Карнавал лжи

К моменту, когда он сел напротив, Таша поняла, что слёзы кончились. Хотя бы временно. Так что, уставившись чуть выше его плеча, она как могла выровняла дыхание – и спокойно, размеренно пересказала события последних часов. Алексас слушал очень внимательно, не перебивая, лишь иногда изрекая «ясно» или «ага».

Под конец даже самой Таше почти верилось в своё спокойствие.

– …а потом я вернулась сюда и нашла тебя. Вот и сказке конец.

На последних словах Таша попыталась улыбнуться, но вышло плохо.

– Боюсь, только начало, – покачал головой Алексас. – Значит, ты собираешься ехать в Броселиан.

– Нужно поговорить с мастером, который сделал чашу.

– Не дожидаясь Арона.

– Убийца вряд ли станет его ждать. Наверняка он хочет замести следы поскорее.

– Справедливо, – кивнул Алексас. – И ты думаешь, что во всём виноват Советник?

– Он слишком похож на Лиара. На то, каким я его себе представляла. Я всегда думала, что он занимает высокий пост при дворе. При короле.

– Это он тебе дал? – Алексас одними глазами указал на янтарную подвеску, лежавшую во впадинке между её ключицами.

– Да. Знакомый почерк, правда? Так и норовит одарить меня заколдованным ошейником. – Таша издала невесёлый смешок, глядя на свои ладони, сплетённые в замок. – И я думаю, что он может быть как-то связан с этим… сообществом заговорщиков. «Тёмным венцом».

– Нет. Это не Венец. – Алексас подпёр голову рукой. – Герланд на такое не пошёл бы.

– Герланд? Кто это?

Юноша посмотрел на неё.

Долгий взгляд сине-серых глаз встревожил Ташу своей непроницаемостью.

– Скажи, пожалуйста, – прошелестел он наконец, – откуда ты знаешь про Венец?

– Кеары упомянули, что есть такое общество заговорщиков, – честно ответила она.

– Понятно. – Алексас стукнул подушечкой указательного пальца по подлокотнику кресла, задумавшись о чём-то. – Что ж, в таком случае предлагаю собираться.

– В Броселиан? – неожиданное предложение помешало Таше как следует разобраться с мыслью о том, что её рыцарь будто бы знал о загадочном Венце куда больше неё. – Прямо сейчас?

– Почему нет? Как ты сама верно заметила, убийца ждать не будет. Пока мы выспимся, тоже… хотя едва ли мы оба этой ночью сможем спокойно спать.

С этим трудно было спорить. Таша прекрасно понимала, что едва ли вообще сомкнёт глаза, если будет просто дожидаться рассвета. Ей нужно было сделать что-то. Доказать самой себе: она не бессильна, она контролирует ситуацию. Доказать сейчас. А иначе ей до утра предстоит лежать, глядя в потолок, сходя с ума от хоровода мрачных дум в собственной голове.

– К тому же у нас есть ещё одна причина добраться до Броселиана поскорее, – добавил Алексас, заговорщически щурясь.

– Что за причина?

– Если ты не бывала в гостях у фей, тебе представится отличная возможность их навестить.

– Можно подумать, у тебя в Броселиане есть знакомые феи, – пробормотала Таша, бесцеремонно вытирая нос тыльной стороной атласной перчатки: сейчас манеры были последним, что её волновало.

– Не совсем знакомые и не совсем в Броселиане, но есть, – серьёзно произнёс Алексас. – И нам очень пригодится магический источник, присутствующий во всех обиталищах уважающих себя фей.

– Зачем?

– Секрет. Для пользы дела, уверяю. – Алексас встал и, церемонно поклонившись, подал ей руку. – Великие деяния ждут нас, моя королева.

Таша безмолвно вложила свои пальцы в протянутую ладонь. Опять дорога… Все неприятности в её жизни начинаются с того, что Таше приходится срываться с места и мчаться куда-то через полкоролевства. Что сейчас, что летом. Но если тогда она в одиночку бежала в неизвестность, теперь рядом с ней – друг. И они прекрасно знают, куда едут и что их там ждёт.

Всё воистину познаётся в сравнении.

Кому-то нынешняя ситуация показалась бы хуже некуда. Однако Таша совершенно точно знала: хуже есть куда. И запас этого «куда» очень большой.

С собой она взяла маленькую кожаную сумочку, куда кинула кошель, чашу и пару важных мелочей. Все вещи собирать не стала: зачем, если едут всего на день? Только сменила бальный наряд на одежду поскромнее – шерстяное платье и подбитую мехом куртку. Совсем не обязательно кричать на каждом углу, кто она такая; если же придётся заявлять о себе, всегда можно предъявить перстень Морли.

– Зерконторы закрыты на ночь, – уже в лифте вспомнила Таша. – А ехать верхом…

– У нас есть карета.

– И нет кучера.

– Есть.

– Но вся челядь Норманов…

– Посмотри налево.

Таша честно взглянула на долговязую фигуру сбоку от себя.

– Хочешь сказать, что проведёшь морозную ночь на облучке?

– Всё для вас, моя королева.

Таша сперва хотела возразить. Потом вспомнила, что Алексасу наверняка остро требуется выплакаться – и что её рыцарь слишком горд, чтобы делать это при ней.

…ладно, облучок так облучок.

Разговор с ключником, скучавшим за стойкой, прошёл без осложнений. Они не сказали, куда направляются, а их не спросили: тех, кто работает в лучших гостиницах крупнейших городов, учат атрофировать любопытство. Лишь заверили, что вещи дождутся их в апартаментах, ибо Норманы зарезервировали их на шестидневку вперёд и заплатили за весь срок сразу по прибытии. Видимо, негласный кодекс служителей гостиницы гласил, что даже государственная измена – не повод поскорее выселить неугодного власти жильца.

Когда карету запрягли, Алексас распахнул перед Ташей дверцу. Девушка поднялась по ступенькам – и, прежде чем сесть, обернулась:

– Алексас…

– Да?

В куртке, мохнатой меховой шапке и шарфе, натянутом по нос, любой смотрелся бы забавно; сама Таша, хоть и не видела себя в зеркале, наверняка исключением не была. Однако её рыцарь даже в такой одежде умудрялся выглядеть не хуже, чем в любимых щегольских нарядах.

Она не стала повторять «прости». И высказывать «мне жаль» – тоже.

– Ты всегда можешь поговорить со мной. О чём угодно. Ты же знаешь.

Скрытую шарфом улыбку она угадала в его глазах.

– Благодарю, моя королева.

С поклоном захлопнув дверцу, он одним махом вскочил на козлы и исчез из виду.

…ясно. Говорить о Джеми они не будут. Не сейчас.

Остаётся ждать.

Таша расстегнула куртку и стянула шапку. В карете было тепло: волшебный огонёк в металлической оправе под потолком не только светил, но и грел. Кажется, быть богатой и знатной не так уж и плохо… во всяком случае, можешь позволить себе путешествовать с удобством.

Какое-то время Таша смотрела, как под цокот копыт и дорожную тряску проплывают мимо высокие дома тёмного камня. Потом задёрнула шторку и сняла сапоги, чтобы свернуться калачиком на сиденье; поудобнее устроившись на подушке, прислушалась.

Если Алексас и плакал, она не слышала этого за грохотом колёс по мостовой.

Таша подавила острый приступ сочувствия, нежности и благодарности, призывавший прямо сейчас вылезти из кареты и взъерошить каштановые кудри своего кучера. И не заметила, как уснула, изо всех сил надеясь: к тому времени, когда Алексас будет готов к разговору, Арон снова окажется рядом – и надобность в этом разговоре отпадёт.

* * *

– Я столько не съем!

– Милая, тебе надо много кушать, чтобы вырасти такой же красивой, как Таша, – возвестила госпожа Лиден, накладывая девочке кашу. – Тебе какое варенье?

– Вишнёвое. – Лив широко зевнула, глядя в окно, в которое било раннее зимнее солнце. – А Таша самая красивая девочка на свете, правда?.. Эй, варенья в кашу тогда тоже побольше!

– Правда-правда. А много сладкого есть вредно.

Лив возвела к небу большие глаза – почти того же оттенка, что варенье, капавшее в пшёнку с ложки в руках госпожи Лиден.

– Почему жизнь так несправедлива? – вопросила она со всем страданием, которое способен испытывать девятилетний ребенок, лишённый сладкого. – Почему нельзя было сделать вредной кашу, а не наоборот?

– Такова вот она, жизнь. Ещё сама узнаешь, милая.

Лив уныло поковыряла ложкой в тарелке. Снова посмотрела в окно, где за узорами инея расцветало золотом зимнее утро.

– Дядя Арон уже ушёл?

– Он всегда раньше солнца встаёт. – Госпожа Лиден плеснула в кружку кипятка из чайника и, помешивая травяной отвар, уселась в кресло-качалку. – Не бережёт себя совсем…

– Да ладно, что с дядей Ароном случится? Он же всё может!

– Всё, да не всё, – пробормотала старушка.

Какое-то время на кухне слышалось лишь вялое поскребывание ложки о дно тарелки.

Затем утреннюю тишину нарушил стук.

– Принесло кого-то… – Неохотно поднявшись, госпожа Лиден неслышно дошаркала до двери по пушистому ковру, прикрывавшему холодный каменный пол. – Кто там?

– П-п-почта!

– А, новостные листки… – Летописица призадумалась. – В деревне ещё не были?

– Нет, вы п-п-первые!

– Тогда добро пожаловать, – произнесла старушка, отодвигая засов.

Почтальон торопливо прошмыгнул внутрь, стуча зубами от холода. Вместе с ним в дом вполз морозный воздух, примешав свой оловянный запах к ароматам вишнёвого варенья, мяты и домашней стряпни.

Охотно согласившись на предложение глотнуть чаю, краснощёкий парнишка с наслаждением избавился от шапки и тяжёлого тулупа, чтобы сесть за стол.

– Неблизко к вам ездить, конечно. Ладно хоть раз в шестидневку, не чаще, – согревшись и перестав изображать щелкунчика, вздохнул парень, отливая чай в глиняное блюдечко. – Не оставлять же без почты, в конце концов. Вы не виноваты, что далеко…

– Да, без новостей худо, – согласилась госпожа Лиден, косясь на небольшую сумку, брошенную гостем у вешалки-рогатины. – Эх, всегда завидую, глядя на ваши сумы…

– Безразмерные торбы-то? Так там попробуй чего найди. Хотя удобно: и веса не чувствуешь, и не тащить с собой такую вот кипу… На каждого жителя по четырнадцать листков да ещё письма, это вам не хухры-мухры!

– Хоть бы раз увидеть эти мухры, чтобы узнать, что они из себя представляют, – хмыкнула госпожа Лиден, возвращаясь в кресло. – Что-нибудь интересное в королевстве стряслось?

– Ой, и не говорите, госпожа! Страсти-то какие!

– Что ещё?.. Юная лэн, не думайте, что я этого не вижу!

– Ну не хочу я это есть! – заныла девочка, уже подкравшаяся к мусорному ведру с наполовину полной тарелкой в руках.

– Ладно, выбрасывай, горе моё. И коням ведь не скормишь, с вареньем-то… Так какие страсти?

– Вот вроде спокойная неделька выдалась, – нетерпеливо продолжил почтальон, – ну, кроме двух ограблений на тракте… Что-то разбойники в последнее время расшалились: вроде не было, не было, а тут вдруг никакого сладу с ними… А сегодня в утреннем листке такое написали! Аж печатни раньше открыли, чтобы нам с собой свежие выдать! А то как же, все знать будут, а деревенские нет? Я сам как увидел, так и обмер!

– Не томи душу, что случилось?

Оттягивая момент, парень прихлебнул чаю из тёплого рыжего блюдца.

– На короля покушение было, – трагическим шёпотом возвестил он.

Раздался громкий «бульк»: это Лив уронила опустошенную тарелку из-под каши в таз с водой, и взметнувшийся фонтан брызг украсил блестящей россыпью капель её тёмную макушку.

– Мама дорогая, – довольно-таки равнодушно откликнулась госпожа Лиден. – Но жив, конечно?

– А вы почём знаете? – протянул почтальон обиженно.

– Иначе сказали бы «убит», а не «покушение».

– Ну да, – разочарованно подтвердил парень, вновь потянувшись к блюдцу. – Жив.

– И кто же этот неудачник?

– Да герцог какой-то. Молокосос чуть за двадцать. И деньги есть, и власть, вот что ещё ему надо? Ан нет, пошёл короля убивать! Как же его… Броселианский, кажись…

– Что?!

Кресло угрожающе скрипнуло – и почтальон невольно вжал голову в плечи, когда старушка, ещё миг назад выглядевшая полной противоположностью слова «опасный», метнулась к гостю с лицом ведьмы, опаздывающей на шабаш.

– Листок! Быстро! – рявкнула госпожа Лиден, нависнув над парнишкой. – И вообще всю почту вытаскивай!

– Я не…

– Тиф в Фар-Лойле! Одни мы не болеем – на отшибе, зараза не дошла! Что, по больным пойдёшь?

– Т-тиф? – лицо почтальона успело пожелтеть, посинеть и позеленеть, прежде чем кожа его избрала оттенок благородной бледности. – Но…

– Думаешь, вру? Иди проверь!

Парнишка, спотыкаясь, бросился к сумке. Вытащив нужный листок, протянул тот старушке, вырвавшей бумагу из его трясущейся руки.

– Спасибо за гостеприимство, – пробормотал почтальон, вываливая кипу конвертов на дощатый пол. – Я это… того.

Сухо бросив «счастливого пути» в закрывающуюся дверь, госпожа Лиден заперла кухню на засов и нашарила очки на столе.

Непривычно тихая Лив мышкой скользнула за спину летописицы.

Некоторое время обе – старушка и девочка – пробегали взглядами по печатным строкам.

– М-да, – наконец изрекла госпожа Лиден. Грудь её тяжело вздымалась. – Какого дамнара…

– Таша в опасности, да? – прошептала Лив.

Старушка швырнула на стол листок.

На пиктуре посреди страницы стояли подле пустого трона светловолосая девушка – и мужчина в чёрном, накидывающий ей на шею зачарованный амулет.

– Теперь – да.

* * *

Есть много способов быстрого пробуждения человека, упорно не желающего пробуждаться. Первое место по эффективности и неприятности Таша всегда делила между снегом за шиворот и холодным душем.

Этим утром она прибавила к данным способам ещё один: когда твою тёпленькую пятку щекочут ледяными пальцами.

Отчаянно жмурясь, Таша попыталась пнуть наглеца, посягнувшего на её сон, однако ногу ловко перехватили за лодыжку; на сей раз чью-то холодную руку и её кожу милостиво разделила плотная ткань юбки.

– Доброго дня, моя королева.

Таша нехотя разомкнула веки.

Алексас примостился на краешке сиденья. Разрумяненный, улыбающийся. Он не щурился на бившее в окна кареты солнце, и, отражая золотые лучи, глаза его сияли.

– Что, приехали?..

– Да, и день чудесный. – Бесцеремонно уложив Ташины ноги к себе на колени, Алексас натянул повыше носок, который прежде наполовину стащил с девичьей ступни, и принялся обувать её в сапожки. – Как в песне поётся: «Проснулось всё, проснись и ты, красавица моя!»

– Где мы? – спросила Таша, оторопело наблюдая за его действиями.

– На постоялом дворе. Комнату я уже снял.

– И уже не утро, верно? – уточнила Таша, оценив цвет солнечных лучей.

– Пара часов до закрытия мастерских у нас есть.

Зевнув, Таша села, потянулась за курткой, – но ту перехватили раньше, немедленно накинув ей на плечи.

– Идём. Умоешься, перекусишь, и отправимся в мастерскую. – Алексас протянул ей сумку. – Время терпит.

Пока он распахивал дверцу кареты, Таша могла думать только о том, что раньше натягивать на неё сапоги Алексас бы не соизволил. Джеми – тем более.

Впрочем, возможно, в каждом из двух братьев было достаточно желания заботиться о нежных юных девах, чтобы в результате их слияния проявился подобный побочный эффект.

Перейдя двор, хрустящий свежим снежком, они вошли в белокаменное здание трактира. Комната оказалась на втором этаже – светлая и уютная, с двумя кроватями и азалиями, розовевшими в горшочках на окне; на стене висело зеркало, которое Алексас предусмотрительно закрыл пледом, стащенным с постели. Надолго, впрочем, внутри не задержались. Таша лишь умылась и сжевала кусочек хлеба с сыром, запив чаем, после чего вступила в непродолжительную борьбу с Алексасом за право одеться самой.

Битва была проиграна: ей не только застегнули куртку, но и надели на неё шапку, подали варежки и завязали шарф на шее в два оборота.

– Да что на тебя нашло? – проворчала Таша, когда они вышли из трактира. Шагали снова под руку: если во дворе золотился снежок, то на брусчатой дороге образовался гололёд, коварно присыпанный белой крупой.

– Мне нравится заботиться о тебе, – удивительно бесхитростно ответил Алексас. – О ком ещё мне нынче заботиться?

Слова кольнули больнее, чем Таша могла ожидать.

– Может, прикажешь к тому же сидеть в высокой башне у оконца, пока ты будешь вести расследование и свершать великие подвиги в мою честь?

Она надеялась, что сумела скрыть смущение за сарказмом. И вместе с тем понимала: если забота о ней немного умерит для Алексаса горечь осознания, что о младшем брате он не позаботится уже никогда, пусть хоть с ложечки её кормит.

…никаких никогда, Таша. Всего пару дней, пока вы не встретитесь с Ароном.

– Между прочим, истинные особы королевской крови именно так и поступают. Привыкайте, моя королева: когда сделаетесь Морли-малэн, вам и нос самой вытереть не дадут. Служанка с носовым платком всегда будет ждать наготове.

– Не будет у меня никаких служанок.

– Мне кажется или я слышу интонации Лив?

Таша безмолвно отвернулась.

Броселиан разительно отличался от Арпагена. Белые домишки в два-три этажа казались игрушечными; широкие улочки вымостили светлым камнем. Мягкое вечернее солнце окрашивало бледной охрой заснеженные крыши, над которыми пряли ниточки дыма каминные трубы. Закутанные прохожие шли по своим делам так неторопливо, как никогда не ходят жители больших городов.

Таша опустила натянутый по нос шарф – ей стало трудно дышать, – и мороз немедля тронул щёки щипучей рукой.

– Зачарованный лес ведь рядом с Броселианом, – произнесла она, вспомнив свои детские уроки краеведения и тканевую карту, расстеленную на полу. Слова обернулись облачками пара, мгновенно истаяв в прозрачном солнечном воздухе.

– Да.

…Зачарованный лес был ещё одной из Ложных земель. Как Равнина с Криволесьем.

И про это место сложили даже больше легенд, чем про другие.

– Так вот почему ты говорил о феях?..

– Именно.

– Зачем нам к ним?

– Глоток воды из магического источника фей избавит тебя от действия всех чар и заклятий, когда-либо на тебя наложенных. От любых магических вмешательств. Кроме того, он наделит тебя пожизненным иммунитетом против слабых и средних чтецов сознаний, а также устойчивостью к заклятиям с первого по пятый уровень.

– Звучит неплохо, но зачем оно нам?

– Ты ведь опасаешься, что подарок Советника с подвохом. Не отрицай. Вода фей поможет тебе противостоять магии, которую в него заключили… если туда заключили иную магию, кроме пространственной.

Вспоминая легенды, сложенные о Зачарованном лесе, Таша покачала головой:

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Криволесье и Равнину ты покинула благополучно. Зачарованный лес, пожалуй, опаснее их, но не думаю, что он будет представлять опасность для тебя. – Алексас подвёл её к крылечку одного из домов. – Однако прежде у нас есть дело поважнее.

Таша вскинула голову, разглядывая вывеску подле двери: деревянную дощечку украсили резьбой так буйно, что надпись «Резных дел мастер О. Герман» не сразу можно было заметить. Рядом с надписью виднелось клеймо изготовителя: резак с обвивавшей ручку змейкой.

То же, что вчера Таша обнаружила на ножке кубка.

Алексас толкнул дверь, и та отозвалась возмущённым звоном потревоженного колокольчика.

Приёмная мастерской, обитая деревянными панелями, была заставлена образцами работ: от крошечных костяных фигурок на полках до громоздкого комода, приткнувшегося в углу и являвшего взору поляну с танцующими феями, вырезанную на дверцах. Парень за конторкой играл сам с собой в крестики-нолики.

– Добро пожаловать в мастерскую Олеангра Германа, – заслышав колокольчик, пробубнил он без всякого энтузиазма, не поднимая головы. – Что вас интересует?

Стягивая шапку, Таша соображала, почему его голос кажется ей знакомым. Вгляделась в парня получше – и неверяще охнула:

– Гаст?

Тот наконец поднял лицо: симпатичное, зеленоглазое, обрамлённое тёмными кудрями. Родное.

– Таша?!

Мигом соскочив с высокого стула, друг детства бросился к ней.

– Таша, Ташенька! – Гаст ошеломлённо сжал её в объятиях, и девушка ощутила силу его рук даже сквозь плотную куртку. – Живая! Что ты тут делаешь? Куда летом убежала? Я тебя искал, но…

…радость пришла всего на мгновение, – чтобы уступить место стыду.

Она так и не нашла его. Даже не попыталась найти. И лишь совпадением обязана тому, что они всё-таки снова встретились.

– Если расскажу, не поверишь, – буркнула Таша, неловко обвивая талию Гаста руками в варежках. – Как ты здесь…

Осеклась, вспомнив, что за происходящим пристально наблюдает ещё кое-кто, и оглянулась на Алексаса.

Тот действительно наблюдал. Долгим, очень внимательным взглядом. Не то чтобы прохладным, но даже самый зоркий наблюдатель едва ли отыскал бы в нём теплоту.

– Алексас, это Гаст Онван, – произнесла Таша. – Помнишь, я про него рассказывала? Он мой… друг.

Она собиралась сказать «лучший друг». Но язык, который легко повернулся бы для этого ещё летом, отказался выговаривать явную ложь.

…Гаст перестал быть её лучшим другом с тех пор, как Таша сбежала из Прадмунта. И тот, кто занял его место, сейчас стоял за её спиной.

– Так-так. – Алексас прикрыл глаза. – Гаст… Племянник отца Дармиори. Наслышан. – Взглянув на Гаста, юноша усмехнулся. – И что же ты делаешь в Броселиане?

От этой усмешки веяло холодком надвигающихся зимних сумерек – и Таша не могла осуждать Алексаса за это. В конце концов, все его воспоминания об отце Дармиори сводились к тому, что этот человек пытался сжечь их с Ташей заживо.

Из-за племянника, теперь взиравшего на Алексаса опасно суженными глазами.

– А ты ещё кто такой? – не слишком любезно поинтересовался Гаст.

– Ташин друг.

– Друг? – Тот окинул неприветливым взглядом лицо с тонкими чертами, долговязую фигуру, плащ с меховой оторочкой и щегольской вышивкой серебром, накинутый поверх куртки из дублёной чёрной кожи. – И как же вы подружились?

– Откровенность за откровенность, – откликнулся Алексас спокойно. – Сначала ты свою историю поведай, а потом и я свою расскажу.

– Как ты оказался здесь? – настойчиво подхватила Таша.

Гаст опустил взгляд на требовательные глаза подруги, и лицо его смягчилось.

Пощёлкав пальцами, он прошёл по обшарпанному паркету к двери. Открыв её, перевернул табличку с той стороны так, чтобы посетителей встречала надпись «Закрыто».

Задвинул засов и, широким жестом предложив гостям сесть на лавку у стены, примостился туда же.

– Когда ты исчезла, я отправился тебя искать. Дядя говорил, вы с Лив убили свою мать и сбежали… говорил, что вы оборотни. Но я не поверил. И чтоб ты маму убила… В общем, я понял, что с тобой что-то случилось. Может, похитил кто. Я забрал из вашего дома одну из твоих книг… знал, что по вещи, которую часто в руках держали, маги вроде как обычно могут владельца найти… украл деньги у отца и поехал в Нордвуд. Лошадь брать не решился, она семье нужна. Так что на своих двоих… а там добрый человек на повозке подвёз. – Гаст сложил ладони на коленях, нервно тиская одной рукой пальцы другой. – В городе разыскал колдунью и попросил тебя найти. Колдунья сидела с книжкой за зеркалом, сидела, а потом и говорит: мол, можешь попрощаться со своей подружкой, не вижу я её. Либо мертва уже, либо кто-то очень сильный в плену её держит, не даёт увидеть. Только расстелила карту и ткнула пальцем в Равнинную. Чутьё колдовское, мол, ей подсказывает, что где-то здесь ты… ну я и поехал. – Гаст облизнул сухие, потрескавшиеся от мороза губы. – Направился в Арпаген, решил там к колдуну обратиться. Думал, может, поближе к тебе чары и подействуют… Ехал долго, хорошо ещё, караван подвернулся, с собой взяли. Когда прибыл, на улице решил заночевать – деньги сберечь хотел… а тут на́ тебе – стражники! В тюрьму за бродяжничество на три дня отправили. Сказали, это на первый раз, дальше хуже будет. Вышел я, пришёл к колдуну… а тот говорит, что вообще почувствовать тебя не может. А это значит, ты либо на Ложных землях, либо, что скорее, – парень сглотнул, – мертва.

Таша опустила глаза, не в силах видеть на его лице даже тень отчаяния, что друг испытал в тот момент.

– Я решил, что дело всё-таки в Ложных землях, – продолжил Гаст, помолчав. – Мало ли куда тебя занесло. Но деньги отцовы я все извёл на эти два визита… услуги колдунов стоят недёшево. Решил, пока не отработаю их, чтобы вернуть, домой не поеду. И пока на третий визит к колдуну не заработаю, чтобы таки выяснить, что с тобой. На фонарном столбе увидел объявление, что требуются резчики в мастерскую Олеангра Германа. Арпагенский филиал. Я и пошёл: выреза́ть вроде умею, чего не пойти? Меня взяли, сначала топорную работу делать, потом всё тоньше, тоньше… учили… Отец в конце концов меня нашёл – тоже к колдуну в Нордвуде обратился. Домой уговаривал поехать. Но я ему то же самое сказал: пока долг вернуть не смогу, и сам не вернусь. Да и, если честно, мне в городе с деревом работать нравилось больше, чем в Прадмунте балбесничать. Отец вроде понял, только просил матери письмо передать и связь с ними через зеркало держать.