какая дурочка». Трепал за щечки (тогда они у нее еще были), а потом взялся щекотать, чтобы и ее рассмешить, а то сидела, губы дула. Всем юным девушкам хочется, чтобы их воспринимали всерьез. Приятно, если тебя считают просто прелестной, а не дурочкой.

Щекотки Оксана боялась, поэтому вертелась как уж на сковородке, лишь бы увернуться от шаловливых пальчиков Петра. Во время этой шуточной борьбы оба не заметили, как девушка оказалась под ним…

Что было дальше, каждый из них помнил смутно. Петр, потому что был пьян в тот момент… Окси тоже, но не от вина.

Она проснулась первой. Сбегала в душ, потом приготовила кофе и яичницу. Между ног немного болело, но это не страшно. До Петра у Оксаны не было мужчин, но сексуальный опыт имелся. Она шалила со своей подружкой последние полгода, и это было приятно. Однако Окси всегда хотела быть с мужчиной. И вот свершилось. Она лишилась девственности с тем, кого она считала лучшим из лучших. Даже образ солиста «Токио Хотель» мерк на фоне Петра.

Она разбудила его поцелуем. Открыв глаза, Петр несколько секунд мутно смотрел на нее, а потом спросил:

– Ты чего тут делаешь?

Она растерянно ответила:

– Завтрак принесла… Вам, – и протянула поднос.

Петр отстранил его: от запаха жареных яиц его замутило. И кофе он не хотел, только сок. Залпом его выпив, он простонал:

– Ни черта не помню вчерашний вечер…

И тут он увидел на простыне пятнышко крови. Оксана тоже.

– Мы что?.. С тобой… Того? – Он даже не мог связно говорить, блеял, как умственно отсталый.

Оксана кивнула.

– О боже мой!

– Вы не волнуйтесь, я уже совершеннолетняя, – успокоила его она. – И это было по взаимному согласию.

– Я презервативом пользовался?

– Нет.

Петр упал на подушку и закрыл глаза руками – сильными, красивыми, волосатыми… Они так жадно гладили ее юное тело этой ночью.

– Прости меня, Оксана, я не хотел, – проговорил он.

– Хотели. Как и я.

– Нет, я никогда бы не позволил себе затащить в постель подругу своей дочери. Это неправильно… – Он снова глянул на пятно. – А ты еще и невинной была! А я лишил тебя девственности.