Руки Орлака

Господин де Крошан, не пропускавший ни одного спиритического сеанса, из скромности хотел было удалиться, но отец и сын в один голос его от этого отговорили.

– Вот те на! – воскликнул нотариус, когда Стефен ввел его в курс своих неприятностей. – Стало быть, мсье возобновил обучение…

Они провели в гостиной около часа: если поборники лаконичности начинают говорить, остановить их невозможно. Злобный старик, не стесняясь, изливал душу – быть может, даже не столько из-за того, что его когда-то ослушались, сколько из-за того, что он на протяжении многих лет считал себя обманутым. Слава Стефена стала позором этого жалкого гордеца. Теперь сама судьба признавала его правоту, и, даже не думая о том, что спустя какое-то время судьба вполне может переменить свое мнение, он ликовал, не зная в этом ни меры, ни пощады.

Между тем шевалье встал позади Орлака-старшего и принялся корчить разные гримасы, эзотерический смысл которых Стефену никак не удавалось постичь. В конце концов он догадался лишь, что настаивать не следует, что отказ не будет иметь особого значения, так что в конечном счете, порядком измученный, охваченный безудержным желанием открыть дверь и надрать уши жене Крепена, которая, как он подозревал, подслушивала через замочную скважину, встал, с холодной яростью обнял отца и, не дожидаясь заключительной части обличающей диатрибы, внезапно лишил его аудитории.

Старик уже начал было бранить шевалье, но тот, проскользнув за спину Стефена, шепнул ему на ухо:

– Завтра он женится!

На лице молодого человека отразилось такое удивление, что шевалье, опасаясь, как бы он не вскрикнул, громко закашлялся, чтобы заглушить это возможное восклицание.

– Дирижер! – пояснил он. – Дирижер!

– Да? – переспросил Стефен, уже выходя из особняка. – Тогда все в порядке. Но знали бы вы, мой император, сколько мне довелось пережить тревог!..

На улице было темно. Ни одна звезда не показалась ему достаточно яркой для того, чтобы быть его звездой.

Глава 11

Осязаемый призрак

Подходящая квартира наконец была найдена – на бульваре Монпарнас, на седьмом этаже. Она понравилась Стефену обзорным видом, открывавшимся из окон, наличием клетушки, которую он намеревался превратить в комнату рук, и близостью улицы Асса.

Была назначена дата переезда.

Несколькими днями ранее жилище на улице Гинемера стало свидетелем последнего, но отнюдь не самого малопримечательного эпизода этого странного приключения.

Был час ночи. Стефен, только что вернувшийся из «Пурпурного концерта», пребывал в возбужденном состоянии, а Розина что-то шила в курительной комнате при свете лампы, покрытой искусно расписанным шелковым абажуром.

Часом ранее, устав доверху набивать ящики массой мелких предметов, она прошла в спальню и разделась, предварительно поместив в сейф, как она это делала каждый вечер, акции угольного предприятия, которые в один прекрасный день должны были подняться в цене до ста тысяч франков, но в данный момент могли быть проданы лишь за восемнадцать тысяч. Она уже распустила свои прекрасные волосы, когда вдруг вспомнила, что, складывая ящики, зацепилась юбкой за гвоздь и в ней образовалась небольшая прореха. Почти обрадовавшись занятию, которое позволило бы ей дождаться возвращения Стефена, она надела восхитительный светлый пеньюар и отправилась зашивать дыру в курительную комнату, уже больше не беспокоясь о ценных бумагах. По правде говоря, мысль о них промелькнула в ее голове, но с тех пор, как она решила держать их при себе, ей доводилось раза два-три выпускать их из виду, и ничего спектрофелического или инфракрасного не случилось.

К тому же курительная комната была смежной со спальней.

Из обеих можно было выйти в широкий коридор – лучше сказать, галерею. Они не соединялись между собой напрямую, но, оставив открытыми двери обеих, что Розина и сделала, можно было прекрасно слышать в одной, что происходит в другой.

Занимаясь шитьем, Розина улыбалась. Муж вернулся в прекрасном расположении духа, удовлетворенный своей новой работой, радуясь возвращению к музыке.

Из комнаты рук доносилось гудение электризатора. Стефен никогда не ложился, не подвергнув ладони микротоковой терапии.

Хотя эта комната рук располагалась в другом конце коридора, хотя она все еще была обита мокетом[51] и задрапирована занавесками, гудение электризатора было достаточно громким для того, чтобы перекрывать легкие шумы, даже более близкие. Погруженная в мечтания, Розина не отдавала себе в этом отчета.

Она слишком поздно заметила, что вокруг уже не царит абсолютная тишина, ее лучшая помощница.

Резко вскинув голову, она застыла, словно восковая фигура…

Этот скрежет, который она только что уловила, был ли он первым? Или же в спальне кто-то орудует уже какое-то время?..

Лампа освещала лишь уголок комнаты. Остальная часть утопала во мраке. В коридоре тоже было темно.

Розина бесшумно встала; скрежет возобновился.

Ее план был отважным: на цыпочках подойти к двери спальни, там, повернув выключатель, залить комнату светом, увидеть, узнать и предотвратить; но все это необходимо было осуществить так, чтобы ни единый ее жест не произвел даже легкого колебания воздуха, ни единый шаг не вызвал скрипа половиц, ибо непрошеного гостя нужно было застать врасплох и при этом не испугать Стефена. К счастью, пол был покрыт коврами – толстыми, благословенными, приглушающими любые звуки! Стефен из-за гудения электризатора ничего не услышит. Что же касается этого самозванца…

Она продвигалась, словно по тонкому льду очень глубокого озера, в среде еще более плотной, чем вода, расставив руки в стороны на манер эквилибриста, чем-то напоминая канатоходку, двигающуюся по проволоке.

Пока она шла, очевидные факты и предположения сменяли друг друга в ее мозгу с той головокружительной скоростью, с которой мысли несутся в критические моменты.

Неужели сейчас она снова увидит Спектрофелеса? Он ли это или же какой-то его сообщник? Призрак? Или человек? Но тогда человек «поддельный», инфрапокрасневший?.. Да и опять же, как он проник в спальню? Там никого не было, когда она выходила оттуда. После кражи украшений она всегда перед сном заглядывала под кровать, за занавески – словом, осматривала всю комнату; так она сделала и сегодня, всего час тому назад!.. Никто не воспользовался возвращением Стефена, чтобы пробраться в квартиру. Никто не мог проскользнуть вслед за ним, потому что, когда он вернулся, она сама была в коридоре – она, Розина, способная видеть то, чего не видел никто!.. Хотя ее враг раз за разом демонстрировал свою изворотливость, хотя являл ее глазам и уму новые и новые доказательства того чудесного дара, который позволял ему проходить сквозь самую плотную материю, – удивление Розины не уменьшалось.

Но на сей раз, чувствуя, что она может застичь противника врасплох, в предвкушении битвы уже не столь неравной, как прежде, мадам Орлак была преисполнена беспримерного хладнокровия.

Она переступила через порог курительной комнаты.

Напротив луч света указывал расположение комнаты рук. Электризатор бодро гудел. Стало быть, со стороны Стефена опасаться было нечего.

Двери курительной комнаты и спальни находились в трех шагах одна от другой. Сдерживая дыхание, Розина достигла порога спальни. В комнате царила непроглядная тьма. Но в глубине, справа, раздавались слабые, едва различимые шумы. Естественно, шкаф! Сейф для ценных бумаг!

Если грабитель не был призраком, он мог выйти лишь через единственную дверь – дверь, у которой стояла, медленно протягивая руку вдоль деревянной панели к выключателю, Розина!

Наконец она нащупала его и повернула резким движением – так спускают курок наведенного на кого-либо револьвера. Послышался легкий щелчок…

Но свет не загорелся. И темнота, вдруг лишившаяся всех своих звуков, сделалась угрожающей.

Захваченная врасплох, Розина содрогнулась. Уж не сбежит ли тайком это невидимое существо, встревоженное щелчком, через стеклянные окна или каменные стены? Или же, наоборот, ринется к двери?..

Инстинкт самосохранения толкал ее в коридор, подальше от двери… Но прежде чем она успела отскочить в сторону, нечто ужасное вцепилось в нее стальной хваткой: одна огромная рука зажала ей рот, в то время как вторая втащила ее в спальню.

В мгновение ока ее сбили с ног, сунули в рот кляп, связали по рукам и ногам – короче говоря, нейтрализовали.

Нейтрализовали? Нет! Конечно, она была обездвижена, рот ее был заткнут кляпом, кромешная мгла не позволяла что-либо видеть, но если загадочный геркулес не оглушит ее мощным ударом, если она не окажется без сознания, то услышит, как он будет удаляться, этот злоумышленник, не способный проникать сквозь твердые материи, это живое существо, не сумевшее бесшумно пройти по квартире, этот человек, который только что к ней прикоснулся и к которому можно было прикоснуться, человек, обладавший осязаемым, крупным, грузным телом! Ничто не мешало Розине слышать!

Как бы то ни было, все ее нервы напряглись в ожидании еще одного оглушительного удара… То было единственное ее опасение, ибо, если бы нападавший хотел ее убить, он не стал бы связывать ее и затыкать ей рот тряпкой – просто задушил бы ее своими могучими, напоминавшими стальные щипцы руками, прежде чем она успела бы вздохнуть.

Храбрая женщина даже не пыталась кричать. Кто бы ее услышал? Стефен, и никто другой. Но что смог бы Стефен сделать с этим неизвестным силачом? Ничего. Вероятно, злодей это знал, однако же для пущей надежности заткнул Розине рот кляпом, ибо Давид мог бы убить Голиафа пулей из браунинга точно так же, как убил выпущенным из пращи камнем!..

Нового удара, с такой опаской ею ожидаемого, все не было…

Она слышала скрежет у шкафа, какой-то звон… Грабитель занимался своим делом, явно не желая уходить, его не закончив. Покидать квартиру через дверь он явно не собирался. Розина потревожила его, но и только. От этой помехи он избавился. И обездвижил он ее не для того, чтобы сбежать. Однако же ему нужно будет как-то покинуть эту комнату…

Розина внимательно прислушивалась и напряженно вглядывалась в темноту, убежденная в том, что если она проникнет в тайну его ухода, то сделает большой шаг к установлению истины.

Тот, кто копался в темноте в шкафу, не смог бы улизнуть тайком, как Спектрофелес, ни обликом (ибо Спектрофелес был окружен светящейся каймой), ни бесшумностью которого он не обладал. Возможно, это и был Спектрофелес, но под другой личиной; и если только он не вернет себе свое призрачное состояние, чтобы выбраться из комнаты, ему не удастся это сделать без того, чтобы какой-нибудь шум выдал секрет этого чуда или уловки.

Доли секунд казались минутами. Розина, уже не отдававшая себе отчет в том, сколько все это длится, побледнела от испуга при мысли, что Стефен, быть может, вот-вот закончит свою электризацию и придет, ни о чем не догадываясь, безоружный и ничего не опасающийся!..

К счастью, машина продолжала гудеть.

Со стороны не доносилось больше ни звука. Неведомый злоумышленник начал перемещаться. Розина поняла это по легкому отзвуку, шедшему от половика.

Вот он, ощупывая комод, наткнулся на шкатулку и зеркало.

Слушай, Розина, слушай!

Он приблизился, задел ногой локоть жертвы. Что-то прошмыгнуло внизу, совсем рядом. (Так он все-таки намеревается уйти по паркетному полу?) Ха! Розина даже не сомневалась, что узнает что-то новое! Где-то неподалеку, на уровне ковра, послышалось механическое жужжание, мрачный гул какого-то аппарата, урчание крутящихся шестеренок…

Вдруг она резко дернулась. Громовая и внезапная, в ушах у нее заиграла адская музыка. И то была «Фантазия» Листа, когда-то исполненная Стефеном. Она слышала ее так же отчетливо, как если бы была заключена в самом рояле.

Странность науки и промышленности! Мог ли, исполняя у братьев Тапе это произведение покойного венгра, Стефен Орлак представить себе, что когда-нибудь в будущем оно так оглушит Розину!..

Все надежды испарились. Проклятый граммофон, словно беруши, лишил несчастную молодую женщину способности слышать! Неистовствующий рояль и исступленный оркестр будто растянули шумовой экран, закрыв от нее бегство грабителя. Ей ничего не удастся узнать! Спектрофелес – или кто-то из его банды – все же сумел ее устранить. Это был, если можно так выразиться, граммофон Фуальдеса![52]

Вынужденное прослушивание длилось недолго. Внезапно Розина увидела, как зажглась электрическая люстра. Стефен, уже остановивший граммофон и только что вбежавший в комнату, склонился над ней.

– Что здесь случилось? – повторял он, вытаскивая из ее рта кляп, который оказался батистовой сорочкой, взятой из шкафа, и развязывая путы, в которых Розина узнала шнуры от гардин.

Кроме нее и Стефена, в комнате не было ни души.

– Ты никого не видел? – спросила Розина, все еще сидя на ковре.

– С тобой все в порядке? – взволнованно проговорил Стефен.

– Да, все в порядке. Но ты не видел, чтобы кто-то выходил отсюда, пересекал коридор, открывал входную дверь или убегал через кухню?

– Да нет, я никого не видел.

– Это ты включил здесь свет?

– Вовсе нет. Я услышал граммофон; это меня удивило; я открыл свою дверь; спальня была освещена, я заметил тебя, лежащую на полу, бросился сюда… Тут никого не было!

– В коридоре было темно, – сказала Розина. – Грабитель прятался там. Так как электрический счетчик расположен рядом с входной дверью, должно быть, он снова включил ток, прежде чем сбежал.

– Ток? Но, Розина, моя-то лампа не переставала работать!.. И потом, я ничего не слышал!

Розина нахмурилась. Она уже ничего не понимала. Факты в который уже раз окутаны тайной.

– Нужно поискать, – заявил Стефен.

Молодая женщина с сомнением покачала головой. Они обошли квартиру, спустились и поднялись по парадной и служебной лестницам. С револьвером в руке осмотрели все укромные места и закоулки. Тщетно. Везде царили тишина и покой, и если что-то принимало загадочный вид, то лишь потому, что так того хотело их воображение.

Они вернулись в спальню.

– Нас обокрали? – спросил Стефен. – Думаешь, этому грабителю хватило времени обчистить шкаф? Нужно взглянуть… В любом случае сейфы целы и невредимы – это уже хороший знак.

Печальная ситуация для милой Розины! Как Стефен отнесется к их разорению?.. Совладает ли с новой депрессией?.. С другой стороны, он подаст заявление – этого избежать никак не удастся. Но как тогда объяснить полиции, что украшения были украдены раньше, чем акции, что она знала об этой первой краже, но ничего не сказала?.. Простит ли ее Стефен за то, что из любви она скрыла от него это происшествие?

Ключи лежали на месте, в тайнике письменного стола эпохи Директории. Вор ими не воспользовался или же – что казалось более сомнительным – вернул их на место.

– Ты вся дрожишь, – сказал Стефен. – Дай я открою.

Он взял ключи.

Ее действительно всю трясло. Наступила реакция, и Розина, такая храбрая в минуты опасности, такая мужественная перед лицом настоящей угрозы, была беззащитной перед возможными несчастьями, превратностями, которые она смутно предчувствовала, необъяснимыми страхами. Даже наткнувшись на вооруженного ножом бродягу, она не потеряла бы хладнокровия; но теперь, имея дело с непонятной угрозой, знаком, призраком, Розина чувствовала, как силы ее оставляют, и видела все в черном свете.

«Какой же я была дурой, что не оставила акции при себе!» – думала она, опираясь на спинку кровати.

– Чудесно! – воскликнул Стефен. – Бумаги на месте! В принципе я так и предполагал, поскольку замок не был взломан.

Акции оказались на месте!

Розина даже не подумала скрывать свою радость (к которой, впрочем, примешивалось и немалое удивление): в душе ее возродилась надежда на то, что она еще сможет скрыть от Стефена пропажу украшений.

– Ну разумеется, – сказала она. – Второй можешь даже не открывать – там будет то же самое. Как видишь, к нему этот тип тоже не притро…

Она прервалась на полуслове, завороженно уставившись на нечто, находившееся на комоде.

Ее блуждающий взгляд наткнулся на небольшую рамку из красного дерева, стоявшую между зеркалом и шкатулкой. В эту рамку была вставлена фотография мамаши Моне. Но сейчас тот, кого Розина в ней видела, никоим образом не походил на славную торговку музыкальными принадлежностями. То был портрет высокого и худощавого мужчины, прямого как палка, облаченного во все белое…

Едва передвигая ноги, она подошла к комоду, схватила рамку и спрятала на груди.

Стефен не заметил этого. Из сейфа для украшений он вытаскивал одну вещицу за другой: жемчужное колье, серьги с бриллиантами, броши, фибулы…

– Похоже, тут тоже все на месте, – сказал он. – Хочешь сама проверить?.. Но что это с тобой?

Как ей было описать свое состояние?.. Эмоции обрушивались на нее, словно лавина камней. Уж не сном ли было все это?.. Не проживала ли она наяву одну из сказок «Тысячи и одной ночи»?.. Спектрофелес вернул драгоценности!..

– Гляди-ка! Мои перстни! – воскликнул Стефен. – Не видел их со дня катастрофы. Думал, они куда-то запропастились.

Он надел их на пальцы.

Розину вдруг охватил суеверный страх. Эти украденные, а затем возвращенные украшения… что с ними делали в интервале между кражей и возвратом? Какие научные или зловредные манипуляции они претерпели?

– Зачем ты снова надел эти перстни? – проговорила она так естественно, как только могла. – Разве они не будут тебе мешать во время массажей и постоянных упражнений?

– Ба! Да я их сниму, когда будет нужно. Просто я так рад снова видеть мое обручальное кольцо!..

Он полюбовался тем, как сверкает этот символический предмет, а затем обнял жену и нежно притянул к себе. Розина почувствовала, как рамка врезалась в тело.

Настаивать на том, чтобы Стефен снял перстни, было бы неловко. К тому же в опасениях молодой женщины относительно обручального кольца и перстня с печаткой присутствовала и доля романтики; она признавалась себе в этом и немного стыдилась того, что никак не может эти страхи прогнать.

Высвободившись из объятий мужа, она сказала:

– Мы не заперли на засов служебную дверь. Пойду схожу.

– Я с тобой. Кто знает, что может случиться?

Кухня, чистая и аккуратная, выглядела вполне безопасной. Розина, сделав вид, что инспектирует шкаф, сунула чудесную рамку за чашки для шоколада.

На обратном пути ей вздумалось взглянуть на электрический счетчик.

Гарантийные пломбы были неповрежденными. Розина запустила систему, которая погасила и снова зажгла все лампы коридора и комнат, в том числе спальни. Счетчик работал прекрасно.

Тогда Стефен осмотрел выключатель в спальне и не обнаружил ничего подозрительного.

– Хотелось бы мне знать, зачем этот тип приходил сюда! – сказал он.

– Мне тоже, – добавила Розина не слишком уверенным голосом.

– Завтра утром схожу в прокуратуру.

Этого-то она и боялась. Начнется расследование, и ей снова придется солгать – солгать под присягой, дать ложные показания, – чтобы скрыть кражу драгоценностей… А вдруг в результате расследования факт этой кражи будет установлен?.. А вдруг эта кража, возврат украшений выведут полицию на след банды «инфракрасных» и ее непостижимого главаря?.. Не опасно ли привлекать внимание к преследователям Стефена?.. Не привлекут ли они таким образом внимание к самому Стефену?.. Похоже, он этого не осознает. Но спокойствие, которое он демонстрировал, могло быть и наигранным. Возможно, он и сам дрожал за этим фасадом. Возможно, он и сам был испуган этой демонстрацией, в которой внезапно так отчетливо проявилось могущество его врагов. Не зная о краже и возврате украшений, он видел в случившемся лишь враждебное действие, угрозу, знак, но и этого, вероятно, оказалось достаточно, чтобы он преисполнился беспокойства.

Не глядя на мужа, Розина с наигранной беззаботностью сказала ему:

– Ты что, действительно полагаешь, что нужно подать заявление? И что мы в нем напишем? Что кто-то пробрался в нашу квартиру? Но как это доказать?.. Знаешь, я думаю, что вмешивать в наши дела полицию все-таки не следует.

– Завтра посмотрим, – ответил Стефен после небольшой паузы.

Говоря с ним, Розина возвращала в сейф украшения. Она тщательно ощупала дно и металлические стенки…

К одной из них «прилепилась» визитная карточка.

Содрогнувшись при мысли, что Стефен мог ее обнаружить, Розина успела прочесть: «Банда „инфракрасных“» – и спрятала карточку среди драгоценностей.

Между тем Стефен спал довольно беспокойно. Розина об этом узнала, так как сама и вовсе в ту ночь не уснула. Сверхъестественное было для нее в каком-то роде неудобоваримым.

Но зачем так сильно желать, чтобы все эти вещи были сверхъестественными – или, скорее, необычайными, ибо понятие «сверхъестественное» предполагает не-существование в области реальности? Почему бы не поискать как следует естественное объяснение?..

Она искала его, но не находила и постоянно возвращалась мыслями к научным феноменам, для большинства людей все еще непонятным.

Она решила, что попросит Режину спать не в комнате для прислуги, а в одной из хозяйских комнат. Эта девушка обладала решимостью и способностью мыслить здраво. Будь она здесь, возможно, успела бы заметить, как именно сбежал неизвестный грабитель.

Несмотря на «коллективную» визитную карточку, Розина практически не сомневалась в том, что банда «инфракрасных» представлена одним-единственным бандитом. Одним-единственным, причем таким, который мог скрыться лишь под прикрытием шума. Граммофон был тому доказательством. Однако… Да нет же! Граммофон ничего не доказывал! Возможно, этот тип использовал аппарат для того, чтобы она поверила, что его уход не может быть бесшумным, тогда как именно таким он и был! Весьма изощренная уловка!..

Привести здесь все догадки, терзавшие Розину Орлак этой бессонной ночью, мы бы и не смогли.

Ее тщетную ажитацию прервала Режина.

Стояло чудесное, солнечное утро. Служанка принесла горячий шоколад. И на подносе Розина заметила рамку, которую ночью спрятала за чашками.

Она выскочила из постели в тот самый момент, когда Режина, нашедшая рамку в кухонном шкафу, попросту ставила ее обратно на комод.

Стефен все еще спал. То был шанс!

Но в рамке из красного дерева теперь было улыбающееся лицо мамаши Моне!

Розина оделась в странном умонастроении. На сей раз, несмотря на светлое время суток, несмотря на утреннюю ясность мыслей, думать она могла только лишь о сверхъестественном – или необычайном. Под покровом ночи некто пробрался в ее спальню. Затем, уже при свете, она не обнаружила ни малейшего следа этого злодея – за исключением небольшой фотографии. Она сама вынесла этот снимок из комнаты. И вот теперь не осталось ничего, что свидетельствовало бы о пребывании этого таинственного бандита в их квартире: ни фотографии, ни чего бы то ни было другого…

Спектрофелес, загадочный и ужасный!

Приподняв дорожку, лежавшую сверху на ковре, Розина осмотрела сам ковер: целый и невредимый, нигде не обрезанный, не прожженный, тянулся из одного конца комнаты в другой.

Когда Стефен куда-то ушел, Розина взяла украшения, сожгла карточку банды «инфракрасных» и направилась прямиком к знакомому ювелиру.

Ночью у нее возникли кое-какие сомнения.

– Этот жемчуг – он настоящий? – спросила она у специалиста.

– А как же, мадам! Это тот самый жемчуг, который я продал мсье Орлаку два года тому назад.

– А эти бриллианты?

– Тоже самые что ни на есть настоящие.

Лишь теперь, расслабившись, Розина осознала, как сильно были напряжены ее нервы с прошлого вечера.

– Из чистого любопытства… Сколько бы вы дали за все это? – спросила она.

– Ну… Жемчуг сейчас не в цене, бриллианты – не слишком востребованы… Тридцать тысяч франков, да и то лишь потому, что это вы.

Розина была готова к такому ответу. «Где два – там и три», – промелькнуло у нее в голове, еще когда она шла к ювелиру. Ценные бумаги – раз; предметы искусства – два; украшения – три. Тридцать тысяч вместо шестидесяти пяти! Сплошное невезение!

В тот же день она надела на себя все украшения, желая испытать их возможное влияние. Пряча под маской женского кокетства отвагу, она сказала себе: «Будь что будет!»

Она была готова к тому, что колье вдруг начнет ее душить, браслеты – ломать ей запястья, а перстни – дробить фаланги пальцев. Ей казалось, что она уже чувствует укусы брошек и уколы булавок. Бриллианты представлялись ей двумя головешками, готовыми обжечь мочки ушей…

Но украшения не были заколдованными, и наступивший вечер не принес никаких мучений.

Стефен, напротив, с тех пор стал столь своенравным и мрачным, что Розина даже не знала, что об этом и думать.