Искажение

Юлия любила поговорить с умными собеседниками о вещах, которые были ей интересны, но никогда не забывала о делах.

– Почему вы просили о встрече, Зиновий?

Портной кивнул, показывая, что готов перейти к серьёзным вопросам, и вежливо произнёс:

– Позвольте ещё раз поблагодарить за то, что вы согласились на неё.

– Я не могла отказать, – мягко отозвалась вдова Александер. – К тому же сегодня замечательный день и для прогулки, и для разговора.

– Для очень серьезного разговора, – уточнил мужчина и облизнул губы. – Мне нужна помощь.

Зиновий, которого в Городе звали Портным, не особенно превосходил Юлию в росте, едва дотягивая до ста семидесяти сантиметров. Был он тощим, но жилистым, скорее копчёным, чем высушенным, быстрым, но нервным. Лицо имел маленькое и морщинистое, хотя только-только разменял пятый десяток. Одевался небрежно и, несмотря на тёплую погоду, плотно: растянутый лонгслив с широким воротом, потёртые джинсы и грубые башмаки. Поверх – чёрный плащ, испачканный слева белым. Зиновий носил длинные, до плеч, волосы, которые следовало бы чаще мыть, и привлекал внимание необычной татуировкой – на лбу, над переносицей, некий мастер умело изобразил Портному третий глаз. Закрытый. О его предназначении Зиновий не распространялся.

Голос у Портного был сиплым, слабым, слова без труда подхватывал даже самый лёгкий ветерок, поэтому Юлии приходилось прилагать усилия, слушая собеседника.

– Получилось так, что я стал обладателем одного известного артефакта, который в настоящее время скорее мёртв, чем жив… – сообщил Зиновий, покусывая губы. – Точнее, я не могу понять, как к нему подступиться, чтобы не испортить, и мне требуется помощь опытного некроманта. Ситуация усугубляется тем, что артефакт действительно бесценный, и я не хочу его потерять.

– Артефакт органический?

– Был… когда-то.

– Что с ним произошло?

– Его разделили.

Возникла короткая пауза, после которой Юлия замедлила шаг и негромко произнесла:

– Кажется, я понимаю, о каком артефакте идёт речь.

– У меня есть голова Медузы, – кивнул Зиновий.

– Та самая?

– Да.

Несколько секунд женщина молчала, глядя в сторону Финского залива, затем они продолжили движение. И разговор.

– Я слышала, баал Молох посылал на поиски отряд. Если не ошибаюсь, в Ирак.

– В Сирию.

– Без сомнения – в Сирию, – согласилась вдова Александер. – Посланцы Молоха отыскали камеру, некогда запечатанную Сулейманом V.

– Они прекрасные следопыты, – Портной позволил себе улыбку. – Молоху повезло, что ему служат столь опытные воины.

– …но камера оказалась пустой, – закончила женщина. И дружелюбно осведомилась: – Как получилось, что вы опередили самого Молоха?

– Мои помощники приступили к работе чуть раньше.

– То есть вам повезло?

– В какой-то степени.

– Приятно, что вы говорите правду… – Вдова Александер вновь помолчала, обдумывая услышанное, – было видно, что известие произвело на неё сильное впечатление, – и через несколько секунд продолжила: – Полагаю, вы знаете, что баал Молох весьма упрям и упорен в достижении цели? Он очень хочет заполучить Медузу. А я не горю желанием ссориться с Молохом, даже несмотря на то что он живёт на другом континенте и формально не имеет надо мной власти… именно этим и обусловлен следующий вопрос: кто ещё знает о том, что вы раздобыли артефакт?

– Я и три сепса, – тут же ответил Портной. – Теперь – вы.

– Медузу отыскали сепсы? – изумилась Юлия.

Удивление объяснялось тем, что об умственных способностях змеевидов ходили нелестные отзывы.

– С ними был человек, но он погиб.

– Очень мило с его стороны, – прощебетала вдова Александер. – А каковы ваши планы?

Портной вновь вздрогнул, и в его взгляде появилась тревога:

– Вы спрашиваете, не собираюсь ли я умереть в ближайшее время?

– Нет, что вы… – легко рассмеялась женщина. – Каковы ваши планы на Медузу?

Портной с облегчением вздохнул и криво улыбнулся. Он знал, что Юлия необычайно опасна, но мог обратиться только к ней, потому что любой другой некромант её уровня уже давно пытал бы его, желая вызнать местонахождение уникального артефакта. Что же касается вдовы Александер, слухи утверждали, что она терпеть не может Молоха, и слухи, кажется, не лгали.

– Что делать с Медузой, мы с вами решим позже, – твёрдо произнёс Портной, глядя в чёрные глаза Юлии. И выделив голосом сочетание «мы с вами». – Сначала нужно определить, можно ли с ней вообще хоть что-нибудь сделать.

– Согласна, – кивнула вдова Александер. – Но теперь меня интересует технический аспект: что вы хотите сделать с Медузой?

– Дать ей новое тело.

– Зачем? – изумилась женщина. – Насколько я понимаю, её нынешний образ более чем заслужен.

– Этого хотят сепсы, которые почитают Медузу богиней, – объяснил Зиновий. – Она ведь их праматерь.

– Так вы работаете на сепсов?

– Отнюдь, – Портной вновь облизнул губы и объяснил: – Я хочу сделать так, чтобы сепсы работали на меня. Точнее – на нас.

– До чего интересно… – протянула Юлия, просчитывая новые варианты.

– Как видите, я честен с вами.

Это замечание вдова Александер оставила без внимания.

– Вы уже подобрали тело?

– Его привезут ночью. Ткани Медузы отторгают любые чуждые клетки, поэтому я приказал отыскать прямых потомков Горгон.

– Их мало.

– Их очень мало, – уточнил Портной. – Змеевиды выслеживали добычу полгода, но не сумели поймать живой…

– Кого они нашли?

– Метиса Горгоны и человека.

– Такие бывают?

– Я ведь говорю: Горгон очень мало, приходится работать с тем, что есть.

– Вы собираетесь сшить мёртвое с мёртвым?

– Не в первый раз.

– А я должна прочистить Медузе мозги и сделать покорной нам?

– Да.

– Это вызов, Зиновий, – рассмеялась Юлия. – Передо мной давно не ставили столь интересную задачу…

«Она увлеклась, – понял Портной. – Дело сделано». Потому что все знали – Юлия Александер не просто некромант, а некромант увлечённый, она обожает эксперименты, нетривиальные идеи и видит в своём умении искусство.

– Сегодня вечером в вашей лаборатории, – деловым тоном пообещала женщина. – А сейчас простите, мне нужно покопаться в библиотеке…

* * *

Последние слова вдова Александер произнесла, стоя у Благовещенского моста.

Затем они расстались: Юлия села в машину – предупредительный Лотар распахнул дверцу и подал руку, Портной же поднял воротник плаща и быстрым шагом отправился на Васильевский, тщательно обдумывая каждое слово и каждую интонацию состоявшегося разговора.

А человек, который подслушивал собеседников, двигаясь параллельно им по Университетской набережной, сложил спрятанный под тонким плащом микрофон, вытащил наушник и развернулся в сторону Стрелки, не желая встречаться с Зиновием. Не хотел, чтобы Портной раньше времени узнал, что тот, кого он считает мёртвым, приехал в Санкт-Петербург за тем, что считает справедливым.

* * *

Отношение к работе вещь изменчивая, сильно зависящая от разных факторов: настроения, самочувствия, атмосферного давления и последствий вчерашней вечеринки. Иногда привычная рутина приводит в неистовство и кажется невыносимой каторгой, к которой приговорили за несовершённое преступление, иногда апатия съедает эмоции, и серый цвет становится главным, иногда приходится стискивать зубы ради карьеры или дохода, а бывает так, что работа приносит радость.

Не часто, но бывает.

Однако Сергей Тыков, сотрудник таможенного поста «Торфяновка», к последней категории людей не относился и ничем не отличался от миллионов и миллионов рабочих и служащих в своём отношении к лямке, которую приходится тянуть с упорством отправившегося в кругосветное путешествие осла. Но при этом Сергею становилось скучно, когда поток желающих пересечь границу ослабевал, и в тихие дни Тыков изучал автомобили с таким тщанием, словно собирался их купить, а любой груз считал контрабандой до тех пор, пока не будет доказано обратное.

– Та-а-ак… – Таможенник оторвал взгляд от бумаг и внимательно посмотрел на Кастора. – Кунсткамера, значит?

– Да, – суховато ответил тот, соорудив на физиономии доброжелательно-послушное выражение, которое, как он знал, безумно нравилось мелким чиновникам по всей Земле, от аэропорта JFK до санитарного инспектора из Кейптауна.

Но на этот раз не сработало: фургон Кастора оказался первой машиной за час, да к тому же с подозрительным грузом, и скучающий Сергей решил, что такие гости заслуживают самого «тёплого» приёма.

– Везёте в Кунсткамеру? – переспросил Тыков.

– Да.

По-русски Кастор говорил гораздо лучше Влазиса, но всё равно с акцентом и потому старался ограничиваться короткими, простыми и предельно понятными ответами.

– Научный груз? – не унимался таможенник.

– Да.

– Мумия?

– Без головы, – зачем-то уточнил Кастор, задумчиво осмотрев упомянутую часть тела Тыкова, Тыков намёка не понял. А может, понял, но реагировать не стал, поскольку за годы службы смотрели на него многие и по-разному, и в том числе – враждебно, и на голову тоже. Привык.

– Куда делась? – зевнув, поинтересовался он. И побарабанил пальцами по столешнице с таким видом, будто весь Таможенный комитет Российской Федерации уже с неделю нетерпеливо подпрыгивал в ожидании мумии и сильно расстроился, узнав, что игрушка оказалась с дефектом. – Где голова?

– Нам не сказали, – развёл руками Кастор.

– И даже без головы мумия нужна учёным?

– Безголовые везде нужны, – пробубнил себе под нос Кастор, которого стали утомлять и беседа, и собеседник.

– Что? – не расслышал Тыков.

– Представляет ценность, – опомнился Кастор.

– Понятно… – протянул таможенник. – Всё с вами понятно…

Но в действительности Тыкову было понятно далеко не всё. Во-первых и в-главных: кому нужна мумия без головы? Кому вообще нужно что-нибудь без головы? Если без головы, значит, непорядок, а что можно сделать с тем, что не в порядке? Правильный ответ: ничего. Как можно использовать сломанное? Кому нужна мумия-инвалид? Где её покажешь? Кто за неё деньги заплатит?

Во-вторых, вызывала обоснованные подозрения и сопровождающая груз парочка – два крепких мужика, скорее похожие на громил, чем на экспедиторов. Повадками и одеждой крепыши напоминали потерявшихся во времени «быков» из прошлого века: нарочито расслабленные голоса, характерные жесты, короткие кожаные куртки, свитера, чёрные брюки, чёрные туфли и кепочки.

Кепочки!

Чутьё подсказывало, что с фургоном что-то неладно, но что именно, таможенник определить затруднялся, а пришивать к делу сомнения не имел права. Делу нужны доказательства или фальшь в документах, а с документами у подозрительных сопровождающих всё оказалось в порядке. Бумаги оформлены правильно, все возможные справки и подтверждения, которые мог запросить Тыков, прилагались, и законные основания задерживать фургон отсутствовали.

«Этнографические материалы»…

Тыков в очередной раз просмотрел бумаги.

Этнографические материалы, в скобках – мумия, вывезены из Перу. Точнее, вывезена, поскольку речь шла об одном-единственном теле. Об очень странном теле. На первый взгляд оно принадлежало молодой женщине, с крепкой грудью, тонкой талией и полными бёдрами. Но Тыков заметил, что вместо кожи тело покрывала мельчайшая чешуя, а между пальцами с острыми ногтями виднеются перепонки, небольшие, но заметные… главное же заключалось в том, что, вопреки ожиданиям Сергея, мумия не лежала в ящике, перемотанная древними бинтами – как в тех фильмах, которые Тыкову доводилось видеть, а плавала в объёмной стеклянной колбе, надёжно закреплённой в кузове цельнометаллического фургона. В оберегающем растворе, длинная химическая формула которого присутствовала в одной из справок.

«Что же это за мумия такая?»

Тыков давно служил на таможне, навидался всякого, но подобный уродец попался ему впервые. С другой стороны, Сергей много слышал об удивительной коллекции старого музея, в который триста с лишним лет со всей Земли свозили необычные экспонаты, и в очередной раз пообещал себе сходить в Кунсткамеру. Как-нибудь…

Но вслух сказал другое:

– Откуда берутся такие твари?

– Мутации, – пожал плечами Кастор. – Неожиданные скрещивания. Из тех, что случаются раз на миллион.

Фраза прозвучала настолько неожиданно для «быка», что Тыков не удержался от удивлённого замечания:

– Вы не похожи на учёного.

– Я менеджер, – ответил Кастор, сообразив, что ляпнул лишнее. Подумал и добавил: – Эффективный.

– Обеспечиваете научную деятельность?

– Именно. Обеспечиваю, доставляю, вынимаю…

– Что?

– Я могу ехать? – поинтересовался Кастор. – Меня в музее ждут.

– Можете, конечно, – вздохнул таможенник. – Добро, так сказать, пожаловать в Россию.

И отдал документы.

– Государственная научная мысль выражает вам безмерную благодарность.

* * *

Как все мёртвые, Лотар был спокоен, молчалив, абсолютно послушен и лишён волос. Всяких. Ногти у него не росли, но сохранились, затвердев до окаменения, а волосы выпали. Мёртвые – хотя в случае Лотара уместно использовать термин «поднятые», – приобретали чудовищную силу и равнодушие к боли и продолжали оставаться живыми пятьдесят–шестьдесят лет после ритуала, для чего им требовались лишь «трупная смесь» – знаменитый эликсир некромантов – и много воды. Каждый мёртвый выпивал не менее пяти литров в день, и именно поэтому, как шутили знающие, оплотом некромантов стал Санкт-Петербург – благородный любимец дождей.

Лотар исполнял при Юлии Александер обязанности водителя, телохранителя и самого доверенного слуги. Сейчас он управлял выехавшим на Васильевский остров «Роллс-Ройсом», плавно свернул с Университетской во двор, остановил машину, выключил фары, повернулся и вопросительно посмотрел на хозяйку.

– Правильно, нам сюда, – кивнула Юлия. – Но дальше я одна.

Мёртвый поднял брови. В смысле, обозначил движение, приподняв кожу над глазами, как привык в прошлой жизни.

– Всё в порядке, – успокоила его женщина. – Портной не осмелится меня подставить.

– Виктор? – кашлянул мёртвый, напоминая о предводителе волколаков – заклятом враге семьи Александер. И вновь намекая, что предложение приехать в Кунсткамеру ночью могло оказаться ловушкой.

– Зиновий не служит Виктору, я уверена, – терпеливо ответила вдова. – Просто Зиновий боится, что я отниму у него игрушку, вот и попросил меня прийти одну… – По губам Юлии скользнула лёгкая усмешка. – Он думает, это его как-то обезопасит.

Мертвый ответил улыбкой, вышел, распахнул дверцу, подал хозяйке руку и уточнил:

– Время? – Он хотел знать, как часто Юлия планирует выходить на связь.

– Первый звонок через час, в половине второго ночи, – решила женщина. – Затем я скажу.

– Да, госпожа.

– Будь неподалёку.

– Да, госпожа.

Юлия приняла у Лотара саквояж с материалами и направилась к Кунсткамере, разрывая ночную тишину острым цокотом высоких каблуков. Даже сейчас, собираясь не столько на встречу, сколько на работу, вдова Александер не изменила привычке одеваться стильно и явилась в Кунсткамеру в чёрном костюме с длинной юбкой, чёрной шёлковой блузе, шляпке с вуалеткой и туфлях на шпильках. Злые языки объясняли приверженность вдовы Александер к высоким каблукам тем, что она стесняется скромного роста, но люди знающие лишь снисходительно улыбались в ответ: в Санкт-Петербурге на Юлию давно смотрели снизу вверх.

У двери вдову Александер поджидал псоглавец – раб Зиновия, результат тончайшей работы по пересадке головы добермана на мускулистое мужское тело. А чтобы не смущать учёных работников Кунсткамеры необычным видом, псоглавец носил «мабраску», и все видели в нём самого обыкновенного человека унылой, ничем не примечательной наружности.

Говорить псоглавец не мог, поэтому этикет встречи был соблюдён лишь поклоном, после которого раб распахнул дверь и указал на лестницу в подвал.

«Куда же ещё!» – улыбнулась про себя женщина, небрежно передала псоглавцу саквояж и вошла в Кунсткамеру.

Готовясь к встрече, вдова Александер навела справки и точно знала, где расположено логово Портного, как в него войти и выйти, в том числе – вопреки желанию хозяина. Изучила хранящие лабораторию заклинания, определила, как их преодолеть в случае необходимости, и потому чувствовала себя достаточно уверенно. Но при этом ловко, не переигрывая, изображала смущённую гостью, с интересом изучающую новое помещение. И держалась всего в шаге позади псоглавца, словно боясь потеряться.

Они спустились в подвал, прошли мимо массивной двери в бомбоубежище и остановились у следующей, обыкновенной, рядом с которой висела дешёвая пластиковая табличка: «Этнографическая лаборатория Зиновия Зольке, доктора». Никаких других научных кабинетов в подвале не наблюдалось.

Псоглавец постучал, но сразу открыл дверь и пропустил Юлию внутрь, в первую из комнат Портного. Эту клетушку, площадью не более девяти квадратных метров, выделила Зиновию Кунсткамера, и она была полностью загромождена ужасной мебелью, оставшейся от бюрократов середины прошлого века: здесь царствовали казённые полки, скрипучие стулья с жёсткими сиденьями, два книжных шкафа и потёртый письменный стол, левая сторона которого ещё при Хрущёве была запачкана отравленными чернилами, да с тех пор не отмылась.

При появлении Юлии Портной резко повернулся, но тут же замер, замявшись, явно не зная, как себя вести, и пробубнил:

– Юлия баал…

– Я тоже рада вас видеть, Зиновий, – тактично отозвалась вдова и остановилась, сохраняя дистанцию. – У вас тут… уютненько.

Это был самый дипломатичный комплимент в её жизни.

– Да… – Портной огляделся с таким видом, словно не узнавал ничего вокруг, понял, что женщина шутит, и окончательно смутился. – Это помещение выделено руководством, сюда может зайти кто угодно, вот и приходится хранить его в столь жалком виде.

– Руководство разрешает вам курить? – притворно изумилась Юлия.

– Курить? – Зиновий проследил взгляд вдовы и увидел дымящуюся самокрутку в правой руке:

– Я задумался и совсем забыл… Вы не против?

– Не против. Мой покойный муж любил покурить душистый табак, а у вас, как я заметила, душистый.

– Спасибо… – Зиновий рассеянно оглядел самокрутку. – У меня хорошая вытяжка… Там, в лаборатории.

В ответ Юлия вновь улыбнулась и указала на плакат: «Кто ты, Ктулху?»

– Вы не знаете?

– Хочу его вскрыть.

– Ах, вот как… Для начала его нужно найти.

– Ну, Медузу я отыскал… – Портной наконец разглядел саквояж в руках псоглавца и засуетился: – Позвольте пригласить вас собственно в лабораторию, Юлия баал. Она тут… за стеной.

И подошёл к одному из книжных шкафов.

– Руководство выделило вам две комнаты? – продолжила «удивляться» женщина. – Наверняка у вас полно завистников, Зиновий.

– Руководство о второй комнате не знает, – объяснил Зольке. – Я внёс некоторые изменения в планы здания, и теперь считается, что за этой стеной расположено бомбоубежище. А кто будет измерять площадь бомбоубежища?

– Ловко, – оценила вдова.

– Спасибо.

Зиновий нажал на скрытую кнопку, шкаф сдвинулся, и они прошли в лабораторию. В весьма обширное помещение, в центре которого располагался крепкий стол со множеством ящиков, встроенных шкафчиков и гладкой металлической столешницей, идеально чистой, отполированной до зеркального блеска. Стол был снабжён изрядным количеством приспособлений, среди которых присутствовали лампы, как яркие, так и узконаправленные, штанги с разнокалиберными увеличительными стёклами и подставки для инструментов. А завершали композицию фиксирующие ремни для пациентов.

Или жертв.

Сейчас свободные.

Как и в кабинете, стены лаборатории оказались загромождены мебелью, но хотя полок и шкафов здесь было намного больше, из-за размеров помещения они не производили столь гнетущего впечатления. А стоящие между шкафами витрины и колбы с «опытами» привлекали внимание, превращая лабораторию в мини-музей. И вдова Александер не отказала себе в удовольствии рассмотреть одно из достижений Портного – саблезубую макаку с небольшими, но явно острыми рогами и кожистыми крыльями.

– Я делал этот проект для госпожи Элизабет, – негромко сообщил Зиновий, нервно затянувшись самокруткой. – Это третий образец… не выжил… А четвёртый, для которого я взял шимпанзе, оказался удачным.

– Муж говорил об этой работе, – кивнула женщина. – Восхищался…

– Спасибо.

В дальнем углу была оборудована «зона отдыха» – два кресла у журнального столика, в одном из которых сидел плечистый мужчина в тёмно-сером костюме и красной рубашке. Увидев вошедших, он поднялся, отдал дань вежливости, сделав три шага навстречу, и остановился, глядя на Юлию со спокойствием независимого и абсолютно уверенного в себе человека. И явно не собираясь начинать разговор, что при общении со знатным баалом граничило с оскорблением.

Вдова Александер тоже остановилась и обронила:

– Мне тут, пожалуй, нравится, – полностью сосредоточившись на рабочем столе Портного.

Тот понял, что назревает скандал, вздохнул и сообщил:

– Это посвящённый Пэн, Юлия баал, мой… компаньон.

– Посвящённый во что? – небрежно осведомилась вдова, продолжая разглядывать стол.

– Я – сепс, – с достоинством ответил Пэн.

– Посвящённый во что?

– В таинства моей семьи.

Юлия наконец соизволила отвлечься от изучения технических приспособлений и вопросительно посмотрела на Портного, давая понять, что желает услышать ответ на вопрос. Присутствие независимого сепса, знающего таинства семьи, она полностью игнорировала.

– Именно посвящённый Пэн доставил в Санкт-Петербург Медузу, – промямлил Зиновий, мысленно проклиная дурацкий характер компаньона. Сепсы, так же как волколаки и многие другие существа, любили показать норов, но обычно им хватало ума не злить баалов. К сожалению, обнаружение Медузы заставило Пэна позабыть, что он пока не ровня высшим грешникам.

– Я вижу, что он – змеевид, – протянула Юлия, нарочно используя далеко не самое уважительное определение всех произошедших от змей существ. И она по-прежнему обращалась к Портному. Демонстративно. – А значит, он должен приветствовать меня по Этикету Первородных. Как низший.

Это было законное, но унизительное требование. Классические правила поведения разрабатывались много веков назад, когда грешники относились к остальным существам в лучшем случае как к слугам, и в последнее время использовались лишь во время официальных церемоний, да и то не всегда. Своим требованием Юлия продемонстрировала крайнюю степень раздражения и показала Пэну, как близко он подошёл к опасной черте.

Сепс побледнел от бешенства, но спорить не осмелился и медленно опустился на правое колено.

Юлия, не двигаясь с места, выставила перед собой руку ладонью вниз и тем окончательно добила змеевида: Пэну пришлось подняться, пройти разделяющее их расстояние, вновь опуститься на колено и поцеловать Первородной руку.

– Я с почтением приветствую вас, Юлия баал, – униженно произнёс сепс, буравя взглядом пол. – И прошу дозволения посетить ваш город.

– Люблю, когда по правилам, – светским тоном произнесла вдова Александер, вытирая руку платком. И по-прежнему глядя на Портного. – Что ещё интересного есть в вашей лаборатории, Зиновий?

– Не хотите осмотреть другие мои работы? – поинтересовался тот, желая сгладить возникшую неловкость.

Вдова бросила взгляд на витрины и запаянные колбы с «опытами» и медленно направилась к следующей:

– Вижу, вам есть что показать.

Она тоже понимала, что нужно сбросить напряжение.

– Да, Юлия баал, мне есть что показать и чем похвастать, – вновь заторопился Портной. – Я – один из лучших мастеров Отражения по созданию переделок… есть ещё два специалиста: Клейтон из Лондона и Кастро из Мехико, но первый стар и почти не работает, а второй слишком увлечён птицами. Поэтому лучшие клиенты едут ко мне. Я беру дорого, но всегда делаю то, что обещал.

Пэн открыл было рот, явно намереваясь что-то сказать, но столь же явно передумал. Сообразил, что сейчас Юлия не хочет его слышать.

А вдова Александер увлеклась, на время позабыв о деле. Увлеклась, потому что «опыты» Зольке удивили даже её, много чего повидавшую и пережившую. «Опыты» по созданию переделок, существ, не просто сшитых из разного, но живых и способных использовать все части нового организма.

А в колбах кого только не было.

Псоглавец, подобный тому, что встретил женщину у дверей, только с головой бультерьера. Карликовый кентавр – «Мне всегда была интересна Древняя Греция», – прошелестел откуда-то сбоку Портной. Крылатая собака. Кенгуру, верхние лапы которой были тигриными… Фантазия Портного или его заказчиков порой порождала отвратительных монстров, но все они были жизнеспособными и лишь после смерти занимали места в колбах.

– Иногда мне ставят невозможные задачи. Придумывают мечту, приходят, я говорю, что не получится, они начинают спорить, злиться… Считают, что я вымогаю деньги. Не понимают, что моё умение и моя магия работают иначе, ближе к науке, и я не способен сотворить чудо. Точнее, способен, но это уже будет не переделка, а голем, которого придется постоянно кормить магией. Не понимают… и тогда приходится звать Трезора.